The road of legends

      Краеугольный камень в жизни сородичей — это выбор морали себе по сердцу. Одни радостно поддаются Зверю внутри, превращаясь в совершенных хищников, другие предпочитают цепляться за осколки человечности в себе. Даже пытаются жить совсем как люди, что особенно популярно среди тореадоров.       И, разумеется, обе стороны время от времени доходят до крайностей. Случайно обращённые психи, верующие в Господа Всевышнего сильнее, чем в то, что видят своими глазами, обычно бьются чугунными лбами об пол какой-нибудь церкви и ограничивают употребление даже донорской крови настолько, насколько это возможно чтобы оставаться в живых. С другой стороны — об этом я прочитала в книжках из библиотеки регента Тремер — Пути Просветления, совершенные кодексы этики бессмертных, невообразимо далёкие от общечеловеческой морали. Есть, конечно, в некоторых из них что-то привлекательное: нетерпимость к своим и чужим ошибкам у «единителей», ограничение эмоций у «непрощающих», поиск цели и смысла не жизни у «рыцарей». Но одно дело — с любопытством листать страницы книги, другое — встретить лично кого-то, кто растерял всю человечность до капли.       Мне с этим повезло: не прошло и полугода в новой острозубой роли, как встретилась последовательница одного из путей, впрочем, тогда я знала о них ещё недостаточно, чтобы точно определить, какого именно.       В подвале заброшенной больницы, где снимали очередную серию «Призраков Лос-Анджелеса», поселилось существо, показавшееся мне странным и неприятным даже по сравнению с безмозглыми последователями Шабаша. По сравнению с чем угодно, встреченным за почти двадцать девять лет жизни.       Съёмочная группа была достаточно нагло сожрана прямо напротив камер. Сожрана, а не выпита — потому что в операционной поселилась представительница крайне малочисленного клана Нагараджа. Не знай я о том, что существуют сородичи, которым питание плотью нужно для выживания, не стала бы даже разговаривать — слишком уж мерзкое зрелище представилось взгляду. Расчленённый труп, кишки наружу, крошечные ошмётки кожи, прилипшие к лицу черноволосой дамочки, как на вид, средних лет.       — Это было весьма неосторожно с твоей стороны, — заметила я, предусмотрительно держась на расстоянии, — как минимум один человек убрался прочь и будет распространять слухи.       — Не собираешься на меня кидаться? — криво оскалилась она, сплёвывая на пол недоеденные ошмётки. — Что ж, тогда имеет смысл представиться. Пиша.       — Лина. Твоё имя, конечно, не настоящее?       Пиша невнятно дёрнула плечами, отворачиваясь, и по локоть погрузила руки в ещё не одеревеневший труп. Меня передёрнуло.       — Послушай, Вентру, — имя было благополучно проигнорировано, — мне совершенно некогда разъяснять тебе примитивные истины. Что бы я ни делала, это имеет под собой вполне внятную цель, а именно — изучение смерти. Или ты убираешься прочь сразу, или мы заключаем взаимовыгодную сделку.       Я промолчала, ожидая продолжения. Такая тактика стала уже привычной, потому что молчание обычно не списывают на недостаток знаний, который стал моей самой главной проблемой при встрече с Сородичами. Выставлять себя идиоткой неприятно до крайности.       — Во-первых, ты разберёшься для меня с этим беглецом, — продолжила Пиша, — пришлёшь сюда к ужину. Во-вторых, вон в том блокноте есть описание любопытных вещиц, которые мне нужны; достань их — и я хорошо заплачу. Например, каким-нибудь полезным для тебя артефактом в обмен. Всё, свободна.       Последние слова прозвучали почти как банальное «кыш», но я смирила гордость и не стала комментировать. Не хотелось бы связываться с Сородичем неизвестных возможностей. Не раньше, чем удастся что-то узнать про неё, или её клан, или хотя бы вещи, которые она хочет отыскать.       С последним вполне мог бы помочь Максимилиан Штраус.       Даже ограниченный доступ в библиотеку клана Тремер дорого мне обошёлся. Разумеется, регент не счёл это эквивалентным помощи в расследовании, так что я ещё и осталась должна. Вот так и надейся переиграть ветерана политической арены.       Но к книжкам он меня всё же допустил. Так подтвердилась теория о том, что Пиша — это Нагараджа, а также почудился новый смысл в её странном увлечении смертью. Похоже, она являлась ярым приверженцем так называемого Пути Костей и ставила всю свою жизнь на то, чтобы с восхитительным учёным интересом исследовать призраков, покойников, и то, что с ними происходит. А ещё мне случайно попалось на глаза упоминание книги, которую Пиша просила достать, — «Voce del Morte» или, с итальянского, голос смерти. Предположительно, в ней описаны техники общения с призраками, а точнее смотрите в томах номер семь и четырнадцать.       Хотя к основной части библиотеки доступ мне не дали, даже той крохотной толики, что оказалась доступна, хватило бы по меньшей мере месяца на три-четыре непрерывного чтения. К сожалению, такой роскоши мне никто позволить не собирался: пришло время более подробно заняться вопросом Анкарского саркофага.       Максимилиан Штраус, конечно, знал об этом не хуже, чем обо всём, что происходит в Даунтауне, этот серый кардинал в алом плаще. А потому ненавязчиво пожаловался, что одному из его учеников отчаянно не достаёт практики, так что в качестве ответной услуги с моей стороны он с радостью бы принял разрешение отправлять этого ученика в помощь на некоторых заданиях.       В общем, повесил на шею шпиона, — так я тогда подумала, отлично осознавая, что отказаться не в состоянии. Даже несмотря на то, что это, вполне вероятно, вызовет гнев ЛаКруа.