В лабиринтах памяти

“I’m just watching as you go away I’m just watching They disappear I’m just listening I’ll only hear the steps” Indica “Askeleet” © Два месяца спустя Туомас лежал в психиатрической клинике города Хельсинки, наблюдался у лучших врачей, но память не возвращалась. В день трагедии Туомаса нашли случайные прохожие, они же и вызвали Скорую помощь. Он потерял много крови, получил болевой и психологический шок, а также тяжелую степень диссоциированной амнезии [прим. автора. Диссоциированная амнезия — амнезия, при которой забываются факты из личной жизни, но сохраняется память на универсальные знания]. Ребята ходили к нему ежедневно в течение всего времени, рассказывали разные случаи из его жизни, но Туомас лишь улыбался. Врачи разводили руками: он мог вспомнить прошлое в любую минуту, но необходим был какой-то толчок. Все фанаты мира писали ему письма, желая скорейшего выздоровления и возвращения на сцену. Он читал их, но память не возвращалась. Эти два месяца Туомас жил, словно в тумане. Он видел во сне необычной красоты луга, бабочек, океан. Слышал музыку, которую понимал всем сердцем; а еще – видел женщину, красивую брюнетку с зелеными глазами, которую он знал и не знал, по которой скучал, любил и ненавидел. Ребята, как обычно, толпились под кабинетом лечащего врача Туомаса. Очередное обследование, очередной консилиум и вечно плохие новости. Доктор Ярвинен пригласил всех в кабинет и сообщил следующее: - Я должен сказать вам, что никаких улучшений не наблюдается. Из разговоров с Туомасом, я извлек, что он обладает приличным кладезем общих и специальных знаний, но полностью утратил свое «я». Хочу попросить вас ограничить время и частотность своих визитов, Туомас от них устает и пользы от этого очень мало. Как только ему станет лучше, я обязательно сообщу вам. А сейчас, простите, мне нужно идти, - с этими словами, он встал и вышел из кабинета, оставив всех в глубоком шоке. - Как мы можем его оставить? Он же наш друг… - спросил Эмппу. - Знаешь, доктор Ярвинен во многом прав, столько времени прошло, а прогресс на нуле. Может без нас ему будет лучше? – ответил Марко, про себя жалея, что в больнице нельзя курить. - Но люди, Туомас не просто наш друг, он… он - звено, на котором все держалось, а теперь что? – всхлипнула Анетт. - Неттан, нам всем будет его очень не хватать, но надо жить дальше. У нас дети, семьи… Нужно искать работу и не опускать руки – сказал Юкка. - Да, ребята, а что делать с Nightwish? – встрепенулся Эмппу. На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Группа никому не нужна была без Туомаса. Для всех она была лишь хорошо оплачиваемой работой, не более того. И только для двоих людей Nightwish был смыслом жизни. - А знаете что? Новый альбом почти готов, осталось записать только вокальные партии. Давайте его выпустим. И еще, может Тарье позвонить? – задумчиво пробормотал Эмппу. - Тарье? Зачем? – буркнула Анетт. - Как «зачем»? Она была и остается частью коллектива… - бросился в бой Эмппу, он общался с Тарьей и скрывал это ото всех - Так, успокойтесь! Звони, Эмппу. Их проблемы с Туомасом остались в прошлом, но она должна знать о случившемся – назидательным тоном проговорил Марко и дал всем команду разъезжаться по домам. *** Тарья сломя голову мчалась в Финляндию, не до конца отдавая себе отчет в правильности своих действий. Позади остался скандал с Марсело, сорванный концертный тур, прерванная запись альбома. Тарье было все равно, она сейчас хотела только одного: поскорее увидеть Туомаса, в каком бы состоянии он не был, он навсегда останется самым близким человеком. Марсело заявил ей: «Выбирай: или я, или Холопайнен!», и она вновь выбрала второго, позабыв обо всем на свете. Она ненавидела Туомаса и не переставала любить. Она не знала, что ее ждет, но летела к нему, ответив мужу веским: «Он все еще мой лучший друг!» и хорошенько хлопнула дверью. Несколько часов сна не уняли Тарьиной тревоги, и когда приветливая стюардесса объявила: «Tervetuloa Suomeen», Турунен почувствовала, что ее трясет от волнения так, что она абсолютно не может держать себя в руках. Они не виделись целых пять лет, пусть он не и помнит ее, Тарье все равно было очень страшно.