***
С момента смерти Стайлза прошло уже три месяца. Прошло три месяца с момента, как Бейкон Хилз наконец был спасён от зла. Жителям города больше ничего не угрожало, вот только Лидия не чувствовала какого-то особого облегчения и вовсе не была счастливой. В последней схватке, в решающей схватке боролся ОН, человек, чье имя никогда не было первым, но кто отдал жизнь, чтобы спасти всех. В тот злосчастный бой Стайлз отчаянно бросился всего лишь с битой в руках, но она ему не помогла, как помогала всякий предыдущий раз. Три месяца Мартин не общалась с друзьями и близкими. Теперь она ненавидела всех: Скотта, Малию, каждого радостного человека — она не могла им простить отсутствие Стайлза рядом с ней. — Лидия, надеюсь, с тобой все хорошо. Ответь наконец, пожалуйста, мы все очень переживаем, — на автоответчике одно сообщение от МакКолла, но, конечно же, никто на него не ответит.***
В полупустой комнате с ободранными стенами — большая мягкая кровать, но Лидия сидит на холодном голом полу под окном, сжимая в руке футболку Стайлза и всматриваясь в его фотографию. Горячие слезы скатываются по её щекам и застывают в уголках губ, там, где когда-то оставались следы нежных поцелуев Стайлза. И все же в первую очередь она ненавидит себя. За то, что так долго не замечала его влюбленного взгляда; за то, что так долго пренебрегала мальчишкой со скамейки запасных; за то, что так мало была с ним. Она никогда не отвечала на его наивное «Я люблю», ведь была уверена, что впереди у них целая жизнь, а теперь она одна. И верными подругами стали — четверо бетонных стен, такие же немые, как боль, разъедающая изнутри. Теперь Лидия знает, что никакая физическая боль не сравниться с тем, что она чувствовала, когда его гроб опускали в землю. Сильная девочка сломалась. Она никогда не боялась смерти, а теперь боится солнечного света и ненавидит радость. Полусонная, с синяками, словно кусочки космоса, под глазами, она допивает последний антидепрессант, запивая его не водой, как положено, а водкой. И кто, оказавшись в плену у боли, будет соблюдать все нормы? Кто будет беречь печень, когда единственное желанное, полностью поглотившей все мысли, — смерть. В одноэтажном уютном домике на краю города не было ничего, кроме большой кровати в самой дальней комнатке, которая должна была стать их спальней; двух забитых (теперь ненужными) вещами чемоданов и кучи бутылок из-под спиртного, которым Лидия третий месяц пыталась себя извести. Здесь они должны были жить вместе. Этот дом — единственное, что осталось у нее из общего с ним будущего. Этот дом — святая святых, именно потому на его порог никогда не пускала Мартин никого чужого. А теперь чужими стали все. Даже те, кого когда-то она звала лучшими друзьями, больше никто. Теперь она сама по себе. Одиночка. И кто, оказавшись в плену у боли, будет искать встреч с друзьями? Сегодня Лидия решила побаловать свою боль чем-то вкусненьким и вместо привычной водки взяла элитный коньяк с выдержкой и пару лимонов. Она слишком не любит выходить на улицу, поэтому делает это крайне редко. Бейкон Хилз — слишком маленький городок для того, чтобы можно было незаметно раствориться в толпе. И все знали о ее горе. И все жалели ее, чего она вовсе не любила. Лидия не любила ловить на себе сожалеющие взгляды прохожих, ибо не видела в них ни капли искренности. Люди ей кажутся такими противными, как манная каша, которую она ненавидела с детства. Вот только от них так просто нельзя избавиться: их не выбросить в мусорное ведро и не скормить любимой собаке. На автоответчике вновь пропущенные от Скотта: — Лидия, приди наконец в себя! Ты нужна нам! У меня для тебя кое-что есть. Неужели! На этот раз она срывается и решает набрать Скотта. — Лидия! — его голос встревожен, но радость в нем отчётливая. — Как ты? — Нормально, — безразлично отвечает девушка и тут же переходит к делу, — ты сказал, что у тебя для меня кое-что есть. Что? — Письмо. Стайлз оставил его на случай, если что-то случится, и просил отдать тогда, когда ты будешь в состоянии здраво оценить содержание. — Принеси, — ее голос дрожит, она смахивает со щек слезы и кладет трубку.***
«Дорогая моя Лидия Мартин! Меня уже нет в живых, но это вовсе не значит, что я тебя бросил. Поэтому не смей плакать! Да-да, я точно знаю, что ты плачешь. Зря! Здесь хорошо, правда, никто не понимает моего сарказма, да и тебя не хватает. Я тоже скучаю. Да, я безумно скучаю по твоим пухлым губкам, которые ты вечно дула, если что-то было не так, и которые я так мало целовал. А ещё я скучаю по твоим глазам и по тому, как ты смотрела на меня в тот миг, когда я все же признался тебе в любви. Прости, что сейчас я не могу обнять тебя. Прости за то, что не выполнил своё главное обещание — быть всегда рядом. Я знаю, что тебе больно. И я знаю, что твоя боль в миллионы раз сильнее, чем та, которую испытал я. Мне повезло. Да, знаю, мне повезло — я умер всего один раз, а ты умирала и будешь умирать всегда, каждый раз, когда будешь меня вспоминать. Но ты должна начать жить. Ведь разве не ради того я погиб. Ты должна быть счастливой, ведь ты воистину этого заслужила. Найди своё счастье. В картинах, в музыке, в чем-то или даже в ком-то. Заведи кролика или (я буду, конечно, безумно ревновать) даже парня. Выпусти всю боль наружу. Освободись от неё. Ибо кому понравится жить в плену у боли. Моя любимая Лидия. Я буду всегда с тобой. В каждом дыхании ветра, в каждой падающей звезде, которая исполнит все твои желания, в опавших осенних листьях, в морозных узорах на твоём окне, в первых подснежниками, в каждом сорванном тобой одуванчике. Замечай мелочи и ты увидишь меня. Я все так же сильно люблю тебя. Я вечно буду любить тебя одну, мою Лидию Мартин».***
И как-то странно закололо у нее в сердце. Дрожь волной разлилась по всему телу. — Нет, нет, нет. Пожалуйста, — только сейчас она окончательно осознала, что его уже нет в живых, что он её больше никогда не обнимет, что никому она больше не будет нужна так, как ему. — Нееееет! — пронзительный крик Банши разлетелся на несколько километров. Окна в доме потрескались, и осколки градом посыпались на пол. Меньше всего ей хотелось оставаться здесь, забывать Стайлза и быть счастливой. Боль настолько приковала её к себе, что Лидия больше не мыслила себя без неё. Банши — предвестники смерти. Они чувствуют её и оттого кричат. От той немыслимой боли, которую чувствуют. Этот крик Лидии был последним, и он тоже предвещал смерть. Её смерть. Девушка схватила один из упавших на пол осколков и сжала его в руке. — Стайлз, милый мой Стайлз, я люблю тебя. Я хочу быть с тобой! — и на второй своей руке она аккуратно провела линию острым концом осколка. Глубокие порезы один за другим появлялись на запястье. Жгучая боль окутала девушку, но она не проронила ни слезинки. Лидия точно знала, ради чего она отказывается от жизни. Она точно знала, что Стайлз ждёт её и что там, куда она попадет, их уже никто никогда не разлучит. Теперь вся ненависть ко всему окружающему куда-то исчезла. Она мысленно просила прощения у Скотта и Малии, у мамы и у всех близких ей людей, кому успела причинить боль. Чем глубже она проваливалась в сознание, тем счастливее себя ощущала. — Навеки-вечные, Стайлз. Навсегда вместе.