DS1. Ночь Небесных Огней

Пусть сей Огонь впредь никто не потушит Пламени нити сплетут чьи-то души Замкнутый круг будет кем-то нарушен И кто-то кому-то вновь станет нужен Гордоны всегда были одним из богатейших семейств в округе. Они никогда не испытывали нужды в деньгах, а потому у каждого члена семейства всегда было все необходимое, и даже больше. Но все их знакомые, за редким исключением, отнюдь не завидовали, а наоборот уважали и почитали их, ибо Гордоны были на редкость щедры ко всем – от самого близкого друга до последнего проходимца. Так уж у них повелось, и традиция эта, или скорее – семейная черта, была нерушима и свята. И нынешний глава семейства был типичным представителем своей фамилии. Он уверенно распоряжался деньгами, занимаясь благотворительностью, оплачивая расходы на поместье, давая иногда в долг и, разумеется, устраивая пышные балы и яркие вечера для знакомых семейств. Да, такие приемы он любил. И, пожалуй, даже не меньше своей жены, которая их просто обожала. А вот их единственному и горячолюбимому сыну на всех этих вечерах было откровенно скучно. Все эти приторные дамы и таскающиеся за ними кавалеры, ломящиеся от обилия блюд столы и еда, добрая половина которой остается нетронутой, пышные наряды, которые душат тебя в прямом смысле этого слова, громкая музыка и шум, бесконечные разговоры, из которых сквозит неприкрытая лесть... Скучно. Было, есть и будет скучно. И сегодня, он был уверен, его ожидает то же самое. Вот о чем думал юный Ханс Гордон, пока вокруг него вот уже второй час хлопотали четыре специально приставленные к нему служанки. Одна из них пыталась привести в более-менее опрятный вид его вечно торчащую во все стороны копну волос цвета морской волны, другая в сотый раз поправляла на нем новенький темно-серый сюртучок с белоснежным воротником, третья с каким-то пугающим фанатизмом начищала его парадные туфли, и наконец четвертая – и больше всего ему надоевшая – крутилась вокруг него с зеркалом, словно заводная юла. «Чувствую себя девчонкой...» - с тяжелым вздохом подумал Ханс. - Юный господин, пожалуйста, не шевелитесь еще минутку! – тут же запричитала служанка ''номер два'', и мальчик просто не смог удержаться от очередного вздоха. Утешало одно – приемы такого масштаба отец устраивал не часто, а только по очень-очень важным поводам. В День Короля, к примеру, или на праздник Нового Года. Ну, или на Ночь Небесных Огней, как это было сегодня. Случается такая Ночь только в конце лета. И бывает она всего один раз в десять лет. Жители королевства узнают о ее приближении за три дня – на это время и солнце и луна приобретают розоватый оттенок. Никто не знает, почему и из-за чего на третью ночь все небо, независимо от погоды, расцвечивается яркими волнами и вспышками, словно языками цветного пламени. Но говорят, что тем, кто пышно встретит и проводит это явление, оно принесет большую удачу, и все желания, загаданные под Небесными Огнями, непременно сбудутся. Ну, а у рожденных в такую Ночь детей судьба будет особенная. Сами Боги будут покровительствовать им на их жизненном пути, а после смерти они обязательно попадут не в Темную Пустыню, а на Белое Плато. Такие, по крайней мере, ходили легенды. Ханс Гордон родился на три месяца позже прошлой Ночи Небесных Огней, но его родители все равно считали, что ему уготована особая судьба, и что благословение Богов не обошло его стороной. Потому-то они и взялись с таким пристрастием за устроение этого вечера. Гостей пригласили немерено, а еды приказали наготовить и того больше. И ни одна служанка не осталась в стороне, для каждой нашлось свое дело. Юному Гордону порой казалось, что самому Королю в этом плане далеко было до его отца. Но он, конечно же, никому об этом не говорил. А то мало ли... Вдруг бывают приемы еще большего размаха? Хотя это, по представлениям мальчика, было маловероятно. Единственное, в чем он был точно уверен, так это в том, что там было бы все так же – или еще более – скучно. Был еще примерно час до начала приема гостей, когда служанки, хотя и с большой неохотой, все же оставили его в покое, и Ханс, незаметно прошмыгнув мимо родителей, придирчиво оглядывавших главный зал, выскочил через черный ход на улицу. Погода сегодня была просто замечательная! Солнце заливало теплым розоватым светом (от которого, кстати, слегка пощипывало глаза) бескрайние зеленые холмы, березовые рощи и сосновый бор, бликовало на глади широкой реки, в ручьях и в фонтанах, освещало семейный особняк Гордонов – большой, старинный, нежно-голубой с белоснежными колоннами, барельефами и скульптурами. Мальчик невольно залюбовался видами родного поместья, забыв на время о своем волнении и предвкушении Ночи Небесных Огней. Да, он был наслышан об этом явлении и ждал его. Ждал, чтобы увидеть все своими глазами, вживую, а не на иллюстрациях из книг и даже не на огромных полотнах из семейной галереи. А еще ждал, чтобы загадать желание. Он несколько месяцев размышлял, чего бы такого ему пожелать, но потом вдруг понял, что единственное и самое главное желание есть у него уже давно. Поэтому он неделю потратил на то, чтобы правильно его сформулировать и ничего не упустить, затем записал, и держал эту бумажку всегда при себе, дабы никто не прочитал ее раньше времени. Он ждал этой Ночи, наверное, больше кого бы то ни было. Но до нее было еще полдня. А потому лишь одно слово крутилось у него в голове – скучно. Ханс Гордон был веселым, добрым, энергичным и умным ребенком, умел знакомиться и находить общий язык с разными людьми. Его любили и баловали все, но и необходимая доля строгости в его воспитании тоже присутствовала. В общем, из него обещал вырасти достойный наследник рода. Однако при всех этих его качествах ему почему-то пока так и не удалось завести друзей. Настоящих друзей, с которыми ему было бы приятно проводить время, а не будущих деловых партнеров. Ведь у господина Гордона были друзья детства, с которыми он был неразлучен и по сей день. Так почему же у его сына все по-другому? Ханс часто пытался найти этому объяснение. Ведь он вовсе не был привередлив в выборе друзей. Но для начала, в округе было не так уж много семей, дети в которых приходились бы ему ровесниками. Ну, а тем, что были... он был не интересен. Эти дети, кажется, были воспитаны по совершенно другим правилам и просто не понимали – или не принимали – юного Гордона. А еще некоторые служанки считали, что у него нет друзей, потому что дети из других семейств, в отличие от своих родителей, действительно ему завидовали. Мальчик не раз слышал об этом, но это просто не укладывалось у него в голове. Как кто-то может завидовать ему? И главное, почему из-за этого с ним не хотят дружить? Почему этим детям так важны деньги? Может, им просто дарят мало подарков по праздникам? Эта мысль внезапно рассмешила мальчика, и он пустился бежать через лужайку, а затем начал взбираться на крутой склон высокого зеленого холма. Узкие брюки и сюртук стесняли его движения, замедляли бег – и это ужасно раздражало. Ханс хотел ослабить застежки, но переусердствовал, и одна из позолоченных пуговиц отскочила от его сюртука и затерялась в траве. «Родители меня за это не похвалят, - подумал он, но даже не остановился. – Что ж... зато дышать стало куда легче!» И вот, наконец юный Гордон на вершине холма. Какой же чудесный вид отсюда открывался! Уже в который раз он оглядывал эти просторы – законные владения его семьи – и все не переставал поражаться их красоте и широте. Как же ему все-таки повезло родиться в этих местах, в этой семье!.. Но ведь там, за горизонтом, лежат совсем другие земли, другие королевства. И там, наверное, тоже по-своему красиво и интересно. Ханс имел возможность видеть большой мир только из окна кареты во время поездок в гости или опять-таки на картинках из книжек. Но и этого ему было достаточно, чтобы осознать в себе жгучую страсть к путешествиям. О, как страстно он мечтал повидать мир! В отличие от всех его знакомых деток-домоседов он желал этого всем сердцем и верил, что его будущее будет неразрывно связано с путешествиями. Так проявлялась в нем еще одна семейная черта, перешедшая к нему от его отца, который никогда не упускал возможности куда-то поехать. Правда, поездки эти зачастую были связаны с какими-то его делами, и потому маленького сына он с собой не брал, как бы тот не упрашивал. Однако он обещал, что совсем скоро начнет вывозить наследника за пределы поместья. И юный Гордон ждал этого с большим нетерпением, надеясь, что тогда ему больше не придется скучать. Крепко сжав кулаки от переполнявшего его восторга, Ханс вглядывался вдаль, пока не различил на главной дороге, ведущей к особняку Гордонов, какое-то движение. Из-за поворота, поднимая клубы коричневатой пыли, выезжала карета, запряженная тройкой лошадей. Неужели это... первые гости? А, наверное, это семейство Моули! Они всегда приезжают раньше назначенного времени, и госпожу Гордон это ужасно раздражает. «Ну, еще бы, ведь из-за этого она не успеет довести все до лоска», - мысленно засмеялся мальчик. Карета тем временем все приближалась и приближалась, и вскоре, не замедляя хода, въехала в парадные ворота. На некоторое время все затихло, но потом на дороге появились сразу две кареты, ехавшие бок о бок, а уж за ними потянулась непрерывная вереница гостей, подняв такую пылищу, что Ханс с трудом различал количество запряженных в кареты лошадей. Большинство экипажей были ему знакомы, но некоторые он видел впервые, и именно их он разглядывал с особым интересом, гадая, кто же сидит внутри. Однако вскоре это занятие ему надоело, и он решил вернуться к дому. Да и к тому же, под холмом уже вовсю суетилась молоденькая служанка, окликая юного господина и сообщая, что в приемной его ожидают родители. Что ж, опять надо будет встречать всех и каждого, кланяться, здороваться, обмениваться любезностями и, скромно улыбаясь и опустив глаза, терпеливо слушать, как тебя нахваливают и обсуждают, насколько ты вырос и возмужал за три недели, прошедшие с прошлого приема. Именно так и прошел для него следующий час. Только ко всему вышеперечисленному добавились еще и косые взгляды матери, укоряющие сына за отсутствие пуговицы на сюртуке и за неопрятный внешний вид в целом. И когда он только успел, думалось ей всякий раз при взгляде на мальчика. Но нескончаемая вереница гостей не давала ей возможности сделать сыну очередной выговор. А еще госпожа была сегодня слишком взволнована, чтобы долго думать о подобных вещах. Ведь на этот прием был приглашен господин Сэндо с семьей – бывший деловой партнер ее мужа, с которым у него в какой-то момент разошлись взгляды. Они мало общались и совсем не виделись уже очень много лет, хотя их отнюдь нельзя было назвать врагами или соперниками. Господин Гордон нечасто говорил об этом человеке, но уж точно много о нем думал, и, по-видимому, в какой-то момент решился восстановить с его семьей былые отношения, раз включил их в список сегодняшних гостей. Ханс чувствовал, что его родители сегодня находятся в каком-то особенном расположении духа, но решил ни о чем их не спрашивать. Все стало понятно, когда по парадной лестнице, даже не удостоив взглядом дворецкого, степенно поднялась пара – мрачный мужчина средних лет и высокая молодая женщина. Их представили как господина и госпожу Сэндо. Мальчик видел их впервые, но сразу понял, что они ему несимпатичны. Как к ним относятся родители, понять пока было трудно. Пары обменялись вежливыми приветствиями и даже улыбнулись друг другу, но за их внешним дружелюбием скрывалась какая-то настороженность и легкая отчужденность. - Ханс Гордон – наш сын и единственный наследник рода, - услышал он голос своего отца и тут же почувствовал на себе тяжелый взгляд господина Сэндо. - Тогда позвольте представить вам и нашего сына и наследника, - произнес мужчина, делая шаг в сторону. – Дак Сэндо. Ребенок, рожденный в прошлую Ночь Небесных Огней. При этих его словах Ханс не удержался и резко вскинул голову, уставившись на мальчика, стоявшего позади своих родителей. Темно-лиловые волосы, фиалковые глаза и надменное выражение лица – вот что он сразу для себя отметил. И, конечно, те нотки таинственности и величия, которые придает людям фраза «рожденный в Ночь Небесных Огней». - О, я знал, что у тебя есть сын, но что он был рожден в такую Ночь... – восхищенно проговорил господин Гордон. - Это удивительно! – поддержала своего мужа госпожа Гордон. – Надеюсь, вы расскажете нам об этом поподробнее? Пара переглянулась и кивнула в знак согласия. Они обменялись еще несколькими фразами, а затем направились в главный зал. Все это время Ханс не сводил взгляда с Дака Сэндо, хотя тот, в свою очередь, не обращал на него никакого внимания. Множество мыслей крутилось в голове юного Гордона, пока он с родителями встречал последних гостей, но одно он осознавал точно и с большим для себя удивлением – этот мальчик его откровенно раздражал.

***

Гордоны и их прислуга постарались на славу, устраивая этот прием, а потому восхищению гостей не было предела. Вечер был в самом разгаре. Главный зал был переполнен, люди в нем толпились у столов, пили вино за неторопливыми разговорами, танцевали, рассматривали интерьеры и просто общались друг с другом и с хозяевами дома. Ханс Гордон крутился тут же, вежливо кивая приветствовавшим его господам и улыбаясь умилявшимся с него дамам, и время от времени норовил стянуть со стола что-нибудь вкусненькое, да так, чтобы родители или служанки не заметили, а то ведь «угощения только для гостей!» и все такое... Итак, до появления Небесных Огней оставалось еще несколько часов. Делать здесь было совершенно нечего, но присутствовать по наказу родителей необходимо. Чем бы заняться? Мальчик огляделся и вдруг заметил Дака Сэндо, стоявшего у стены в углу зала и хмуро наблюдавшего за своими родителями, о чем-то беседовавшими с Гордонами. Его лиловые волосы и светло-коричневый костюмчик резко выделялись на фоне белоснежной стены. Ханс не горел желанием заводить с ним беседу, но других вариантов у него все равно не было, так что, почему бы и нет? Ловко пробравшись через толпу, он оказался рядом с Даком и тоже прислонился к стене. Тот даже не шелохнулся. - Тебе тут тоже скучно? – как бы невзначай поинтересовался юный Гордон. Ответа не последовало. – Я бы сюда не сунулся, если бы мои родители не... - Отстань, - процедил вдруг мальчик и резко отвернулся. – Бесишь. Ого. Такого Ханс точно не ожидал. Было неприятно, однако он не растерялся. - Ты мне тоже не очень-то нравишься, если что! Дак посмотрел на него как на ненормального. - Ну, и зачем ты тогда со мной разговариваешь? Тебе что, заняться больше нечем? - Может, и так! Сэндо скользнул по нему презрительным взглядом, скривился и, отлепившись от стены, зашагал прочь. Ханс смотрел, как он сворачивает за угол и выходит из зала, и пытался унять бешеный стук своего сердца. Вот это да! Мальчик сжал кулаки и широко улыбнулся. Так его еще никто и никогда не бесил! - Ханс! Ханс Гордон! При звуках этого голоса всякое подобие улыбки исчезло с его лица. Он затравленно огляделся по сторонам. Неужели отец пригласил и ее семью тоже? Только не... Да. Да, так и есть, это она. К нему через весь зал пропихивалась маленькая худощавая и болезненно-бледная девочка по имени Мика. Нет, Ханс, конечно, ничего не имел против семьи Микадже. Эти господа и их старшие дети в какой-то мере даже были ему симпатичны, но вот их младшая дочь... Он чуть не вскрикнул, когда девочка подбежала ближе и схватила его за руку. - Привет, Ханс! – пищала она, с обожанием заглядывая ему в глаза. – Я так рада тебя видеть! Ой, какой ты красивый в этом костюме! А у меня красивое платье? Ну, скажи же, скажи, что красивое! - А... да, очень... – невнятно бормотал мальчик, пытаясь освободить свою бедную руку от ее цепкой хватки. – Слушай, знаешь... я сейчас не могу... и... ой, тебя, кажется, зовет госпожа Микадже! Беги скорее! – крикнул он, но вместо этого бросился бежать сам. - Но Хааанс! Куда ты? Подожди меня! Эти крики подгоняли его, пока он выбегал из главного зала и несся по коридору, лавируя между служанками, которые шарахались от него во все стороны и с трудом удерживали в руках горы грязной посуды. Сбегая вниз по лестнице, юный Гордон на ходу обернулся и понял, что ему удалось оторваться от этой назойливой девчонки. Он уже готов был рассмеяться от переполнявших его эмоций, как вдруг почувствовал резкий удар и кубарем скатился до самого конца лестницы (благо, она была не длинная). Приземлившись на толстый белый ковер, Ханс какое-то время лежал неподвижно, гадая, ничего ли он не сломал. Вскоре до него начала доходить боль в ушибленном локте, и он едва слышно застонал. И тут же услышал рядом с собой сдавленное шипение. - Ты вообще куда смотрел, когда бежал?! – прорычал Дак Сэндо, потирая разбитое в кровь колено. Мальчик оторопело уставился на него. Так вот, значит, в кого он врезался на лестнице... - А нечего было стоять у меня на пути! – ответил он в том же тоне. - Нечего было носиться по дому как ненормальный! - Это мой дом! Как хочу, так и ношусь! Ясно тебе? Фиалковые глаза вспыхнули недобрым огнем. - А ну, повтори?.. Но повторять Ханс, конечно же, ничего не стал. И не столько из вредности, сколько потому, что услышал приближающийся топот и знакомый голосок – «Ханс, ты где? Не прячься, я тебя все равно найдууу!» Мальчик вскочил с пола, поглядел на Дака, затем на его разбитое колено, а потом бросился бежать дальше по коридору, хотя все его существо желало вернуться назад и продолжить спор. Он бежал, не останавливаясь, пока впереди не показались колонны. Решение пришло мгновенно. Юный Гордон спрятался за одной из колонн, втиснувшись как можно глубже в щель между ней и стеной, и стал ждать, всей душой молясь, чтобы его план сработал. И он сработал. Мика, путаясь в подолах своего платья, которое, по мнению Ханса, было слишком пышным для такой маленькой девочки, пробежала мимо, так и не заметив предмет своих поисков и продолжая на все лады выкрикивать его имя. Как только она скрылась за соседним поворотом, он облегченно выдохнул и выбрался из своего укрытия. Что ж, уже неплохо. Ну, а теперь... И он, собравшись с духом, направился обратно к лестнице. Однако мальчика с лиловыми волосами там уже не оказалось. Хансу ужасно не хотелось возвращаться в главный зал. Однако по коридорам бродить сейчас тоже было опасно – ведь где-то в их переплетениях блуждала Мика Микадже... Пойти в свою комнату и сидеть в ней, пока не наступит время Небесных Огней? Скучно. И от родителей потом выговор будет. Да и ждать ведь осталось не так долго. Может, сходить проведать родителей? Хотя они сейчас наверняка заняты «важными разговорами» с господином Сэндо и его женой или еще с кем-нибудь из этой сотни – или сколько их там? – гостей. Погруженный в подобного рода мысли, Ханс Гордон направлялся к выходу из особняка. Спускаясь по лестнице, он снова ощутил ноющую боль в ушибленном локте, но на этот раз даже не поморщился. В конце концов, синяк – это здорово! Будет хотя бы о чем вспомнить, когда этот день закончится... Мальчик уже собирался пройти к двери, как вдруг заметил старого дворецкого, задремавшего на своем посту. Он резко остановился посреди зала. «Вот я глупый! Так задумался, что решил выйти через парадную дверь, а ведь всегда ходил через черный ход! Ох, только бы старый Ллойд меня не заметил...» - подумал Ханс, бочком продвигаясь к огромной шторе из темно-синего шелка, висевшей по правой стороне зала. Кое-как добравшись до нее добравшись, он шмыгнул за ткань и затерялся в толстых плотных складках. Вздохнув, он принял более удобное положение и стал ждать, пока старый дворецкий перестанет бормотать и заснет покрепче (хотя лучше было бы, чтобы он вообще куда-нибудь отошел...). Итак, ждал Ханс, ждал, пока не понял, что за шторой он не один. Дак Сэндо так пристально пялился на дворецкого, как будто пытался его загипнотизировать, а потому слишком поздно заметил, что с другой стороны шторы к нему кто-то осторожно подкрадывается. От неожиданности он вздрогнул и отчаянно забился, когда этот кто-то схватил его и зажал своей теплой ладошкой его рот. - Тише ты! Хочешь, чтобы старый Ллойд нас услышал? – зашептал Ханс, не ослабляя хватки. Боги, да чего этот парень так шумит и брыкается? Их же сейчас заметят! И тогда... - Отпусти меня! Живо отпусти! – шипел Дак, даже не думая успокаиваться. – Пусти, кому сказал! - Да ты успокойся сначала, а я... Ай! – мальчик удивленно вскрикнул и отдернул руку, пытаясь разглядеть в темноте след от чужих зубов на своей коже. Он ошарашено посмотрел на Сэндо. – Ты... ты меня укусил! - Да неужели, - процедил тот, вытирая рот рукавом. – В следующий раз будешь думать, прежде чем ко мне прикасаться. - Да больно мне надо к тебе прикасаться! – с обидой в голосе прошептал Ханс. – Ты вообще... - Хто это зтесь? – послышался вдруг по ту сторону шторы шепелявый старческий голос. – Юный хоспотин, это фы? Оба мальчика замерли, глядя друг на друга и не зная, что делать дальше. Ханс даже дышать лишний раз боялся, ведь слух – это единственное, с чем у старого Ллойда было пока все в порядке. Он хотел было затаиться и переждать, но когда складки шторы заходили ходуном, а совсем рядом раздалось противное шарканье, он не выдержал и, схватив Сэндо за руку, рванул прочь. Дак всеми силами пытался отнять у него свою руку, но вскоре сдался. Вместе они выбежали из-за шторы, пронеслись через парадный зал и, прыгая через две ступеньки, взбежали по лестнице. - Фух, теперь мы в безопасности! – выдохнул Ханс, а Дак тем временем расцепил их руки и присел за перилами, наблюдая за дворецким. - Што это тахое? Юный хоспотин, вы стесь? – бормотал бедный старый Ллойд, запутавшийся в огромной шторе. – Што это? Хте это я? Глядя на барахтавшегося в море синего шелка дворецкого, Хансу пришлось самому себе зажать рот, чтобы не рассмеяться на весь зал. Ллойда он никогда особенно не любил – тот частенько норовил проболтаться о его проделках матери и вообще окружал юного наследника повышенным вниманием. Не то чтобы, конечно, мальчику это очень вредило, но раздражало уж точно. - По-моему, кому-то пора в дом престарелых, - хмыкнул Дак и вдруг не удержался и прыснул со смеху.

***

- Так ты собирался сбежать из особняка? – решил поинтересоваться Ханс, когда они вышли из парадного зала. - Что за чепуха, - фыркнул Сэндо. – Мне просто захотелось погулять на улице. - Понятно. Они молча побрели по коридору-галерее. Дак держался чуть в стороне от юного Гордона и не отрывал глаз от пола. Через высокие окна, растянувшиеся до самого потолка, проникали последние розоватые лучи заходящего солнца. Вот-вот начнет смеркаться, а потом наступит ночь. Ночь Небесных Огней. При мысли об этом Ханс как будто встрепенулся. Множество вопросов вдруг завертелось у него в голове, и он уже обернулся, чтобы спросить что-то у своего хмурого спутника, как вдруг их окликнул знакомый женский голос. Оба мальчика обернулись. У входа в галерею стояла одна из служанок, хлопотавших над Хансом этим утром. - Юный господин Сэндо, - повторила она, - вас требует к себе ваш отец! Дак помедлил немного, потом состроил уже знакомую Гордону гримасу и кивнул служанке, которая с готовностью повела его в главный зал. Ханс последовал за ними, гадая, что понадобилось господину Сэндо от сына и что взрослые скажут о разбитом колене, помятых костюмчиках и растрепанных больше обычного волосах. - Ты-то зачем идешь? – бросил через плечо Дак, когда они поднимались по лестнице. – Надеешься, что меня будут отчитывать? Или, может, боишься оставаться один в галерее? - Ничего подобного! – вспыхнул мальчик. – Я хожу, где и с кем хочу, забыл? Тот лишь презрительно хмыкнул в ответ. В зале царило все такое же оживление. Гости находились в предвкушении Ночи, они то и дело поглядывали в окна, улыбались друг другу и обменивались многозначительными кивками. Родители мальчиков сидели там же, где Ханс видел их в последний раз – за отдельно накрытым столом, расположенным у самых окон. При их приближении все четверо прервали беседу и обернулись к мальчикам, а господин Гордон кивнул служанке, которая быстро поклонилась и исчезла в толпе. - Могу я спросить, чем ты был занят, Дак? – хмуро произнес господин Сэндо, коротко оглядев сына. - Ханс Гордон показывал мне особняк, - без промедления ответил тот. – Это удивительное место, отец. - Не спорю, - задумчиво протянул господин, задержавшись взглядом на правом колене мальчика. Казалось, он хотел спросить что-то еще, но промолчал. - Вы, как я вижу, поладили, - вступил в беседу отец Ханса, аккуратно вытирая руки салфеткой и улыбаясь сыну. – Что ж, я рад, что ты устроил для нашего гостя небольшую экскурсию. Ханс с благодарностью посмотрел на отца и кивнул, а госпожа Гордон только головой качала, глядя на сына. Было видно, что она отлично представляла себе то, как мальчики «осматривали особняк», и едва сдерживала свое возмущение. Но Ханса это не особо волновало, потому что он прекрасно знал, как быстро его мать охладевает к подобного рода вещам. Гостям совсем не обязательно слышать ее наставления, так что уже через пару минут она и думать об этом забудет. - Зачем ты хотел меня видеть, отец? – Дак в ожидании смотрел на господина Сэндо. - Лишь затем, чтобы узнать, где ты пропадал все это время. Теперь же я спокоен. Ступай, но не уходи далеко. Скоро наступит Ночь, и нам всем пора будет выходить на улицу, чтобы не пропустить появление Небесных Огней. Мальчик коротко поклонился отцу, развернулся и направился в другой конец зала. Ханс последовал было за ним, как вдруг заметил маячившую неподалеку знакомую фигурку. Мика! Не отдавая себе отчета в том, что делает, он схватил Дака за руку и, не обращая внимания на знакомое раздраженное шипение, юркнул вместе с ним под длинный и широкий стол, накрытый белой скатертью, спускавшейся до самого пола. Затем он осторожно выглянул наружу и нашел взглядом ту, от которой прятался. Ох, кажется, она ничего не заметила! - Ты зачем меня сюда затащил?! – прорычал Сэндо, сверкая в темноте фиалковыми глазами. Он рванулся было вперед, намереваясь выбраться из укрытия, но Ханс удержал его. – Не смей... меня... останавливать! Слышишь? - Да пойми ты, там же Мика! – в страхе зашептал мальчик. – Она не должна меня заметить! - Ну, вот и сиди здесь, а я-то тут причем?! - А притом, что она тебя со мной видела! Если выйдешь, она пристанет к тебе с расспросами или, чего хуже, сюда полезет! – Дак снова рванулся, но Ханс и на этот раз удержал его. – Подожди хотя бы, пока она уйдет, пожалуйста! - Боги, да за что ты ко мне привязался? – процедил тот, однако свои попытки выбраться прекратил. Затем он тоже осторожно приподнял скатерть и выглянул из-под нее, почти распластавшись на полу. - Да она не собирается уходить. Болтает с какой-то дамой, а сама во все стороны глазками стреляет. Похоже, ты был прав на ее счет, - чуть помедлив произнес Дак, а потом усмехнулся. – И, похоже, кое-кто все-таки заметил твои выкрутасы. Госпожа Гордон смотрит на этот стол так, словно под ним дракон притаился. - О, - только и смог сказать Ханс, понимая, что такое его мать вряд ли забудет через пару минут. Мальчики продолжали сидеть под столом, время от времени по очереди приподнимая скатерть и разведывая обстановку. У самой кромки белоснежной ткани без конца мелькали тени – шуршащие подолы платьев и начищенные до блеска туфли. Гости прохаживались вдоль стола, даже не подозревая о тех, кто под ним притаился. И юного Гордона это очень забавляло. Да, ему действительно нравилось прятаться под огромным столом от приставучей девчонки. Только вот компания у него была не самая приятная. Однако, когда Дак в очередной раз «приступил к разведке», он все же решился коснуться интересующей его темы: - Слушай, так ты и правда родился в прошлую Ночь Небесных Огней? - Нет, просто мои родители очень большие шутники, - ответил мальчик, не глядя на него, потом насмешливо качнул головой. – Конечно, да. - Выходит, сегодня твой десятый день рождения? - Он уже был. В прошлый раз эта Ночь была на четыре дня раньше. - Так значит, ты – особенный, да? - А что, по мне не видно? – Усмехнулся. - Как по мне, так тебе больше подойдет описание «странный», чем «особенный», - пожал плечами Ханс. - О тебе могу сказать то же самое! – шикнул Дак, на этот раз все же одарив собеседника своим колючим взглядом. - А я-то что? – невинно улыбнулся мальчик. – Я же не рождался в такую Ночь! - Ой, да отстать ты! – скривился Сэндо, снова от него отвернувшись. Ханс какое-то время разглядывал в темноте очертания Дака, а потом понял, что отсидел себе коленки. Тогда он принял более удобное положение и задумался: что бы еще такого провернуть? Через мгновение в голову ему пришла замечательная, хотя и рискованная идея. Нет, конечно, он так уже делал, и не раз, но ведь риск есть всегда. Однако на этот раз у мальчика был зритель, а потому он просто не мог оплошать. Размышляя таким образом, юный Гордон подполз к самому краю стола, выглянул осторожно из-под скатерти и, убедившись, что рядом никого нет, молниеносно высунул руку наружу. - Ты что делаешь? – услышал он шепот позади себя, но отвечать не стал. «Сейчас сам все увидишь!» Пошарив немного рукой по столу, мальчик наткнулся на что-то твердое и круглое – печенье! – а затем на нечто очень мягкое, во что мгновенно погрузились его пальцы, - кремовый торт! Похоже, эта часть стола предназначалась для сладостей к чаю – вот это удача! Стянув в мгновение ока и то и другое, Ханс забился глубже под стол и аккуратно придержал скатерть, чтобы она не колыхалась и не привлекала к себе ненужного внимания. Все прошло замечательно, и оставалось лишь надеяться, что никто из сотни гостей не заметил некой руки, ворующей со стола вкусности, а если и заметил, то счел это иллюзией, созданной его собственным взбудораженным воображением. В конце концов, чего только не привидится накануне священной Ночи! - Держи. – Ханс протянул Даку печенье, но тот отшатнулся с каким-то непонятным мальчику презрением и отвращением в глазах. - Не надо мне ничего! - Как хочешь, - пожал он плечами и сунул печенье себе в карман, а потом принялся за огромный кусок своего любимого торта. Четыре толстых бисквитных коржа с вишневой прослойкой и горой приторного белоснежного крема – о, что может быть вкуснее! Ханс даже зажмурился от удовольствия. - Ну и зачем ты это сделал? – прервал его блаженство недовольный голос. - Как зачем? – удивился мальчик, слизывая крем с пальцев. – Захотелось! - Пф, а еще самая богатая и уважаемая семья в округе, называется... - Только не говори, что ты – один из тех завистливых детишек, которые... – нахмурившись, начал было Ханс, но Дак тут же перебил его. - Я?! – крикнул он, пожалуй, немного громче, чем следовало. – Да кто вы такие, чтобы я вам завидовал? Жалкие богачи, лишившие моего отца... Но Гордон не дал ему закончить, замахав перед его лицом руками и взглядом умоляя замолчать. В шаге от их укрытия столпилась группа каких-то людей, и они, судя по отрывкам фраз, которые услышал мальчик, собирались проверить, почему из-под стола доносятся человеческие голоса. Но еще ужаснее было то, что к этим людям вскоре присоединилась Мика Микадже, которая, похоже, уже догадывалась, что к чему. Мальчишки испуганно переглянулись, не зная, что делать дальше. Но тут Дак прерывисто вздохнул и указал куда-то за спину Ханса. Тот обернулся и сразу все понял: стол был очень длинным, он как бы образовывал туннель, по которому можно было добраться аж до противоположного конца зала. А потому они, не теряя времени, поползли вперед, подгоняемые усилившимися голосами и шелестом приподнимаемой скатерти (хотя, может, им это только казалось?). - Боги, почему я раньше не додумался здесь проползти? – шипел Сэндо, припадая на одно колено – конечно, ведь на втором-то у него была большущая ссадина. – Давно уже мог бы избавиться и от тебя, и от этой девчонки! Ханс ничего ему не ответил, занятый своей «миссией первопроходца», однако тоже мимолетом укорил себя за то, что не догадался выбраться с другой стороны этого злополучного стола. Вскоре они наконец достигли конца «туннеля» и замерли в нерешительности, так как отсюда до выхода из зала им нужно было преодолеть еще хоть и не слишком большое, но все же довольно опасное открытое пространство. Что ж, делать нечего. Следующая секунда их жизни может стать для обоих либо самым большим везением, либо самым громким позором в истории. Ну, по крайней мере, так им сейчас представлялась сложившаяся ситуация. И тут заиграл оркестр. И они поняли – это их шанс. Переглянувшись, мальчики сосредоточенно кивнули друг другу и по сигналу Дака выскочили из-под стола. Хансу казалось, что они бежали минут пять, хотя прошло всего несколько секунд. И вот, наконец спасительный поворот! Они вылетели из зала, пробежали по коридору и одновременно остановились, прислонившись к стене и пытаясь отдышаться. Да, этот оркестр их просто спас! Ведь обычно с началом музыки гости задирают головы кверху, пытаясь разглядеть на балконе музыкантов, а значит, есть вероятность, что двух непонятно откуда взявшихся мальчиков, пулей летящих к выходу из зала, они могли и не заметить. - Поверить не могу – у нас получилось! – воскликнул юный Гордон, переводя дыхание. Сначала ему не очень-то хотелось делиться своим восторгом с тем, кто совсем недавно назвал его семью «жалкими богачами», но потом он просто не смог сдержаться и решил не выставлять напоказ свою обиду. - Да уж, действительно, - усмехнулся Дак, мельком глянув на мальчика, и добавил придирчиво: - У тебя крем на щеке, если что. - О... – Ханс уже начал тереть щеку рукавом, когда с запозданием вспомнил, что в кармане сюртука у него на такой случай лежал платок. Ну, теперь уж ничего не поделаешь. – Эх, вкусный был торт! Это того стоило. Сэндо только головой покачал. - И как ты не толстеешь с такими-то пристрастиями к сладкому? Вопрос, скорее всего, был риторическим, однако Ханс не замедлил на него ответить. - А очень просто! Хочешь, покажу? Он искренне удивился, когда Дак вдруг отвел взгляд и едва заметно пожал плечами, что с его стороны означало согласие. Ханс этого не ожидал, но поделать теперь уже ничего не мог – сам ведь предложил. Поманив мальчика за собой, он побежал дальше по коридору и свернул на лестничную площадку, идти спокойно он просто не мог – слишком много было невыпущенной энергии. Дак молча следовал за ним. Даже здесь были слышны звуки оркестра, который теперь заиграл в полную силу. Они остановились перед очередной лестницей, спиралью уходившей вверх и ведущей на третий этаж, где располагались личные комнаты каждого из членов семьи. - Вот тебе и разгадка! – торжественно сообщил Ханс и, поймав непонимающий взгляд Дака, с веселой важностью пояснил: - Там, наверху, моя комната. Мне каждый день приходиться по многу раз бегать туда-сюда по этой лестнице, в которой, к слову, содержится ровно сто сорок восемь ступеней. Не спрашивай, зачем надо было делать ее такой длиннющей. Трудно, конечно, но зато я спокойно могу есть сладкое и оставаться в форме, вот! - Ясно, неплохо, - просто ответил Дак, снова пожав плечами, на что Ханс лишь тяжко вздохнул и надулся. На этого парня вообще реально произвести впечатление, или он только ворчать умеет? - Эй, ты куда? – окликнул он мальчика, который начал не спеша подниматься по лестнице на третий этаж. – Гостям нельзя наверх, слышишь? - Тише ты, - шикнул на него тот. – Не сбивай, я ступеньки считаю. Ханс закатил глаза, но промолчал, решив пойти следом за Даком и, как только тот доберется до верха, тут же спустить его вниз. Нет, не столкнуть, разумеется – такое у них сегодня уже было – а просто вежливо – ну, или не совсем вежливо – выпроводить его с третьего этажа. Таким образом, они вместе прошлись по лестнице и остановились на площадке напротив личных комнат. Дак совсем не запыхался, и Ханс подумал, что в доме семейства Сэндо тоже, должно быть, хватает всевозможных лестниц и переходов между этажами. - Дай-ка догадаюсь... – протянул вдруг Дак, по очереди оглядев каждую из дверей. – Твоя комната... вот эта. – Он указал куда-то в самую глубь коридора, и юный Гордон с удивлением понял, что тот не ошибся. - Да, но... как ты догадался? - Просто предположил, - развел руками мальчик, хотя по нему было видно, как он доволен своей удачей. - Хочешь заглянуть туда, да? – зачем-то спросил Ханс. - Мне все равно. - Ну да, конечно, - пробормотал он, открывая перед мальчиком дверь и пытаясь понять, почему он вообще все это делает. Не собирался же ведь его сюда пускать! Устроил тут проходной двор, прекрасно понимая, что родителям это не понравится. Хотя с другой стороны, что в этом такого? Ничего плохого ведь не должно случиться. Да и комнату он показывает не родительскую, а свою собственную. Эта мысль придала ему уверенности, и он шире распахнул дверь, в которую Дак вошел степенно, всем своим видом показывая, что он тут как бы не при делах, а просто проходил мимо и стал случайно приглашенной жертвой. Погруженная во тьму комната была не особенно большой, но очень уютной. Чуть подсвеченные розоватой луной предметы мебели – высокая кровать, письменный столик, шкафы с одеждой и полки с книгами, тумбы и роскошное кресло – были расставлены с заметным изяществом и чувством стиля. У госпожи Гордон частенько проявлялись незаурядные дизайнерские способности, которые она старалась реализовать везде и всюду. Жаль, что в этом особняке нетронутых ею мест уже не осталось. Лунного света, проникавшего в комнату через огромное окно, которое занимало целую стену, было явно недостаточно для подробного осмотра помещения, но Ханс не собирался доставлять своему посетителю такого удовольствия, а тот, в свою очередь, похоже, и не думал разглядывать здесь все с особым пристрастием. Мельком окинув глазами комнату, мальчик направился прямиком на балкон, протянувшийся по ту сторону окна и дальше – по всей длине особняка. Ханс последовал за ним. Мягкий пушистый ковер заглушал их шаги, и в темноте казалось, что по комнате плывут две совершенно черные тени. Выйдя на балкон, они тут же погрузились в свежий ночной воздух и с минуту стояли, вдыхая его с какой-то непонятной жадностью, как будто только что выбрались из душного подземелья. Затем оба облокотились на мраморные перила и уставились вниз, где большие масляные фонари подсвечивали своим янтарным сиянием плюющиеся пеной и водой фонтаны и выложенные сероватой плиткой дорожки. - Ну, и зачем ты сюда пришел? – тихо спросил Ханс. - Как зачем? Захотелось! – фыркнул Дак, парадируя юного Гордона. – Просто хотел узнать, правда ли из твоей комнаты можно попасть на балкон. - А, то есть просто спросить ты не мог. - Спросить? Серьезно? А вдруг бы тебе захотелось похвастаться? Мол, конееечно, моя комната выходит на балкооон, а как же инаааче... - Но я бы никогда такого не сказал! – возмутился Ханс. – Зачем мне это нужно? - Да кто тебя знает, - отмахнулся Дак, тем самым давая понять, что этот разговор ему неинтересен. Ханс замолчал. Потом вспомнил что-то, порылся в кармане, достал оттуда печенье и, чуть помедлив, протянул одно Сэндо. Тот, не глядя, выхватил у него угощение, кивнул едва заметно и принялся за еду. Ханс последовал его примеру и снова уставился вниз с балкона. На ровной круглой площадке сбоку от особняка вразнобой стояли кареты и экипажи гостей. Несколько конюхов чистили щетками и обтирали влажной тканью распряженных лошадей, а те довольно пофыркивали, опустив головы и изредка помахивая длинными хвостами. Под одним из масляных фонарей примостился худощавый бородатый мужчина средних лет – это был никто иной как придворный художник Гордонов. Ну, не то чтобы они могли позволить себе содержать личного художника... Просто этот человек приходился госпоже Гордон дальним родственником, и пару лет назад хозяева особняка любезно предложили несостоявшемуся в жизни художнику поселиться в их владениях, в отдельном домике на другой стороне реки. Их предложение было принято сразу же и с превеликой радостью. Ханс частенько наблюдал за работой маминого родственника и не переставал восхищаться его набросками, миниатюрами, полотнами... Сейчас же художник готовился сделать зарисовки Небесных Огней – набросать их расположение в небе и отметить для себя основные цвета, чтобы уже завтра приступить к работе над масштабной картиной, которую, по ее завершении, господин Гордон собирался вывесить в главном зале. Мальчик ждал этого дня с нетерпением и верил, что у господина художника получится передать на холсте всю торжественность и красоту Ночи Небесных Огней. Прилетел легкий ночной ветерок и принес с собой запахи цветущих яблонь, свежей травы и речной воды – необычную, бодрящую комбинацию ароматов. Половинка луны лила с небес мягкий розовый свет, который, в отличие от солнечного, почти не воздействовал на глаза. «Скоро, уже совсем скоро! – подумал Ханс, впившись зубами в остатки своего печенья. – Вот она – Ночь, которую я так ждал!..» Он так погрузился в свои мысли, что едва не вскрикнул, краем глаза заметив, как Дак перегибается через перила и свешивается с балкона чуть ли не вниз головой. - Что ты делаешь?! – Юный Гордон обхватил мальчика за плечи и затащил обратно на ровную поверхность, глядя на него круглыми от испуга и удивления глазами. – Тебе, что, жить надоело? - Да при чем тут это? – закатил глаза Дак, поправляя свой коричневый пиджачок и отряхивая плечи. – Просто пытался понять, какая из тех нескольких десятков карет – наша... Может, ты уже перестанешь трястись и кричать по каждому поводу, а? - Да я вовсе не... – начал было Ханс, но потом вдруг замолчал и снова обиженно надулся. - Ой, ну и на здоровье! Давай, виси вниз головой с третьего этажа, пока не свалишься прямо на свою карету! Ты же у нас особенный, авось пронесет! - Вот именно! – прошипел Сэндо, полыхнув глазами. - Послушай-ка, - загорелся вдруг юный Гордон, - а твоя особенная судьба уже как-нибудь давала о себе знать? Ну-ка, расскажи, чем ты отличаешься от других, о сын священной Ночи! – воскликнул он, положив руку на сердце, а потом рассмеялся. Он спросил это с совершенно искренним интересом, вовсе не желая надавить на мальчика, однако на его собеседника это произвело совсем другое впечатление. Он весь вдруг как-то замкнулся и помрачнел больше обычного, его фиалковые глаза превратились в лед. Ханс удивленно замолчал, пытаясь понять, почему его слова так задели Дака. А тот, плотно сжав губы, вновь повернулся к перилам и уставился вдаль. Юный Гордон так и не смог догадаться, что за перемена такая произошла с Сэндо, зато он решил попытаться загладить свою вину. - Мой дедушка по папиной линии был рожден в Ночь Небесных Огней. – Дак не шевельнулся. Ханс вздохнул и продолжил: – Он был удивительным. И по-настоящему особенным. Он столько всего сделал за свою жизнь. Не только для себя, но и для своей семьи, и для других людей тоже. Мой отец всегда старался быть достойным своего отца, и я тоже буду к этому стремиться. Так вот, мой дедушка... он говорил... говорил, что важно не то, в какую ночь ты родился, а то, что ты действительно сделал за свою жизнь. Другими словами, особенным тебя делает не ночь твоего рождения, а все те особенные поступки, за которые тебя будут помнить и... – Мальчик снова вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Ему казалось, что сказанные им слова описывают не совсем то, что на самом деле было у него в голове. – Нет, о благословении Богов, конечно, тоже забывать нельзя, но все же... то есть... - Я понял, - вдруг глухо ответил Дак. – Я тоже об этом слышал. – Он помолчал немного, потом резко качнул головой и как-то странно усмехнулся. – Я особенный, пожалуй, лишь в том, что меня все обходят стороной. Друзей нет. - О, в таком случае, никакой ты не особенный... – пробормотал с грустной улыбкой Ханс, но мальчик его как будто не услышал. - Есть родители. Бабушка. Няньки. Учителя. Младшая сестра, которая еще и говорить толком не умеет. А друга – нет. - Ну, у тебя хоть сестра есть. Некоторые говорят, что иногда и этого достаточно... - И ты в это веришь? – с презрением покосился на него Дак. Ханс покачал головой и улыбнулся. Ну, разумеется, он в это не верил. Может, для кого-то этого и было достаточно – для отшельников, например, или для людей, погруженных в бизнес... (хотя им порой и этого не надо). Но не для такого веселого и дружелюбного ребенка, как он. И даже не для такого надменного одиночки, как Дак. И это было очевидно. - Если в этом и состоит моя особенность, то я лучше... – продолжил было Сэндо, но вдруг резко замолчал и вдарил кулаком по мраморным перилам. Его отчаяние сменилось злобой, когда до него дошло, как он разоткровенничался с Гордоном. Снова нацепив маску надменности и безразличия, он посмотрел вниз с балкона и неопределенно хмыкнул. Это заставило Ханса тоже глянуть вниз – и его сердце сжалось от сладкого томящего чувства, когда он увидел, как гости один за другим выходят на улицу, спускаясь по парадной лестнице, а его родители шагают впереди всех с бокалами вина в руках. Сразу следом за ними шли господин и госпожа Сэндо, время от времени оглядываясь вокруг, видимо, в поисках своего сына. Ханс был уверен, что Дак тоже это заметил, но спускаться вниз он, похоже, не торопился. - Ты не пойдешь к родителям? – спросил мальчик на всякий случай. - А смысл? – неопределенно пожал плечами тот. – Отсюда вид гораздо лучше. Похоже было на простую отговорку, но Ханс не мог с этим не согласиться. Он в ожидании уставился в звездное небо, гадая, где именно появятся первые Небесные Огни – за холмами, за лесом, быть может, за домом? Или... прямо у них над головами! Предвкушение и восторг пропитали все его существо. Казалось, он никогда прежде ничего не ждал так, как этого ночного явления. Но оно и понятно, ведь это был его единственный шанс... Тут Ханс мельком глянул вниз и поймал взгляд господина Гордона. Неужели прикажет спускаться вниз?.. Но тот лишь понимающе улыбнулся и едва заметно кивнул сыну. «Спасибо, отец!» Десятки взглядов были устремлены в небо. Гости перешептывались и переглядывались в ожидании чуда. Никто из них не замечал двух мальчиков, стоявших на балконе. Ханс знал, что в каждом окне особняка сейчас видна хотя бы одна служанка – ведь обитателям дома тоже безумно хотелось увидеть Небесные Огни. И мальчик прекрасно их понимал. Конечно, для всех этих людей, за редким исключением, эта Ночь не была первой, но это не мешало им трепетать в предвкушении чего-то необычного, чего-то священного, что удостаивает простых смертных своим присутствием всего раз в десять лет. Чего-то, что может принести им удачу в будущем, исполнить их самые заветные мечты, открыть им, быть может, сам смысл этой жизни... Юный Гордон думал обо всем этом и одновременно каким-то уголком своего взбудораженного сознания понимал, что упускает что-то очень важное. Но как ни пытался – вспомнить он этого не мог. А в следующий миг он и пытаться перестал. Потому что сначала Дак проворчал: «Ну, и долго еще ждать? Может, этих Небесных Огней сегодня вообще не будет?» И потому что сразу за этими его словами Небесные Огни все-таки пришли. Сначала за высокими горбатыми холмами появилось неясное беловатое свечение – будто солнце решило встать раньше времени, затем оно становилось все яснее и отчетливее, приобретало зеленоватый оттенок и вытесняло собою розовый лунный свет. Восхищенные вздохи пробежали по стоявшей внизу толпе, когда по звездному небу пробежала первая огненная змейка – яркой волной метнулась она за деревья, оставив после себя едва заметный след. Потом вторая, а за ней третья и четвертая... Десятки цветных вспышек замелькали в небесах – одни появлялись лишь на секунду, другие застывали в воздухе, не торопясь исчезать. И все это буйство красок отражалось и вспыхивало в зеленых глазах Ханса Гордона, сердце которого готово было выскочить из груди от переполнявшего его восторга и изумления. Еще никогда он не видел ничего, что хоть отдаленно напоминало бы ему это потрясающее явление! Ничто, ничто не могло сравниться с красотой Небесных Огней! Этот момент вовсе не был для него священным или хотя бы торжественным, он был для него лишь зрелищем. Бесконечно прекрасным, необычным зрелищем, способным заворожить ребенка до состояния отрешенности от всего мира. Хансу и правда вскоре стало казаться, что он парит там, в ночных небесах, вместе с огненными змейками, и они влекут его, обвивая своими едва ощутимыми телами, в саму сказку, в мир, красоту которого, не увидев своими глазами, не способен описать никто. Мальчик забыл обо всем: о том, что внизу какие-то люди загадывают свои желания, о том, что рядом с ним стоит живой человек, о том, что он находится на балконе собственного дома... Забыл, наверное, даже о том, кто он такой. Для него сейчас не существовало ничего, кроме Небесных Огней. А вот человек, стоявший сбоку от него, думал совсем о другом. Значит, вот что происходило в небе в ночь его рождения? Что ж, это и правда красиво. Но что, что такого священного и особенного в этих Небесных Огнях? Они холодные. Далекие. Недосягаемые. Почему все считают, что родившийся под ними ребенок обязательно будет иметь особенную судьбу? Ведь Огни не спускаются на землю, чтобы благословить его. Им все равно. Они просто пролетают высоко над головами маленьких существ под названием люди, даже не замечая их. Да и как бы они могли их заметить? Ведь они мертвые. Простое природное явление, которое, правда, случается всего раз в десять лет. Но вот случалось бы оно чуть чаще – и что тогда? Люди быстро утратили бы к нему интерес. Никто ведь не считает чем-то особенным и из ряда вон выходящим ту же радугу или даже солнечное затмение. Разве что, этому явлению пока нет разумного объяснения... Но это ненадолго. И когда оно появится, вся его святость и необыкновенность испарится, словно роса на солнце. Дак Сэндо, не отрываясь, смотрел на Огни. Но они не покоряли его сердце и не трогали его душу. Он видел в них только холод и безразличие к миру, и все его существо отвечало им тем же. Огни казались ему кем-то, кто просто решил покрасоваться перед людьми, покорить их, может, даже подчинить себе. Абсурд, да, но именно так он и думал. И пусть в жизни его семьи всегда присутствовала изрядная доля мистики и потустороннего влияния, то, что он наблюдал сейчас в небе, казалось ему чем-то пустым и ничегошеньки не стоящим. Зато он мог понять, что так восхищало во всем этом Ханса Гордона. Ребенок, которого удивляло и забавляло все, что происходит вокруг, просто не мог бы отреагировать иначе. Да, таков он был. Слишком наивный. И ему это шло. Вот, пожалуй, и еще одно качество в нем, которое так раздражало Дака. Он усмехнулся чуть слышно и опустил голову, давая отдых глазам. Толпа внизу продолжала вглядываться в небо и о чем-то возбужденно переговариваться. И как у них еще шеи не затекли... Что? Кто это там носится и распихивает гостей во все стороны? А, должно быть, это Мика выискивает среди них Ханса. Девчонки, одно слово. А вот и художник, что делает наброски Небесных Огней для картины. Что ж, один из немногих здесь, кто занят хоть чем-то полезным. Зарисовать, всяко, лучше, чем просто смотреть. А ведь Огни-то и правда красивые. В основном, изумрудные и аметистовые. Холодные. Дак безотчетно поежился. Несмотря на свою неприязнь, он знал об этом явлении довольно много. Ну, еще бы, ведь «нельзя быть особенным и не знать о ночи своего рождения!». И потому он знал, что самыми распространенными являются белые, желтые и розовые Небесные Огни, чуть реже встречаются алые, голубые и светло-зеленые, ну, а самые редкие – это сочетания синего с лимонным. Размышляя об этом, мальчик с некоторой долей удивления понял, что никогда раньше не слышал об изумрудных и аметистовых Огнях. Ну что ж, тогда понятно, почему на гостей сегодняшняя Ночь производит настолько сильное впечатление. Время шло. Для всех эти часы пролетали, словно секунды, но для Дака они тянулись медленнее, чем когда-либо. Огни уже успели ему порядком надоесть и, более того, с каждой минутой все сильнее его разочаровывали. У него, конечно, не было на их счет никаких предубеждений, но все же. Хотя... возможно, он надеялся, что ему будет послан какой-нибудь знак, или что с ним в эту Ночь произойдет что-нибудь особенное... что-то, что поможет ему понять... Тут он с раздражением мотнул головой, отгоняя эти жалкие мысли. Вот еще, обойдется он и без совета этих непонятных ярких полосок с небес! От нечего делать, Дак начал было наблюдать за Хансом, который весь так и светился от счастья, но вскоре презрительно скривился и отвернулся. Как же все это приторно и слащаво, пусть и искренне... Однако в следующий момент юный Гордон глубоко вздохнул и сам обернулся к мальчику. В его широко раскрытых глазах плескалось море эмоций и одновременно светилось какое-то неземное умиротворение. Совсем, видать, крыша поехала, подумалось Даку. - Ну? – спросил возбужденно Ханс. – Что ты обо всем этом думаешь? Это потрясающе, правда? - Может быть, - безразлично пожал тот плечами. - Может... быть? – Эти два слова мгновенно спустили его с небес на землю. И это было, мягко говоря, неприятно. – То есть, тебе даже на Ночь Небесных Огней наплевать? Но ведь это же... это... – Ханс просто задыхался от возмущения. - Да не надрывайся ты так, - поморщился Сэндо. – И вообще, какая тебе разница, на что мне наплевать, а на что – нет? Юный Гордон шумно выдохнул и хотел сказать что-то еще, но вдруг осекся и принялся рыться в одном из своих карманов. Дак с насмешкой наблюдал, как он вытаскивает и разворачивает какую-то помятую бумажку, отворачивается и начинает про себя читать написанный на ней текст, время от времени поднимая взгляд к небу. Закончив, он вздохнул с облегчением и снова обернулся к Даку, который продолжал сверлить его насмешливым взглядом. Однако он этот взгляд истолковал по-своему. - Даже не проси, - важно вскинул голову Ханс, - все равно не расскажу, что там написано. - О нет, только не это! – с притворной обидой воскликнул тот, а потом издевательски рассмеялся. – Очень мне нужно знать, что там написано! Да кому это интересно? Ханс тут же нахмурился, по привычке крепко сжав кулаки. - Ты сам-то что-нибудь загадал? – с нажимом спросил он. - Я? Еще чего! – надменно ответил мальчик. – Мне нечего желать. У меня все есть. А то, что хочу, я и так получу. Ханс промолчал, решив не напоминать ему об их недавнем разговоре насчет друзей. Не хочет желать – не надо. И правда, ему-то что до этого? Главное, что он сам успел загадать свое желание. Мечтательно вздохнув, мальчик снова бросил взгляд на Небесные Огни, что продолжали свой полет под куполом ночного неба. Такие красивые... «Пожалуйста, услышьте мое желание и исполните его! Прошу вас, я так этого хочу!»

***

Для Ханса, как, впрочем, и для Дака, стало полной неожиданностью то обстоятельство, что господин и госпожа Сэндо решили покинуть особняк Гордонов до восхода солнца. По правилам, гостям надлежало собираться в обратный путь только с рассветом, хотя более ранние отъезды и не возбранялись. Но так вышло, что у отца Дака на этот день было запланировано несколько важных встреч, которые он просто не имел права перенести. Он искренне сожалел об этом и приносил свои глубочайшие извинения господину Гордону и его жене, но задерживаться у них больше не мог, хотя до рассвета и оставалось чуть больше часа. Следуя семейному обычаю, Гордоны проводили своих гостей до самой кареты. Лошади уже были запряжены, а кучер готов был отправиться в путь в любую минуту. Прощание затянулось дольше обычного. Похоже, за этот вечер отцам мальчиков удалось сделать шаги навстречу друг другу, и теперь в отношениях их семей вновь зарождалась былая близость. Однако все понимали, что на ее восстановление понадобиться гораздо больше времени, чем один день. Но они были к этому готовы. Ханс пока не знал, что именно он думает по этому поводу, но все же был рад за отца, который явно был счастлив вернуть в свое окружение старого друга, хотя и тщательно это скрывал. А еще мальчик не знал, что ему думать о столь внезапном отъезде Дака. Да, этот надменный грубиян раздражал его все также сильно, как и вначале, но почему-то при мысли о том, что его тут скоро не будет, становилось как-то – как же это называется?.. – грустно, что ли. Нет, как-то иначе... А, точно. Скучно. Снова это слово. Это чувство. Он тяжко вздохнул. Потом вдруг вспомнил что-то, поискал глазами Дака, стоявшего особняком от своих родителей, и подбежал к нему. При его приближении тот фыркнул и закатил глаза. - Чего тебе? - Ничего, просто... Прости, что сбил тебя на той лестнице! Твое колено еще болит? Дак посмотрел на него как-то странно, потом повел плечом и отвернулся. - Уже нет. И если ты думаешь, что я буду извиняться за то, что укусил тебя, то можешь не обольщаться. Этого не будет. - Другого я и не ожидал, - надулся Ханс и тоже отвернулся. Потом не выдержал и спросил: - Вы ведь далеко отсюда живете, да? Он скорее почувствовал, чем увидел, как тот кивнул. И почему-то от этого ему стало еще печальнее. Он посмотрел на взрослых, которые кивали друг другу, и голоса которых заглушал шум фонтанов. Потом бросил взгляд на небо, по которому пробегали последние огненные змейки. - Может быть, наша семья как-нибудь... – начал было он, как вдруг господин Сэндо обернулся и окликнул сына. Дак чуть помедлил, потом молча зашагал к отцу. Ханс пару мгновений смотрел ему вслед, а затем крикнул: - Пока! И ему показалось, что его голос слегка звенит. Дак даже не обернулся, лишь сделал какое-то движение рукой, да такое мимолетное, что юный Гордон не мог бы потом с точностью сказать, было ли это сделано в ответ на его прощание или же совсем по другому поводу. Мальчик стоял и смотрел, как семья Сэндо по очереди усаживается в карету – господин, госпожа, их сын. Затем наблюдал, как кучер взмахивает хлыстом, и лошади трогаются с места, вывозя экипаж за ворота, устремляясь по главной дороге к реке и холмам и погружаясь во тьму, ибо даже Небесные Огни уже не позволяли разглядеть их на таком расстоянии. В какой-то момент Хансу захотелось сбегать на холм и оттуда еще понаблюдать за уносящейся вдаль каретой, но он сдержался и, постояв на улице еще немного, направился в особняк. В доме было тихо, так как гости все еще находились на улице в ожидании рассвета, пахло едой, вином и безумным количеством всевозможных духов. Родители разрешили юному Гордону пойти в свою комнату и лечь спать, ибо он, по их мнению, выглядел уставшим, хотя это было вовсе не так. Просто ему вдруг резко стало нечего делать. Мальчик поднялся к себе, переоделся, радуясь, что вокруг него в кои-то веки не хлопочет целая армия служанок, и лег в постель, уставившись на небо через огромное окно. Решив устроиться поудобнее, он оперся на локоть и вдруг почувствовал легкую боль. А он и забыл, что ударился им при падении с лестницы! Воспоминания о событиях сегодняшнего дня замелькали перед его внутренним взором, а на лице сама собой появилась улыбка. Ханс с удивлением осознал, что за весь этот вечер слово «скучно» всплыло в его голове лишь при отъезде семьи Сэндо. Получается, приемы все-таки могут быть интересными и даже в чем-то веселыми? Похоже на то. Иначе, как объяснить такое количество мыслей, воспоминаний и эмоций, связанных с этим днем? Правда, это скорее исключение, чем правило, но все же. «И все-таки, какой же ужасный человек, этот Дак Сэндо! Противный, слов нет!» - подумал мальчик и, вопреки своим мыслям, улыбнулся еще шире. – «Хорошо, что мне удалось спустить его с той лестницы. Будет знать!.. Человек, у которого нет мечты, тоже мне...» Сердце юного Гордона пустилось вскачь при мысли об исполнении его желания. О, как пылала его душа, когда он сообщал Небесным Огням свою просьбу! Казалось, уже за одну ту горячность, с какой он желал этого, его мечта просто обязана была исполниться. И он верил, верил искренне и всем сердцем, что когда-нибудь – быть может, даже совсем скоро – это произойдет. «О, Небесные Огни! О, наши великие Боги! Прошу вас, исполните мою мечту! Ведь я так хочу найти настоящего друга!..» А на бескрайнем черном полотне небес, уступая место занимающемуся за лесами рассвету, догорали последние Небесные Огни, отражаясь изумрудными и аметистовыми кляксами на темной глади речной воды и в брызгах беснующихся фонтанов, в каплях ночной росы и на глянцевой листве деревьев. Они проникали через большое окно в окутанную сумерками комнату и мягко светили на безмятежное, чуть улыбающееся сквозь сон лицо мальчика, так мечтавшего обрести друга. Холодные. Но не безразличные.