Кошачья преданность не худшее из зол!

      Руки по локоть в крови.       Она громко и заливисто смеется, захлебываясь собственным смехом. Она не может успокоиться, и ей это, если честно, не нужно, потому что все это ненормально. И лучше бы, если она сейчас на самом деле сидит на стуле и просто воображает это из-за иллюзий. Или же она сейчас сидит в психушке, потому что… окончательно спятила.       Иллюзия. Иллюзия. Иллюзия.       — Что случилось?!       Он стоит позади нее, руками сжимает ее плечи, с силой надавливает, пытаясь привести в чувство.       — Я убила его.       Она шепчет эти слова, они болью звенят в голове. Она кричит, обхватив руками голову. Качается из стороны в сторону. Стонет. Зверем воет.       Убила его. Убила его. Убила его.       Она чувствует, как теплые ладони ложатся на шею, мягко поглаживают. Еще одни руки касаются головы. Множество рук гладят и ласкают ее, но она вертит головой. Какие настоящие? Эти теплые руки могут обмануть. Вокруг обман. Она знает это, потому что ее уже обманывали. Много-много-много раз. Фальшивые улыбки, фальшивые лица. За улыбками прятали оскал и презрительную усмешку. За добротой была злоба и зависть. Те, кому верила и доверяла. Те, кто всегда был рядом.       Ложь. Ложь. Ложь.       — Иллюзия… Я попала в иллюзию… и убила его, — она изворачивается в чужих руках, прижимается к груди, старается не смотреть. Боже, сколько же раз она ударила его ножом?! Сколько раз она ударила его? А ведь он даже не сопротивлялся, лишь смотрел. Просто смотрел на нее, не в силах даже сделать что-то в ответ.       — Почему?       Потому что любил.       — Я не хотела!       Хотела.       — Я не знала…       Если бы любила, то знала.       Кто-то зовет врача, она смотрит на свои руки, и чужая неестественно бледная рука поглаживает ее. Ложится поверх дрожащих ладоней, сжимающих нож. Она облизнула пересохшие губы, постаралась сосредоточиться на чем-то своем, а не на теле, лежащем в луже собственной крови.       — Отдай нож, все хорошо, — мягко прошептали ей на ухо, но она ворочает пустой головой. Шепчет, что виновна, что не заслуживает жить. — Отдай нож, давай же, малышка…       Несколько мужчин оказываются рядом, обхватывают ее лицо ладонями. Кажется, она узнала Деймона. Он склонился к ее лицу, говорил, что все иллюзия.       Он лжет, мы ведь знаем с тобой. Они все лгут.       Онемевшими губами шепчет ему, что голос в ее голове против, а после доверчиво прижимается. Деймон обхватывает ее руками и поднимает, словно ребенка. Он бросает взгляд на тело кота, что превратился уже в мужчину. Давит на ее затылок, не позволяя смотреть. Ему бы ослабить ее связь, помешать, но…       — Ты сможешь что-нибудь сделать? — она не понимает, кто и что говорит ей. Не различает больше лиц. Это словно болезнь, когда тебе то лучше, то хуже. — Сможешь ей помочь?       — Я не…       Деймон дергается, когда на него смотрят совершенно пустые и кукольные серые глаза. Она смотрит точно в душу, а после, склонившись к его лицу, мягко шепчет одну фразу.       — Я убила Примо.       Да, ты убила. Но не волнуйся, я останусь с тобой навсегда.       Она посыпает пеплом голову, а мир вплетает мягко в волосы серебряные пряди. В длинных черных волосах они выглядят, словно луч луны, разрезающий тьму. Она закрывает глаза, ощущая, как внутри нее зажигаются кровавые звезды.