Шансы

Мистик-Фоллз, 1997 Миранда закончила выкладывать на торт засахаренные фрукты и с довольной улыбкой оглядела дело рук своих. Помня присказку, что если у вас нет плана, вы планируете неудачу, женщина тщательно придерживалась сценария торжества и готовилась к нему так, словно это не детский день рождения, а как минимум юбилей с двумя десятками приглашённых. Но всё идеально – угощения готовы, парк украшен, расставлены столики и сиденья, гости заняты написанием пожеланий на плакате с фотографиями именинницы, через полчаса приедут клоун и фокусник. Теперь главное следить, чтоб никто из детишек не заскучал и не обиделся, если не получит приз в конкурсе. На пороге кухни появились Мэтт в костюме Трусливого Льва и Бонни в пышном васильковом платьице и с двумя косичками, перевязанными резинками-ромашками и Миранда в очередной раз задалась вопросом, почему девочка предпочла именно этот наряд. Когда две недели назад они принялись планировать сценарий и, перебрав с полдюжины детских сказок, остановились на «Волшебнике страны Оз», Бонни на правах именинницы было предложено выбрать себе любой образ, но она захотела одеться как Дороти. Хотя Кэролайн и Елену это только обрадовало: теперь первая могла стать волшебницей Глиндой, а вторая – принцессой Оэмой. - Вот, Миранда, мы приготовили бутерброды, – немного картавя, промолвил Мэтт, протягивая женщине большую тарелку с бутербродами-ёжиками, которые они делали под чутким руководством Лиз. - Большое спасибо. Ух, какие замечательные получились, я бы точно так не смогла, – похвалила она, принимая блюдо, и добавила, обращаясь к Бонни: - Милая, сегодня твой праздник и тебе не обязательно помогать, можешь просто играть с ребятами. - Кэролайн сказала, что нужно передвинуть ещё пару вазонов с цветами, их мало, – прозвенела горным ручейком своего голоса девочка. «Прекрасно! Ребёнок четырёх с половиной лет разбирается в устройстве праздников лучше, чем все взрослые вместе взятые», – со смесью восхищения организаторскими способностями белокурой девчушки и усталости от её командирских замашек подумала Миранда. - Идите к гостям, я сейчас позову дядю Грейсона, и посмотрим, что можно сделать. – Женщина наклонилась поцеловать малышку в щёку и опять заметила тот самый взгляд, который уже, кажется, стал привычным для Бонни – удивлённо-благодарный, словно бездомного котёнка кто-то угостил молоком и приласкал. Горло вновь пережало тягостным спазмом – предвестником слёз – и для того, чтоб сдержаться, пришлось так сильно сжать зубы, словно она собиралась дробить ими алмазы в крошку. Чувство вины за содеянное тобой и другими было присуще всем Гилбертам – и Джону, который не мог сам воспитывать дочь, а потому особенно холил и лелеял Елену, каждую неделю приезжая к ним, а иногда живя в доме брата по месяцу, задаривая девочку подарками и выполняя все её прихоти; и Грэйсону, который, считая, что недостаточно любит племянницу и стараясь, чтоб она этого не поняла, окончательно её разбаловал; и самой Миранде, принявшей на себя роль матери Бонни после того, как Эбби бросила ребёнка. Они с Эбби дружили с раннего детства, были что называется «не разлей вода», несмотря на различия в характере – ласковая, тихая, спокойная домоседка Миранда и энергичная любительница развлечений и приключений Эбби. Когда подруга узнала о своём предназначении – миссии ведьмы, – она восприняла это как очередную забаву, и Шейле потребовалось немало времени, чтоб донести до дочери важность стоящей перед ней задачи. Впрочем, это, как и брак с Руди, обусловленный неожиданной и нежеланной беременностью, ни капли не изменило её мировоззрение. Поэтому защита Елены от Майкла с последующим отъездом из города служили скорее предлогом, чтоб сбросить с себя путы избранничества и материнства; она всегда предпочитала избегать обязанностей и прятаться от проблем, а не решать их. Но потерей матери жестокая к трёхлетнему ребёнку фортуна не удовлетворилась – обиженный на весь свет из-за того, что мыльный пузырь их семейного благополучия лопнул, Руди нашёл утешение в объятиях другой женщины, а о дочери напрочь забыл, словно она была причиной его горестей. И если Эбби Миранда могла оправдать тем, что та в первую очередь желала оставить магию, то Руди вызывал у неё искреннее презрение и отвращение, негоже мужчине быть таким слабаком. Уютный дом Гилбертов – одной из немногих семей, где все искренне любили друг друга и доброжелательно относились к окружающим – вмещал много гостей, а сердце Миранды было столь же велико и в нём нашлось достаточно тепла и участия для всех, кто в этом нуждался. Если Кэролайн и Тайлеру повезло с родителями, то Мэтту и Викки – нет, Келли не только частенько искала ответы на вопросы бытия на дне бутылки, но и почти ежемесячно приводила нового «папу», который оказывался ещё хуже предыдущего. Поэтому у Миранды и Грейсона вместо двух отпрысков стало пять, но они спокойно восприняли это – оба понимали, что не могут просто взять и бросить тех, кому не так повезло, на произвол судьбы. Шейла была очень признательна Гилбертам за помощь – хоть она и заботилась о внучке и стремилась дать ей всё необходимое, но финансовые неурядицы заставляли изо всех сил держаться за место преподавателя в университете и соглашаться на дополнительную работу и частые командировки. Так случилось и накануне пятилетия Бонни – Шейлу отправили на три недели в Мексику, на раскопки, не пожелав войти в её положение. Малышка Бонни старалась не показывать, как остро ощущает обиду и одиночество, сравнивая родителей Елены или Кэролайн со своими и приходя к выводу, что, наверное, с ней что-то не так и она не заслужила любви, но глазки всегда выдавали. Да, Миранда может отвезти в бассейн или на прогулку в парк, покормить или заплести косички, почитать сказку или помазать разбитую коленку йодом, но она никогда не заменит маму. Усугубила ситуацию Дана, в порыве злости из-за поражения в классики назвавшая Бонни кукушонком – потому что этих птенцов тоже растят другие птицы. И хоть Кэролайн и поубавила волос на голове у нахалки, пятилетний обитатель гнезда Гилбертов понимал, что Дана права… Жмурясь от яркого майского солнца, чета Гилбертов появилась на поляне, где проходило празднование. Их взорам предстала поистине идилличная картина, потому что нет ничего прекраснее искренних детских улыбок, счастливого смеха и беззаботного веселья, которое радостными всполохами наполняло воздух. Билл Форбс как раз протягивал Бонни подарок – орхидею-Хизис, которую девочка желала получить с тех пор, как увидела в книжке про растения, и малышка, не в силах сдержать восторг, кинулась ему на шею. Джон развлекал юных гостей надуванием мыльных пузырей, правда на него, раскрыв рот, смотрел только Джереми, а толстенький и важный Тайлер – ни дать, ни взять будущий высокопоставленный политик – в костюме волшебника Гудвина хвастался Мэтту и Крейгу новой игрушкой, привезенной вчера Ричардом из Чикаго – машиной, которая «совсем как настоящая» на вид. Елена, Кэролайн и девятилетняя Викки, считавшая себя слишком взрослой для такого мероприятия, но всё же благосклонно принявшая приглашение, потому что там была даже Джена, которой тринадцать, болтали с дрессировщиком, кормившим обезьянку бананом. Лиз и Джена расставляли на столах салфетки, под руководством Кэрри сделанные в виде бумажных лебедей, и наливали в стаканы сок. Завидев Миранду, Бонни со всех ног кинулась к ней и, обняв присевшую на корточки женщину за шею, возбуждённым голоском прошептала ей на ухо: - Это самый-самый лучший день рождения! Всё так красиво, так интересно. Спасибо большое! Я вас очень люблю... Мистик-Фоллз, 2011 Решив, несмотря на то, что сегодня понедельник, пропустить школу, Бонни взялась за самый доступный и эффективный способ снятия стресса – уборку. Безусловно, существовал ещё один, куда более приятный, но для него нужно второе действующее лицо. Девушка как раз наполнила миску водой и взяла тряпку и средство для мытья окон, когда услышала стук в дверь. «Может не открывать? Могут же они, в конце концов, просто оставить меня в покое!», – с раздражением подумала она, но едва ли стоило надеяться на тактичность незваных гостей, да и громко играющая музыка выдавала, что в помещении кто-то есть. Устало вздохнув, Бонни открыла дверь и замерла. Девушка не ожидала, что посетителем окажется Кол. Опершись на дверной косяк, Майклсон насмешливо рассматривал её угрюмо-удивлённое лицо, затем опустился ниже и прошёлся взглядом по фигуре. Клетчатая рубашка с закатанными по локоть рукавами завязана на талии, короткие шорты, бывшие когда-то джинсами, демонстрировали во всей красе стройные ноги. Волосы небрежно сколоты, но, как часто бывает у девушек, когда просто подберёшь пряди, даже не глядя в зеркало, получается симпатичнее, чем если полчаса возиться. Он с удовольствием отметил, что при полном отсутствии макияжа ведьмочка выглядит ничуть не хуже, чем накрашенная, разве что глаза немного припухли. Однако Бонни надоело молчать, пока её оценивают, как лошадь на ярмарке, ещё бы зубы проверил, и она недовольно спросила: - Зачем пришёл? - А почему ты не носила шорты такой длины, пока я был рядом? – задал ответный вопрос Майклсон. «И что бы ты сделал, герой-любовник?» - Понятно, значит, просто скучно стало. Но, извини, мне не до разговоров. Пока, Кол. – И мгновенно захлопнула дверь прямо у него перед носом, надеясь, что Майклсону хватит ума не сделать с её домом то же, что и с жилищем Гилбертов. Но она не учла, что бывший вампир из тех, кто войдёт в окно, если в дверь нельзя. В буквальном смысле – потому что, обойдя дом по периметру, Майклсон увидел, что окно как раз открыто настежь (что было странно, учитывая время года и количество одежды на ведьме). Не замедлив воспользоваться этим, он влез на подоконник, едва не сбив стоявшую там кадку с алоэ и выругавшись вполголоса, с удобством уселся, ожидая злючку. - Сублимируешь сексуальную энергию в наведение чистоты? – поинтересовался он, когда Бонни появилась на пороге комнаты. Девушка вскрикнула и едва не выронила ношу. - Как ты… – Ей потребовалась всего пара секунд для догадки. – Так значит ты теперь человек! Неожиданно. Но я, кажется, велела тебе уйти, – напомнила она. - За что ты на меня злишься, Бонни? – в голосе мужчины звучало искреннее недоумение. – При последней встрече ты была настроена гораздо более… мм… миролюбиво. Я думал, мы стали приятелями. - Это от «приятно видеться»? – ядовито осведомилась брюнетка. – Тогда не думаю. Да и твоё – хотя бы: «Спасибо, Бонни, что вернула меня в этот мир» – я, видать, прослушала. - Тебя это так сильно задело? - Много чести, – фыркнула девушка. – Ладно, говори, зачем пришёл, у меня нет ни малейшего желания вести с тобой беседы. – Но, не дав Колу и рта раскрыть, сама озвучила цель визита: - Погоди. Тебе явно не комильфо быть человеком и, если до сих пор не обратился, значит, не можешь по какой-то причине. Для этого я и понадобилась – как ведьма. – Вопреки стараниям последняя фраза оставила на языке горечь, как микстура, и Майклсон это заметил. - Милая, только намекни, и я представлю неопровержимые доказательства твоей важности и как женщины. – Он усмехнулся и выразительно посмотрел на её голые ноги. - Как говорила одна моя подруга: «Не для тебя эта роза расцветала», – заявила в ответ Бонни, желая скрыть смущение, и вызвала искренний смех у собеседника. Отсмеявшись, Кол рассказал всё, что узнал от новоорлеанских ведьм о риске обратного обращения. – Ладно, я сейчас поищу. Ничего не обещаю, но мало ли… – Она сняла перчатки, опустилась на колени перед шкафом с книгами, вольно или невольно явив ещё более заманчивое поле для обзора, и продолжила рассуждать: - Совершенно очевидно, что желание попробовать быть человеком у тебя отсутствует… - Потрясающее открытие! – отвлекшись от созерцания бёдер ведьмы, с комичным изумлением воскликнул Майклсон. - Что, тоже начнёшь вещать про детей и вторые шансы? Слышал уже, Бекка проявила небывалое красноречие. - Даже и не собиралась. Более того: я думаю, ты не справишься. - Это следует расценивать, как вызов? - Снова не угадал. Просто я думаю, ты долго не проживёшь. Прирежут в пьяной потасовке, ведь меры ни в алкоголе, ни в агрессии не знаешь, или шлюха какая-нибудь СПИДом заразит, или те, кому ты когда-то дорогу перешёл – неважно, вампиры или люди – прознают, что ветер переменился, и захотят сатисфакции. – Девушка набрала с полдесятка гримуаров и, разложив их на ковре, села и принялась листать. - Дело не столько в этом, – задумчиво, словно самому себе, ответил Кол. – Просто я хотел быть вампиром. Добровольно пошёл на обращение и никогда не желал другой жизни, ни разу не пожалел о содеянном, искренне наслаждаясь своей сущностью и видя в ней только плюсы. Ведь столько возможностей… и любые эмоции можно приглушить, отключить даже… Бонни подняла глаза, и странное сочетание теплоты сопереживания и холода тоски промелькнуло в её взгляде. Но, не сказав ни слова, она вернулась к занятию. В полном молчании прошло минут двадцать. Наконец, полезные сведения обнаружились. - Ну вот – здесь написано, что вернувшийся к жизни с помощью экспрессии не может обратиться в вампира. Правда, это касается человека, не сверхъестественного существа, но, думаю, по аналогии… Да и более опытные ведьмы если сказали тебе, что нельзя, то им следует поверить. – Кол помрачнел. Хотя по большому счёту это ничего не меняло, он для себя уже всё решил – предпринимать рискованные шаги не впервой и лучше уж отправиться к праотцам, чем существовать, как ничтожная букашка. – Со временем ко всему можно приспособиться, – как утешение добавила она, – правда, жаль, что от нежеланных чувств избавиться нельзя… - Что с тобой происходит? – стряхнув размышления, словно пепел и вспомнив её заплаканные глаза, спросил Майклсон. – Тебе настолько плохо? - Всё прекрасно, – придав голосу безмятежность, заверила Бонни и, отодвинув ненужный более гримуар, поднялась. - Ты обманываешь. - А ты спрашиваешь из вежливости. – Руки сложила на груди, словно ставила между ними барьер. - Неправда. Меня что не может интересовать твоё эмоциональное состояние? Всё-таки не чужой человек… – Впрочем, им не столько эмпатия руководила, сколько любопытство. - О да! – с сарказмом воскликнула брюнетка. – За три дня симбиоза мы невероятно сблизились. Особенно с учётом того обстоятельства, что ты изображал искреннюю заботу лишь для того, чтоб я плясала под твою дудку. Или, скажешь, нет? – Она в упор смотрела на Майклсона, сканируя его не хуже, чем детектор лжи. - Не скажу, – легко согласился Кол. – Но у меня были веские причины. Да и давления на тебя не оказывал ни разу, – облизнул губы. – Давай, милая, расскажи. - Нет, – заупрямилась девушка, чувствуя, что от ласковых ноток его голоса её почти «повело», - лучше продолжай думать, что я… как там бишь… «преданная, как собачонка». И попросту дура. Мне всё равно. - Когда на самом деле всё равно, не говорят, что всё равно, – веско заявил собеседник. – Однако навязываться не стану, как пожелаешь. Он встал, сухо кивнул на прощание и развернулся лицом к окну, собираясь покинуть помещение тем же способом, что и вошёл. Схватившись за подоконник и легко подтянувшись, Кол мысленно возрадовался, что не только на вампирские способности всю жизнь уповал, но и тренировать тело не забывал. «В самом деле – если какие-то проблемы, пусть посетит психоаналитика, у них сейчас это модно. Тем более Элайджа просил не задерживаться, в три уезжаем» Бонни держалась хладнокровно, она давно привыкла ни с кем не делиться своими печалями – с тех самых пор, как девочки-подруги отдалились, сосредоточившись на любовных сложностях. Хотя поговорить с Майклсоном было бы неплохо, эффект попутчика: ему безразлично, а ей бы полегчало. И, словно услышав её мысли, Майклсон внезапно изменил планы. Если бы он начал анализировать причины своего дальнейшего поведения, то сумел бы привести целый ряд таковых: расчёт; последствия связи, созданной ведьмами; любопытство; скука; её привлекательность; умение уловить его состояние, а уже одно это дорогого стоит. Но он предпочёл так глубоко не копать, просто следуя порыву – всю жизнь руководствовался алгоритмом «захотел – получил», не задумываясь о мотивах, и намеревался придерживаться его и поныне. - У меня нет привычки бросать начатое на полпути. Побуду твоим психоаналитиком в качестве благодарности за возвращение, – безапелляционным тоном возвестил он, занимая прежнее место и снимая куртку, дабы продемонстрировать, что готов остаться настолько долго, насколько нужно. - Может, чаю? – пролепетала Бонни. - Молока лучше. – Попросил – и вспомнил давние забавы в ванной с этим напитком. И двуличную участницу их. Опустошив стакан, бывший вампир поблагодарил и выразил готовность слушать. А Бонни, усаживаясь в кресло напротив, думала о непостижимом парадоксе – бесчувственные монстры порой оказывались более человечными, нежели беззащитные жертвы, на спасение которых она готова была положить жизнь. - Тебя настолько выбила из колеи смерть Гилберта? – решил помочь начать Кол. - Нет. Для него в некоторой степени даже лучше будет там. Да и смерть он воспринял как путешествие в райские кущи. Просто… Вот ты, например, радовался, что стал вампиром. А я никогда не хотела быть ведьмой, – откровенность за откровенность. – Со стороны, наверное, кажется, что в этом нет ничего плохого, на деле же одни потери и душераздирающие выборы, при которых нет меньшего зла. - Я не понимаю. Тебя кто-то принуждает помогать вампирам? Ты первая девушка за девятьсот лет, сумевшая поставить меня на колени, – Бонни невольно улыбнулась, – первородного вампира! А с сопляками-Сальваторе и подавно бы справилась, щёлкнув пальцами. Или ты из-за Елены всё это терпишь? Но на что тогда жаловаться… Хотя я всё равно не понимаю, как можно ставить её выше отца или матери. – Майклсона понемногу охватывало давешнее раздражение и отвращение, словно кто-то руки, поражённые гнойными язвами, к нему тянул. - Ты осознаёшь ценность семьи, да? А как быть в ситуации, когда, по сути, посторонние, чужие люди, вовсе не обязанные помогать и опекать, относятся к тебе гораздо лучше и с большим участием, чем родные? – Обида пойманной пташкой забилась внутри, раздражая слёзные железы. – Мать бросила меня в три года, а вскоре отец снял с себя обузу, я будто напоминала ему об Эбби. – Она подтянула ноги к груди, обхватив колени руками, и устремила взор куда-то вдаль, словно смотря сквозь время. – Бабушка преподавала в Уитморском университете и не могла уделять достаточно внимания моему воспитанию, но иначе нельзя было – остались бы без средств к существованию. И Гилберты стали моей семьёй, заботились, поддерживали, я буквально выросла в их доме и, само собой, привыкла считать Елену не просто подругой – сестрой. После смерти Миранды и Грейсона, движимая желанием отплатить за добро, старалась по мере сил помогать ей и Джереми. А в итоге получилось, что в угоду одной моей семье истребили другую… Это сложно понять, но… - Да нет, я прекрасно понимаю, поверь, – ответил Кол. Ведь он сам был в такой ловушке, с переменным успехом лавируя между Сциллой-отцом и Харибдой-братом. А признание Бонни вызвало у него… облегчение? Или нечто похожее – она перестала казаться бесхребетной амёбой. «Ну и что ж теперь, что приютили – по гроб жизни им быть обязанной? Такая же дурочка, как и Ребекка, та тоже склонна обнаруживать светлое начало там, где его и в помине нет. А местная клика рады стараться благородством и порядочностью воспользоваться» Однако озвучивать свои умозаключения он не захотел. - А после твоего убийства всё окончательно запуталось, – признание давалось нелегко, голос дрожал, но она пристально смотрела на Майклсона, надеясь увидеть понимание в его глазах. – Кэролайн правильно сказала: «Прикрываясь благими намерениями, можно оправдать любое зло». А на самом деле нет достойных жить и не достойных, есть свои и чужие, и это противоречит предназначению ведьмы, которая должна быть над схваткой, а не как муха в паутине. Если раньше, собираясь умереть, только чтоб остановить Клауса, я защищала всех от злодея, то теперь… – У неё по щекам всё-таки заструились хрустальные ручейки. Промелькнула мысль, что некоторые мужчины не выносят женских слёз и, не желая казаться жалкой, Бонни опустила ноги на пол и поспешно закрыла лицо руками, но чем сильнее старалась сдерживаться, тем горше плакала. Майклсон не двигался и молчал, ожидая, пока она успокоится. Но, спустя пару минут, понял, что следует вмешаться и, будто в рапидной съёмке подошёл и, опустившись на корточки, убрал её ладони и принялся вытирать слёзы. - Хватит, главное, что ты всё правильно понимаешь, а значит, больше не допустишь такого, – приговаривал он. Удивительно везло сегодня на страдающих из-за собственной недальновидности девочек. Бонни постепенно успокоилась и даже нашла в себе силы улыбнуться. - Спасибо. Ты настоящий друг, Майклсон. – Накрыла его руку своей и слегка сжала. И корабль, несший безразличие бывшего вампира по волнам мелких человеческих забот, дал течь – дабы закрепить эффект и скрепить надёжной печатью дружбу, Кол решил прибегнуть к наиболее действенному на его взгляд способу утешения и снятия стресса… По мнению Бонни этот поцелуй не был похож на два предыдущих, он являлся прологом к дальнейшему действу. Она отвечала пылко, зарывшись пальчиками в его волосы, пока руки Майклсона оглаживали её бёдра и поясницу. Оторвавшись на миг, чтоб партнёрша смогла перевести дыхание, Кол просунул пальцы через петли её шорт и, легко приподняв ведьму за бёдра, отнёс на кровать. Бережно усадил, вытащил из причёски шпильки, и шелковистая волна вьющихся от природы волос накрыла плечи и спину девушки. Он не любил спешку, по крайней мере, не в постели с теми, кого знал, да и просто хотел как следует распробовать старые-новые ощущения человеческого тела. - Ты меня ждала, – хмыкнул мужчина, развязав рубашку Бонни и не обнаружив под ней нижнего белья. - Конечно. Надеялась изо всех сил, – выдохнула Бонни, стараясь скрыть неловкость и помогая Майклсону избавиться от джемпера. Она провела пальчиками по груди мужчины, любуясь его красивым телом, но когда опустила взор на живот и чуть ниже, рассмеялась. - Эй! – возмутился Кол. - Да нет, там-то как раз всё серьёзно и внушает уважение, – пояснила она, чувствуя, как обволакивает сладкая нега, – но «Primus inter pares»*, – прочитала вытатуированное у него на нижней части живота и так развеселившее её изречение, – в честь какого события ты её набил? - Мы с братьями соревновались, – пояснил он, отбросив рубашку девушки и накрывая полушария её грудей ладонями. «Идеально – как раз в ладонь! И форма отличная…» - подумал, – кто больше женщин… мм.. осчастливит, вампирш. И я победил, – это прозвучало с гордостью. - Ааа, так может тебе молодые попадались, слабенькие. – Она уже была распластана на постели и, прикрыв глаза, наслаждалась вожделенными ощущениями. Тело с готовностью отвечало на каждое прикосновение. - Всенепременно, – насмешливо согласился шатен, не прекращая своего занятия. Губами, зубами и языком Майклсон рисовал кружевные узоры на её шее, груди, плечах и животе, заставляя девушку шумно вдыхать и выдыхать, сдерживая рвущиеся из глубин естества сладострастные стоны. В какой-то момент ведьма осознала, что в одиночку наслаждаться десертом нехорошо и, потянув Кола на себя, принялась целовать – требовательно, пылко, потом, каким-то шестым чувством поняв, что это тоже будет кстати, прикусила ему губу и острым, как жало язычком слизала каплю крови. - Молодец, – ухмыльнулся Майклсон. Потенциал налицо. Он никогда не утруждал себя притворством, не лгал и сейчас. Он знавал много прекрасных куртизанок, гейш, наложниц, вампирш и ведьм, которые умели доставить удовольствие мужчине и обладали несравненно большим опытом. Но то были навыки, мастерство. А Бонни, своими немного неловкими и в то же время пламенными ласками, неподдельной чувственностью, напоминала невинную деву, шаловливого ребёнка, готово постигать новое с завидным энтузиазмом. И это было, как минимум, непривычно, хотя ему случалось заниматься сексом и с обращёнными в вампирш девственницами. Рука Майклсона тяжело опустилась на её бедро, пальцы проникли под край шорт и двинулись по направлению к центру, чтоб избавить любовницу от этой последней преграды. И вдруг Бонни резко подскочила и отодвинулась от него. - В чём дело? – ошеломлённо спросил Кол. Всего секунду назад всё шло к восхитительному апофеозу, и она явно желала его. - Прости. Я не могу, – прошептала Бонни, стараясь совладать с дыханием и не позволить сердцу выпорхнуть из груди. - Не можешь? – На щеках проступили багровые пятна, а молния на джинсах готова была расплавиться, но кому-то взбрело в голову поиграть в недотрогу. Очень умно. «Нет, она точно дура. Я поторопился менять мнение» Ведьма оставалась сидеть на кровати, даже не подумав надеть рубашку или прикрыться одеялом и полными сожаления глазами уставившись на Майклсона. - Да. Это… Я потом буду жалеть. Точно знаю. «Потрясающе!» Пожалуй, другой мужчина на его месте постарался бы приманить практически угодившую в капкан добычу, но Кол считал, что и так уже слишком много сделал, чтоб уложить сидящую напротив девицу в горизонталь. Может ей самоудовлетворение больше по душе, чем нормальные отношения. - Хочешь подвернуть меня влиянию эффекта незавершённого действия? – в голос Майклсона вернулись издевательские нотки. - Тебе подобное не грозит, он зависит от частоты холостых выстрелов, – тщательно подбирая слова, пояснила девушка. – Но сейчас тебе лучше уйти. – Грудь от волнения вздымалась, а тело, которое наверняка будет жестоко мстить, мелко подрагивало, как при ознобе. «Чёрт возьми, да прикройся же ты!» - Желание дамы для меня закон, – галантно промолвил Майклсон, – но, милая, прояви хоть толику гуманности – дай пару минут на… восстановление. И надень что-нибудь, пожалуйста, – последняя фраза была произнесена с обречённостью спортсмена, пришедшего к финишу вторым. Лицо ведьмы вспыхнуло, когда она осознала, как глупо в данный момент выглядит, и она поспешила вернуть на место лежащий на полу предмет одежды. А потом встала с кровати и сочла лучшим выходом из ситуации покинуть спальню. «Думает, что я на неё наброшусь что ли?» - Прости, – бросила она перед тем, как ретироваться. - Да без проблем, – беззаботно ответил Кол. Через три минуты он уже стоял на улице, позволяя свежему ветру обдувать разгорячённую кожу. «Испарения от местной речушки. Или солнечная радиация особого вида – все отравлены и, как следствие, разжижжение мозгов. И я, по всей видимости, подпал под влияние, срочно уезжать нужно, искать вакцину в «Оленьем парке», – досадливо морщась, сделал вывод Кол и быстрыми шагами пошёл к своему особняку. А Бонни после продолжительного стояния под контрастным душем вернулась в спальню и улыбнулась отражению в зеркале. Её отказ от близости был продиктован намерением рискнуть. Понимая, что не сумеет порадовать Майклсона как любовница, а скорее разочарует (да и раздумья, правильно ли отвечает на его ласки во время прелюдии мешали полностью расслабиться), и в лучшем случае всё ограничится одним-двумя раундами без надежды на новую встречу, она сделала ставку на то, что, если Кол, привыкший легко получать желаемое, сейчас потерпит неудачу, он рано или поздно захочет это исправить. Бонни слишком часто отказывалась от всего ценного, что дарила судьба и зареклась впредь не допускать подобного. А что Майклсон являлся ценностью, она не сомневалась, его появление украсило безликое полотно её жизни диковинными орнаментами, и даже ненависть к вампирам отступила. Для Стефана Сальваторе уныние и самобичевание, знаменующие переход от кровавых запоев к вампирскому аскетизму, были привычным состоянием, так он провёл большую часть жизни. Поэтому от галлюцинаций вампир мучился не настолько сильно, как предполагал Деймон. Лору он терпел легко, глупая маньячка и в угрозах не выявила оригинальности, как заезженная пластинка повторяя одно и то же. Однако вскоре подсознание начало проявлять жестокость и первым прокурором стал отец. Сто сорок семь лет Стефан старался забыть о том, как перегрыз горло Джузеппе, вытравить из памяти полный ненависти и презрения взгляд, когда тот убедился, каким монстром стал его любимец. Стерва-судьба вволю позабавилась, сделав палачом отцовскую надежду и гордость. Стефан, как всегда, пытался найти утешение в образе Елены – светлого пятнышка на тёмном облаке его вечности. И именно против неё восстал его помутнённый рассудок. - Я ведь воспитывал из вас настоящих мужчин, прививал понимание чести, достоинства, ценности и нерушимости братских уз, – сетовал Джузеппе, напирая на сына с типичной при жизни авторитарностью. – А во что вы превратились?! Ничтожные, жалкие рабы, мальчики на побегушках, готовые грызть друг другу глотки за один благосклонный взгляд девчонки! По-твоему это нормально?! - А что я должен был сделать? – оправдывался Стефан. – Это Деймон влез между нами, будь он хорошим братом, никогда бы не посмел… - Замолчи, слушать противно! – прервал отец. – Вам следовало бросить её и уехать отсюда. – Он всё-таки настиг вампира, снующего по подвалу из угла в угол. – Сынок, послушай, – Джузеппе положил руку ему на плечо, – ещё не всё потеряно. Ты ведь сам знаешь: это она во всём виновата. Нормальная девушка никогда бы так себя не вела. - Да? – неуверенно спросил Сальваторе. - Конечно. Но выход из этой ситуации есть: вы должны убить её и тогда непременно будете счастливыми, вот увидишь. - Нет! – закричал вампир и крепко зажмурился, желая прогнать фантом. Последующие беседы проходили в том же духе. Вдобавок Джузеппе часто вспоминал жену, Маргарет, которая умерла, когда Стефану было девять, и приводил примеры её благородства и порядочности, рассказывал о тех прекрасных отношениях, основанных на верности, что были между ними. Эстафетную палочку у отца перехватило трио девушек – сильных, весёлых, красивых; всех их Стефан когда-то любил: Лекси, Кэтрин и Ребекка. С присущей ей прямотой Лекси деликатно и в то же время упорно пыталась ему внушить: - Вы хорошие братья. Ты десятки раз спасал Деймону жизнь, и он готов на всё ради тебя. Потому что – помнишь, он сам говорил – ты всё, что у него есть. И, понимая это, понимая, что существует лишь один способ наладить отношения, ты решил дать Елене умереть. Именно поэтому ты вытащил первым Мэтта, ты хотел освободить вас с братом от неё. - Это неправда! – вопил Сальваторе, пытаясь закрыть уши руками. - Правда, – хватая его за руки, твердила блондинка. – И когда отпустил её к Клаусу, ты тоже желал, чтоб она умерла. Потому что прекрасно знал, что вы навечно заточены в треугольник и обречены страдать. А она никогда не сможет сделать выбор. Он очень скучал по Лекси и с большим удовольствием поговорил бы о чём-нибудь другом, но она, как и когда заставляла его снова чувствовать и раз за разом переживать ужас своих жертв, полностью сосредоточилась на Елене. Когда Лекси исчезала, приходили Кэтрин и Ребекка, облачённые в соблазнительные короткие платья; всегда вместе. Кэтрин становилась у его левого плеча, Ребекка – у правового. Они, словно две обольстительные гадюки, вели речи тихо и вкрадчиво, обвивали его тело руками и ногами, как вампирши в копполовском «Дракуле», одна покусывала мочку уха, другая волнующими кровь движениями пальчиков оглаживала его торс. Они смеялись, дурачились, вспоминали прошлое – моменты ничем не замутнённой радости, полной свободы и упоительного экстаза, который он познавал в их объятиях. Пожалуй, появление бывших любовниц было Стефану не настолько неприятно, как он стремился убедить себя. А если уж совсем начистоту, то он ждал их и надеялся, что они останутся подольше. - Ты ведь думал над тем, чем Елена и Деймон занимались в мотеле в Денвере? – хитро улыбаясь и поглаживая его по волосам, промурлыкала Кэтрин. – Не ври, что не думал. Почему у неё был такой смущённый вид на танцах? - Кого ты выбрал? Пустышку, – без намёка на обиду, скорее с искренним сочувствием – как тогда, в школе, когда под внушением Елена открыла своё истинное отношение, – резюмировала Бекка, взяв его ладонь в плен своих. – В постели приходилось сдерживаться, чтоб что-нибудь ей не сломать, разговаривать не о чем – только о ней и её нескончаемых проблемах и переживаниях, – да ещё и всё время хотелось укусить, а как стала вампиром, постоянно приходилось выступать в роли няньки. Кэролайн не сопровождал эскорт из мешка с кровью, ручной ведьмы и жилетки, но ничего – девочка справлялась и никому не трепала нервы. - И ты по-прежнему любишь это ничтожество?! – вторила ей Кэт, переместив руку Стефану на шею, а его ладонь положив себе на грудь. – Деймона ещё можно понять, он всегда завидовал, – ладонь сжалась, – да и никогда не скрывал натуру, а сейчас заполучить хоть одну Петрову стало делом чести. Но она! Как там «добрая, неэгоистичная и настоящая»? – брюнетка залилась смехом. - Притвориться сочувствующей, а потом заколоть в спину – это добрая, – привела пример Ребекка, выпустив его ладонь. Затем тесно прижалась к телу Сальваторе и принялась покрывать его лицо и шею короткими колкими поцелуями, больше похожими на укусы гадюки, в перерывах между ними продолжая гнуть свою линию: – Велеть брату-подростку убить первородного и поставить всех друзей под удар ради того, что даже не нужно – это неэгоистичная. И да, настоящая – когда при всех тебя с грязью смешала, не позволила стереть память и освободить от своего постоянного образа, а потом ещё и претензии предъявляла, почему ты не продолжаешь лить слёзы, любуясь её фотографиями. – Желая, чтоб она, наконец, замолчала, Стефан схватил девушку за волосы и с силой потянул. Но Бекс лишь изогнула губы в усмешке и провела язычком по его губе, вынуждая поцеловать себя. - А помнишь, как она говорила: «Я не Кэтрин»? Часто повторяла это, – привлекла его внимание спутница блондинки. – Но сколько времени потребовалось для перехода от «Я люблю тебя, Стефан, только тебя» к «Я не знаю, что я чувствую к Деймону»? Одно лето – когда ты ушёл в услужение к Клаусу ради спасения брата. Кэтрин подтолкнула его, заставив улечься на пол, а сама устремила взор на Ребекку и, подмигнув, поправила девушке волосы каким-то очень интимным движением. - Мы обе любили тебя. А ты любил нас. И получил первым, а Деймон довольствовался крошками от роскошного обеда, – торжествующе сказала Ребекка, даже в образе химеры, вероятно, продолжая насмехаться над его братом. – Но представь, каково ему: знать, что все женщины всегда выбирали тебя. - Ты с ней справишься, мы в тебя верим. – Кэтрин наклонилась и принялась расстёгивать его рубашку. – Но ты обязан помочь брату, спасти его от этой гарпии. Пусть убьёт её. И тогда, когда ты выйдешь отсюда, мы будем вместе – втроём или вчетвером, как захочешь... На этом разговор завершился, а спустя ещё минуту они превратились в необузданного дикого зверя о трёх спинах… Когда морок исчезал, в редкие минуты просветления Стефан задавался вопросом: есть ли смысл в обличениях Лекси и действительно ли он вожделел к Кэт и Бекке, причём к обеим одновременно, в одной плоскости. И понимал, что да, и первое, и второе. Как Эстер, пожелавшая кровью эгоистичной девицы смыть позор с сыновей, как Клаус, решивший убить Елену, когда в том не было особой необходимости – только чтоб помочь другу, – так и он подсознательно считал Елену краеугольным камнем стены отчуждения от брата. И это пугало гораздо сильнее, нежели все галлюцинации вместе взятые. А бывшие любовницы и вправду служили постоянным соблазном – пряно-острая, обжигающая, как текила Кэтрин и терпко-сладкая, освежающая, как вино Ребекка. Елена же была сродни пресной воде – пусть и жить без неё невозможно, но абсолютно безвкусная. Но даже когда ему удавалось справиться и с этими внушающими смятение умозаключениями, в ушах настойчиво, как набат, звучала одна и та же фраза: «Это она во всём виновата. Если она умрёт, вы с Деймоном будете счастливы». И что бы он ни делал, как бы ни старался, эти слова отдавались в голове, проникали в сердце и от кончиков ресниц до пучек пальцев пронизывали всё его существо. Тайлер сидел в кабинете отца и разбирался с его бумагами, выясняя интересные подробности о размерах своего наследства. Раньше всё время недосуг было этим заняться, а теперь он с удивлением обнаружил, что настолько богат, что даже если в ближайшие тридцать лет ни дня не станет работать или внушать и при этом шиковать, то денег всё равно будет вдоволь. Ричард вкладывал средства в прибыльные, крупные предприятия по всей Америке, с помощью связей в фискальных органах укрываясь от уплаты налогов; Мэйсон владел во Флориде яхт-клубом и несколькими барами; у Кэрол была внушительная коллекция драгоценностей и 15% акций Abbott Laboratories. Кроме того, обнаружился небольшой коттедж на Гавайях, который также принадлежал их семье. Вот только непонятно, зачем с таким состоянием жить в убогом Мистик-Фоллз. После общения с Жоржем Дюруа Тайлер вновь почувствовал вкус к жизни. Убеждённость, с которой француз заявлял, что его план увенчается успехом, передалась и Тайлеру, хотя у того и не было привычки доверять людям, с которыми разговаривает впервые в жизни. Он и сам не понимал, чем так подкупил властный голос из трубки, но это совершенно не беспокоило, всё равно терять нечего, а значит и риска никакого – когда смерть заглядывает в глаза, ужасая своей неотвратимостью, бросаться грудью на противника становится легче. В тот момент парень даже не предполагал, что просто становится частью чужой игры, раздражителем, который будут развивать и поддерживать, а потом устранят. Он сосредоточился на насущных задачах, намереваясь избавиться от балласта – лицемерных друзей, полного болезненных воспоминаний города, тревог и сожалений о прошлом... И от Кэролайн, которая также подпадала под эту категорию. Единственное, что тревожило – внушение Ребекки не покидать особняк. И даже не сама невозможность перемещаться, а то, что придя, дабы освободить его, блондинка может задать правильные вопросы и узнать то, что ей знать не следует. Если бы беседа с Жоржем не состоялась так внезапно, Тайлер бы непременно пожелал провести её позже, когда информация не сможет попасть ни к кому из первородных. Из крана по-прежнему лилась вода с вербеной и искушение напиться её и таким образом защититься от возможного воздействия на разум было велико, но Тайлер справедливо рассудил, что этого делать не следует, дабы не вызвать у первородной подозрения – ведь она обладает отличным нюхом. А расценив его послушание как акт доброй воли, Ребекка, может быть, забудет внушить ничего не предпринимать в отношении Клауса (но в любом случае француз обещал оставаться на связи, раз уж у них общие цели). И чтоб окончательно сбить с толку не слишком умную, по его мнению, девицу, Локвуд последние три дня расхаживал по особняку без рубашки, надеясь отвлечь её демонстрацией своих рельефных мускулов. Блондинка пришла в час дня, бесшумно появившись на пороге кабинета. - Оу, привет. Рад, что ты, наконец, объявилась, а то я начал думать, что никогда не смогу отсюда выбраться, – поздоровался Локвуд, стараясь придать голосу нужное количество любезности, но не переборщить. Поднялся и, подойдя к девушке, улыбнулся. – Что, и выпить предложишь на радостях? – осведомилась Бекс, блуждая по нему рассеянным взором. - Если хочешь. – Тайлер отошёл к мини-бару и, открыв его, принялся перечислять ассортимент, но гостья предпочла воздержаться от употребления горячительных напитков, почтив вниманием апельсиновый сок. - Можно поинтересоваться, куда собираешься, когда я сниму внушение? – присев на диван и не спуская с гибрида глаз, спросила она. – Или с сестрой врага не захочешь делиться? Тайлер уселся рядом, облокотившись на спинку и всем своим видом излучая безмятежность и искреннюю заинтересованность в светской беседе, хотя в висках острой болью пульсировало и едва не подкидывало тело кверху неимоверное желание поскорее спровадить её. - Почему же, если бы ты хотела поотрывать мне конечности, то не упустила бы столько возможностей сделать это. – Бекс усмехнулась. – Я на днях обнаружил, что являюсь владельцем недвижимости на Гавайях, туда и полечу на месяц, развеюсь после всего произошедшего кошмара, сёрфингом позанимаюсь – раньше неплохо катался, но давно без практики, – а потом… не знаю. Я нигде толком и не был, может в Европе поживу, а может в Таиланд отправлюсь, всегда хотел там побывать. «Что-то здесь не так. Для человека, всё потерявшего, даже надежду, он слишком спокоен. Два варианта: или что-то придумал и теперь зубы мне заговаривает, или и впрямь нашёл утешение в свободе, которую обретаешь, когда больше не за что держаться» Но и Тайлер понял, что его сдержанность истолкуется превратно и поспешил внести ясность. - Тысячелетняя ведьма-мама не смогла, тысячелетний охотник-на-вампиров и вампир-папа по совместительству не смог, неуязвимое альтер-эго Аларика потерпело сокрушительное поражение, и даже распиаренный шаман двух тысяч лет от роду облажался. – От его патетического тона внутри у Ребекки тёплой волной разлилось самодовольство и гордость – ведь действительно, они со всем могут справиться, если захотят, и её личный вклад велик. Девушке пришлось приложить усилия, чтоб заглушить сияние глаз. – В этом внушительном списке моя кандидатура выглядит очень бледно, – он пожал плечами. Однако говорил с достоинством, не жаловался, а просто констатировал факт. – А кольцо от солнца выбросить и отправиться рассвет встречать – слишком просто, я решил пойти более извилистым путём. «Это нормально – испытывать сочувствие к нему?» - Про Давида и Голиафа, я думаю, ты слышал, – подсластила пилюлю Бекс. – Так что не бывает противников незначительных, бывают недостаточно упорные. – Она вздохнула. И Тайлер понял, что без внушения не обойдётся. – Пусть прошлое останется в прошлом, Тайлер, когда ты покинешь город, начни всё с чистого листа. Лучше употребить энтузиазм на то, что ещё можно исправить. Он понял, что она имеет в виду Кэролайн и взгляд Локвуда мигом посуровел. - Я не нуждаюсь в советах. - Ты слишком легко сдаёшься, – мягко возразила блондинка. - Что тебе за радость совать нос не в своё дело? – Он был очень вспыльчивым и под влиянием стресса это лишь усилилось. Парень чувствовал, что ещё одно слово, и он вцепится ей в горло. - Для того чтоб выиграть, нужно играть, а не заранее вывешивать белый флаг! – Красноречие сегодня било невиданным фонтаном. - Я сказал, что это не твоё дело! – Кофейная радужка стала шафрановой, и гибрид вскочил с места, словно готовясь к прыжку, однако Ребекка не выявила ни малейших признаков беспокойства. Она привыкла говорить то, что думает и что хочет, и когда хочет, не утруждая себя заботами о тонкой душевной организации собеседника. Да и посплетничать очень любила. - Не моё, так не моё, сядь и утихни, – почти ласково сказала она. – Я пришла с мирными намерениями. Тайлер занял прежнее место, стараясь успокоиться. - Я уже говорила и готова повторить, – продолжала девушка, – я осуждаю Клауса за убийство твоей матери. И понимаю твою жажду мести. Но он мой брат и если понадобится, я весь этот город сожгу дотла, чтоб защитить семью. - А я уже говорил и готов повторить, – с открытой неприязнью ответил Тайлер, – что мне нафиг не сдалось ваше семейство и я мечтаю лишь поскорее убраться отсюда. Ребекка пристально посмотрела ему в глаза, желая проверить возможность внушения. Парень протянул руку. - Можешь попробовать моей крови. Вербену я не принимаю уже давно. - Это бесполезно. У Деймона в крови тоже не было вербены, однако он каким-то образом сумел защититься от внушения. Поэтому не обессудь, мне ничего не остаётся… – И прежде, чем Тайлер успел возразить, она метнулась к столу и схватила нож для бумаги. – Воткни его себе в глаз, – велела, гипнотизируя. Корчась от невыносимой боли и мысленно проклиная Ребекку, гибрид выполнил приказ, залив кровью обнажённый торс. - Отлично, – убедившись, что ему и впрямь можно внушить, Ребекка прокусила запястье и сделала знак выпить крови. Она помнила о последствиях, но ей было совершенно наплевать на будущие трудности в отношениях Тайлера и его белобрысой стервы. Мысленно установив на одну чашу весов его убийство, а на другую насилие над волей, девушка с неудовольствием – потому что сочувствие к врагу являлось слабостью, и никто из братьев не колебался бы, просто вырвал ему сердце – осознала, что внушение на крови ей больше по нраву. – Так, а теперь скажи: что ты замышляешь против Клауса? - Ничего. Я просто хочу уехать. Я ничего не могу ему сделать. - А кто может? Ты знаешь, где Сайлос или охотники? - Нет. Я ни с кем, кроме Кэролайн в последние дни не общался. А Сайлоса и охотников видел всего раз в жизни – на острове, и понятия не имею, где они могут быть. Да и искать их не собираюсь. Блондинка задумчиво наклонила голову, убеждаясь, что даже потрясающая интуиция может подсказывать беспочвенные подозрения. - Ты любишь её? Кэролайн. - Больше жизни. Именно поэтому я даже не пытаюсь хоть как-то досадить Клаусу. «А эта лицемерка на него запала. Наверное, тоже петровская кровь в каком-то поколении примешалась» - Хорошо, – она ещё ближе придвинулась и сконцентрировалась на том, что говорила, желая придать словам максимальную убедительность. – Ты уедешь из города. Ты будешь считать, что в смерти твоей матери виноват не Клаус, а Хейли, твоя подруга, которая предала вас и организовала смерть Кэрол и твоих товарищей. Ты не сможешь ничего сделать против Клауса, или Кола, или Элайджи, или меня. Ты не сможешь никого убить, обратить или укусить, пока я не позволю. А теперь ты свободен… Когда с характерным звуком она исчезла, Тайлер задался вопросом, почему ему удалось скрыть сведения о звонке Жоржа Дюруа. Кэролайн не поддалась порыву вылить содержимое пузырьков в раковину и тщательно спрятала целебную кровь в разных местах. Каким бы мерзавцем он ни был, но живя в городе, притягивающем сверхъестественных существ, как магнит, глупо пренебрегать таким подарком. А потом девушка плашмя упала на кровать, закрыла глаза и со скрупулёзностью опытного искателя на золотых приисках принялась выбирать из памяти крупицы ощущений, размышлений, впечатлений, сомнений, тайных желаний в отношении Клауса. Сложность заключалась в том, что она теперь понятия не имела, что являлось истинным, а что – фальшивым. Если принять за точку отсчёта разговор со Стефаном или первое посещение гибрида, то ни о каких романтических чувствах не могло быть и речи, максимум – осознание, что он не такой монстр, каким она привыкла считать. Однако чем больше Кэролайн рассуждала, тем сильнее закипал в груди гнев, и кончилось тем, что она стала винить Клауса за всё подряд, видя в каждом его поступке – как касательно себя, так и других – нелицеприятную подоплёку. Она не питала иллюзий насчёт себя, друзей и вообще всех вампиров, кому довелось оказаться в Мистик-Фоллз – все творили зло. Но для некоторых мотивы служили оправданием: кто-то ради любимой женщины, кто-то – спасения своей жизни или мести за семью. А у него всё есть или может быть без особых усилий, ничто не грозит и цель приезда сюда была низменной, мелкой и отвратительной. Почему он так жаждал создавать гибридов? Ведь тогда никто не знал об оружии против первородных, Майкл был в заточении, а обычным вампирам можно внушить защищать и выполнять любую свою прихоть. Но такая способность есть и у остальных, у его родственников, двух братьев и сестры, столетиями лежащих в гробах, и у Элайджи, которому удалось избежать той же участи. А гибриды принадлежали бы и слушались только Клауса, то есть получается, что он собирался с их помощью справиться со своей семьёй, которую вроде как любит. Правда, странной любовью – сестру бросил в руках охотников, одному брату наплёл с три короба, чтоб спас, а в итоге в гроб уложил и насчёт второго непонятно, из-за чего переживал больше: что убили, или что самому не удалось ликвидировать. А она являлась чем-то сродни гибридам, его «активам», судя по тому, что не погнушался воспользоваться возможностью внушать, причём – что самое отвратительное – навевать эротические сны. Когда Кэролайн вспоминала об этом, ей хотелось плеваться, так отвратительно было лишь, когда после обращения к ней вернулись образы Деймона, который насиловал и питался ею. В сущности, Клаус ничуть не лучше: тот ублюдок продолжает играть с волей Елены, словно она кукла на шарнирах, а этот даже в настолько тяжёлый момент поступил в привычной для себя манере, воспользоваться человеком, который имел глупость проявить к нему сочувствие. А потом ещё и смеет жаловаться на одиночество и всеобщую ненависть. Но самое обидное, что она тогда действовала от сердца, забыла и о друзьях, которым не поздоровится, когда он выйдет, и о крови Джены и Кэрол, оросившей его руки, искренне хотела согреть и утешить, была на его стороне. Хотя чему здесь удивляться – то, что грязно началось, не может чисто закончиться. В конце мая он приговорил их с Тайлером к смерти, в октябре внушил находящемуся под влиянием парню укусить её, а потом принялся корчить из себя благородного спасителя и галантного кавалера. И с чего вдруг столь романтические чувства и серьёзные намерения – «ждать готов», «мир покажу»? Нет, Кэролайн, конечно, считала себя видной барышней, способной заинтересовать и даже пленить, но он наверняка за тысячу лет каких только женщин не познал и какой смысл возиться со строптивой школьницей? Пессимистичное объяснение, к которому она больше склонялась – привычка Майклсона потакать своим капризам, любым способом и любой ценой добиваться желаемого, даже притворившись нормальным человеком (точнее, вампиром), если потребуется. А потом, когда пыл угаснет, без сожалений раздавить неосторожного мотылька, завлечённого фосфоресцирующим фоном его обаяния, сладкоречивости и умения с шиком делать всё, за что бы ни брался. Оптимистичное – да, в отношении к ней присутствуют возвышенные нотки, характерные для творческой натуры, но она не Муза для художника с тонкой душой, а вожделенная картина, за которой гоняется безумный коллекционер. Дабы повесить на стену и радоваться, какой я молодец, что очередной красивой вещью обзавёлся. «В общем, сама я виновата: не сумела отличить холодный блеск стекляшек люстры от согревающего сияния солнечных лучей», – подвела черту под размышлениями Кэролайн и услышала сигнал о получении нового смс-сообщения. Открыв его, девушка на секунду опешила, а потом вскочила с кровати и, схватив сумочку и ключи от машины, побежала. Текст, полученный с неизвестного номера, гласил: «Сегодня Тайлер покинет город» … Было время, когда Кэролайн ежедневно смотрела «Унесённые ветром», так, что могла завершать реплики за героев, и, конечно же, не раз представляла себя на месте Скарлетт О'Хара. Но никогда не думала, что и впрямь окажется в схожей ситуации. Особняк Локвудов оказался заперт, и сколько девушка ни стучала, никто не отозвался, значит Тайлер уже уехал. А хуже всего, что у неё даже его номера не было – вместо разбитого телефона он купил новый с другой симкой, а поскольку контактировал после смерти матери только с ней, то и спрашивать у Мэтта бесполезно. Кэролайн попыталась позвонить на тот номер, с которого прислали сообщение, но он был отключен. Вскочив в машину, девушка отправилась в ближайший аэропорт, отчаянно надеясь успеть. Потому что вполне вероятно, что Тайлер в Мистик-Фоллз больше не вернётся. Вот тут она и поняла, чего стоили Скарлетт, осознавшей, насколько сильно она любит Ретта, несколько минут бега в тумане. И ужасно укоряла себя, что за всей этой рефлексией забыла о связи отъезда первородных и возможности Тайлера свободно перемещаться. Руки на руле мелко подрагивали, а адреналин выделялся в таком сумасшедшем количестве, что девушка всерьёз опасалась попасть в аварию. Но она должна была успеть, найти возлюбленного и хотя бы попытаться всё ему объяснить. Пусть просит уйти, игнорирует или даже кричит, или смотрит осуждающим взглядом, от которого чувство вины сжимает сердце – это не имеет значения. Да, их отношения дали трещину. Но сей союз представляет собой не фарфоровую чашку, которую теперь остаётся только выбросить; они возводили монументальное здание с прочными стенами и трещину можно зацементировать. А уж она постарается создать качественный раствор из любви, заботы и верности. Видимо, небеса откликнулись на её горячие и искренние мольбы – приехав в аэропорт, она почти сразу нашла Тайлера, в кафе: уткнувшись в телефон, он спокойно жевал бутерброд. От облегчения Кэролайн едва не упала и вдруг растерялась – а что ему говорить? Как начать? Начать всегда сложнее всего. Но она велела себе собраться и, сделав глубокий вдох, подошла к Локвуду. - Подожди! – не дав ему облечь неудовольствие от её появления, написанное на лице, в словесную форму, блондинка торопливо начала объяснять: - Я знаю, ты мне не рад. Но выслушай, пожалуйста, ради всего прекрасного, что было между нами, – выдох. – Ты говорил, что заметил, что я постоянно думаю о Клаусе. Это так. Но сегодня я узнала, что не виновата, он внушал мне желание прийти к нему, чтоб помочь освободиться. Моей вины нет, понимаешь! Я тебя не предавала. – Взяла стоящую на столике колу и промочила пересохшее от волнения горло, понимая, что спор предстоит долгий и трудный. - Мне всё равно, – флегматично прокомментировал Тайлер. Ему действительно было безразлично кто виноват и что сделало из отношений жарких, как Африка, холодные, как Антарктида. – Допустим, он тебе внушал, – смилостивился и всё же решил пояснить суть претензий, – но ведь в первый раз ты пошла к нему добровольно. Ещё и за руки держалась. С убийцей моей мамы. Зачем? В мать Терезу захотелось поиграть? И не надо ахинею нести, что преследовала благородную цель уговорить его не трогать друзей. Они сами нарвались, и, я считаю, ещё легко отделались. – Кола перекочевала в его руки. - Хочешь правду? – Кэролайн охватил азарт, уже нечего терять и нужно быть предельно откровенной. – Да, когда я шла к нему, то не думала ни о каких манипуляциях. Пожалела его. И да, на конкурсе мне было интересно с ним разговаривать. Но нет, пойти дальше разговоров никогда и мысли не возникало, ты сам отлично знаешь, что я не из любвеобильных девиц, вроде нашей общей знакомой. - Ты сейчас напоминаешь ребёнка, который, когда родители ругают его за шалость, говорит: «А вот Джон ещё хуже делает!», – ухмыльнувшись, передразнил гибрид. «Лучшая защита – это нападение» - А ты тоже красавчик! – перешла в наступление Кэролайн. – Сам меня потом к нему отправлял – после поездки в Досвелл. - А что тебя нужно было на цепь посадить? – поднял брови Тайлер. – Ты свободный человек, вольна делать, что хочешь. Я не из ревнивых, неуверенных в себе идиотов, которые боятся, что девушка уйдёт к другому. – Ядовито добавил: - Соберёшься уходить, я любезно дверь открою. – И рассмеялся, желая ещё сильнее уязвить. Он и сам не знал, откуда взялась эта жестокость. То есть обида и разочарование, конечно, присутствовали, но безразличие к её эмоциональному состоянию никогда ещё в такой мере его не охватывало. - А может, я хочу, чтоб за меня боролись! – Пронизывающий до костей ветер обиды подхватил её и закружил в безумном вихре, с уст срывалось то, что в нормальном состоянии она бы никогда не сказала. – Может, я хочу, чтоб меня завоёвывали, красиво ухаживали, холили и лелеяли, а не трахали в перерыве между организацией революций. Может, я хочу на крепкое мужское плечо опираться, а это крайне сложно, когда ты начинаешь вести себя, как обиженный, эгоистичный мальчишка: «Я, я, я! У меня проблемы с обращением, со связью, с доской для сёрфинга!», – выплёвывала слова Кэр, дрожа всем телом. – Когда у меня умер отец, ты даже не удосужился приехать, проблемы свои решал, прикрываясь ширмой, что для меня, хотя на самом деле для себя любимого. Но я всё поняла. Когда ты отдал меня оборотням, я простила и не упрекнула ни разу. Хейли притащил в дом – думаешь, мне приятно было наблюдать ваши милые посиделки и полежалки?! Почему я должна оправдываться в каждом неверном шаге, всем свойственно ошибаться, я ведь живой человек! - Ты настоящая француженка, Кэр: «Если женщина неправа, подойди и извинись». – Голос немного потеплел, но в глазах по-прежнему мерцали льдинки. И она перестаралась с упрёками, ни одному мужчине не нравится, когда его распекают, как желторотого юнца. Хочешь, чтоб рядом был мужчина – относись к своему спутнику соответствующе. А некоторые девицы сами устанавливают такую планку в отношениях и так себя ведут, что желание поступать по-джентльменски напрочь отпадает. Хотя, возможно, сейчас в Тайлере звучали отцовские гены. – Но ни в чём себе не отказывай, пожалуйста. Вспомни ещё, как домашку мне в седьмом классе давала списывать или те два диска, что я взял у тебя посмотреть, но так и не вернул. - В шестом, – улыбнулась блондинка, немного успокоившись и расценив его шутки как добрый знак. – В седьмом я сама начала списывать домашки. А диски мне не нужны, ты их поцарапал, гад неаккуратный. Она осторожно потянулась своей рукой, лежащей на столике, к его, но Локвуд быстро спрятал руки в карманы, давая понять, что инцидент не исчерпан. - Ладно, мне пора, посадку скоро объявят. До нескорого! – сухо кивнул он и пошёл прочь. Кэролайн на секунду замешкалась, но бросилась следом. - Я хочу полететь с тобой, – заявила она, поравнявшись с парнем. – Мне кажется, мы не до конца поняли друг друга, и я намерена это исправить. - Хм, интересно. Но я тебя вроде как не приглашал. – Ему понравилось, как исказилось её лицо, что-то внутри наполнилось ликованием. – Может у меня другие планы, другая спутница, например… Ааа, – остановился, театрально хлопнул себя ладонью по лбу, – я понял, в чём дело: Клаус же уехал и теперь в Мистик-Фоллз делать нечего. – С притворной обеспокоенностью осведомился: - А куда отправился, не знаешь? А то мы мигом билеты купим, полетим вдогонку. Это стало последней каплей, на глаза Кэролайн навернулись слёзы. Что с ним случилось? Будто с цепи сорвался, такое ощущение, что это не её Тайлер, а его злобный двойник, жаждущий поглубже втоптать её в грязь. - Плевала я на твои планы и на твоих спутниц! – ощерилась девушка. – Ты сейчас как урод себя ведёшь, и это меня беспокоит – впечатление, словно кто-то основательно промыл тебе мозги и выхолостил душу. И как друг – а ведь ты за слова отвечаешь, да? Сам говорил, что мы останемся друзьями, – я не могу держаться в стороне. Так что предлагаю продолжить играть в словесный дарц в самолёте. Куда направляемся, кстати? – К ней вернулось самообладание и конкурентный дух, даже для улыбки нашлись силы. Локвуд снизошёл до разрешения разделить его общество. Что ж, если Кэролайн не видит ничего дурного в том, чтоб навязываться – пусть потом не жалуется. Мистик-Фоллз странный город. В нём заключена дьявольская парадигма, которую могут постичь только сверхъестественные существа, оттого их и влечёт туда с непреодолимой силой. Они объясняют свой приезд решением насущных проблем, но на самом деле желание посетить легендарный городок, не обозначенный ни на одной карте, путь в который могут найти лишь потенциальные смертники, обусловлено беззвучным призывом, которому невозможно противиться: «Твоё время настало». Поездка туда, как прыжок в бесконечность, совершается всего раз, и нет обратной дороги. Да и люди, родившиеся и выросшие там, испытывают на себе влияние этого проклятого места, в котором никто и никогда не будет счастлив – они страдают, жалуются, мечтают о лучшей жизни, но уехать не могут. Мистик-Фоллз, словно жестокий ребёнок, играет с судьбами и без сожалений ломает их от скуки. Вероятно, это наказание – там, где был нарушен природный баланс и созданы кровожадные монстры, все априори обречены на муки. И если бы Эстер знала, какие последствия будет иметь спасение ею детей, она бы лучше позволила им умереть. Винланд, 991 В скандинавской мифологии чудовищные волки, змеи и драконы считались символами зла и хаоса; их нападения угрожали упорядоченному миру богов и людей, и, в конце концов, им суждено было его уничтожить. Эстер никогда не думала, что это верование настолько буквально воплотится в её жизни, превратив пусть и не всегда счастливое и мирное, однако спокойное и гармоничное существование в кошмарный сон наяву… Эстер Уилкинс родилась в 968 году в предместьях Лондона, в довольно обеспеченной для того времени семье крупного фермера. С детства девочка ни в чём не знала нужды, обладая полной свободой планировать досуг так, как ей заблагорассудится – старший ребёнок, отцовская гордость и материнская любимица, она не обязана была трудиться, для этого существовали наёмники из бедных селян, которые охотно шли в услужение к её щедрому и лояльному отцу. С одним из таких работников, Томом Греем, девушка, которой к тому моменту минуло тринадцать, неожиданно сблизилась и впоследствии это переросло во влюблённость. Томас отличался от остальных, забитых и покорных, как скот, в нём чувствовалась сила, упорство, неукротимая энергия и стремление выбиться из нищеты, сменить зависимое положение на обличённое властью. Далеко не красавец: слишком худ, враждебность в светлых глазах, кучерявые волосы, чересчур длинные для мужчины, у которого нет времени за ними ухаживать, привычка упрямо поджимать губы и смотреть исподлобья на того, кто неосторожным словом или даже взглядом его задел – а парень был бесстрашным и с бурным темпераментом, такой убьёт, не задумываясь, – он тем не менее пользовался успехом у противоположного пола. Со стороны могло показаться, что ухаживание за хозяйской дочкой имело целью сделать ей ребёнка и, дабы избежать позора, жениться, поправив таким образом своё финансовое положение, но Грей о подобном и не задумывался, он действительно полюбил Эстер. Впрочем, о браке не могло быть и речи, оба прекрасно это понимали: привыкшая к достатку и стабильности девушка даже не заикалась перед отцом о союзе с голодранцем, надеясь, что её привязанность растворится в неумолимом течении реки жизни. И Томас вознамерился сменить сферу деятельности, заработать денег – он не знал, как именно, но готов был на всё – и уже тогда связать себя узами с любимой. Когда они прощались, Эстер не стала давать обещания ждать его или хранить верность, оставив судьбу их отношений на волю Господа. И спустя год она узрела Его решение – познакомившись на танцах по случаю местного праздника с Микаэлем. Предки Микаэля являлись норвежскими купцами, зарабатывающими на жизнь импортом европейского стекла и шерстяных тканей в обмен на железную руду, однако им не чужда была воинственность. В начале IX века его славный пращур принимал участие в покорении Ирландии и, преуспев в этом, обосновался на «зелёном острове», поэтому и сам Микаэль, и его отец, наречённый традиционным для старшего сына в их семье именем, родился там. Когда юноше исполнилось двенадцать, он, получив от родителей напутствие при любых обстоятельствах оставаться сильным и смелым, примкнул к армии будущего короля Дании и Норвегии Харальда I Синезубого, задавшейся целью покорить как можно больше территорий. Без малого за семь лет службы Микаэль посетил Исландию и Францию, Испанию и острова Шотландии, Ланкашир и Камберленд и не только стал прекрасным воином и моряком, но и сумел скопить немалые богатства. Теперь ему хотелось какое-то время пожить оседло, отдохнуть и завести семью. Лондон являлся мишенью последнего набега, в котором он принимал участие, там Микаэль и остановился, приобрёл землю и завёл хозяйство. А спустя пару месяцев повстречал подходящую для брака барышню. Микаэль относился к мужчинам, привыкшим без промедления добиваться своего, ведь всё в мире ненадёжно, а жизнь коротка и полна опасностей. Он тотчас давал понять понравившейся девушке, что она выбрана, хотя доселе это были просто развлечения. Но гордая красавица с роскошным телом, удивительно холодным взглядом и осанкой благородной дамы пленила его сердце сразу и навсегда. И его совершенно не интересовало, что Эстер не выразила особого энтузиазма при знакомстве, за весь вечер произнеся в его адрес всего несколько нелюбезных слов. На следующий же день Микаэль отправился к её родителям и заявил о своём желании взять в жёны их дочь, рассказав, что достаточно благополучен в финансовом плане, дабы обеспечить ей достойную жизнь и даже согласен на принятую у них церемонию бракосочетания. Уилкинс не имел склонности навязывать родным свою точку зрения (хотя викинг произвёл на него благоприятное впечатление) и ответил, что в любом случае решение останется за самой Эстер. Однако уже в ближайшие несколько недель девушка сполна ощутила эфемерность свободы выбора – домочадцы советовали соглашаться, а мать, посвящённая в тайну влюблённости в Томаса, мягко напомнила, что уже год, как от него ни весточки. Впрочем, у девушки был не такой характер, чтоб позволить другим спланировать своё будущее и, если бы Микаэль ей абсолютно не нравился, она сумела бы донести это до близких. Но викинг, упорно стремившийся растопить в своих горячих руках покрытое кромкой льда сердце англичанки, и впрямь умел очаровывать. Кроме того, благоразумная и рассудительная Эстер, очень рано избавившись от иллюзий, осознавала недолговечность женской красоты и необходимость стать гарантией спокойной старости родителей. Через три месяца после знакомства Микаэль, которого невеста величала более привычно для себя «Майкл», повёл Эстер под венец. В следующие полгода она убедилась, что небеса пролили благодать, послав ей такого супруга – требовательный до жестокости и вспыльчивый до ярости с одной стороны, жене он явил противоположную – заботливого и внимательного мужа, нежного и пылкого любовника, рачительного и предприимчивого хозяина. И пусть страстью она так и не воспылала, но уважение, граничащее с восхищением, полное доверие и готовность идти по жизни рука об руку, что бы ни случилось, он получил. А уж когда Эстер забеременела, радость обоих была безграничной. Мальчик прожил всего два года, когда в Лондоне началась эпидемия чумы. Эстер тоже заболела, однако взрослый организм с помощью трав и заговоров матери-целительницы сумел преодолеть недуг. Со стороны казалось, что Майкл переживает смерть сына гораздо тяжелее, чем жена и лишь немногие знали, сколько слёз она пролила, как в одночасье стала старше, тише, печальней, а в некогда лучащихся задором глазах поселились страх и безысходность. Как раз в это время от товарищей-мореходов Микаэль узнал о недавно открытой Эриком Рыжим новой земле, названной Винланд из-за количества винограда, росшего на ней. Климат там мягок, реки полны рыбы, а луга – сочной травы, есть пригодный для строительства лес, единственная проблема – воинственно настроенные племена индейцев, не позволившие высадку и более детальное исследование. Сочтя это препятствие легко преодолимым и желая защитить последующее потомство и жену от возможных угроз, Майкл распродал всё имущество и, собрав команду из таких же, как сам бесстрашных покорителей морей, отлично владевших мечами и копьями, отплыл на поиски лучшей жизни в Новый Свет. Из родни Эстер никто не захотел к ним присоединиться, но её мать настояла, чтоб взяли Айяну – опытную и мудрую ведьму, которая не одно поколение женщин семьи Уилкинс обучила магии и, к тому же, пребывала в уверенности, что на новом месте всё сложится благополучно. Так и вышло – мощная и бескомпромиссная группа пришельцев, соединившись с местными, худо-бедно освоившимися, но обитающими в постоянном страхе винландскими скандинавами, сумела огнём и мечом навязать индейцам собственные условия и оттеснить их вглубь острова. Третью прослойку составляли оборотни, около двадцати человек; они поселились между коренными жителями и новыми, дабы избежать невольных жертв в полнолуние. Щедрая природа охотно предоставляла свои дары, но поначалу приходилось упорно и не жалея сил трудиться, чтоб рационально ими воспользоваться. Кроме того, Микаэль отлично помнил обещание, что Эстер никогда и ни в чём не будет нуждаться, и старался максимально облегчить ей жизнь. Через год у них родился ребёнок, капризный и беспокойный мальчишка, но ещё более любимый и долгожданный, чем первенец. Эстер не отходила от Финна ни на минуту, а в её, казалось, навсегда потухших очах вновь зажглась искорка счастья. Спустя дюжину полнолуний появился Элайджа, полная противоположность брату, с ним вообще не было хлопот, если покормить и перепеленать вовремя. Забавно, но второй сын предпочитал отцовское общество компании матери, хватался за палец и улыбался беззубым ротиком, когда Майкл находился рядом. Когда Элайджа сделал первые робкие шажочки, Микаэль, заручившись поддержкой влиятельного в их селении Йохана, собрал две трети местных мужчин в поход, намереваясь привезти рабов, чтоб у их жён оставалось больше времени для себя и детей. Томас, окрылённый надеждой на воссоединение с любимой, вернулся в Лондон буквально через месяц после отплытия Эстер с супругом в Винланд. Он сдержал слово, разбогател, но его личность претерпела столь глобальные изменения, словно ради денег он продал душу дьяволу. К тому моменту Грею не раз доводилось убивать и ген оборотня начал действовать. Одна цель, оплот, катапульта в эдемский сад из унылых будней, его святыня – любовь к Эстер весь период скитаний поддерживала мужчину, и невозможно описать словами его обиду и исступление, когда узнал от Уилкинсов о «предательстве». Умом Томас осознавал, что Эстер ему ничего не обещала и глупо требовать, чтоб она ждала его так долго, но в сердце длинными иглами вонзалось желание наказать изменницу и более удачливого соперника. Какое-то время он пытался отвлечься и переключить внимание на готовых утешить и доступных девиц, но потом сел на первый плывущий в Исландию корабль, намереваясь оттуда добраться до Винланда – о том, что Эстер поселилась там, он узнал от соседей Уилкинсов, потому что мать девушки побоялась раскрывать её местонахождение. Микаэль отсутствовал уже год, когда Грей со своей стаей ступил на твёрдую поверхность «виноградной земли». Он послал товарищей на разведку, а сам без особого труда обнаружил жилище Майклсонов. К тому моменту в повреждённом рассудке окончательно сформировался план возмездия – лишить жизни поганого язычника и увезти Эстер. Она по-прежнему была красива, хоть и выглядела измождённой. Не замечая, что за ней наблюдают – слишком много дел, – Эстер вынесла сушиться на солнце свежеокрашенную ткань, а затем направилась в кладовую за скиром**, молоком и солониной, близилась пора обеда. И лишь на выходе она увидела Грея, радостно вскрикнула и, отложив припасы, бросилась к нему. Пылкий юноша, превратившийся в хладнокровного убийцу, беседу повёл добродушно, претензий не предъявлял, поделился новостями из дома, а приезд объяснил тем, что «за компанию с товарищами» и ненавязчиво изъявил желание познакомиться со счастливым отцом семейства. Отсутствие Майкла он расценил, как добрый знак, возможность без кровопролития забрать любимую. Том заходил ежедневно, и поначалу Эстер охотно принимала его, ведь ей нечего было скрывать, повода воспринять гостеприимность как предпосылки к адюльтеру она не давала, да и Грей, казалось, давно разлюбил её. Однако вскоре по неодобрительным взглядам соседей женщина поняла, что подобные посещения её компрометируют, и решила пресечь их – по крайней мере, до возвращения Майкла. Последняя встреча состоялась в её доме, дабы оставить в тайне содержание разговора; Айяна как раз ушла гулять с детьми. Вот тут Эстер и поняла, что в груди Грея доселе пылает страстный огонь – воспользовавшись уединением, он попытался поцеловать её. - Не надо, пожалуйста, – высвободившись из объятий и отступив на шаг, попросила женщина. – Я люблю своего мужа. - Чушь, – самоуверенно возразил Том, – ты меня не забыла и всё это время ждала – я вижу это в твоих глазах. Эстер ничего не ответила, сочувственно-недоумённо взирая на него. Ей и впрямь было жаль старого друга, который преодолел полмира, чтоб вернуть её, но это не повод предавать Майкла. - Послушай, – Том сделал пару шагов, сокращая расстояние между ними, – неужели тебе нравится пасти коз и часами сидеть над прялкой?! Эта жизнь не для такой женщины, как ты, Эстер! Поехали со мной. Теперь я богат – как и обещал – и всё для тебя сделаю, ты будешь жить, как королева в любой точке земли! – Ещё шаг, но собеседница выставила руку вперёд, словно пригвоздив его к месту. - Том, я уже сказала: я люблю своего мужа, – она чеканила каждое слово, а прежняя теплота из голоса исчезла, – но даже если бы любила тебя, то ни за что не бросила бы детей и не обрекла себя на позор. Пойми, я счастлива здесь, это мой дом. А Майкл тот муж, о котором можно только мечтать. – Она опустила глаза и потихоньку развернулась в сторону выхода, ощущая исходившую от Грея угрозу; казалось, ещё чуть-чуть и он начнёт плеваться пламенем. – Поэтому прошу тебя больше сюда не приходить. Оборотень был настолько уязвлён, что пришёл в бешенство и даже прикрыл веки, чтоб утаить шафрановые сполохи вокруг зрачка. Ничего не ответив, он стремительно выскочил из дома и скрылся. Прошла неделя. Эстер укрепилась во мнении, что инцидент исчерпан и спокойно продолжала ежедневные дела. Благодаря случаю с Томасом она лишний раз убедилась, насколько успела полюбить мужа и как сильно по нему скучает. Однажды женщина отправилась в лес, следовало собрать травы для приготовления снадобья, препятствующего зачатию, об этом ещё перед отъездом просил Микаэль – у скандинавских мужчин вошло в привычку делать пленных рабынь наложницами, но потомство зачастую было ни к чему. Выискивая нужные растения, Эстер всё дальше отходила от селения, но, вдохновлённая интересным занятием, не замечала этого. Вдруг, словно из-под земли, перед ней возник Том. На самом деле он давно уже выслеживал её, прячась за деревьями. Зажав женщине рот, он связал ей руки за спиной и повалил на землю, придавив весом своего тела. - Ты, кажется, что-то говорила о позоре и верности мужу? – прошипел ей на ухо. – Что ж, посмотрим, как ты объяснишь ему это. Он давно намеревался заполучить если не её душу, то хотя бы тело. Удерживая одной рукой изо всех сил вырывающуюся, кусающуюся и готовую разреветься женщину – мощь оборотня позволяла без особого труда справиться с пленницей, – он поднял подол платья Эстер, освободил её и себя от мешавшей одежды и одним резким, болезненным движением до упора погрузился в её тело. Двигался быстро, грубо, издавая звуки, не похожие на человеческие, скорее животного – впрочем, он и был животным, – ещё и умудрялся целовать её и мять груди. А получив разрядку, откатился в сторону и с довольным видом оглянул находящую в полубессознательном состоянии от боли и ужаса жертву. - И давай без глупостей, пусть это останется между нами, вряд ли твоему муженьку понравится выглядеть рогоносцем в глазах всей деревни. Вспомни, сколько раз ты меня принимала и подумай, как всё это выглядело со стороны, – самодовольно заявил Грей, перевернув её на бок и сняв верёвку. Спустя минуту Эстер с трудом поднялась, оправила платье, подобрала травы и, развернувшись к оборотню, плюнула ему в лицо, а затем нетвёрдой походкой устремилась прочь, на реку, чтоб привезти себя в более-менее пристойный вид. И такие лютые, дикие ненависть, отвращение и презрение пронеслись в её взоре, что Томас будто отрезвел, осознав, что только что натворил – насиловал он её в состоянии аффекта, свойственного представителям его вида. Сразу возникло желание догнать женщину, но он отлично понимал, что это уже ничего не изменит. Пребывая в крайне удручённом состоянии, Томас на следующий день покинул остров. А Эстер ещё долго сидела у реки, невидящим взглядом уставившись на её гладь. Глаза были сухи, внешне женщина оставалась ко всему безучастной. Как-то раз она видела, как горел мох на болоте, быстро, ярко, потрескивая, – вот так и её душа сожглась в одночасье. Придя домой, Эстер сразу же приняла снадобье и, ни с кем больше в тот день не разговаривая, отмахнувшись даже от Айяны, которая сразу поняла, что с подругой приключилась какая-то неприятность, она легла на кровать, отгороженную от основной комнаты, и принялась усердно молиться богам о скорейшем возвращении Микаэля. А на следующий день схватила копьё и отправилась вершить возмездие, но оборотни сказали, что Томас уехал. Спустя неделю приехал Майкл – счастливый, весёлый, с кучей оружия, полезных в быту предметов, пленных, красивыми тканями и серебряными украшениями для жены. Айяна украдкой шепнула ему, что Эстер, вероятно, приболела, потому что в последние дни сама не своя. Увидев супругу, он убедился в этом – лицо её осунулось, в глазах застыла мука, и без того стройное тело исхудало. - Любовь моя, что случилось? – с беспокойством спросил викинг, беря руки жены в свои и пытливо всматриваясь в её очи. Эстер сквозь силу улыбнулась – и кто бы знал, чего ей это стоило! Умевшая любого заморозить высокомерием и всегда преисполненная достоинства, она никогда не позволяла даже за руку себя лишний раз взять… А теперь… Такое унижение, что впору пойти и утопиться, а приходится делать вид, что всё в порядке, и даже мужу рассказать нельзя, она прекрасно знала о непомерном самолюбии Майкла, равно как и доброхотах, поспешивших бы известить о недостойном поведении жены. Оставалось только надеяться, что травы подействуют. - Всё хорошо, – она обняла его, прижимаясь всем телом и трясясь, словно в ознобе, – просто я очень за тебя волновалась… В первую ночь она отказала мужу в близости, как и в несколько последующих, объяснив это тем, что перемёрзла на реке и неважно себя чувствует. Но долго так продолжаться, конечно же, не могло. Впрочем, не зря Майкл считал, что умеет подобрать ключик к женскому сердцу; не торопя её, выдавая страсть дозировано, а нежность – с особенным трепетом, он помог жене отодвинуть в дальний закоулок памяти то, что её терзало и влиться в привычную колею. А потом Эстер поняла, что беременна и отец ребёнка явно не муж. Она тут же обратилась к Айяне, которая к тому времени узнала о поступке оборотня, за необходимым снадобьем, но было слишком поздно – Элиза, которая как раз тоже находилась в положении, уже обрадовала Майкла, и Эстер ничего не оставалось, как разделить ликование с мужем. Третий сын получил столько же отцовской любви, как и другие дети, хотя Микаэль втайне мечтал о дочке. А вот Эстер порой даже не могла заставить себя подойти к мальчику – хоть и понимала, что ребёнок ни в чём не виноват, но всякий раз вспоминала об ублюдке-оборотне, тем более что с каждым днём в Клаусе всё ярче проступали его черты – как во внешности, так и в характере. И со временем её отношение передалось Майклу. Томас Грей появился на острове лишь спустя двадцать три года, да и то для того, чтоб встретить смерть от меча обманутого викинга. А жене он так и не поверил, она опоздала с пояснениями. В запланированное время первородные покинули город, предварительно Клаус и Элайджа посетили особняк Сальваторе, в котором отныне жила и Елена и продублировали внушение, сделанное Ребеккой Тайлеру, с поправкой на отсутствие крови, невозможность покинуть пределы Мистик-Фоллз и укусить Эйприл Янг, о чём попросила её подруга. Дабы держать руку на пульсе местной жизни, старший Майклсон призвал в город два десятка вампиров, поручив им следить за порядком, докладывать обо всех подозрительных приезжих и охранять определённых его обитателей. В два раза большее количество кровососов с теми же директивами направились в Новый Орлеан. Причиной для этого стало не только опасение форс-мажора, но и звонок из города, от ведьмы Амалии, обещавшей выяснить подводные течения обращения Кола. Позвонив днём, когда любвеобильные Майклсоны наносили визиты, женщина сообщила, что Кол сможет снова стать вампиром без риска только через двенадцать лун, в противном случае он просто умрёт. Временной промежуток обусловлен необходимостью восстановления сил природы, участвующих в создании всех сверхъестественных существ; для Сайлоса, кстати, он такой же, поэтому в ближайший год шаман не предпримет новой попытки возвращения. А ещё следует беречь единственную ведьму, которая может как вернуть Сайлоса, так и уничтожить. На резонный вопрос, не проще ли убить или обратить Бонни, Амалия ответила, что тогда они от шамана никогда не избавятся. Элайджа дал слово исполнить все её поручения, но неприятные известия брату решил поведать уже в Лондоне. Клаус выглядел подавленным, и всё время молчал, ему не давал покоя полный презрения взгляд белокурой прелести, а едва ли не первый случай проявления честности грозил стать последним. Кроме того, мужчина, осуждая себя за слабость, хотел увидеться напоследок с бывшим другом, однако до подвала в особняке Сальваторе так и не дошёл, понимая бесполезность этой встречи. Необычайно задумчивой казалась и Ребекка, смутное ощущение, что она где-то просчиталась, не давало девушке покоя. Братья разошлись во мнениях, как следовало поступить с Локвудом – Элайджа заявил, что лучше было бы убить, Кол, услышав о внушении с последствиями, только рассмеялся, а Ник принялся возмущаться, что «такой ценой она ему не нужна», очевидно, имея в виду Кэролайн, но младший брат быстро и доходчиво объяснил гибриду, что на нём свет клином не сошёлся. Конфронтации этих двоих служили источником психологического дискомфорта для Ребекки и Элайджи; замаячившая на горизонте надежда на семейное воссоединение оказалась очередным миражом. В самолёте Кол уселся возле Элайджи и большую часть полёта делился сведениями о Сайлосе, полученными из гримуаров, от ведьм, последователей шаманского культа, собственных методах борьбы с его сторонниками, сплетнями, домыслами и подозрениями. Картина вырисовывалась крайне удручающая: никто понятия не имел, как избавиться от него, единственная надежда – сбежавшие охотники, которых что-то или кто-то вынудил спасти заклятых врагов. Правда, существовали ещё какие-то особенные оборотни и незнакомые им, но сильные ведьмы – Кол запомнил слова Мелиссы Мартин, – хотя разыскать их представлялось не проще, чем Оскара и Кнута. Братья Майклсоны занимали в столице Туманного Альбиона очень скромные, по мнению Клауса, апартаменты – двухуровневую квартиру в восемь комнат в Кенсингтоне, а, по мнению Ребекки, ещё и абсолютно необжитые и неуютные – несмотря на то, что Элайджа провёл там последние пять месяцев. Гибрид вознамерился исправить эту оплошность и в ближайшее время подыскать более подходящую по статусу для разросшейся семьи обитель. Поклонник лаконичных форм, простоты и точности, ясности средств выражения, освобождающих пространство от лишних и ненужных деталей и создающих иллюзию свободы и невесомости, Элайджа выбрал минимализм для интерьера квартиры, кое-где разбавив господство бежевого, угольного и серого яркими акцентами в виде сочных пейзажей Сезанна, Моне, Ренуара или вазами с орхидеями в столовой, на кухне и в одной из спален, очевидно предназначенной даме. Правда, переезд к нему Кола внёс некоторые коррективы в жильё – соседняя со спальней младшего Майклсона комната была превращена в обитель многочисленной коллекции оружия, собираемой едва ли не девятьсот лет и во всех уголках мира, включающей в себя как скандинавские мечи, выполненные им с помощью узорной ковки, так и современное огнестрельное. Дабы упражняющийся Кол ненароком не пробил пол и не свалился в кабинет Элайджи, находившийся прямо под домашним арсеналом, использовали сверхпрочное покрытие, понижающее шансы на нежелательную встречу. Едва переступив порог гостиной, Кол объявил, что сегодня же хочет вернуться к привычному образу жизни и попросил Элайджу угостить его своей кровью. Брат вздохнул и предложил всем устроиться поудобнее и налить себе выпить, ибо разговор предстоит долгий и напряжённый. - … Поэтому я прошу тебя перетерпеть год, а в целях безопасности – ведь с твоим нравом риск насильственной смерти чрезвычайно велик – будешь ежедневно принимать нашу кровь: всех троих, – подытожил рассказ Элайджа. Клаус задумчиво потягивал вино, размышляя, как бы он поступил на месте брата, Ребекка, устроившаяся рядом с пакетом донорской крови (гадость, конечно, но другой не обнаружилось), строила планы по ограждению Кола от возможных неприятностей – так, чтоб не ущемить его чувство собственного достоинства. Сам виновник семейного совета слушал рассеянно, глядел печально – сейчас год казался ему вечностью. - Не насильственной смерти нужно бояться, Элайджа, а насильственной жизни, – философски заметил он. – Что до крови, то не вижу смысла в подобном многообразии, – слегка кивнул в сторону Ника. Клаус усмехнулся. - Зато я вижу, – веско заявил старший брат. – Таким образом твои шансы выжить увеличиваются в три раза. – Добавил устало: - Твои самостоятельность и упрямство сейчас совершенно неуместны. Или ты дашь слово в течение этого года держаться подле одного из нас и не ввязываться в авантюры, или я прикую тебя наручниками и запру здесь. Выбирай. - В самом деле, Кол, – подключилась Ребекка, – ты ведь далеко не дурак, а ведёшь себя, как enfant terrible***. Тебя с того света вернули, а вместо благодарности очередные претензии и недовольство! Братец одарил блондинку скептическим взглядом, словно намекая, что с ней проблем не меньше, но к мнению Элайджи прислушался, 365 дней провести взаперти перспектива безрадостная, а что тот сдержит обещание, не вызывало сомнений. - Отлично, на этом вопрос закрыт, – продолжил председательствующий Майклсон. – Теперь следующее: с завтрашнего дня приступаем к организованным поискам Оскара Гордона. Этим необходимо заняться лично, потому что вампиры, которых я отправил в Швейцарию, где лечилась его мать, на связь не выходят и, подозреваю, что они мертвы. Кроме того, я узнал, что охотник Кнут долгое время жил в Осло, даже «прославился», взорвав торговый центр с двумя сотнями людей, – ошарашенным родственникам пояснил: - о деталях не осведомлён. Этим я предлагаю заняться тебе, Ребекка и тебе, Кол, как раз развеешься. И третье: девушка, которая сотрудничала с Сайлосом, Хейли, что о ней известно? – Все отрицательно покачали головами. – И Тайлер Локвуд даже фамилии её не знает. Хотя меня удивляет, как ей удалось помочь дюжине гибридов разорвать связь с создателем… - Подожди, – перебила сестра, – а откуда тебе известно, что Тайлер ничего не знает о ней? Я забыла у него спросить… - Зато не забыла внушить считать её виновницей всех своих бед, – усмехнулся Элайджа, – уже неплохо. А известно, потому что когда ты вернулась от Локвуда и не упомянула о Хейли, я лично посетил его и разузнал остальное. Кол с гордостью взирал на брата, а Клаус – с долей зависти; вот что значит привычка всё держать под контролем. Ребекка огорчённо надула губки, но вдруг просияла: - Ты снова глава семьи, Элайджа, как в старые добрые времена. – И, солнечно улыбнувшись, едва не захлопала в ладоши. Старший Майклсон посмотрел на неё с нежностью. Ребекка удивительная, прожить столько лет, но сохранить живость восприятия и умение радоваться и верить в лучшее – это великий дар. - Да, вот только всё немного изменилось с тех пор, – подкинул ложку дёгтя в медовую атмосферу Кол. Доселе молчавший гибрид не выдержал, поняв, что тот намекает на убийство Майкла. Решил попробовать отшутиться: - Я думал, после смерти ты вычеркнешь меня из проскрипционного списка. - Напрасно. Просто теперь он сократился до единственной кандидатуры, – огрызнулся брат. Обстановка в комнате накалялась, но Ребекка и Элайджа не вмешивались, понимая, что диалог для этих двоих – уже сдвиг с мёртвой точки. - Кол, будь так любезен, – Николаус встал и подошёл к брату, – скажи, что мне оставалось делать?! Он упорно и неутомимо преследовал меня с оружием, способным убить – причём скрывал это от тебя почти шестьсот лет, – и его рука бы не дрогнула. Я просто защищался! Кол тоже поднялся и стал вплотную, глядя на гибрида сверху вниз, как умел лишь он. - Я это понимаю. Но как у тебя всё просто и для всего существует объяснение! Тогда ответь мне: а что я тебе сделал?? Почему ты отнял всех, кого я любил: Фрейу, отца, Сейдж. – Клаус собрался возразить, но парень поднял руку, вынуждая его молчать. Он всё больше распалялся, словно выплёскивая на присутствующих свою тоску, боль, обиду. – Да, да, Сейдж. Потому что она тоже умерла по твоей вине. Ты говорил, что в Мистик-Фоллз всё под контролем, что легко можешь прижать к ногтю Сальваторе и компанию, когда отправлял меня в Денвер. И что в итоге? – Он вдруг успокоился и уже гораздо тише добавил: - Да ты, наверное, и вздохнул с облегчением, когда Финна убили, ведь живые родственники только хлопоты доставляют. Гибрид ничего не ответил, он не имел привычки оправдываться, когда не испытывал вины. Даже перед самыми близкими. Поэтому, подхватив пустой бокал, Клаус прокусил себе запястье, плеснул туда крови и вышел. Сосуд перекочевал к Ребекке, потом к Элайдже и завершил путешествие в руках Кола. Поморщившись – человеку пить кровь не слишком приятно, – парень взболтал содержимое, смешивая, и одним большим глотком осушил. Вязкая и маслянистая кровь имела терпко-сладкий вкус, надолго остававшийся во рту, но, в целом, очень неплохо. Можно даже воображать, что ты по-прежнему вампир. - Я завтра вернусь, – кивнул старший Майклсон сестре на прощание и, увлекая за собой скандалиста, удалился. Через несколько минут Бекка отправилась на поиски Клауса; коль они с Элайджей «поделили детей», нужно подставить плечо всеобщему нелюбимцу. Хотя она сама так и не определилась, на чьей стороне, просто хотелось взять их за руки, как когда-то, соединить, спаять, связать – что угодно, лишь бы вместе. Какие же глупые эти тысячелетние мужчины, держатся за безвозвратно потерянное, отталкивая то, что ещё можно спасти. Он стоял в спальне на втором этаже, уставившись на одну из своих картин, что висела над кроватью – выполненная пастелью панорама Агридженто; хорошая работа. В комнате Кола – судя по отсутствию идеального порядка, деревцу бонсай и раскрытой книге о ядерном оружии на тумбочке. С уст мужчины сорвался тяжкий вздох. Мистик-Фоллз странный город. Там никому ни до чего нет дела: подростки живут без родителей, никто не работает и даже не учится, все верят в басни о нападениях животных, игнорируя ужасающий уровень смертности и прокушенную у каждого второго шею или запястье. Люди охотно придут на праздник, который завершится кровавой вакханалией, отправятся заниматься сексом или курить траву в лесу, лучше всего вечером. Но за пределами зачарованного места обитают не столь легковерные индивиды. Поэтому невиданный доселе вирус, в одночасье поразивший больше трёхсот жителей Праги, пронесшийся по Италии, Санкт-Петербургу, Киото, Бразилии, Австралии, Франции, британскому острову, дальневосточным и скандинавским странам, вызвал обеспокоенность не только спецслужб, отвечающих за здравоохранение и государственную безопасность, но и широкой общественности. Днём и утром, ночью и вечером, посреди офисов и ресторанов, улиц и пляжей, в бедных кварталах и фешенебельных, пребывающие в одиночестве и движущиеся сквозь толпу вдруг падали люди, заходились в кровавом кашле и серели, умирая. И тогда становилось очевидно, что вовсе то были не люди, а нежить, вампиры. В больницах, где использовали вампирскую кровь как лекарство, у пациентов началось резкое ухудшение самочувствия, когда в их организмах мёртвое смешивалось с живым. И хотя некоторые не поверили, что живут среди сверхъестественных существ, предпочитая для собственного успокоения придумывать нелепицы вроде массового отравления лекарственными препаратами или ядовитым газом, большинство свидетелей произошедшего охватила паника, концентрическими кругами расходящаяся по миру. Созывались экстренные совещания, полицейские задерживали и допрашивали членов семей погибших, в церквах шли службы, сумасшедшие всех мастей и мрачного вида прорицатели предсказывали смерть, однако чёткого плана действий составить не удалось – слишком мало достоверной информации. Важные чиновники ограничились заявлениями, что вопрос будет решён в кратчайшие сроки, ибо для этого задействованы все возможные ресурсы, и советовали гражданам воздержаться от вечерних прогулок по тёмным переулкам, СМИ запретили писать о случившейся трагедии, чтоб не тревожить массы, возле центров по переливанию крови выставили усиленную охрану. Такая халатность была вызвана своевременной реакцией нескольких десятков caporegime****, как их шутливо величал Кол, и подчинявшихся им вампиров, оставленных Элайджей во всех крупных городах. Они старались если не полностью ликвидировать общественные волнения, то хотя бы реакцию на них. Впрочем, всем внушить нельзя. В отличие от Кола, щедро и безвозмездно дарившего бессмертие всем, кто ему понравится, Клауса, отдававшего предпочтение дреколью, а не рапире*****, и Ребекки, которая подражала Нику, запугивая (хотя это у неё не столь грозно получалось), Элайджа считал, что обращённых в свою «веру» необходимо держать на коротком поводке, действуя в равной степени и кнутом, и пряником. Он дожидался, пока новоявленный вампир очнётся, помогал завершить обращение и внушал ему всегда и во всём слушаться себя и являться по первому зову, не покидая город, в котором тот переродился. Элайджа всё контролировал. Постоянно. Продумывал, планировал, взвешивал, учитывал риски, составлял комбинации и держал наготове запасной вариант. Но бывали ситуации, когда и он не властен что-то изменить: как нынешняя, с братьями. Он достаточно хорошо знал обоих, чтоб прийти к выводу, что Кол никогда не сможет простить Клауса, а Клаус предпримет несколько попыток заключить мир и, не увидев результата, ещё больше озлобится и укрепится во мнении, что в своей семье он источник дискомфорта, течение Западных Ветров в тёплых океанских водах. Элайджа знал о том, что случилось с матерью, об отце Николауса – Кол недавно поведал, а ему рассказал Финн, когда они встретились после бегства из Мистик-Фоллз; сам Финн случайно услышал это в разговоре Эстер с Айяной. На Кола новость особого влияния не оказала, его душа за девятьсот лет была слишком отравлена презрением к матери, а вот Элайджа на всё случившееся взглянул иначе. В том числе и на Клауса, главную жертву родительской одержимости… После получения информации о событиях в городе Элайджа велел нескольким вампирам незаметно присматривать за Катериной – выяснить, где та живёт, не составило труда. Хотя собственное беспокойство за её судьбу его не устраивало, слишком уж сильным стал страх потерять женщину, которую привык позиционировать лишь как превосходную любовницу. Может и прав Кол, утверждая, что он почти сунул ногу в капкан. Пожалуй, если б старший Майклсон больше ей доверял, всё обстояло бы иначе. Но Эл ни на миг не обманывался ни по поводу разоблачений Сайлоса в пещере – болтливость последнего явно не способствовала, чтоб его уважали и воспринимали слова всерьёз; ни целей приезда Катерины в Мистик-Фоллз – ведь, сам не ведая, Кол отлично подготовил почву для этого; ни количества мужчин, которых она тоже «любила» – замешкавшись при входе в гробницу, Майклсон услышал, что Кэтрин говорила Стефану. Тогда на его устах появилась ироничная улыбка, а сейчас это воспоминание являлось лишним поводом для скептического прогноза продолжительности и глубины его с Катериной отношений, потому что он не желал становиться очередным трофеем её обширной коллекции. И всё же он не уехал в тот же день на поиски Оскара, как следовало, а поспешил на встречу с ней, томимый нетерпением и предвкушением. Когда на улицах Лондона, как когда в Мистик-Фоллз, появились люди с заточенными кольями в руках, Кэтрин поняла, что лучше держаться от мегаполисов подальше, потому что схожая ситуация была и в остальных столицах. Впрочем, ещё с прошлого лета в городе что-то начало неуловимо меняться – слишком многие стали принимать вербену и остерегаться приглашать в дом, хотя сейчас девушка понимала, что виной тому охотник Оскар. Но во всём есть хорошая сторона – если бы не эти метаморфозы, она не познакомилась бы с Владиславом Щербаковым и не провела бы довольно весело несколько месяцев в его компании. Первая встреча с российским миллионером-диссидентом состоялась на турнире по «спорту королей и королю спорта» поло, проходившему в конце сентября в пригородном клубе. Кэт ещё с 50-х годов минувшего столетия полюбила подобное развлечение, дававшее возможность завязать полезные знакомства, ведь среди сливок общества она чувствовала себя, как рыба в воде, да и приятно было наблюдать за ловкими, сильными и отважными игроками, это пробуждало азарт, особенно с учётом последующего питья крови кого-то из них. Поглощённая соревнованием, девушка не сразу заметила, что один из гостей вот уже несколько минут не сводит с неё глаз, а когда, наконец, взглянула на него, то едва не фыркнула – настолько несуразно смотрелся мужчина в фиолетовых джинсах и белой куртке casual среди разряженных аристократов. Однако его, как и окружающих, это, похоже, совершенно не беспокоило, скорее напротив – держался чудак уверенно и непринуждённо. Во время чаккера****** он подошёл и представился, наговорив Кэт комплиментов и отметив, что мало кто из женщин приходит сюда, искренне интересуясь игрой, а не просто покрасоваться. Возможно, их общение бы продолжилось, при ближайшем рассмотрении он оказался хорош собой и остроумен, но запах вербены, которую то ли пил, то ли использовал вместе с одеколоном Щербаков, отбил у Кэтрин охоту беседовать. Спустя несколько дней девушка отправилась в новый винный бутик, открывшийся на золотой линии, пополнить домашние запасы любимого напитка, и очень удивилась, обнаружив, что давешний знакомец является его владельцем. Брюнет новой встрече был искренне рад и тут же заявил, что сама судьба привела мисс Пирс в его обитель. Но Кэтрин, так ничего и не приобретя, потому что на днях спустила всю наличность на одежду и рассчитывала вместо оплаты воспользоваться внушением, раздосадованная быстро распрощалась. В тот же вечер к ней явился сомелье с бутылкой самого дорогого вина из ассортимента магазина и возвестил, что господин Щербаков будет очень рад, если она примет этот скромный презент. Несмотря на искушение, девушка отказалась. Она ещё не знала, что русские сражаются до победного исхода: отныне ежедневно на пороге её уютной квартирки появлялся гонец от упорного поклонника с дарами – драгоценностями, билетами на модные мероприятия в комплекте с огромными букетами цветов, произведениями изящных искусств и даже договором, подтверждающим переход в собственность мисс Пирс чистокровного поло пони. Это последнее подношение не только позабавило Кэт, но и заставило согласиться, во многом ещё и потому, что в некоторые места, где собирается высшее общество, для неё, ввиду массового приёма вербены, вход закрылся… Когда приятный вечер плавно пришёл к закономерному завершению, и они оказались в спальне, Влад вдруг сообщил, что в курсе, кто она и тоже хочет стать вампиром. К счастью для брюнетки (и его безопасности), дальнейшие расспросы продемонстрировали, что сам он почти ничего о кровососах не знает, а потому поверил сказке об инициации, что предваряет обращение и длится несколько месяцев, в которые кандидат обязан всячески ублажать наставника и снабжать своей кровью. Тогда Кэт отпустила его, решив поиграть в кошки-мышки и проверить, вернётся ли, но уже на следующий день, убедившись в пригодности крови для питья, подкрепила сказанное внушением. Отучив сумасброда от вербены и приучив к ношению костюмов, Кэтрин постепенно начала получать удовольствие от совместного времяпрепровождения. Оригинал, авантюрист, забияка, великолепный рассказчик и выходец из скромной семьи, самостоятельно пробившийся наверх, Влад, по сравнению с лощёными и скучными богатеями, что были у неё в последние годы, являл собою феерию изобретательности, задора и жизнелюбия. Да и наивный восторг, с которым он поначалу взирал на мисс Пирс, выглядя при этом нелепо, вскоре уступил место галантным ухаживаниям хорошо воспитанного и много повидавшего мужчины. Он увлекался понемногу всем, охотно делясь знаниями с Кэтрин: участвовал в автогонках, играл в гольф и в поло, охотился, купировал******* вина, сочинял фельетоны, разводил борзых и, тоскуя по Родине, собирал грибы в хемпширском лесу. Отчизна вообще являлась центральной темой большинства его смешных и не очень рассказов, опальный олигарх очень любил свою страну, на расстоянии, и словно вознамерился донести до Катерины великую тайну загадочной русской души, раненной духовности, неприятия полумер и привычки жить так, словно это твой последний день на земле. Девушку такой патриотизм, межующийся с пафосом, одновременно забавлял – сложно сдержаться, когда мужчина шести с четвертью футов роста и могучего сложения благоговейно вещает об утерянных традициях масленицы и кулачных боёв, – но изредка и она с грустью вспоминала свой дом, где была счастлива. А на вопрос, почему решил стать вампиром, Влад отвечал, что человеческой век слишком короток, чтоб реализовать все его замыслы, а возможность внушения пригодится для наведения порядка. Несмотря на специфичность хобби с грибами, девушка полюбила прогулки по лесу. А поездка в Хемпшир, где Щербаков приобрёл усадьбу, неожиданно вложила в руки ниточку, считавшуюся давно оборванной – нашлась ведьма, задолжавшая услугу. План «В» или «С», зависит от противника, у Кэтрин зачастую заключался в сильной колдунье, которая, естественно, по своей воле помогать бы ей не стала. Потому и приходилось вносить коррективы в судьбу, филигранно выстраивая интригу. Юную ведьму Уитни, например, пырнул ножом грабитель и скрылся, бросив девушку истекать кровью в глухом переулке, и – о чудо! – как раз в это время неподалёку оказалась вампирша Кэти, которая не только не добила, но и излечила. Однако неблагодарная барышня пренебрегла обещанием, сбежав на юг, что отлично её охарактеризовало – подавляющее большинство слуг природы безропотно подчинялись велениям «благодетельницы». Когда длинные цепкие пальчики сжали предплечье уже далеко не юной ведьмы – с момента побега минуло больше двадцати лет, – Уитни не стала делать Катерине аневризму, заявив, что добровольно выполнит любое её желание. Но даже если бы и захотела, то не смогла бы – потому что читала о таком способе борьбы с вампирами, но никогда не применяла его; будучи могущественной ведьмой, она ограничивалась лишь теорией, намеренно устранившись от поддержания баланса и прочих обязанностей своего вида. А Кэт немного растерялась, к тому времени всё в её жизни более-менее наладилось, защиту от вечного и непобедимого врага обеспечивал его старший брат. Но именно судьба Майклсонов и привела вампиршу спустя несколько недель снова в Хемпшир – она вознамерилась помочь вернуть Кола к жизни, только велела Уитни самостоятельно связаться с ведьмами. Кэт отдавала себе отчёт, что в чистоту её помыслов просто не поверят, а действовать необходимо быстро, да и Кол, как союзник в перспективе, может пригодиться, в отличие от сестрицы с мозгом птички колибри. Воистину говорят, что сильнее всего привязывается тот, кого никто не держит. Получив свободу и возможность следовать, куда заблагорассудится, не оглядываясь в страхе назад, Кэтрин, пусть и сменила место жительство на более спокойное графство, ждать вестей из столицы не перестала. А такая позиция претила её независимой натуре. Девушка вытерла губы носовым платком и, бросив его на землю, перешагнула через окровавленное тело, решив не лечить – в этой части леса никто не найдёт очень долго. Пребывание в очаровательном и благообразном болотце окончательно ей наскучило, ещё и Щербаков, внезапно уехав в Москву месяц назад, упорно не отвечал на звонки. А она уже привыкла, что личный сатир всегда под рукой. Неподалёку прошелестел вампир, прячущийся за деревьями, и губы Кэт искривились в самодовольной усмешке – всё-таки Элайджа беспокоится о ней, хотя бодигардов мог бы выбрать не таких бестолковых, этих она заприметила ещё в день прилёта. А может на то и рассчитано. Что именно Майклсон озаботился сохранностью её персоны, не вызывало сомнений, больше просто некому. Но лучше б он сам явился. Как бы муторно ей ни было от мысли, что рано или поздно предстоит столкнуться с Клаусом и вновь выслушать инсинуации, порождённые его больным воображением и уязвлённым самолюбием, Кэт намеревалась держаться подле Майклсонов. Во-первых, дабы получать свежую информацию о ходе поисков Сайлоса или даже помочь в этом; неосторожные слова в пещере отпечатались у неё в памяти огненными буквами, до предела обостряя инстинкт самосохранения. А во-вторых, и для Элайджи её близость полезна: отчасти сбросит бремя неустанной заботы о дражайшем семействе и реже станет проявлять рыцарство, к которому имеет склонность – Кэт знала, как губительна в этом мире честность, как уязвимо благородство и как слаба мужская мускулистая рука в борьбе против коварства и подлости. Хотя, чуждая лицемерия, она признавала и то, что, несмотря на влюблённость в него, её жизнь и безопасность приоритетней и, если бы возникла угроза, она бы вновь бросила Элайджу, без колебаний… - Ты скучал по мне? – не оборачиваясь, спросила брюнетка спустя несколько минут, уловив запах его парфюма. Майклсон улыбнулся. Мало того, что спиной чувствует, так ещё и вопрос этот стал их традицией. - Немного. Кэт развернулась и плавной походкой направилась к нему, но, не дойдя пару шагов, остановилась и чуть наклонила голову вправо, ожидая приветственного поцелуя. И неплохо бы комплимент по поводу внешнего вида услышать, она всё утро, как и вчера, вертелась перед зеркалом, наряжаясь на прогулку, словно влюблённая школьница, которая идёт на первое свидание. На самом деле Майклсон оценил изысканное пурпурное платье, которое подчёркивало соблазнительные округлости, но к сладким речам просто не имел склонности. Он уже подался вперёд, чтоб вспомнить, каковы на вкус эти нежные губы, когда в сердце внезапно проснулся червячок недоверия – а ведь русскому своему она исправно звонила все дни, пока находилась в Лондоне и непонятно ещё, с кем бы сейчас прогулки совершала. Эл не то что ревновал, смешно к такому ревновать, но неужели так сложно четыре дня без мужчины прожить? Поэтому вместо ожидаемого страстного поцелуя Катерина получила лёгкое рукопожатие. Девушка скорчила недовольную гримаску, но исправлять ситуацию не захотела. «Каких ещё несуразиц обо мне ему наговорил Клаус? Или дело в ком-то ещё?» Она внимательно смотрела на мужчину и морщинка удивления и сожаления залегла между бровей, когда пришло осознание, что к некоторым вещам он относится не так легко, как она и, при всём своём напускном безразличии, склонен к собственническим замашкам. Нужно было срочно исправлять ситуацию. - Может, поделишься новостями, а то я нахожусь здесь как в вакууме, – осторожно спросила она. - Всё в порядке, – Элайджа предложил ей руку, и они медленно направились по дорожке, – Кола оживили в воскресенье, вчера он обратился и уже успел пару десятков новых вампиров создать – формирует Линию. «Какого чёрта!» - Превосходно, – с энтузиазмом прокомментировала Кэтрин, вернув челюсть на место – ведьма с уверенностью заявляла, что обратно стать вампиром нельзя. Мужчина криво усмехнулся подтверждению своей догадки, что информация из Лондона вполне могла бы быть информацией из Хемпшира. - Моя Венера, твои актёрские способности ухудшились, – поддел он, внимательно глядя на девушку. - В смысле? – притворно удивилась Кэтрин. "А кто тебе сказал, что я стараюсь играть?" - Ты поняла. Вот только неясно, почему нельзя было сразу позвонить мне, два дня бы сэкономили. – Этими многоходовками она даёт лишний повод усомниться в своей искренности. Брюнетка верно истолковала его недоумение, но по-прежнему считала, что поступила правильно. - Иногда нужно следовать советам ведьм, чтоб они не говорили, что вампиры во всём их притесняют, а то так недолго и до объединения с Сайлосом. – Майклсон опустил руку, переплетя их пальцы. – А что сказал оживший братец, когда узнал, что я внесла посильный вклад в его возвращение? - Что польщён, однако поскольку теперь очевидно, что он станет частью твоего очередного коварного плана, то немного напуган. – Элайджа рассмеялся, вспомнив, с какой обречённостью Кол строил умозаключения. Кэтрин тоже улыбнулась и, развернувшись, обняла его за шею, с капризными нотками в голосе объявив: - Ты, кстати, тоже мог бы известить меня, что приставил охрану. И вынеси им выговор, они совершенно не умеют оставаться незаметными. - Обязательно. – Восхитительная женщина всё-таки Катерина: лгунья, изменница, интриганка – и в то же время единственная, рядом с кем доступна вся палитра красок жизни… Брюнетка тем временем сама принялась целовать своего на удивление рассеянного сегодня – вероятно, вследствие напряжённости последних недель – спутника и так преуспела, что Элайджа готов был пренебречь намерением заняться с ней любовью в подобающей обстановке. Отстранившись, Кэт собралась было пригласить в усадьбу, где обитала, но в последний момент передумала – жилище Щербакова не самое подходящее место, чтоб приводить туда Элайджу. Разделяя её мнение, он предложил отправиться в Лондон. Прямо отсюда. - А ты не устанешь из-за дороги? – Кэтрин перемещалась на небольшие расстояния, в пять-десять километров максимум, предпочитая пользоваться транспортом, дабы не тратить потом литры крови на восстановление. - И не надейся, – пообещал Майклсон, крепко прижимая её к себе... _________________________________________________________________________ *«Primus inter pares» (лат.) – «Первый среди равных» ** скир – домашний творог *** enfant terrible (фр.) – ужасный ребенок (букв.); человек, доставляющий массу проблем **** caporegime (ит.) – глава команды; в «мафиозной» терминологии представитель одной из высших ступеней в криминальной лестнице, который подчиняется непосредственно боссу семьи или его заместителю ***** отдавать предпочтение дреколью, а не рапире – недостаток тонкости ****** чаккер – тайм в поло, длится семь с половиной минут ******* купировать – смешивать различные сорта вин в определенном соотношении с целью улучшения их качества, исправления недостатков, получения вин определенных типов и составов