Последний стук сердца

Окружная тюрьма округа Кларк. Камера смертников. Карцер. Дата: 6 декабря 1985 года Время: 03:00 AM 6 часов до приговора. — "Уйди! Что тебе нужно от меня?!" — мужчина, кричал, забившись в угол своей обшарпанной камеры; его лицо выражало настолько неимоверный ужас и страх, что нормальный человек не смог бы равнодушно на это реагировать. Пытался освободиться, убежать отсюда, убежать от ответственности, от снов, в которых призраки убитых женщин преследуют его, рвут на нём кожу, но четыре стены не могли выпустить его наружу, пухли от напряжения. Поняв, что попытки тщетны, убийца попробовал подбежать к двери и закричал: — "Кто-нибудь! Помогите! Меня хотят убить!" — Услышав в ответ пустое молчание и осознав, что никто не обращает внимания на его мольбы, Алан решился-таки взглянуть в зеркало, его лицо полностью покрытое кровью заметило тень призрака женщины с перекошенным лицом — "Пошла прочь, тварь"! — полагая, что призрак исчезнет, он достал небольшой крестик в виде Иисуса Христа и поднял его вверх над лбом, дабы испугать девушку. Пусть это и был всего лишь последний час жизни нашего религиозного Алана Бэка, но сей период оставался самым страшным за всю его пятидесятилетнюю никчемную жизнь — "Бесполезно, ты здесь никому не нужен. Давай побеседуем наедине, любимый мой человек...". На вид безумно красивая, с распущенными седыми волосами, в белом платье, струящимися по прозрачному стройному телу, злобно оскалившись, протянув к Алану свои бледные длинные руки с обкусанными ногтями, покрытыми красной кровавой плёнкой и зияющими ранами. Хотя нет, она улыбалась не злобно, а победно, с чувством выполненного долга, отражавшимся в её пустых глазах, из которых стекала кровь легкими струйками. — "Я не могу так, оставь меня в покое, оставь меня в покое хотя бы на минуту! Слишком больно, слишком темно, слишком много тебя, ненавижу"— мужчина молил её покинуть камеру, но если быть точнее, покинуть его голову. — "Сколько боли ты причинил всем своим жертвам, сколько счастливых семей ты погубил! Пришла пора расплачиваться за свои ошибки. Пойдём со мной, любимый, я как раз покажу тебе все эти сладкие грехи и вкус мести" — рука, висящая в воздухе, висела и ожидала человеческого тепла мягкой кожи Коула. Мужчина сдался и протянул руку, ощутив при этом ужасный холод её кожи, и яркая вспышка мелькнула, буквально на секунду. *** Вот он видит лицо своей матери, которая за любую провинность избивала его, маленького мальчика лет трёх. Она водила в дом посторонних мужчин, занималась с ними странными вещами и запугивала ребёнка всё тем же способом, чтобы тот не проговорился отцу. Вот откуда ненависть, вот откуда точка отсчёта, вот откуда жестокость в его последующих действиях сказали бы мы. Маленький мальчик, плача в углу каждый день, строил свои планы мести, он возненавидел всех женщин мира, полагая, что все они такие двуличные и жестокие, ненавидят своих детей, бьют их, кусают, не проявляя ни капли милосердия, не зная жалости... Спасибо, мама. Хорошо что твою голову разбил не я, а твой очередной "муж". *** И вот, мальчик вырос, теперь это человек, потерявший способность чувствовать, теперь в его сердце только боль и горечь. Его психика сломана. Женщина... Для него это слово не значило ничего, абсолютное равнодушие, бессердечность. Первая жертва была убита в 1971 году, Кэрол познакомился с ней в кафе, она была привлекательна, с длинными волосами, лицо, словно выточено великим скульптором; но это не имело для него значения, он видел в ней врага, да и не только в ней, он видел врагов во всех представительницах противоположного пола. Коул душил её долго, наслаждаясь каждым её вздохом, наслаждаясь тем, что может управлять жизнями других, вспоминая его никчемную мать. Ещё несколько дней он возил труп этой девушки в своей машине, непонятно зачем, может, чтобы постепенно осознавать своё превосходство, вседозволенность действий. Этого, к сожалению, не узнает никто. Дальнейшие убийства не имели чёткой последовательности, но число его жертв приближалось к 14 и могло быть приближено к 30-ти, сам процесс отличался крайней жестокостью, с нотками каннибализма, вампиризма. Вот что может сделать с человеком жажда жизни и наблюдение за отсутствием материнского инстинкта. Ни капли сожаления, а лишь большее желание убивать. — Теперь ты вспомнил всех своих жертв, Коул. Что-то добавишь? Признаешь свои грехи? — перед ним снова висела девушка-призрак. — Нет. Это мой выбор. Но я бы хотел напоследок найти и убить свою мать, чёртову содомитку! Хочу ощущать холод её бездушного тела. Хочу видеть её пустые глаза. Хочу, чтобы она в аду горела! Жаль, что не успел этого сделать... Вот из-за чего я больше всего раскаиваюсь,— он ухмыльнулся. — Глупый, глупый мальчик. Ты так и не научился любить, так и не осознал чудовищность своих поступков. Надеюсь, тебе простит Бог эти убийства,— закончив, она обняла его и присела рядом с ним, над головой возник венец слегка кровавого цвета. — Я буду твоей матерью, раз уж мне не удалось осуществить радость материнства при жизни,— она обняла его ещё крепче. У меня должно было быть 5 прекрасных детей, Бог нас покинул, мы погибли от чумы... Рассказать дальше, Коул? — Что ты делаешь? Отпусти! Я ненавижу тебя! — однако, он не смог сопротивляться. Почему-то, прикосновения рук стали более нежными и ощущался не холод, а приятное тепло и покалывание, исходящее от её прикосновений. Тело девушки чуть светилось, а раны, с хлещущей из них кровью, заросли, даже не оставив шрамов на коже. Глаза тоже перестали кровоточить, и улыбка засияла на её лице. — Люблю тебя, каким бы ты ни был. Пусть мы встретимся там, наверху, и я научу тебя вновь чувствовать. А теперь спи...— она погладила его по голове. Мужчина закрыл глаза и погрузился в крепкий сон. Время: 10:00 В камеру вошли два надзирателя тюрьмы. — Кэрол Коул, прошу вас встать и пройти за нами, любые попытки сбежать приведут к плачевным последствиям. Вот он медленно идёт по коридору, ярко освещенному, вокруг чисто-белые девственные стены, даже слишком белые, отвратительно-блевотного цвета. Его завели в кабинет, пристегнули к креслу. Врач тюрьмы ловко готовит «техасский коктейль», вводится в вену игла, через которую медленно пропускается горячая смесь. Чувствуешь тепло и жжение по рукам и ногам. Сердце стучит, стучит; сначала очень часто, из-за страха, затем страх пропал, пришло забвение и сердце замедляет темп, пока совсем не стихает. Последними его словами были: — Прости меня. Я не способен любить. Пусть в аду я не буду счастлив. Последним лучом света, за который он успел ухватиться, страдая от физической боли была девушка-призрак, зовущая его туда, где он забудет своё прошлое, искупит вину и погрузится в ласку и нежность мира, где нет ненависти и насилия... И мать его не предпочла алкоголь ему, защитила его от нападок маньяка-отчима. А может и не было её совсем, этой девушки, и матери не было... И его тоже не было...