Не сдавайся, Конрад!

Дуло пистолета направилось на Ключника. Его взгляд изменился — сначала яростно вспыхнул, но тут же стал холодным, отстранённым, презрительным, словно говорил: «Знаешь, ты настолько жалкая, что мне уже не терпится сдохнуть». Эдна исполнила это желание. Оглушительный выстрел, и тело мужчины навалилось на перила, а с них соскользнуло на пол. Голова звонко стукнулась о металл, и два невидящих глаза уставились прямо на девушку. Из большого неровного пролома в центре лба начала сочиться кровь. Эдна сразу же перевела взгляд в сторону, но всё равно почувствовала, что в коленях слабеет, и она неуклонно оседает вниз. Проклятье. Её начало мутить. Проклятье, нужно было дать Шизелю шанс! Пусть Ключник и был отбитым психом, но факт того, что она окончательно и бесповоротно убила его, давил на виски с силой гидравлического пресса. Отвращение к увечьям и смерти начало чуть ли не душить. Мёртвое и от того уродливое лицо продолжало стоять перед глазами. Раздались неуверенные шаги. Альфред присел перед Эдной и стал осторожно расцеплять её пальцы, сжатые на пистолете. Та не сопротивлялась, даже наоборот, опустилась лбом на его плечо, пытаясь избавиться от тошноты и головокружения. Придерживая девушку, Марсел аккуратно отбросил оружие в сторону. Тем временем к Шизелю вернулся дар речи. Помещение огласилось разъярённым криком: — Какого чёрта, Эдна?! Ты же видела, что я вот-вот ударю! Мы бы могли обойтись без, — он на мгновенье замялся, — без этого! Альфред резко повернул голову в его сторону: — Заткнись! Твой драный гольф был совершенно не к месту! Что если бы ты хоть немного промахнулся и заехал ему по руке? Я бы сейчас был потенциальным донором органов! — парень со злостью выдохнул и уже с совсем другой интонацией добавил, обращаясь к Эдне, — Ты всё сделала правильно. Она подняла глаза, ожидая увидеть что-то из стандартного спектра марселовских эмоций — самодовольство, занудство, раздражение. Но, к удивлению, Альфред выглядел обеспокоенным и, что было уж совсем невероятно, благодарным. Не настолько сильно, насколько следовало бы в такой ситуации, однако Эдне это всё же польстило. Он, наверно, и представить не мог, что когда-то будет смотреть на неё с признательностью за спасённую жизнь. Вдруг тошнота вернулась, заставляя вновь опустить голову. — У тебя тут немножко мозгов на лице, — иронично, насколько могла, пробормотала девушка. От отвращения Альфред вздрогнул, чем вызвал у неё смешок. Парень неловко потянулся здоровой рукой к карману, достал платок и начал стирать со щеки красные брызги. — Конрад, ты же не из дробовика стреляла, чтобы меня мозгами забрызгало, — он старался заставить свой голос звучать по-врачебному цинично, но нетвёрдость выдавала его. Даже прожженному двумя курсами студенту-медику было не по себе от причастности к убийству. — Это всего лишь кровь. Спустя несколько минут вдалеке стал слышен агрессивный топот Шизеля. Альфред отстранил Эдну от себя и вгляделся в её лицо. — Ну что, чувствуешь себя лучше? — Да. Она не бравировала — это было заметно по тому, что её кожа вернулась к обычной степени бледности. По ступеням поднялся Шизель, явно готовый продолжить дискуссию, но Альфред не дал ему открыть рот. — Идите в машину. А я позвоню в полицию, если — он надавил на последние слова, — ты не думаешь, что пока ещё слишком рано. — Ну, благодаря тебе, у нас остался только вариант «слишком поздно», — ответил Готтхольд, практически не пытаясь скрыть яд за шутливым тоном. — И с чего же ты собираешься звонить? — У Зоста, — Альфред кивнул в сторону тела, — должен быть мобильник. Шизель, бросивший взгляд по направлению кивка, поморщился и отвернулся. Видимо, он не врал, когда говорил, что насмотрелся на трупы. Эдна встала сама, и они вдвоём отправились вниз, на поиски выхода. Спускаясь, Конрад случайно, даже скорее рефлекторно обернулась и увидела, как Альфред накрывает лицо Ключника платком. Когда Марсел вышел из злосчастного склада, стояла глубокая ночь. После нервного разговора со служителями закона у него побаливала голова. Он подошёл к своему автомобилю. Готтхольд молчал, положив подбородок на руль, а Эдна, исчерпавшая запасы энергии, вяло разглядывала пейзаж. Садясь внутрь, Альфред отчасти по привычке, отчасти стараясь хоть как-то рассеять гнетущую ночную тишину, съязвил: — Невероятно, какое редкое явление! Вы тут столько времени, а Шизель всё ещё не рассказывает про то, как Бейб вдохновила его на новую стратегию, играя с орешком. — Не очень хочется болтать, после такого-то, — пресёк его попытку Готтхольд, даже не удосужив взглядом. Альфред снова помрачнел. Он отвернулся и раздражённо произнес в полголоса, будто бы про себя: — И почему мне кажется, что ты обвиняешь в этом меня, а не того, кто буквально пытался нас убить. — Ну, учитывая, что произошло это всё лишь из-за твоего желания поскорее наябедничать взрослым дядям, — Шизель всё ещё упорно не смотрел на собеседника, — и пойти на это пришлось ради стопроцентной безопасности твоей задницы, то да, и твоя вина тут тоже немного есть. Альфред тяжело выдохнул, с нескольких попыток открыл дверь и вышел из машины. Эдна вдруг оторвала лоб от стекла и неуверенно проговорила: — Знаешь, я тоже виновата, — она заметила, что Шизель как-то болезненно взглянул на неё через зеркало заднего вида. — Твой телефон. Это я сломала. Извини. Снова повисло молчание, только из багажника доносилось шуршание — Марсел искал аптечку. — И тебе бы за это в глаз, — наконец, произнёс Готтхольд. — Так это ты поставил Альфреду фингал? — Эдна даже оживилась. Ей казалось, что если они начнут веселиться над этим, то её неловкая попытка оправдать Марсела забудется. Она ожидала услышать в ответ какую-нибудь шутку, хотя бы забавный подкол, но Шизель просто пожал плечами и бесцветно произнёс: — Да.

***

Раздалось скрежетание ключа в замке, и дверь в одиночную палату открылась. Эдна, стоявшая на голове, отвлеклась на шум и кубарем рухнула на пол. Когда она пришла в себя, то увидела, что над ней стоят доктор Коэн и Альфред. Старик поправил очки-половинки: — Мда, ничего необычного. Ладно, — он повернулся к Марселу, — заканчивай скорее свои дела. Она здесь не за примерное поведение сидит, чтобы развлекать её болтовнёй. Доктор протянул ему ключ и вышел из комнаты. Альфред не сдержал ироническую улыбку: — Неужели не могла дождаться моего отъезда, прежде чем устраивать локальную революцию? — День взятия Бастилии слишком важная дата, чтобы не попытаться свергнуть хотя бы одного самодура. — Эдна, мы не французы. — Сказал мне человек с фамилией Марсель. — И сегодня не четырнадцатое июля. — Ты так любишь придираться к мелочам, — хмыкнула она, садясь по-турецки и окидывая Альфреда взглядом. Тот был без халата и держал подмышкой папку с документами. Эдна, к собственному удивлению, почувствовала что-то вроде грусти. — Уже уезжаешь? — Да. Надо ехать, решать дела с университетом. Я надеюсь, мне дадут академический отпуск. Всё-таки придётся постоянно ездить сюда на суды, хотя бы для того, чтоб не давать Шизелю кричать «Оbjection!», каждый раз, когда адвокат встаёт с места. От мысли о предстоящих заседаниях Эдна вздрогнула. Они будут либо невероятно напряжёнными, либо невыносимо скучными — и ещё неизвестно, что хуже! — Матиас настаивал, чтобы мы обнялись на прощание, — произнёс Марсел без энтузиазма. Эдна цокнула и поднялась на ноги. Её отец всегда заставлял их это делать, поэтому неловкие объятья даже вошли в привычку. Несколько раз похлопав Альфреда по спине, она вдруг произнесла: — Всё-таки возвращайся. Быть тут одной с Готтхольдом — невыносимо. — Смерть родителя в сознательном возрасте накладывает большой отпечаток. Ему нужно время, чтобы успокоиться, — изрекая подобные глубокомысленно-врачебные вещи, Альфред всё ещё неосознанно копировал тон, с которым говорил Зост. Марсел сделал паузу и продолжил с гораздо большей искренностью. — Я постараюсь.