Лишь присмотрись

      Адриану Агресту завтра двадцать, и он носит одежду только с длинным рукавом.        Вся эта болтовня про свободу выбора его выбешивает и он решает ее просто: игнорирует. Вопросы, жалостливые похлопывания по плечу, утешения и оправдания — как осколками разбитого стекла по ребрам. Не для него. Нет. Пусть никто не смеет думать об этом!        Не позволяет себе глянуть даже мимолетно, быстро натягивая черную водолазку, закрывает глаза в душе, и носит часы строго на левой руке. Потому что, если для других он в маске, то от самого себя не убежать. Адриан и так близок к тому, чтобы размазывать сопли по лицу от осознания собственной никчемности.        Неполноценности. Звучит как выписка об инвалидности.        Кот Нуар вежливо уходит от вопросов своей Леди, извиняется за свое поведение и тут же пытается ее поцеловать, за что получает весомый отказ переданный путем затрещины с ноги. Это работает, и во взгляде Ледибаг наконец-то пропадают эти беспокойные огоньки. Не хватало только, чтобы и она волновалась за него или того хуже — жалела.        Нет. Ни за что. Он давно не ребенок, справится.        Нуар с тоской смотрит в спину упорхнувшей напарницы.       Адриан больше не ждет.        Потому что не верит.

***

       Маринетт восемнадцать ровно секунду, как на ее правом запястье щекочущим предвкушением начинают проявляться буквы.        — Кто же это, кто?! — вопит Алья на том конце связи. Они обещали, что будут первыми друг у друга, кто узнает это.        — Погоди, пока не разобрать! — хихикает Маринетт, наблюдая, как аккуратные буквы вырисовываются на коже, словно невидимка чертит их пером несмываемыми чернилами. Сердце трепыхается в предвкушении.        — Ну?..        — Сейчас, погоди… А-дри…        Адриан Агрест        — Алло, Маринетт?        — Я перезвоню.        И, не дожидаясь ответа, девушка испуганно откидывает телефон. Потерла глаза. Зажгла свет. Потерла пальцем. Потом губкой.        Ничего не изменилось.        Метка по-прежнему говорит ей о том, что ее родственную душу зовут Адриан Агрест и ни единой завитушки на ошибочное чтение. Маринетт оседает на кровать и теряет связь со вселенной на ближайшие пару часов.

***

      Адриану двадцать с небольшим хвостиком и он идет спать, когда нечто невидимое кусает его за запястье. Быстро. Неожиданно. Больно. И исчезает.        Пока юноша чертыхается в темноте и шарит рукой в поисках кнопки выключателя, метка на его руке полностью проявляется. Адриан нехотя задирает рукава пижамного костюма, ожидая там не увидеть ровным счетом ничего.        Его ничего зовут Маринетт Дюпен-Чен.        Она жива и скорее всего только что достигла своего совершеннолетия, а он просто кретин.        Она где-то есть. Существует. Только для него.        Счастливый вопль раздирает тишину поместья Агрестов.

***

       — О, Господи, святые акумы и мямлязавры! Это же!..        — Я знаю, Алья.        — Но как же так, это же?!..        — Понятия не имею, Алья.        — Это же не розыгрыш, нет?        — Нет, Алья.        Маринетт отвечает на чистом автопилоте, позволяя смуглолицей подруге спросить об этом еще тысячу раз, и даже потереть метку, чтобы удостовериться окончательно.        — Ты хоть понимаешь сколько девчонок мечтают оказаться на твоем месте?        — Да, — вздрагивает Маринетт, прижимая руку к груди, и отводит глаза.        — Я должна это сфоткать. Господи, сколько же лайков наберет эта сенсация, я даже выставлю ее в ЛедиБлоге и…        — Алья.       — …и поздравлю тебя на зависть тем…        — Алья! — рявкнула Маринетт, отчего блогерша в очках испуганно вздрогнула. От кого, но от тихони Дюпен-Чен она не ожидала услышать такого тона. — Не нужно никаких фото. И обещай никому не выдать кто мой соулмейт, пока я сама об этом не попрошу, ладно?        — Почему? — недоумевающе склонила голову Сезер.

***

       — Почему?! — взвыл Адриан, швырнув подушку на пол.        — Эй, парень, не горячись!        — Что со мной не так, а?! Скажи мне, Плагг!        Черный квами вздыхает и отодвигает кусок сыра. Видеть своего хозяина таким подавленным — дурной тон для Хранителя.        — Ша Нуар! Возьми себя в лапы и прекрати истерить, пока Бражник не воспользовался шансом удачно провернуть свои делишки!        — Но…        — Сядь!        У Адриана вздувается жилка на лбу, но юноша в силах справиться с этим и рывком садится на вывороченную кровать, сцепив руки в замок.        — Во-первых, прошло всего девять дней. Ты знаешь, что не всем счастливится оказаться соседями, порой соулмейтам нужно пересекать континенты, чтобы встретиться друг с другом.        Адриан открывает рот, но Плагг предупреждающе вскидывает лапку и юноша вынужденно замолкает.        — То, что имя французское, еще ни о чем не говорит, Адриан, поверь. Во-вторых, не все в этом мире увлекаются покупкой модных журнальчиков и могут знать тебя в лицо, чтобы тут же нестись с признаниями.        В словах квами есть смысл.       — И, в-третьих, попробуй сделать первый шаг сам. Ты сутками торчишь на фотосессиях или в особняке, бедняга, поди, не знает как подойти... если в курсе кто ты, конечно.        Адриан успокаивается и начинает думать. Действительно. Имя на руке греет его душу и впервые за долгие годы юноша засыпает с улыбкой. Вера, истоптанная и избитая, поднимается с колен.

***

       — Ты всё еще молчишь? — обреченно спросила Алья, с легкой завистью глядя на браслет, скрывающий метку Маринетт.        — Да…        — Он ведь ждет тебя.        — Я не думаю, что ему нужно что-то вроде меня, — грустно улыбается девушка, обнимая колени.        — Мари, что ты говоришь! Это же твой соулмейт!        Маринетт знает это. Как и то, что на ее месте должна быть другая: красивая, утонченная, богатая или известная. А лучше всё вместе в одном флаконе — подавать только в шикарной упаковке с королевской родословной в сумочке.        Когда мечты воплощаются в реальность, это становится кошмаром.        Маринетт днем и ночью видит, как она, с дрожащими ногами, неуклюже подходит к своему кумиру и, заливаясь краской, протягивает свою руку. Адриан Агрест сначала непонимающе смотрит на нее, потом догадывается прочитать имя на запястье, а потом с презрением кривится, что его родственная душа оказалась такой. Такой Маринетт Дюпен-Чен, абсолютно неизвестной дочерью пекаря с комнаткой на чердаке и алтарем поклонения своему кумиру. Фотомодель вынужденно пускает Маринетт в свой шикарный особняк и приказывает строго-настрого не выходить из дома, а сам женится на красавице с потрясающими бедрами и высокими связями, пока Маринетт сидит в темнице собственной неудачи. Или, другая фантазия: он принимает Золушку под крыло, принудительно заставив исправить все недостатки от веснушек до коротких волос, приодевает ее в подобающие шмотки, пластика, и Маринетт до конца своих дней собачонкой таскается за своим соулмейтом, жутко стыдясь тех усилий, которые стоили Адриану, чтобы сделать ее достойной его.        Была еще одна фантазия. Самая жуткая.        Что, прочитав ее имя и поняв кто она, Адриан Агрест просто разворачивается и уходит, словно и нет ее. Нет никакой Маринетт, потому что она ему не нужна. Она пустое место. А Маринетт так и стоит в одиночестве в окружении его поклонников и слышит за спиной осуждающий шепот. Как она посмела оказаться его соулмейтом?        — Так, подруга, прекращай сейчас же! Ты перегибаешь палку и делаешь из Агреста какого-то героя-злодея диснеевского мультика!        — Я не могу, Алья! Кто я и кто он?        Возможно, приди она к Адриану в костюме Ледибаг, она ощущала бы себя куда комфортнее.        — Маринетт, просто возьми и признайся!        — Нет!        — Мари!        — Нет!        — О, смотри, он уже сам ищет тебя, — вдруг подскочила подруга, расплываясь в улыбке. Девушки склонились над экраном ноутбука, где в твиттере Адриана Агреста появилась новая запись, всего за минуту набравшая четыреста семьдесят лайков.        "Маринетт. Ищу и жду тебя."        Алья восторженно присвистнула. Комментарии так и мелькали под записью, а Маринетт забыла как дышать. Не ошибка. Не однофамилец и не сон. Она действительно соулмейт фотомодели мирового масштаба Адриана Агреста и ей хочется перемотать жизнь назад. Пока фанаты разрывали аккаунты кумира вопросами, вздохами, догадками, негодованиями и поздравлениями, Дюпен-Чен всерьез задумалась встречаться с Адрианом только в образе Ледибаг.        Чтобы под стать. Чтобы не стыдно было. Перед собой.        Алья качает головой, но держит обещание. Маринетт читает каждый комментарий и кусает губы до крови. Ей стоит лишь нажать пару кнопок и страница Агреста разлетится на кусочки от эмоций фанатов. Вместо этого девушка захлопывает ноутбук и сжимает браслет на руке.

***

       — Моя Леди, что-то случилось?        Они словно поменялись ролями, как в тот вечер.        Париж необычайно прекрасен и так спокоен. Герои впервые жалеют об этом. Они не хотят спокойствия и штиля. Они не хотят пустоты и времени на самокопания и душедробилку. Лучше десяток нападений акум, чем вот такие вот выворачивающие наизнанку тихие ночи.        — У меня появилась метка… — прошептала его Леди, и внутри что-то сломалось.        Он ждал этого. Ждал и боялся. И этот день настал. Теперь его Леди не только его. А, вернее, она вообще теперь не его, а того, чье имя сейчас надежно скрыто пятнистым костюмом.        Спокойно, Кот. Так и до акуманизации недалеко. Прямо в маске. Впервые за всю историю.        Нуар настолько подавлен своими мыслями, что не замечает отстраненного выражения напарницы и лишь выдавливает вымученно:        — Поздравляю, теперь ты будешь действительно счастливой, — он не верит, что смог сказать это.        Ледибаг вздрагивает, но потом берет себя в руки и улыбается своему Коту.        — Чего это ты загрустил, Котик?        — Как же так, моя Леди! Сердце разбито! — мгновенно отреагировал Кот Неудачи, театрально ахнув и приложив руку к груди. — Но знайте, я всегда буду вашим Рыцарем, что бы ни случилось!        И ведь правда. Всё, от первого до последнего слова.        Как же больно держать эту маску. Ее тяжесть невероятна. Они думают об одном.        — Прощальный поцелуй, моя Леди? — зеленые глаза хитро сверкают, умело пряча истину.        — Нуар! Брысь с глаз долой!        Ледибаг привычно закатывает глаза. Но Кот Нуар не будет джентльменом, если заставит даму беспокоиться о себе. Он благодарен ей за то, что может быть самим собой. Только с ней, и ни с кем другим.        Возможно, его родственная душа тоже приняла бы его таким и они были бы счастливы.        Но…        Адриан с досадой морщится, просматривая очередное фото с нарисованным на руке именем "Адриан Агрест" и подписью с признанием в любви, страсти и прочих кошмаров.        За пару дней его пост о поиске соулмейта набрал рекордное количество комментариев — и ни один! Ни один не принадлежал настоящей Маринетт Дюпен-Чен! И слава квами, что фамилию он догадался не подписывать. Теперь отсеивать фальшивые признания было легко: чокнутые фанатки успели превзойти себя. От черной гелевой ручки до настоящих татуировок — безумные девицы поражали своей недалекостью, с улыбкой демонстрируя запястья с одним лишь фальшивым именем, иногда прямо поверх настоящих меток. Это было кошмарно и отвратительно. Насколько же можно обезуметь, чтобы собственноручно сделать такое? Предать собственную душу?        Плагг заверяет его, что не всё потеряно. С каждым днем Адриан верит в это все меньше. В тайне он, конечно же, рад, что Маринетт Дюпен-Чен нет среди безумцев, но...        Кажется, в этом мире есть девушка, которая не поддалась на блеск его яркой обложки. По иронии она же оказалась его родственной душой. В глубине души Адриан был уверен, что она где-то рядом, в этом же городе, что она знает кто он. Интуиция или что-то другое - герой Парижа сказать не мог. Он чувствовал. Шли месяцы, а все указывало на одно — Маринетт Дюпен-Чен не желала себе такого соулмейта.        Адриан еще раз перепроверяет всех подписчиков, отсеивая фейковые страницы, напряженно вспоминает не подписывал ли он когда-нибудь плакат на имя Маринетт, но всё тщетно.        Метка на руке издевательски яркая, красивая, ровная. Ходят слухи, что метка имеет форму почерка его владельца. Адриан не может это проверить. Адриан жалеет, что у него она есть.        Он все еще неполноценный. Разделенный надвое. Отторгнутый.        Его родственная душа не хочет быть ею. Он зря верил в этот бред двадцать лет.