Суббота
– Как ты? Выспалась? – зевая по ту сторону трубки, спрашивает Высоцкий. На часах почти одиннадцать. Я то, может, и выспалась, а он точно нет. Опять лег поздно ночью, потому что «работа не терпит отлагательств, Платонова». – Да, только вот хотелось бы ещё поваляться, – потягиваюсь в кровати, случайно подминая под себя уютно устроившуюся под боком кошку. Вообще, меня разбудил звонок подруги и её настойчивое «поднимай свою задницу, мне надо выбрать, что надеть». – Да куда тебе, позавчера на моей паре почти спала, должно было на неделю минимум хватить, – хмыкает мой, теперь уже почти неделю как молодойПятница
Выходные пролетают очень быстро, а за ними и ещё четыре дня. Я частенько тусуюсь у Высоцкого в квартире, где мы ютимся на небольшом диване, изучая какие-то древние научные статьи по теме нашей исследовательской, и доедаем почти ночью остывший за это время ужин. Всё это в перерывах на долгие приторные поцелуи, курение им противных сигарет и теплые молчаливые объятия. Мы стараемся не говорить о нас, не вдаваться в длительные нудные рассуждения о том, что правильно, а что нет, но всегда рассказываем друг другу как прошел день и сколько раз на меня косо посмотрела его бывшая жена. Хотя из деканата она редко выходит, поэтому с ней мы почти не пересекаемся, а от Высоцкого она обычно бежит, как от огня. К слову, его маму выписали из больницы, так что подработку он оставил, и всё более-менее начало налаживаться. Завтра по планам тусовка у Кати, поэтому после пар мы договариваемся встретить Веретенцеву и поехать на грандиозный закуп. – Блять, ты там уснула чтоли, пока собиралась? – недовольно бубнит подруга, топая ногой по подъездному полу, пока я пытаюсь натянуть дебильный ботфорт на ногу. – Наш Отелло уже подъезжает, а ты никак обуться не можешь. – Да всё я, всё, – поворачиваю ключ в скважине и почти слетаю вниз по лестнице вслед за ней. Сходу после подъезда мы плюхаемся на теплые сиденья машины Эрика и дружно отчаливаем в сторону автовокзала. Несмотря на спешку, мы опаздываем минут на пятнадцать. Даша уже успевает обзвонить каждого из нас по очереди и громко обметить, потому что стоять с тремя сумками вещей посреди толпы из стариков и орущих во все горло детей ей, очевидно, не нравится. Кое как найдя парковочное место, мы выскакиваем навстречу плетущейся по стоянке подруге. Её, с недавних пор официально, парень первым бросается в объятия и забирает сумки из рук. – Я тоже рада вас видеть, – по очереди обнимая нас с Катей устало пыхтит Веретенцева. – Я до ужаса хочу есть, так что поехали посидим, а потом уже за продуктами. – Куда хочешь? – интересуется Эрик, утрамбовывая кучу вещей в багажник. – По дороге решим. По дороге мы, конечно, ничего не решаем, и в итоге заезжаем в первое попавшееся заведение. Кажется, Высоцкий как-то говорил, что тут вкусно готовят и нам надо будет обязательно заказать отсюда доставку. И он не соврал. Чертовски сильно объевшись, мы обсудили почти все интриги, скандалы, расследования. Вот только в какой-то момент объектом излишних вопросов неожиданно стала я. – Может наконец-то кого-нибудь себе найдешь завтра, – смеется Катя, будь она неладна, предложив мне уже, как минимум, три варианта из «прекрасных кандидатов» на место бойфренда. – А то только учишься и работаешь. Ладно хоть завтрашнюю смену отменила. Ага, путем долгих уговоров и шантажа своего коллеги. – Никто мне сейчас не нужен, – отвечаю ей, демонстративно пережевывая кусок пасты. – Одной тоже неплохо. А в объятиях нашего преподавателя вообще замечательно, но тебе нельзя этого знать. – Ну тут не могу не согласиться, – загадочно улыбается она. – Но у меня запасных вариантов хотя бы штук семь есть, и я их бережно храню, а тебе не помешало бы хоть одного ради отвлечения завести. В моём многозначительном взгляде буквально читается «Успокойся и дай мне поесть в тишине». Собственно, на этом разговор заканчивается. После того как мы опустошаем половину отдела с алкоголем, закупаем тонну продуктов и кое-как затаскиваем всё это в квартиру, сил ни на что больше не остаётся, поэтому, обговорив план действий на завтра, мы быстренько разъезжаемся по домам. Вечерний разговор с Высоцким оказывается самым коротким за этот день, так как он тоже занят работой, а ждать, пока он освободится из плена своих учебников, не хочется. По итогу мой вечер заканчивается на просмотре фильма Гая Рича и пачке чипсов, незаметно украденных у Катерины.Суббота
Буквально за пять минут до выезда я пытаюсь понять по видео из ютуба как упаковывать дебильную коробку в красивую непослушную бумагу с котятами. Получается полная херня, если сравнивать с результатом блоггера, но я не расстраиваюсь, потому что, судя по последним голосовым подруги, она уже хорошо так выпила и не смогла бы разглядеть даже сам подарок. В качестве же своей «праздничной обертки» я выбираю любимое платье-пиджак и, оставив Гренке свежий корм, быстренько вытряхиваюсь из квартиры. «Я выехала, не теряй» «Хорошо отдохнуть, душа моя» Всё ещё переживая за свой утренний косяк перед Высоцким, я придумываю всевозможные варианты оправданий и извинений, но мои размышления быстро прерываются доносящимися уже с улицы звуками музыки. Почему-то неприятное предчувствие, затаившееся где-то там внутри, резко колет, и мне это совсем не нравится. – Приехали, – заключает таксист, и я, обреченно вздыхая, выхожу из машины. Катя встречает меня громкими возгласами и дурацким колпаком на голове. Громко и некомфортно. – Я так рада тебя видеть, – она порывисто обнимает меня и почти насильно заставляет скорее снять пальто и заценить украшенную донельзя квартиру. Вокруг царит почти анархия. Свет от диско-шара, густой кальянный дым и громыхающие колонки заглушают гул и скрывают за собой толпу. Глазами пытаюсь найти своих друзей и обнаруживаю их на диване, сидящих в обнимку с бокалами вина. – Ну как вы? – усаживаясь рядом, я пытаюсь понять, знаю ли хоть кого-то из приглашенных. Оказывается, часть народа мне, как минимум, знакомы. Даша, уютно устроившаяся на коленях у Эрика, машет мне рукой в знак приветствия и сдержанно улыбается. Вечер обещает быть долгим. Через два часа, когда в меня заливают почти полбутылки алкоголя, становится не так уж и скучно, да и музыку наконец-то ставят нормальную, атмосфера начинает расслаблять. Пытаясь хоть немного повеселиться, я присоединяюсь к толпе танцующих, неловко вспоминая то, что я когда-то почти закончила хореографическую школу. Воспоминания так себе, но на пользу это, конечно же, пошло. В какой-то момент именинница просит меня принести ещё три бутылки, пока она разливает по бокалам остатки. Пошатываясь на ватных ногах, я дохожу до кухни, пару раз промахиваясь мимо ручки холодильника. Да, Высоцкому моё состояние очень понравится. Пьяная в хлам влюбленная студентка – пик его пошлых фантазий. От этих мыслей становится смешно и одна из бутылок чего-то очень крепкого почти соскальзывает на кафель. – Давай помогу, – неожиданно произносит возникший из ниоткуда одногруппник и забирает часть моей находки прямо из рук. – Спасибо, – благодарно киваю я. Повисает неловкая пауза, потому что алкоголь в крови вытесняет память и я не могу понять, как его зовут, очевидно, очень глупо таращась в стену. – Паша Афанасьев, если ты забыла, – усмехается он, отодвигаясь в сторону так, чтобы я могла пройти в узкий дверной проём. – Настя, – я улыбаюсь краем губ, пытаясь сохранить шаткое равновесие, и мы замираем на пороге, глядя в сторону шумного зала. – Нравится тебе тут? – он обводит помещение взглядом и вопрошающе смотрит на меня. – Ну сейчас уже скорее да, чем нет. Ещё с полсекунды он молчит, оглядывая меня с ног до головы, и я уже начинаю думать, что моя речь постепенно становится не особо связной. Надо бы притормозить. – Понял, – парень смеется, забирая у меня ещё одну бутылку. – А то вдруг не донесешь и тебе ещё прилетит за это. Не совсем понимаю, пьян ли он также как и я, но пусть лучше от Синицыной выслушивать за разбитые запасы будет он. – Надеюсь, мы ещё увидимся, – Паша двусмысленно подмигивает и исчезает в клубах едкого приторного дыма. Когда мы возвращаемся, гости уже разделяются на небольшие компашки по интересам, и я присоединяюсь к своей. – А я смотрю, ты времени зря не теряешь, – пихает меня в бок Катя, – Я вас видела, красиво смотритесь, – она кивает куда-то в сторону, где, присосавшись к кальяну, стоит тот парень и, к слову, смотрит в нашу сторону. – Брось, – я слишком резко отворачиваюсь, чуть не вписавшись головой в стену. – Он милый, но ему ничего не светит. Именинница только фыркает, опрокидывая стакан. Дашка и Эрик пожимают плечами в ответ на мой немой вопрос «что мне делать», и продолжают болтать о своём. Ещё через час дикое желание покурить застает врасплох, поэтому, заранее представляя подзатыльники от Лёши за откровенный аромат перегара, я стреляю сигарету у первого попавшегося и незаметно проскальзываю на балкон. Вечерний город встречает меня глухими звуками проезжающих машин и мокрым снегом, оседающим на волосах. Чуть подрагивая прикуриваю сигарету, чувствуя как дым противно режет горло, и в моменте вдруг понимаю, что хочется, чтобы кто-то очень большой и теплый укутал меня в своих объятиях. Мне уже привычно стоять с ним у окна, молча поглядывая на уличные фонари, кутаясь в теплый плед, и без перерывов ворчать, что он снова напускал холода в квартиру. Поток моих мыслей бесцеремонно нарушает открывшаяся неожиданно дверь. – Не против, если я присоединюсь? – не дожидаясь моего ответа, на узкий балкон заваливается пьяный вдрызг Павлик. Где ж ты так наклюкался, дорогой? Молча отворачиваюсь, пытаясь сохранить нейтральный настрой, но, если честно, голова гудит так, что его общество сейчас совсем некстати. – Ты одна пришла? – спрашивает он, щелкая зажигалкой. Сказать, что я тут одна, но у меня есть парень - прямой путь наткнуться на лишнее внимание со стороны друзей. От безысходности я уже думаю сказать, что лесбиянка. Вот только в это никто не поверит. – А ты хочешь присоединиться? – я поворачиваюсь к нему лицом, невозмутимо выкидывая бычок в окно. – А могу? – парень удивленно вскидывает брови. Не можешь. Не хочу. Наблюдая за его тщетными попытками понять мой немой ответ, разворачиваюсь к двери, в надежде, что за сегодня я вижу его лицо в последний раз, но путь мне преграждают в ту же секунду. – Ты не ответила, – беззаботно улыбаясь он, кажется, даже по моему, почти разгневанному от таких наглых напоров, лицу не очень понимает, что такие жесты совсем не в тему. – Ответила, если не заметил, – звучит достаточно жестко и холодно, по крайней мере, насколько в моем состоянии возможно. – Отойди. И он наконец-то отходит. Если бы не усугубляюще плывущая перед глазами картинка, я бы нашла, что ответить, но пока что весь репертуар едких замечаний покинул мой словарный запас. Практически пулей вылетая со злоебучего балкона, я плечом ударяюсь о стоящий сбоку шкаф. Сквозь стиснутые зубы срывается тихое «блять». В этот момент, ощущая тупую ноющую боль, приходит осознание, что пора валить с этого мероприятия. «Забери меня, пожалуйста. Адрес скину» Быстро набираю сообщение, краем глаза наблюдая за разочарованно осевшим на стул Пашей. Вот и сиди там, нечего так напиваться и приставать ко всему, что шевелится. Я, чуть подрагивая от резкой смены температуры, сквозь весь этот пьяный дебош добираюсь до Кати, от духоты, кажется, опьянев ещё сильнее. – Катюш, – отрывая подругу от безудержного веселья, оттаскиваю её за руку в сторону коридора. – Посмотри, пожалуйста, что у меня с рукой. Она молча кивает, оставляет свой полупустой бокал с прозрачной жидкостью куда-то на тумбочку и провожает меня в ванную. Уже там, спустив край рукава платья, я обнаруживаю саднящую царапину. – Ну и шкафы у тебя, – мой тихий бубнеж она видимо не особо слышит, поэтому выливает на вату приличное количество перекиси, половину проливая мимо. – Как ты так влетела то? – интересуется подруга и, чуть нахмурившись, поднимает на меня глаза. – Скажи спасибо «очень милому» Паше, – я нервно фыркаю и оседаю на край ванны. – Это он тебя так? – глаза Кэт мгновенно округляются и приобретают какой-то нехороший отблеск. – Почти, но уже все нормально, – отвлекаюсь на пиликнувший в стороне телефон. – Я сейчас наверное поеду домой. Такси уже ждёт. Ага, такси под названием «трезвый злой преподаватель». Наконец-то. Это почти отрезвляет и заставляет облегченно выдохнуть. Хватит на сегодня с меня приключений. Все таки завтра ещё на смену выходить. – Точно всё в порядке? – подруга выкидывает все использованные тряпки и протягивает мне неприлично огромный пластырь. – Может тебя проводить? Я отрицательно мотаю головой, пытаясь натянуть на себя подобие улыбки, и одной целой рукой приобнимаю её за плечи. – Главное, чтобы ты не обижалась. Попрощавшись с друзьями выхожу на лестничную клетку и вызываю лифт, краем глаза замечая где-то в почти полной темноте шевеление. На секунду тело пронзает непонятный густой, как карамель, страх, и я почти уже набираю номер Высоцкого, но в последний момент меня легким рывком заталкивают в лифт. Ебучий Паша. – Я буду кричать, – почти обреченно бормочу я, спиной упираясь в железную стену. Афанасьев стоит до невозможности испуганный и виноватый. Хотя пугаться тут вроде должна я. Сердце гулко бьется в груди, и этот стук отражается от перепонок. Лифт медленно, слишком медленно, начинает спускаться вниз. – Я просто хотел извиниться за то, как себя с тобой повел, – произносит он, поднимая ладони. – Я не хотел, просто перепил, и до сих пор пьяный. Парень действительно всё ещё пошатывался, собственно, как и я. Но волновало не это, а то, что Высоцкий, блять, стоял сейчас у подъезда, и его никто, по-хорошему, не должен был бы видеть. – Все нормально, просто оставь меня, – я, уже начиная нервничать, молюсь, чтобы этот сраный лифт чуть поторопился, но ему то всё равно на то, что тут происходит. Паша оставлять меня не собирается, поэтому плетется позади до подъездной двери. Блять. – Ты за мной может и на такси вместе уедешь? – сквозь зубы цежу я, выскакивая на холодную промозглую улицу. – Я хотел просто проводить тебя и извиниться, – он хватает меня за руку, разворачивая к себе. Слишком близко. Пытаясь хоть как-то сгладить обстановку, я вырываю из его хватки рукав пальто, и делаю два шага назад. – Ты пьян, – как бы я не старалась, сделать голос даже немного мягче не получается. – Поговорим потом, ладно? Где, ебучий случай, моё «такси»? – Платонова, – доносится из угла, слава всем богам, голос Алексея Михайловича. Он выглядит почти как обычно в своем иссиня-черном пальто поверх рубашки, с взъерошенными волосами, выпуская клубы сигаретного дыма, но что-то недоброе во взгляде цепляет моё внимание. И я почти уверена, что понимаю причину. – Алексей Михайлович? – немного шокировано произносит Афанасьев, прилипая к холодной кирпичной стене. – Да, мимо проходил, – цедит Высоцкий, волнительно поглядывая на меня. – Всё в порядке? – он смотрит так, что хочется сказать «Ты сейчас дико палишься», но вместо этого я судорожно как-то киваю, сдерживая желание улыбнуться и обнять его. Откованное напряжение в воздухе начинает угнетать. – Меня такси ждёт за углом, – я поворачиваюсь к Паше, пытаясь понять, в состоянии ли он запомнить всё произошедшее. – Увидимся, – помахав ему рукой, мысленно произношу «Надеюсь, нет». За тем как мы с преподавателем заходим за угол, Афанасьев наблюдает с едва уловимой долей осознания ситуации, но, думаю, завтра он все таки забудет даже то, как меня зовут, а я, надеюсь, не слягу с диким похмельем. На улице туманно и холодно, и это я не о погоде. Хмурая, как туча, фигура Высоцкого, идет молча, не проронив ни звука, а только косо поглядывает на меня, но я почти уверена, что ему есть, что сказать. Дойдя до машины, он усаживает меня на пассажирское кресло, даже ни разу не обняв, и тут я понимаю, как сильно влипла. От выпитого алкоголя кружится голова, фокус не ловит даже дорогу – всё тупо размывается и подкатывает легкая тошнота. – Как себя чувствуешь? – наконец-то припарковавшись спрашивает преподаватель и помогает мне вылезти. – Уже хорошо, – я неловко улыбаюсь, не отпуская его ладонь. Горячая. Ну давай же, улыбнись в ответ, дай мне знать, что всё в порядке. Но он не улыбается, а лишь отстраненно притягивается меня к себе, привычно запуская пальцы в волосы на затылке. Его тяжелое горячее дыхание пронзает воздух, заставляя вздрогнуть. – Злишься? – утыкаюсь носом в воротник его пальто, пропахшее домашней едой, и чувствую едва уловимый аромат любимых духов. Высоцкий отстраняется, достаёт из кармана полупустую пачку сигарет и прикуривает, не сводя с меня потерянного взгляда. Ну скажи уже хоть что-то. Хотя бы наори на меня за то, что сильно напилась, за утреннюю глупую шутку, которая обернулась мне боком из-за дебильного Афанасьева. – Не злюсь, – мужчина устало вздыхает, касаясь моей ладони, и проводит пальцами по оледеневшим костяшкам. – За тобой бы не увязались, если бы я мог быть рядом, – непривычно обреченно шепчет он. И тут я понимаю, что происходит. И в этом виноват не завал на работе, не моё, до ужаса почему-то постыдное состояние и даже не утренний неудавшийся разговор. Всё банально и просто. Он винит себя в том, что мы не можем появиться вместе на публике, не можем при всех обняться или просто коснуться друг друга, он думает, что ввязал меня в запутанный клубок странных отношений, которые непонятно к чему приведут. В этот момент мужественная и до одури прекрасная фигура Высоцкого становится невероятно хрупкой и ранимой. Он смотрит на меня так, будто всё ещё думает, что совершает ошибку, позволяя себе подпускать нас так близко к друг другу, будто в один момент я исчезну из его наполненной сигаретами и работой жизни, будто однажды «нас» не станет. И от этого осознания становится то ли больно, то ли грустно. И хочется как-то доказать, что сейчас «мы» – то, что мне больше всего нужно, и я буду беречь это «мы» всеми силами, даже если придется драться, даже если от меня отвернутся друзья. Я не перестану доказывать людям, что «мы» есть и никуда не денется, что мне не нужен никакой Паша Афанасьев, будь он неладен. Но сейчас это доказательство нужно было не кому-то постороннему, а ему, Алексею Михайловичу Высоцкому, который сейчас так отстраненно смотрит на горизонт позади меня, прожигая в нем дыру. Не дожидаясь, пока он докурит свою противную сигарету, я преодолеваю такое короткое, но на самом деле бесконечное расстояние между нами и, хватая обеими руками воротник его пальто, притягиваю мужчину к себе, позволяя коснуться опьяневших и потрескавшихся на холоде губ. Недокуренный бычок глухо падает на асфальт, пока я продолжаю с диким остервенением выцеловывать каждый сантиметр его шеи, оставляя на коже влажные горячие следы, чувствуя как пульсируют вены и к чертям сбивается дыхание. А он не отталкивает, только сильнее стискивает меня в своих объятиях, позволяя сделать то, что я намереваюсь, потому что нам обоим это давно необходимо. Буквально на секунду я поднимаю на него глаза, улавливая потемневший взгляд. – Пойдем домой, – рвано звучит в уличной тишине мой голос. И Высоцкий слушается, когда я практически затаскиваю в подъезд, когда преодолеваю три этажа, не отпуская его руку. Тело слегка потряхивает то ли от возбуждения, то ли от холода, но как только мы оказываемся внутри, я не даю ему ни секунды на подумать, ни секунды на «Платонова, остановись». Пальто летит на пол, пока он прижимает меня к стене, одной рукой перехватывая запястья над головой, смазывая остатки помады с моих губ. Его пальцы тактично расстегивают пуговицы на моем платье, открывая доступ ко всему, до чего только можно дотронуться. Первый стон слетает с моих губ, когда он спускается поцелуями к ключице, поправляя непослушную прядь волос. Когда он случайно касается плеча, я тихо шиплю, только сейчас вспоминая об огромном пластыре, скрывающем свежую ссадину. Высоцкий замирает. Блять. – Что это? – спрашивает, а сам едва может нормально вдохнуть. – Просто оцарапалась сегодня. Ну давай без этого. Даже не вздумай сейчас из-за пластыря останавливаться. Я встречаюсь с ним глазами и почти хочу взвыть от его взгляда. – Это он сделал? – почти в точку попадает мужчина, хмуря брови. И, о боже, как же охуенно он сейчас выглядит – растрепанный, серьезный и взволнованный, с расстегнутой наполовину рубашкой. – Нет, просто я ходячая катастрофа, – искренне улыбаюсь, на мгновение одаривая его смазанным поцелуем. – Вписалась в шкаф. – Что ты делаешь, Платонова? – с придыханием спрашивает преподаватель.