***
— Аах~ Так гораздо лучше, — вздохнула она, расположившись на диване. — Прости, что я первой села, юная Ситри, но мои старенькие косточки уже не такие, какими были раньше. — Всё в порядке, — ответила Сона, сев напротив неё. — не думаю, что сейчас стоит беспокоиться об этикете. — Ха! — пролаяла старая монахиня. — Если бы я имела дела со старым наследником Ситри, этикет бы давно в окно выбросили, — она повернулась к одной из двух своих сопровождающих, ожидавших её по бокам. — жаль, что у тебя не было возможности пообщаться с Ириной, мне кажется, вы бы поладили. — Как скажете, босс, — с радостной улыбкой ответила девушка со светло-коричневыми волосами, хоть и в это же самое время её холодные фиолетовые глаза не прекращали внимательно следить за обитателями комнаты ученического совета. Она стояла справа от монахини и хоть на диване и хватало места для них, но они не решались сесть. Вместо этого обе они держались внимательно и бдительно, в отличии от расслабленной и дружелюбной монахини. И несмотря на то, что обе они были девушками, сопровождающими её, словно гонцы, они были одеты в чёрно-синие костюмы с тёмно-синими рубахами и галстуками, что придавало им, несмотря на молодой возраст, зрелый и довольно профессиональный вид. Девушка с левой стороны от монахини на своём левом плече держала сумку для гольфа, впрочем, учитывая то, как она держала руку, затянутую в перчатку, рядом с приоткрытой крышкой, готов был поспорить, что у неё там было оружие. Эта вторая девушка имела голубые, до подбородка, волосы, с зелёной полоской на правой стороне чёлки, так похожей на белую. Её желтые глаза спокойно осматривали комнату, а поведение в целом выдавало уверенность в себе, хоть они и были, три к одному, в меньшинстве. Однако именно монахиня среди них выделялась больше всех. Локоны волос, с годами ставшие белоснежными, вырывались из причёски, падая ей на лицо. Глубокие голубые глаза и уголки её губ были окаймлены морщинками, но остальное лицо было на удивление гладким. Руки, сжимавшие деревянную трость, были жёсткими и мозолистыми. Несмотря на предыдущие её слова, было ясно, что возраст совсем её не замедляет. Достаточно было посмотреть на то, как она двигается, чтобы увидеть очевидную силу, которая в её теле до сих пор искрилась. И хоть улыбка её и была искренней, она таила в себе опасность. — Вы знаете мою сестру? — вежливо спросила Сона. — Можно и так сказать, девочка. Мы со старыми друзьями несколько раз с ней сталкивались, когда я была едва старше тебя. Конечно, чаще всего мы просто от неё убегали и она гонялась за нами, поливая наши головы проклятьями. Был в нашей группке один дурачок, не перестававший сравнивать её с Габриэль и считавший её хуже. Конечно же, он считал совершенно необходимым каждый раз об этом ей напоминать, — хоть она и посмеивалась, видно было, что говорит она серьёзно. — Ладно, хватит древней истории. Уверена, вам интересно, что мы здесь делаем, — её улыбка слегка хоть и поугасла, но всё же не исчезла до конца, поскольку разговор начал набирать серьёзные обороты. Сона проигнорировала чай, который Цубаса поставила на стол, поправив свои очки. — Да, признаю, мне очень интересно, — заговорила она, сцепив руки перед собой. — необычное событие для Церкви — отправить экзорцистку на мою территорию. Я уже и не говорю о вашей репутации. Даже в моём поколении имя Гризельда Кварта имеет вес. Хоть Гризельда Кварта и не была сейчас такой же активной, как и раньше, в своё время она была одной из самых страшных людей поколения. Рождённая без Священного Механизма и не обладающая высоким магическим потенциалом, она смогла пробиться в иерархии только лишь благодаря своим навыкам мечницы, что сделало её одной из самых могущественных экзорцистов Церкви. Несмотря на то, что только это и делало её опасной, истинный пик её славы случился около сорока лет назад, когда она и её трое товарищей экзорцистов смогли уничтожить могущественного демона Ультимативного класса без потерь в принципе. Более примечательным достижение делало то, что все четверо были без Священных Механизмов. Когда стража проинформировала меня о её прибытии в город, я бросил все свои дела и с неба принялся наблюдать за всеми её передвижениями. Хоть я и был далёк от опытного лётчика и был бы простой мишенью в воздушном бою, я был достаточно хорош, чтобы хотя бы оставаться на высоте и наблюдать. Впрочем, я не стал забывать о дистанции, если вдруг кто-то из них меня заметит. Стало быстро очевидно то, что направляется она в академию, и потому я решил опередить её и оповестить Сону о том, что по пути случайно обнаружил пару экзорцистов. И вот так вот мы и оказались в комнате ученического совета, в которой была вся Свита Соны, я и три экзорциста. — Спасибо, дорогая, — Гризельда поблагодарила Цубасу, взяв предложенную чашку с чаем и сделав быстрый глоток из неё, прежде чем отставить в сторону. — Тогда давайте уже и к делу перейдём? Как представители Церкви мы прибыли сюда, чтобы попросить вас кое о чём. И вообще-то даже дважды. Во-первых, нам нужна вся имеющаяся у вас информация о пропавших Экскалибурах. Что? Из-за удивления, физически опустившегося на комнату, стало ясно, что я не единственный оказался застигнут врасплох. — Об Экскалибурах? — Сона пришла в себя быстрее всех. — Почему вы думаете, что мы что-то о них знаем? За исключением четырёх, украденных несколькими днями ранее, мы не знаем ничего. Хоть улыбка Гризельды и была на месте, она с почти что пугающей напряжённостью наблюдала за говорившей Соной, пока наконец не прикрыла глаза и буквально физически не расслабилась. — Похоже, это правда, что вы, демоны, в этом не замешаны, — пробормотала она еле слышно, хотя все демоны в комнате услышали её фразу. Затем, снова открыв глаза, она любезно кивнула Соне. — В таком случае, мы отзываем первую просьбу и переходим ко второй, — она сделала паузу для того, чтобы глотнуть из чашки, прежде чем продолжить. — извиняюсь, если это с нашей стороны прозвучит самонадеянно, но мы, Церковь, официально просим разрешения провести разведку в этом городе, включая ваши территории. — Из-за Экскалибуров, — Сона быстро сложила кусочки паззла вместе. — думаете, они здесь? — Думаешь, Экскалибуры в первый раз пропадают? — Гризельда ответила вопросом на вопрос. — если владелец такого ценного меча будет убит в бою, то его, конечно же, кто-нибудь украдёт. И всё же Церковь оставляет Экскалибуры на полях битвы, нежели сохранить их в большом хранилище под Ватиканом как и все другие ценные, но не практичные реликвии. Ты когда-нибудь задумывалась, зачем мы это делаем? Соне даже не нужно было время, чтобы подумать над ответом. — Так вы можете их отслеживать. — Верно, — улыбнулась ей Гризельда, словно ученице, давшей правильный ответ на вопрос. — за последние полтора тысячелетия, что Церковь владеет Экскалибурами, мы теряли их десятки раз, но заметь, все семеро по-прежнему у нас. Впрочем, — застенчиво улыбнулась она. — по крайней мере были. — И вы отслеживали их от Европы до Японии? Женщина лишь широко улыбнулась. — У нас свои методы. На самом деле, был смысл в том, что они не хотели того, чтобы все знали о том, как они отслеживают мечи. Ты не можешь помешать чему-то, если не знаешь принцип действия этого чего-то. Учитывая то, что никто почти тысячу лет не догадался, сама Гризельда вряд ли также знает и наверняка получает указания от вышестоящих чинов Церкви. Сона на минуту замолчала, переваривая всё это, прежде чем спросить: — Чисто гипотетически, что будет, если я откажусь от вашей просьбы? — Тогда Церковь объявит вас соучастниками преступления, — она пожала плечами. — прости, дорогая, но мы практически уверены, что мечи здесь. После нанесённого оскорбления в виде кражи четырёх из них, высшие чины отчаянно хотят их вернуть. Я могу тебе сказать честно, такого раньше ещё не было. Если Сона и оказалась расстроена от подразумеваемой угрозы, то на лице её этого было не прочитать. — И вы уверены, что сможете вернуть Экскалибуры лишь втроём? — О, не волнуйся, дорогая, — её постоянная улыбка не дрогнула. — у нас на всякий случай имеются козыри. Позвольте продемонстрировать вам. Зеновия, Ирина, покажите. По приказу обе девушки с разных сторон обнажили оружие. Синеволосая, Зеновия, достала из сумки для гольфа меч. Это был длинный двуручник, легко в длину доходивший от земли ей до плеч. Гарда имела вид парных секир, заключённых в кронштейны крестообразной формы, а кончик лезвия оканчивался тремя концами. Сталь меча была окрашена в цвет чёрного пепла, а на самом лезвии были вырезаны алые узоры. Другая девушка, Ирина, просто вытянула вперёд правую руку. Чёрная полоса, обёрнутая ранее вокруг её запястья, зарябила, затем, словно змея, утянулась вниз ладони к перчатке. Как только девушка крепко ухватилась за неё, полоска снова начала меняться, на этот раз превратившись в золотую рукоять катаны. Гризельда также воспользовалась возможностью показать своё оружие. Сжав деревянную трость обеими руками, она быстро перевернула её, а затем потянула. Верхняя часть трости легко стянулась, обнажая сталь лезвия, скрытого глубоко в сердце древесины. Эдакий меч-трость. Все демоны вокруг меня заметно вздрогнули и сделали шаг назад от одного лишь взгляда на клинки. Сидевшие лишь вжались глубже в свои стулья, пытаясь как можно дальше отодвинуться от воздействия мечей, и Сона не стала исключением — первобытный инстинкт побуждал бежать со всех ног. Подальше от вещей, способных одним только разрезом покончить с их жизнями. — Политикой Церкви всегда было выслеживание пропавших Экскалибуров при помощи других Экскалибуров, — продолжила говорить Гризельда всё с той же дружелюбной улыбкой, словно бы не заметила реакцию демонов. — В конце концов, девочка, даже если в чьих-то руках оказалась парочка священных мечей, это не значит, что есть люди, которые могут ими владеть. Пользователи священных мечей на деревьях не растут, знаешь ли. — Пффф! — я зажал рот рукой в попытке сохранить самообладание, но это оказалось бесполезно. Даже через руку звук смеха оказался достаточно громким, что привлёк, как я успел заметить, всеобщее внимание. Я пытался, клянусь, пытался сдержать смех, но у меня ничего не вышло. — Ахахахахаха! Впервые с момента входа в комнату улыбка сползла с лица Гризельды полностью, и она ошеломлённо чиркнула по мне взглядом. Я сидел слева от неё перпендикулярно Соне и ей самой. — Я сказала что-то смешное, парниша? — П-простите, — удалось выдавить мне между приступами смеха, когда я наконец начал успокаиваться. — я и правда не хотел смеяться. Просто когда вы с серьёзными лицами называли эти игрушки Экскалибуром, я не мог не засмеяться. И это правда. С тех пор, как я услышал о сломанном Экскалибуре, я волновался о своей реакции. Сама мысль о том, что Её меч сломан, посылала по моему телу волны боли. Я не знал, что сделает со мной вид его фрагментированных останков. Сломался бы я при виде их, разозлился бы на судьбу или же отреагировал как-то по другому? Я не знал. Но глядя сейчас на эти игрушки, а они именно что были игрушками, я ничего не мог поделать и засмеялся от абсурдности ситуации. Смешно было то, как вся эта безумная вселенная, в которую я угодил, относится к таким вещам, как Экскалибур. Это были Небесные Фантазмы в лучшем случае D-ранга, и то я наверное слишком преувеличил. О, конечно их способности были достаточно впечатляющими и возможно заработали бы себе ранг-C, если бы не одно НО — сами мечи были очень хрупкими. Удары, которые даже Фантазмы С-ранга Каншо и Бакуя смогут выдержать, отделавшись лишь царапинами, заставят эти игрушки разрушиться. Что мне ещё делать, если не смеяться над миром, который обозвал это Экскалибуром? — Вот как, — она слегка наклонила голову в сторону, глядя на меня так же пристально, как и на Сону несколько минут назад. — и что же заставило тебя назвать их игрушками, парень? — Просто мечи, которые вы держите в руках, настолько хрупкие, что я могу разломить их, лишь сдавив. То, что Церковь не только настолько отчаянно нуждается в таких бессмысленных игрушках, что послала одного из лучших экзорцистов, чтобы пересечь половину земного шара за оружием, которое я могу сломать голыми руками, но и назвала эти игрушки Экскалибуром, настолько невероятно смешно, что я не мог не засмеяться. — Хватит блефовать, демон, — рыкнул на меня голос. Я поднял взгляд и наткнулся на синеволосую экзорцистку, смотревшую на меня. Хоть девушка за всё время встречи и казалась спокойной и тихой, но похоже её темперамент не выдержал после того, как я засмеялся и обернулся против неё. — Неважно, как сильно ты пытаешься скрываться за этой своей бравадой, ваш вид может лишь преклоняться перед мощью этих мечей. Затем она указала на меня мечом. Явно не для того, чтобы ударить, всё же кончик клинка не достиг моего лица, а лишь остановился в нескольких дюймах. Это был обманный манёвр и довольно слабенький. Он должен был заставить меня отшатнуться и отойти в страхе. Краем глаза я видел, как остальные демоны напряглись или даже отступили в ответ на её замах. Даже Гризельда неодобрительно сузила глаза, но иначе всё же не отреагировала. Я же не потрудился сделать ничего, кроме как поднять правую руку и схватить клинок, как только он добрался до моего лица. — Блефую? — спросил я, игнорируя то, как недоверчиво расширились её глаза, и вместо этого сосредотачиваясь на клинке, который сжал в руке. — О нет, я не блефую. Видишь ли, всё, что мне нужно сделать, чтобы сокрушить эту жалкую пародию на меч, так это сжать его, — к чему я и приступил. Ужасный визг отразился от стен комнаты ученического совета, когда металл завизжал под давлением моих пальцев, начав покрываться микротрещинами. С одного взгляда я мог сказать, что он сломается, если я хотя бы ещё чуть-чуть сожму… — Широ! — выкрикнул голос и в следующее мгновение мне на плечо легла рука. Я повернулся и увидел Сону, лицо которой было и наполовину обеспокоенным, и наполовину поражённым. — Широ, — заговорила она медленно, словно общаясь с каким-то глупым ребёнком. — пожалуйста, не уничтожай очень ценный и важный меч, за который наши гости из Церкви могут убить. Я отвёл от неё взгляд, перевёл его сначала на меч, а потом на шокированные взгляды экзорцисток и остальных членов ученического совета. — О, — выдохнул я, прежде чем отпустить меч, тут же забранный назад его выбитой из колеи владелицей. Ладно, похоже, я оказался слегка более раздражён по поводу Экскалибура, чем думал изначально. Небольшое жжение привлекло мое внимание к длинному, но неглубокому порезу, проходившему через мою ладонь. Заметив, как он начал залечиваться, я оставил его без внимания. Без сомнения, это от сочетания незначительной, естественной регенерации демонов и пассивного влияния Авалона, всё ещё находящегося внутри меня. Я поднял взгляд вверх и встретил всё такие же недоумённые взгляды, расширившиеся глаза Зеновии, а также оценивающий взгляд Гризельды. — Понятно, — её заботливая улыбка вернулась. — ты, должно быть, Эмия Широ. Похоже, я должна быть благодарна за то, что ты здесь. — Я не понимаю, — включилась в разговор Сона, видимо обрадованная тому, что можно наконец отвлечься. — Что такого в том, что Широ здесь? — Всё довольно просто. Церковь, как видишь, осознаёт, что и ты, и наследница Гремори проживаете в этом городе, и это ставит высшие чины в опасное положение. Как бы они не хотели вернуть святые мечи, они не желают напрасно рисковать, развязывая из-за этого целую войну. — И именно этим они и рискуют, посылая такие могущественные силы на территории, принадлежащие не одной, а двум наследницам столпов и младшим сёстрам Владык. Сначала некоторые из высших чинов планировали отправить лишь Зеновию и Ирину. Одну, чтобы противостоять тебе, а другую Риас Гремори. Она раздражённо покачала головой. — Не то, чтобы я позволю им это сделать. Хоть я и уверена в навыках моих девочек, отправка двух неопытных подростков без наблюдения и поддержки против врага неизвестной мощи и возможностей всё равно является верхом безумия. Это, в свою очередь, означает, что вовлечена политика, видя наиболее вероятный сценарий. — К счастью, решение было обнаружено, когда стало очевидно, что в городе есть ещё один демон. Ультимативного класса. Благодаря твоему здесь присутствию мне одобрили присоединение к нашей небольшой экспедиции, — закончила она, еле заметно кивнув мне. — Вот как? — я был удивлён тому, что даже при всех моих усилиях не высовываться, Церковь всё равно пронюхала обо мне. Гризельда усмехнулась. — Сынок, учитывая всё, что ты всё это время делал после своего прихода на сцену противостояния трех фракций, мы ни за что не смогли бы не начать наблюдать за тобой. Откладывая в сторону твоё совершенно неизвестное прошлое, до того, как ты стал Ферзем Левиафана, твоих действий в происшествии с похищенными детьми было достаточно, чтобы привлечь наше внимание, — Сона на это вопросительно стрельнула в меня взглядом. — Они были жертвами ритуала по призыву Ктулху, который я прервал, — ответил я, пожав плечами. — хоть большинство детей и были из семей демонов Экстра-класса, а некоторые и из Низшего класса, некоторые, всё же, были и простыми людьми. Я просто озаботился тем, чтобы всех их вернуть домой, ничего особенного. — Ты будешь удивлён, сынок, тем, как мало демонов волнует возвращение детей в человеческий мир, не говоря уже о доставке ребёнка в каждую семью отдельно, — по какой-то причине её улыбка окрасилась весельем. — И ты, кстати, забыл упомянуть о судьбе вовлечённых в дело демонов. — Ритуалы призыва Ктулху в подземном мире абсолютно незаконны в любой форме. По закону, любое лицо, причастное к свершению такого ритуала или пойманное за ним автоматически объявляется вне закона, что делает его не отличимым от демонов-отступников. Опять же, уничтожение их было частью моего долга и это не то, на что стоит обращать особенное внимание. — Если наши отчёты были хоть немного точны, то вовлечено было около трёх сотен демонов. Будь то в сам ритуал или же в похищение детей. И если наши информаторы не ошиблись, то ты всех их убил дождём из мечей. Ну, они и не ошиблись. Когда я прервал их, они уже готовились перерезать горло первому ребёнку. Лишь благодаря чистой удаче никто из детей не погиб. Я не чувствовал необходимости быть милосердным к кому-либо из тех, кто готов был совершить массовое похищение и жертвоприношение ради власти. К тому же, ещё и обнаружилось, что была вовлечена сеть торговли детьми. — Дождь из мечей, значит? Я думала, что твой титул «Владыка Мечей» только лишь для понта. Я тут же навострил уши. Как она меня назвала? Готов поклясться, что только что услышал нечто потрясающее. Неужели у меня появится новый титул, которым я смогу гордиться? — Вообще-то, — прервал нас голос, который я быстро научился ненавидеть. — Аники назвали «Королева Мечей», а не «Владыка Мечей». — О, мои извинения. Похоже, в одном из отчётов была ошибка. По возвращении я обязательно исправлю её и сообщу Церкви о надлежащем титуле. Саджи, сукин ты сын! — И всё же, подумать только, что старушка Серафалл наконец заполучила себе Ферзя… я даже не поверила, когда впервые услышала, — она мгновение осмотрела меня сверху до низу. — но я думаю, что это всё к лучшему. Этой девчушке дольше всех нужно было кувыркаться в постели; я рада, что наконец кто-то сорвал этот цветок. Бедняжка Сона, только глотнув свой чай, от слов Гризельды тут же всё выплюнула. Откашлявшись в течение нескольких секунд ей наконец удалось выдавить: — Что? И это было хоть что-то, в отличии от меня, смогшего лишь воззриться на старушку, только что намекнувшую на то, что я сплю со своим Королём. Две экзорцистки были не в лучшем состоянии, они просто недоверчиво уставились на свою начальницу. — Босс! — Гризельда! Воскликнули они, обе покраснев. — А что? — Гризельда, похоже, не особо была обеспокоена тем, как смотрели на неё присутствующие, спокойно наслаждаясь своим чаем. — Это же правда. Не знаю, был ли у Серафалл мужчина, но если и был, то уже чертовски давно. Настолько, что я бы и не удивилась, превратись она снова в девственницу. — И всё же, — экзорцистка с двумя хвостиками попыталась сделать ей выговор, хотя эффект был полстью разрушен вишнёво-красным румянцем на её лице. — вы не должны об этом так спокойно говорить. Вы же монашка, ради всего святого! — И что? Знаешь ли, я не всегда была монашкой. Ты что думала, что я из утробы матери сразу старой вышла? Было время, когда я была молода и один парнишка тоже. Это у вас двоих здесь проблемы, не у меня. Вам скоро принимать обет, и до этого вам нужно хотя бы чуть-чуть пожить полноценной жизнью. Поверьте мне, нет ничего лучше чем до полного изнеможения объездить верхом мужчину, а то и троих. Сразу почувствуешь себя живой. Это было одно из самых приятных впечатлений в моей жизни, — закончила она с ностальгической улыбкой на лице, и глаза её вдруг потеряли сосредоточенность от того, что сама она потерялась в воспоминаниях. … Больше никогда не смогу смотреть на милых старушек, как раньше. — Ладно! — голос Соны прозвучал слишком громко для того, чтобы быть естественным. Слишком уж очевидная попытка поменять тему. — Вы можете войти на мои территории, только если не будете вмешиваться ни во что, кроме вашей охоты за Экскалибурами, и если уйдёте, как только закончите. — Хорошо, — радостно кивнула Гризельда. — это более чем справедливо. Благодарю за сотрудничество, дорогая, — используя трость в качестве костыля, она придала себе стоячее положение. — Спрошу ещё кое-что, прежде чем мы уйдём. Вы, случайно, не знаете, где можно найти Риас Гремори? Мы ожидали найти её здесь, в школе рядом с тобой, но, как видишь, нет. — Если зайдёте за школу, то найдёте участок леса, в центре которого будет старое здание школы. Найдёте её там. Она снова кивнула Соне. — И снова благодарю за гостеприимство. Мы уладим этот бардак и уберёмся так быстро, как только сможем, — она собралась было повернуться и уйти, но, похоже, вспомнила о чём-то ещё. — И да, сынок, — повернулась она ко мне. — мне жаль, что малышка Зеновия так отреагировала. Не волнуйся, обещаю тебе, она будет должным образом наказана и такой ошибки вновь не совершит, — Зеновия от этих слов застыла и заметно вспотела, несмотря на прохладу комнаты. — Тем не менее, признаю, всё прошло гораздо лучше, чем я надеялась, — заявила Гризельда, направляясь к выходу из комнаты. Зеновия двигалась следом за ней слишком твёрдо и неестественно. — Если встреча с Гремори пройдёт так же гладко, как с тобой, то у нас ещё и останется время навестить твоего мальчика, Ирина. Как там его зовут? Исшэт? — Иссей, босс, — поправила Ирина. — Иссей? — прервал я их, услышав знакомое имя. — Вы часом не о Хёдо Иссее? Ирина обернулась и посмотрела на меня своими фиолетовыми глазами. — Да, — осторожно подтвердила она. — вы знаете его? Да, это будет неловко. Хоть я и не уверен в деталях, но похоже девушка знает Иссея и определённо не знает о его новом статусе демона. Как сказать ей, что её друг детства теперь стал существом, борьбой с которым она посвятила всю жизнь? — Просто скажу, что ты увидишь его раньше, чем ожидаешь, — ответил я, не став скрывать. — Несколько недель назад Иссей стал новой пешкой Гремори. — … Понятно, — хоть она и попыталась скрыть это, явно было видно, что она была опечалена новостью. — А что с другими? С ними случилось то же самое? Понятия не имею, о чём она говорит, и потому лишь махнул рукой на комнату. — Единственные люди, о перевоплощении которых я знаю, находятся в этой комнате. Она облегчённо вздохнула. — Это хорошо, по-крайней мере остальные в порядке, — она повернулась к Гризельде. — Босс, похоже, я не смогу позависать с Иссеем. Но с остальными моими друзьями всё должно быть в порядке. Может, когда закончим, я узнаю, как там дела у сестрёнки Кары. — Конечно, всё же ты из-за работы не часто можешь появляться в родном городе. Лучше насладись этим пока ещё можешь, — как только они вышли, Цубаса закрыла за ними дверь. Обитатели комнаты ученического совета заметно расслабились и атмосфера стала менее напряженной из-за ухода неожиданных гостей. Конечно же, им никто не разрешил ходить по школе без присмотра. Сона уже отправила фамильяров Свиты, чтобы проследить за ними и будет делать это до тех пор, пока они не покинут город. Я не сомневался, что они, по крайней мере Гризельда точно, знали о фамильярах, но они вряд ли что-то будут с ними делать, особенно если хотят мирных отношений с нами. — Знаешь, — сказала Сона, сняв очки и мягко помассировав веки. — я не этим думала заняться, проснувшись сегодня утром. — Это и делает жизнь интереснее, Сона, — попытался я подбодрить её. — Можешь себе представить, насколько скучной была бы жизнь, если бы ты узнала обо всём дне, только лишь открыв с утра глаза? — Лучше проснуться и сразу узнать, чем вот так вот обухом по голове, — она надела очки и посмотрела мне в глаза. — и несмотря на свою добродушную манеру ясно, что Гризельда пыталась предупредить нас. — Так ты тоже поняла? Они бы не показали нам мечи так охотно, если бы не хотели припугнуть. Хотя, должен признать, это, пожалуй, самый вежливый способ, которым мне предлагали отступить, из всех, что я видел ранее. — Будь со мной честен, Широ, насколько они опасны и каковы наши шансы, если вдруг они решат стать враждебными к нам? Я немногое поняла о них только лишь из-за мечей. — Они сильны, Сона, и Гризельда гораздо сильнее, чем те две, — решил я быть откровенным. Сона была из того типа личностей, которым лучше думалось при наличии большого объёма информации, независимо от того, насколько неблагоприятная была ситуация. — Двух девушек, ты и остальные с небольшим трудом, но взяли бы, будь у них обычные мечи. Однако, судя по тому, как вы реагировали на присутствие Экскалибуров, вы справитесь только с одной и то с риском потерять одного или двух членов Свиты. Она скривилась и кивнула. — А Гризельда? — Беги, — сказал я ей. — я не шучу, Сона, просто убегай. Она не та, с кем ты сможешь столкнуться в битве и выжить. Старая или нет, до тех пор, пока у неё этот меч в руках, она может выйти против тебя, твоей Свиты и против Гремори и её Свиты и выйти из боя без единой раны. И я даже не преувеличивал. Из них трёх она была единственной, кто действительно овладел своим мечом, две других едва ли научились только основам владения. И то, что она могла делать этим мечом, было пугающим даже по моим меркам. В некотором роде она напоминала мне Ассассина — настолько быстрой могла быть скорость её атаки. В сочетании с силой Экскалибура Скорости, она могла быть такой же быстрой, как и ускорившийся демон. Затем была Зеновия. Что-то не так было с этой девушкой. Насколько я мог судить, в первый раз она взяла этот меч в руки около четырёх дней назад. Тем не менее такого маленького времени практики ей хватило, чтобы ознакомиться с ним, и пользовалась она им фактически инстинктивно. Даже опытный мечник не сможет достичь такого уровня взаимодействия с таким универсальным мечом, если только не будет проводить в обнимку с ним часы, но здесь, похоже, всё было иначе. — Понятно, — она прикрыла глаза, обрабатывая информацию. — что насчёт тебя? Как бы ты к ним отнёсся, если бы случилось худшее? Я на это фыркнул. — Сона, я мог бы справиться со всеми троими до тех пор, пока меня не застигнут врасплох, — в отличии от других демонов, я не был ограничен аурой присутствия святых мечей, и потому экзорцистки для меня были не более чем обычными людьми. Ещё до своего превращения в демона я мог бы физически превзойти каждую из них лишь с помощью укрепления. Теперь разрыв в чистых физических способностях у меня, как у ферзя Владыки, делает практически невозможным шанс их победы надо мной. Достаточно лишь того, что их мечи были хуже моих. Это просто будет резня. — Это благоприятный для нас фактор. Вот только кое-чего я не понимаю. Почему Экскалибуры были привезены сюда? Влияние Церкви в Японии, может, и слабее, чем в остальном мире, но и к остальным трём фракциям это также относится. Это значит, что за пределами Киото никто не помешает Церкви послать сюда своих охотников. — Так почему же Экскалибуры пытаются спрятать здесь? В политическом плане в Японии нет ничего, что могло бы защитить воров от гнева Церкви. Здесь ведь даже не будут разбираться, кто и зачем украл мечи? Я ничего не говорил и лишь вполуха слушал то, что говорила Сона, мысленно придя к осознанию своих действий несколько дней назад. Возможно, я и не знаю, почему были украдены мечи, вот только «кто?» является совершенно другим вопросом. Серьёзно? Ну правда, серьёзно? Я, конечно, понимаю, что моей личной ошибкой было спросить, возможно ли так, чтобы моя жизнь походила на аниме, но я точно не ожидал того, что вселенная это воспримет как вызов. Клянусь, если бы Бог не был мёртв, я бы точно подумал, что какая-то высшая сила наблюдает за мной. На скамейке в парке передо мной сидела Асия, болтая ногами и смеясь, и разговаривала с человеком, с которым делила скамью. Она была настолько погружена в разговор, что даже не заметила того, что я здесь. Впрочем, это само по себе не было странным явлением. Асия всегда любила заводить разговоры с незнакомцами, и в следующие несколько минут уже разговаривала с ними словно старая знакомая. Но удивило меня не то, что она это делала, а то, с кем она это делала. В том и была проблема. Я повернулся, чтобы посмотреть на человека, с которым Асия делила скамью. Кокабиэль. Сам падший ангел Кокабиэль сидел рядом с Асией на расстоянии менее вытянутой руки. И этот парень выглядел так, словно это было самое лучшее время в его жизни. Слышали бы вы его ангельский смех. Нет, даже не смех, а хихиканье. Да ещё и так, что едва со скамьи не падал, обмениваясь историями с Асией. Асия с энтузиазмом жестикулировала руками, и, к слову, что-то, что она держала в руках, привлекло моё внимание. Это что… — Приветик~ Широ! — весело позвала она, замахав руками и пытаясь привлечь моё внимание, хотя я был от неё и менее чем в шести ярдах. Да, это определённо была банка с пивом. И учитывая то, что в руке Кокабиэля была ещё одна, она решила поделиться. О, прекрасно. — … И потому ты никогда не должен, — объясняла свою точку зрения Асия, указывая на него пальцем. — никогда не должен смотреть в интернете про двух девушек и чашку. Поверь мне, это запретное знание запрещено не просто так. Кокабиэль торжественно кивнул на её слова, словно бы это слова откровения из уст самого Христа. — Обещаю тебе, что вознесу твои слова и никогда… как ты ещё раз это назвала? «гуглить»? Да, гуглить! И обещаю никогда не гуглить эту фразу. И вот наконец наблюдая со скамьи в парке напротив них, я, кажется, начал понимать, что заставляет людей пить. Когда я впервые явился в парк в поисках Кокабиэля на случай, если он покажет себя, я планировал противостоять ему при помощи Экскалибура. Я ожидал много от нашего столкновения. От мирной дискуссии до мгновенной смерти. Но я никогда не ожидал чего-то подобного. Что ещё хуже, так это футболка, которая была на Асии. На ней была надпись: «Клинков Бесконечный Край: Хайп Реален». Я знал, что показывать ей моё Зеркало Души было ошибкой, но я не мог устоять перед этим мимолётным желанием. Так что, сидя с опущенной на руки головой, я думал и пытался выяснить, в какой именно момент моя жизнь перестала иметь смысл. — Знаешь, когда я впервые услышал о том, что ты покинула Церковь, я намеревался завербовать тебя, — меня отвлекли от мыслей, так как разговор между этими двумя начал набирать серьёзные обороты. — Должен признаться, я был весьма разочарован, когда понял, что ты переродилась в демона. И не только из-за того, что потерял потенциального союзника, но и потому что боялся никогда больше не получить ответа на свой вопрос, — Кокабиэль выглядел таким же спокойным, как и всегда, откинувшись на скамье и глядя на Асию. — Я никогда не думал, что мы будем вот так вот говорить, и с моей стороны было бы упущением проигнорировать эту возможность. Так что, если позволишь, я задам тебе личный вопрос. — Да, конечно, — весело прощебетала она, размахивая пальцами. — вперёд. — Благодарю, — слегка наклонил он голову, прежде чем его лицо приняло серьёзный вид. — почему ты покинула Церковь? … Должен признаться, мне также было любопытно. Несмотря на то, что я знал её историю, детали проскальзывали только лишь в виде обрывков, которые выпадали в разговорах из первых рук. Я никогда не разговаривал с ней об этом, не хотел давить, и сама она никогда этой темы не касалась. — Я прекрасно знаю, что у тебя была возможность остаться. Знаю, что священники Церкви были готовы скрыть инцидент с демоном, — пожал плечами Кокабиэль, неодобрительно нахмурившись. — В конце концов, не в первый раз они скрывают скандалы. У них много опыта в проблемах, в которые ввязываются священники. — И это ещё и для простых членов. Думаю, для Святой Девы они бы пошли на многое. Так почему же? Зачем ушла, когда можно было остаться? — Хмм, почему ушла, спрашиваешь? — несмотря на серьёзность вопроса, Асия выглядела по-прежнему расслабленной и весёлой. Откинув голову назад, она посмотрела в чистое голубое небо и вскинула в воздух ноги, словно ребёнок. — Ну, думаю, всё благодаря этим вот вещам. Она протянула ему руки и со вспышкой зеленого света на средних пальцах каждой из рук появилась пара колец. — Сумеречное Исцеление? — голос Кокабиэля звучал так же озадаченно, как и я чувствовал себя. — ты ушла из-за них? Асия кивнула, прежде чем заставить кольца исчезнуть и закинуть руки на спинку скамьи. — Я всегда задавалась вопросом, — проговорила она. — сделало меня сумеречное исцеление такой, какая я есть, и привлекло ли это их ко мне? — Священный Механизм выбирает своего владельца всегда по своему подобию. Ты знаешь, что значит быть носителем Сумеречного Исцеления? Какими чертами должен обладать человек, чтобы претендовать на его владение? — Асия на вопрос Кокабиэля повернулась. — Желание исцелять и помогать? Иметь доброе сердце? — попробовал догадаться падший. Асия покачала головой. — Нет, это понимание, — ответила она. — понимание самая важная черта. Доброта и желание помочь это просто побочный эффект, который вытекает из понимания. Неудивительно, что ты задумался об этом. В конце концов, ты не сможешь исцелить то, что не понимаешь. — Сумеречное Исцеление не сработает просто так. Я не могу просто подойти к кашляющему человеку, помахать перед ним Священным Механизмом и ожидать, что ему станет лучше. Даже если кашель пройдёт, не значит, что болезнь излечена. Часто кашель является лишь симптомом проблемы, а не самой проблемой. Так как же я смогу его излечить, если не знаю, что мне нужно лечить? — Чтобы и правда что-то починить, нужно суметь понять, что сломано, и потому нужно понимание. Я потратила годы на изучение медицинских знаний и всей информации о человеческом теле, которую только могла получить, чтобы узнать, как пользоваться Сумеречным Исцелением. И только лишь после нескольких лет усилий я могу использовать его на том уровне, как сейчас. — Сначала я едва могла лечить даже порезы и царапины. Мне понадобилось целых три года, чтобы научиться правильно сращивать сломанные кости и останавливать внутреннее кровотечение, а затем ещё три года, чтобы наконец научиться лечить болезни, вызванные вирусами и бактериями. Только недавно я достигла точки, в которой могу вырастить новые органы, хоть и всё ещё не слишком в этом хороша. И мне ещё есть, чему учиться, потому как помимо всего прочего я не знаю, как исправлять генетические нарушения. — Но понимания тела недостаточно. Нужно также понимать людей. Понимать, как они думают, почему ведут себя так, как ведут. В конце концов, существует множество худших способов причинить человеку боль, чем ранение плоти или разрушение костей. Правильные слова и добрая улыбка могут исцелить так же, как и лекарство или магия. Иногда и лучше. — Именно поэтому я всегда наблюдала за людьми. Смотрела на них во время мессы со своего места, наблюдала за ними во время охоты, во время небольших перерывов за гостеприимными исцелёнными пациентами, за их семьями, с тревогой ждавших в залах ожидания, или через окна моей комнаты я наблюдала, как люди ходят и живут своей жизнью. Я всегда наблюдала. Пыталась понять их, узнать. И слишком скоро я стала очень, просто абсурдно хороша в этом. Она поднесла руки к лицу, позволив солнечному свету пройти сквозь пальцы и бросить на неё тень в форме руки. Она начала пристально разглядывать то место, где обычно формируется сумеречное исцеление, и наконец сказала: — Вот почему я не уверена, что дало мне эту способность: я сама или кольца. Чтобы понять человека мне нужно лишь несколько минут понаблюдать за ним. И этого будет более чем достаточно, чтобы я узнала его лучше, чем даже самые близкие ему люди. — Несколько минут это всё, что мне нужно, чтобы узнать, что именно я должна сказать или сделать, чтобы причинить человеку боль, понять, что будет мотивировать его, даже лучше, чем он сам это знает. Стоит мне продержаться ещё чуть дольше, и никто не сможет скрыть от меня свою истинную природу. Ну, почти никто. — Хоть и редко, но всё же бывают случаи, когда мне нужен лишь один взгляд, чтобы понять человека. Особенно когда тип довольно простенький, — затем она улыбнулась мне. — так было с тобой, Широ. Мне даже секунда не нужна была, чтобы понять тебя. Ты, знаешь ли, под покровом всего этого довольно прост. … Мне что, показалось, или Асия только что меня идиотом назвала? Затем она повернулась к Кокабиэлю. — Представь, что я увидела, когда посмотрела на своих собратьев-церковников. Что я поняла, глядя на целое море священников, жрецов и монашек. Людей, которые присягнули в верности Богу, поклявшихся делать добро и не лгать, отказавшихся от всех мирских пороков, посвятивших себя служению, а также поставивших благополучие ближнего своего выше своего собственного. Ах, я понял, куда она клонит, и Кокабиэль, с грустью посмотревший на неё, судя по всему тоже. — Лгуны. Лжецы и лицемеры. Целое море, — с горьким смешком она опустила руку вниз. И от Асии это звучало как-то даже неправильно. — Знаешь, когда я была маленькой, я жила в маленьком детдоме в лесу. Одна из смотрительниц была монахиней и самой милой старушкой из всех, что ты вообще когда-либо видел. Каждый вечер укладывая нас в постель, она рассказывала нам о всех местах, в которых была и о том, что там видела. — Её родители были пешими туристами и путешественниками, и ещё тогда молодую девчонку они брали её с собой по всему миру. Она путешествовала с ними от вершин Альп до равнин Сахары и травяных полей Африки и видела чудеса, которые они совершали. — И именно то, что она увидела и заставило её уверовать в Бога. Она рассказывала нам о том, как стояла на вершине горы, так высоко, что даже облака были под ней, и весь мир предстал перед ней, словно нарисованный. Настолько близко она была к крыше мира, что, казалось, ей нужно лишь протянуть руку и встать на ноги, чтобы прикоснуться к небесам. — Или же, когда она ночевала на берегу озера, такого большого, что не было видно конца его. Видела, как звёзды отражались от его неподвижной поверхности, словно от зеркала, что смотрела через озёра на горизонт и не могла понять, где кончается земля, и начинается небо. — Именно тогда, когда увидела эти чудеса, она начала верить в Бога. Она говорила нам, что Бог был повсюду, не только на страницах книг или в стенах Церкви, но и везде в мире, который он создал. Его можно найти в лучах восхода солнца или в успокаивающих звуках бегущего потока воды, или даже в цветочном поле. Чтобы найти Бога нужно лишь посмотреть на мир вокруг и ты сразу увидишь, как он отражается в своём творении. — Именно потому я всегда мечтала повидать мир. Я мечтала об этом даже после того, как было обнаружено то, что я владею Сумеречным Исцелением, и я была доставлена в Ватикан. Несмотря на то, что мне говорили, что хорошая книга это всё, что мне нужно, я всё ещё верила, что Бога нужно искать в мире, а не в Церкви, управляемой людьми. Она опустила глаза и посмотрела на парк вокруг нас. — Ну вы посмотрите на это, посмотрите на этот мир. Для меня это чудо — сокровище, которое нужно исследовать. Я никогда не понимала, как люди могут продолжать жить своей жизнью, не останавливаясь и не глядя вокруг. Посмотрите, как всё в этом мире идеально сочетается друг с другом, как всё слаженно работает и функционирует: всё от маленького муравья и до самых больших гор. Как могут люди смотреть на этот мир и не видеть того, что кто-то приложил свою руку к его созиданию? — Этот мир так омерзителен, но всё же так красив; полный болезных выкриков, но всё же наполненный смехом радости. Что-то подобное не может быть создано чисто случайно. Вот почему я верю в существование Бога. Не из-за священника, который говорил мне об этом, или книги, являющейся копией другой книги, велящей мне верить. Я верю потому что смотрю на мир и вижу в нём Его отражение. — Я искренне верю в то, что лучший способ познать Бога, понять его, это не просматривать страницы книг, или слушать слова проповедей, а путешествовать и проживать Его мир. Я сама хотела увидеть мир, узнать обо всех Его творениях, которые живут в нём, чтобы ещё лучше понять Его. — С такими мыслями, преследовавшими меня, я каждое утро смотрела из окна своей комнаты. С мыслями о том, что Бог не может быть найден на обложке книги, неважно, насколько святой, но может быть найден лишь в Его мире. За этими стеклянными окнами, за воротами Ватикана. Она оглянулась на Кокабиэля. — И те люди, что были подле меня в Церкви, не верили в Бога, не в прямом значении этого слова. О, они конечно же говорили правильно, но слова из их уст не соответствовали их действиям. В одной строке они говорили любить друг друга, потому что все мы дети божьи, а в другой извергали слова ненависти и отвергали не похожих на нас. Говорили, что нужно подставить другую щёку и простить, а затем наказывали любого, кто бросал им вызов своим железным кулаком. Они говорили нам, что Бог любит всех своих детей, но затем говорили, что он ненавидит всех, кто не является христианином или не приходит на мессу, и, самое главное, тех, кто недостаточно щедр, чтобы жертвовать Церкви. — И это даже не самое худшее. Многие из них даже не беспокоились о Боге, а только лишь делали вид, что он дарует им силу и имеет какое-то влияние. Они ударяли ножами в спины и лгали друг другу, чтобы пробраться в ряды Церкви. В тот момент я поняла, что всё то внутреннее функционирование Церкви, которое, как я верила, управляется лишь хорошими делами, напоминало политическую битву больше, чем что-либо ещё и это было одно из самых моих шокирующих осознаний в жизни. — Те люди не понимали, что то, что они делали, не было религией. Религия — это связь человека с Богом. Это чистое единение между ними двумя и ничего больше. Ни один человек, ни один священник не имеет права встать между ними или сказать, что тот или иной человек в глазах Бога хороший или плохой. Или выбрать, попадёте вы в рай или в ад. Только Бог может решить это, но они утверждают, что говорят от имени Его, будто Бог лично спустился от врат небесных и назначил их гласом своим. Асия поднесла пиво к губам и сделала несколько длинных глотков, прежде чем продолжить. — Всё это время среди них я была в ловушке. Я была подростком, когда впервые поняла, что обо мне не заботятся. Что все их добрые улыбки и похвалы это ничто иное как методы контроля, будто собаку погладить, чтобы обучить её, как вести себя хорошо. Именно тогда я поняла, что они видят во мне не человека, не индивидуума, а инструмент. Слишком важный, чтобы его куда-то отпустить. Я была всего лишь птичкой в клетке, и до сих пор этого не знала. — Ах, но не поймите меня неправильно, — она махнула нам руками. — Не то, чтобы все они были плохими. В Церкви было также много хороших людей. Монашки и отцы в католическом приюте был самыми замечательными людьми, которых я когда-либо встречала. Просто, — она опустила руки. — не в том месте меня нашли и обнаружили, что я владею Сумеречным Исцелением. Ватикан это не то место, куда люди попадают по своей скромной натуре. Большинство из тех, кто заправляет им, больше похожи на настоящих политиков, чем на священников. — И тогда в голове моей появился вопрос: «Что я здесь делаю?». Я знала, что Бога нельзя найти в этих испорченных залах, так зачем я здесь? А затем последовала другая мысль: «Я хочу уехать, покинуть это место». Не служить ни Богу, ни Церкви. Я не потеряла ни капли веры в свои убеждения ни тогда, ни сейчас, пострадала лишь моя вера в Церковь. — Но я знала, что не могу просто так уйти, что мне не позволят. В конце концов, кто отпустит курочку, которая несёт золотые яйца, просто потому что ей хочется летать? Проповедники, конечно, могут говорить массам быть щедрыми и делать добро, но никто никогда не говорил им делать то же самое. — Передо мной появилась возможность. Будто сам Бог ниспослал чудо, чтобы освободить меня из этой тюрьмы. Но то был не Ангел, которого послал Бог, а Демон. Это случилось, когда я шла через соседний парк в одну из многих, принадлежащих Церкви, больниц, в которой в тот день работала. Он упал с неба и приземлился практически мне под ноги весь в перьях от крыльев и крови и умолял меня помочь ему. Асия покачала головой. — И тут я подумала, что демоны, должно быть, превосходные лжецы. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять, что он лжёт. В конце концов, я целитель, и мне легко было отличить настоящую рану от нанесённой самому себе раны. Раньше меня хоть и звали наивной, но никто и никогда не смел меня обвинить в глупости. — Почему он попросил о помощи меня, монашку, когда в полумиле была больница? Почему он не потрудился скрыть свою истинную форму, а вместо этого распахнул свои крылья, да так, чтобы все, кто его заметили, не усомнились бы в его видовой принадлежности? Да, ясно было с самого начала, что он хотел меня использовать, но я не знала, с какой целью. Но в конце концов это не имело значения, так как я быстро поняла, что вот он — мой шанс стать свободной. И потому я, вместо этого, решила использовать его. — Это было невероятно легко. Мне даже ничего делать не пришлось. Должно быть как-то всё устроил, чтобы когда я начала исцелять его, подошёл один из священников. Не поверите, сколько шума тогда было. Я опущу детали, чтобы не отвечать ещё дольше, но меня, в общем, отлучили. — О, несколько человек пытались заставить меня остаться и предложили скрыть скандал. Некоторые из них пытались искренне помочь мне, другие просто хотели сохранить Святую Деву, а кто-то… просто хотел услугу. Конечно, я от всего отказалась. Именно этого я ведь и добивалась. Асия вскочила со скамьи и улыбнулась нам обоим сияющей улыбкой. — Наконец-то я была свободна! Вольна исследовать мир и его чудеса, чтобы наконец узнать его, а не наблюдать, как он проходит мимо меня через окна пустой комнаты. Я вышла из Церкви, перепрыгивая через ступеньки, с улыбкой на губах, начиная своё путешествие, в котором я должна была найти Бога… а в итоге лишь узнала, что Бог мёртв, — и она упала обратно на сидение. — Ну и чёрт с ним! Я даже не смог бы объяснить, почему мы с Кокабиэлем над этим засмеялись. — Удивительно, но такой и была моя реакция, — она блеснула нам усталой улыбкой. — когда я поняла, что Бог мёртв, я смеялась. Я просто смеялась и смеялась над абсурдностью этой ситуации. В конце концов, после всех моих усилий, несмотря на все мои лихорадочные желания, тот, которого я искала, с кем так хотела встретиться, уже давно исчез, — она мгновение смотрела на пивную банку, а потом снова отпила из неё. Руки нежно опустились на её плечи в попытке успокоить. Асия подняла голову и увидела Кокабиэля, смотрящего на неё с равной смесью понимания и скорби во взгляде. — И что теперь? — спросил он. — Теперь, когда ты знаешь, что Бог исчез, ты предашь свою веру? — Нет, — она даже мгновения не колебалась и не уступала. Во взгляде её, который увидел Падший, была сталь. — Не имеет значения, здесь он с нами или нет. Я не следовала за Богом из-за обещаний силы или наград в загробной жизни. Я преклонила колени и молилась потому что благодарила его за доброту, за любовь, которую он дал нам, хотя мы, возможно, иногда этого и не стоили. — Я последовала за ним потому что верила, что его слова, послание, учение, которые он даровал нам истинны. Делай добро даже когда тяжело. Будь добр к другим даже если ничего от этого не получишь. Помогай незнакомцу словно родному брату. Не лги, даже если правда тяжелое бремя. Люби и прощай, даже если ненавидеть легче. И прежде всего, всегда будь добр. — Я молюсь не потому что он Бог, а потому что он добрый Бог, который старается научить нас любить друг друга. И его смерть, какой бы трагичной она не была, делает его слова не менее правдивыми. Легко забыть, как же на самом деле сильна эта девушка. За внешностью глуповатой девчонки лежит человек, проживший тяжёлую жизнь, но всё ещё сохранивший силу сталкиваться с каждым днём с улыбкой на устах. Впервые с тех пор как я встретил Кокабиэля, я увидел, как он потерял самообладание, широко распахнутыми глазами глядя на Асию и даже со слегка приоткрытым ртом. Какое-то время он ничего не говорил, просто смотрел на неё. А затем он откинул голову назад и засмеялся. Смех эхом пронёсся по парку, словно перезвон колокольчиков, и согрел меня, словно солнечный свет, озаривший саму душу. Он был чистым, словно первая улыбка ребенка или тепло объятий матери. — Ты, — воззрился он на Асию с такой радостью, что заставила бы улыбнуться даже самых чёрствых людей. — одна из самых замечательных людей, которых я только видел. Поистине замечательна. Сначала я думал, что ты похожа на Широ, но нет, я ошибся. Ты совсем на него не похожа. Ты похожа на меня! — и он снова засмеялся. — Хоть нам обоим и навсегда запрещено гулять по коридорам небес, мы всё равно следуем за ним. Несмотря на то, что твоя душа была запятнана твоим перерождением, точно также как и мои крылья моим падением, ты не потеряла ни капли веры. Нет, возможно даже укрепила её. Он удивлённо покачал головой. — Воистину жаль, что вы двое никогда не встретитесь. Уверен, Отец бы тебя полюбил. Он всегда боялся, что люди следовали за ним только лишь из-за его воли, а не по своему желанию. Знать, что кто-то всё равно верит в него, даже если ему больше нечего дать, не принесло бы ему ничего, кроме непревзойдённой радости. Асия жизнерадостно ему улыбнулась. — Это, пожалуй, лучший комплимент, который мне кто-либо когда-то делал, — она отпила ещё из своей банки, но потом, озадаченно, остановилась. Она поднесла банку на уровень глаз и заглянула внутрь. — Ну, у меня, похоже, пиво закончилось, — сказала она, прежде чем выкинуть банку в мусорный бак, а затем вскочила со скамейки и помахала нам. — Думаю, приму это как знак того, что мне на сегодня хватит, — она направилась к выходу из парка, но перед этим обернулась. — Только не пропадай, Кокабиэль. Я жду тебя в гости, когда будешь проходить рядом, хорошо? Кокабиэль ей в ответ грустно покачал головой. — Нет, извини, не думаю, что мы когда-нибудь снова встретимся. Независимо от того, что произойдёт, маловероятно, что у меня будет время, чтобы ещё пожить, — но затем он улыбнулся ей в ответ. — тем не менее, хоть это и была наша единичная встреча, я искренне благодарен за возможность познакомиться с тобой. Асия остановилась на полпути, повернулась на месте и сузила глаза, глядя на него. То, как она смотрела на него, напомнило мне то, как Гризельда смотрела на меня. Затем выражение её лица смягчилось, прежде чем обратиться в маску, сочетающую в себе понимание и скорбь. — Ах… ясно. Ну, в таком случае, умри с улыбкой на лице. Иначе будет слишком грустно. Он милостиво опустил голову. — Это обещание я смогу сдержать. Снова повернувшись на месте, она возобновила ход. — Было весело познакомиться с тобой, Кокабиэль, — помахала она на прощание, последний раз на него взглянув. — я обязательно упомяну тебя в своих молитвах. И когда она ушла, я увидел, как она сложила руки вместе и произнесла: — Милостивый небесный отец, благодарю тебя… ОУ! Да ладно тебе! Прекрати уже, это старая шутка! Не говоря уже о том, что плохая. Что там насчёт того дерьма про всепрощение, о котором ты постоянно говорил? Кокабиэль на это лишь головой покачал. — Замечательно, — и повернулся ко мне. — И где ты вообще такую нашёл? — Не я её нашёл. Она меня нашла, — увидев любопытствующее выражение лица, я пустился в подробности. — Я тогда только закончил возвращать по домам потерянных детей, когда она подошла ко мне прямо на улице и прямо спросила, есть ли у меня Фигуры Зла. Когда я ответил ей положительно, она попросила меня сделать её частью Свиты. — И ты просто так согласился? Даже не зная, кто она? — Я просто спросил её, зачем она хочет присоединиться к моей Свите. Она ответила, чтобы быть счастливой, — пожал я плечами. — Что я ещё после такого мог сделать, если не принять её? — Ты ведь не знал, что у неё есть Священный Механизм? Я покачал головой. — Нет. Он вновь улыбнулся мне и мир вокруг словно стал лучше. — Видишь, вот почему я не могу не любить вас двоих. Нет, вот почему я люблю людей. Ни в одной расе больше не встретишь таких одновременно глупых и замечательных существ, как вы, — его улыбка померкла. — и потому, так грустно видеть, как одни из величайших теряются перед демонической расой. — И что плохого в том, чтобы перевоплотиться в демона, если они делают это добровольно? — у меня было чувство, что я уже знаю ответ, но я хотел убедиться. Он посмотрел на меня глазами, в которых уже был ответ, и наполненными из-за этого печалью. — Ты когда-нибудь думал, что за перевоплощение в демона нужно платить? — спросил он. — Думаешь, что получишь крылышки, как у летучей мыши, какую-то магию и всё? Он даже не дождался от меня ответа, продолжив. — Люди — существа с бесконечным потенциалом, и хоть начинают они с меньшего, развиваются настолько быстро, что достигают необычайных вершин. Неизмеримо быстрее, чем представители другой расы. Но когда они становятся демонами, их потенциал, их проблеск человеческой изобретательности теряется. — Ты сначала, может, и не заметишь, но подожди и ты почувствуешь, что чего-то не хватает. Это что-то, маленькая искра человеческого потенциала, которая действительно делала тебя человеком, исчезла, оказалась потушена, словно пламя свечи. Посмотри каждые десять лет на любого взрослого человека, и в каждую встречу ты увидишь новую личность. Посмотри каждые десять лет на любого взрослого демона, и он, вероятно, останется точно таким же, каким и был десятки лет назад. Это то, от чего ты отказываешься в своём перерождении — своей способности по-настоящему меняться и расти. — Посмотри на подземный мир и получишь все необходимые доказательства. Посмотри на города и технологии, на величайшие памятники, и поймёшь, что все они ничто иное как отражение человека. Что на их бессмертие и зоны знаний, они должны имитировать человеческие открытия, чтобы прогрессировать как вид и не изобретать что-то самостоятельно. — Сам Бог повелел ангелам преклонить колени пред людьми, а не демонами, потому что знал, что люди превосходят и их, и нас. Тем не менее посмотри на мир сейчас, люди толпами пытаются стать демонами, словно бы они станут чем-то большим, а не меньшим. Он печально покачал головой. — Зачем они это делают? Они отдают свою душу, свою человечность и ради чего? Сила, вечная молодость и плотские утехи? За такие никчёмные вещи они отказываются от того, что может поставить их даже выше величайшего из небесных ангелов? Воистину я не могу понять, почему они так поступают. — Тогда что насчёт меня? — спросил я. — Я сделал то же самое, что и другие, но со мной у тебя, похоже, нет проблем? — И зачем же ты это сделал? Зачем согласился стать демоном? — … Чтобы спасти жизнь своей сестры. И снова он улыбнулся. — И в этом, мой друг, вся разница. Ты сделал это ради других, а не ради себя. В своё время я встречался и слышал о десятках, тысячах перерождённых демонах, и не поверишь, как же редко я слышал то, что кто-то отдал свою человечность не ради собственной выгоды, а ради чужой. Я могу сосчитать их всех по пальцам обеих рук. — А Асия? — Как я и сказал, Асия похожа на меня. Мы оба пали, но всё равно продолжаем следовать его воле. Я лишь покачал головой. У меня складывалось ощущение того, что чего-то не хватало, но у меня не было на это времени. Я не ради этого сюда пришёл, а лишь отвлёкся от своей первоначальной цели. — Кокабиэль, — спросил я со всей властью в голосе, на которую только был способен. — почему ты украл Экскалибуры? Он нежно улыбнулся, даже не пытаясь отрицать мои обвинения. Вместо этого он лишь вытянул руку вперёд и со вспышкой света материализовал в когда-то пустой руке меч. Любой мог сказать, что это церемониальный меч, не пригодный для боя. Он имел рукоять из слоновой кости, украшенную сапфирами, выстроенными в середине в форме креста, и с навершием и крестовиной, покрытыми золотом. Лезвие было длинным и тонким и хоть оно и выглядело твёрдым, когда оно блестело на солнце, я знал, что оно, несмотря на всю циркулирующую по нему магию, было не сильнее обычной стали. — Из всех существующих клинков, — закрутил он меч в руке, глядя на него с явным отвращением. — нет того, что я бы ненавидел больше, чем этот. Этот святой меч имеет лишь имя, на самом деле это мерзость. Нечто, искажающее и подчиняющее разум и разрушающее дух. Только лишь взгляда на него будет достаточно, чтобы понять, как низко пала Церковь от того, чем она была изначально. Что они посмели сотворить такое из останков истинного святого меча и после этого назвать это святым, — он покачал головой. — у меня нет слов, чтобы описать то, насколько это отвратительно. С другой вспышкой света меч исчез из его рук. Затем он обратил внимание на меня и полностью сосредоточил своё внимание. — Ты спрашиваешь, какие у меня планы, — он протянул руки. — Честно говоря, даже я сам больше не то, чем они являются. — Ты что, ждёшь, что я поверю в то, что ты украл Экскалибуры без плана? — я даже не озаботился маскировкой своего скептицизма. — Ох нет, — покачал он головой. — у меня, несомненно, был план, и довольно хороший, но я больше не верю в то, что это идеальный план действий, — он сжал руки вместе и только тогда продолжил. — мой первоначальный план состоял в том, чтобы развязать войну, убив Риас Гремори и Сону Ситри. Я почувствовал, как от его слов в моих жилах застыла кровь, и сердце словно превратилось в камень. Он только что…? — Не сражаться с ними, а просто убить, — он продолжал говорить тем же тоном, что и весь день, словно бы обсуждение убийства девочек-подростков было ещё одной обыденной темой для разговора. — Я планировал проникнуть в их дома ночью, точно так же, как я прокрался в город, и ударить их в их холодные и чёрствые сердца сломанными осколками Экскалибура, когда они даже не будут догадываться о предстоящей кончине. — Никакой театральности и мелодрамы, просто беспощадное и эффективное убийство. И с наступлением рассвета началась бы моя война. Когда Владыки бросились бы к своим сёстрам и засвидетельствовали бы то, что их трупы перекошены любимыми клинками Церкви, они исполнили бы моё желание. В гневе они не стали бы задаваться вопросом, виновны они в содеянном или нет, они просто захотели бы, чтобы кто-то страдал от их гнева, а Церковь стала бы удобной целью. И когда это произойдёт, я поведу всех Падших, всех, кого только смогу собрать в битву. — И вот так, — он хлопнул в ладоши. — началась бы вторая Великая Война, и никто не смог бы меня остановить. Я никогда раньше не страдал головокружением, но был уверен, что если бы страдал, то чувствовал бы нечто подобное. Мы всё ещё сидим в парке, в котором веселились с Асией лишь несколько минут назад. Солнце всё ещё светило в ясном небе, это был тёплый денек, но теперь я сидел напротив монстра. Хуже всего то, что он не выглядел иначе. Его благородное и нечеловечески красивое лицо не перекручивалось в ненавистной насмешке, добрые глаза не становились кроваво-красными, а клыки не выглядывали из-за мирной улыбки. Он по-прежнему выглядел как ангел и даже говоря о хладнокровном убийстве, он пользовался всё тем же тоном, которым разглагольствовал и о чудесах человеческой души. Это было настолько нереально, будто в самом мире потерялся смысл. — И как ты планировал подобраться к ним? — я решил атаковать дыры в его плане, найдя время, чтобы собраться с мыслями. — Замкнутые Барьеры, которыми они защищают свои дома, первоклассные, я сам их проверял. Ты не сможешь даже подобраться к ним, прежде чем они успеют телепортироваться, не говоря уже о том, чтобы пробраться незамеченным. В ответ он поднял руку и щелкнул пальцами. Лезвие холодной стали оказалось прижато к правой стороне моей шеи, так близко к яремной вене, что лишь один быстрый поворот надрежет её. Другой был помещён в основании моего позвоночника, единственный толчок и я оказался бы парализован ниже талии. Третье лезвие было горизонтально земле и его заострённый кончик готов был проколоть меня через подмышечную ямку, чтобы войти в лёгкие и выйти через левую руку. Последний клинок находился с правой стороны туловища, расположившись между ребрами и готовый погрузиться в печень. Я даже моргнуть не успел. Когда он успел?! Хоть я и не мог их видеть, я чувствовал, что святой элемент проходил через все четыре меча, нагревая мои чувства, словно электричество стальной кабель. Даже с моей стойкостью Ферзя я не был уверен, что смогу достаточно замедлить клинки, чтобы справиться с ними. К счастью, выяснить мне это не пришлось. Щелчком пальцев клинки оказались убраны, а те, кто их держал, прыгнули через спинку скамьи и опустились на колени перед Кокабиэлем. — Эмия Широ, позволь познакомить вас, — он махнул рукой на четыре фигуры, молча сидящие перед ним. — эти четверо моя личная охрана. Они — элита моей армии, мои самые верные Слуги, и прежде всего мои друзья. Вернее них ты нигде не найдёшь. — Они были со мной с самого начала. Стояли подле, пока я защищал небеса как один из его воинства, и не оставили меня, даже когда я пал, охотно явившись мне на помощь следом, — любовь и привязанность, которую он к ним испытывал, была слышна в его голосе. Я уделил его словам лишь часть внимания. Другую часть я отдал под решение этих четырёх загадок передо мной. Даже когда они стояли передо мной, я едва мог сказать, что они там были. Я прекрасно видел их своими глазами, но насколько я мог чувствовать их своей магией, их там будто и не было. Чёрт, да я даже не слышал их! Только лишь укрепив слух, я услышал движение, и даже тогда они были не громче стука их сердец. Их головы и лица были завёрнуты в голубовато-серую ткань, оставляющую открытыми лишь глаза. Одеты они были в одежды различных оттенков синего и серого, покрывавшие их тела до самой шеи. Поверх одежд были надеты кожаные доспех и перчатки, а на ногах было что-то вроде мокасин. К их бокам были прикреплены японские мечи танто. Крошечные лезвия, возможно, были не самым лучшим решением для тяжёлого боя, но были более чем годны для убийства. Хоть хрупкие края и были достаточно острыми, чтобы пробить броню и у них было достаточно световой энергии, чтобы пробить защиту демонов, её было недостаточно, чтобы их можно так легко обнаружить. Если, конечно, не будешь активно искать именно их. — Я бы не стал даже пытаться. За все те годы, что я их знаю, даже я перестал их ощущать. Не так, как сейчас, — он посмотрел на них с явным чувством меланхолии на лице. — когда-то они были сильными шестикрылыми ангелами, с количеством магии, бегущим в их телах, достаточным для того, чтобы ты почувствовал их издалека. Однако теперь в бескрылом состоянии ты не поймёшь, что они приблизились, даже если спрячутся в твоей собственной тени. — Бескрылые? — я никогда раньше этого термина не слышал. — Они лишили себя крыльев, — в ответ на то, как я ужаснулся, осознав, как они изуродовали себя, он грустно кивнул. — В их нынешнем состоянии едва хватает сырой магии, чтобы соответствовать среднестатистическому человеческому магу, или же демону низшего класса. — Но разве крылья не могут отрасти? Да даже если нет, это не объясняет то, почему они потеряли с ними связь и магию, — я знал, что количество крыльев ангела или Падшего соответствует количеству перерабатываемой силы, которой они обладают, но это не означало, что если отрезать их крылья, то они лишатся силы. — Если бы они просто были отрезаны, то ты был бы прав, но крылья были с корнем вырваны. Та же церемония, которую они провели, чтобы вырвать их, оставила их внутреннюю магическую систему, а также способность тел к магии неповреждёнными. Но она полностью уничтожила их магические резервы. В их нынешнем состоянии того количества Маны, которое они могут генерировать, настолько мало, что они неспособны произносить какие-либо мощные заклинания. — Это по-прежнему не объясняет то, почему я не могу их чувствовать, — несмотря на то, что я был далёк от мастерства в ощущении магии, всё равно должен был почувствовать хоть что-нибудь. Кокабиэль утверждал, что у них есть магия, сопоставимая с человеческой, но насколько я мог судить, там и такой не было. В каждом живом существе было хоть сколько-нибудь магии, даже у обычных людей она была, а у этих четверых не было ничего. Они были словно камешки у дороги, совершенно без капли магии. — Если ты об этом, то это довольно просто. Их магия была сокращена до небольшой доли изначального состояния, но они не потеряли над ней контроль. Прямо сейчас эти четверо обладают полностью функциональной магической системой, которая способна удерживать и манипулировать объемами в тысячи раз больше, чем у них есть. С такой мощной системой и их бесспорными навыками в магическом ремесле, совсем не сложно было узнать, как скрыть магическое присутствие ещё лучше. — Именно они украли Экскалибуры, не так ли? — а это имело смысл. Воры смогли проникнуть в Церковь и выйти из неё необнаруженными. Это также объясняло то, почему украдены были четыре из семи мечей. У него не было людей, чтобы пойти за остальными тремя. — Я считаю, что Асия прекрасно выразилась, сказав, что невозможно вылечить что-то, если не понимаешь, как оно устроено. С подопечными та же проблема. Как ты можешь ожидать того, что они что-то заблокируют, если они даже не могут распознать угрозу? Даже если Замкнутые Барьеры Церкви и зарегистрировали их, то лишь как порывы ветра. — В сравнении с этим, Замкнутые Барьеры Гремори и Ситри были бы детскими игрушками. Они пробрались бы мимо так же легко, как и мимо стражи, которая окружала город, и завершили бы свою миссию, незамеченные никем. Никто бы даже не понял, что они там были. Мне хотелось отрицать его правоту, но я не мог. Если они могли прокрасться мимо стражей Церкви, а там десятки экзорцистов, то какие шансы вообще у нас? Я не смогу обнаружить никого из них, даже активно ища. Я вполне мог бы заснуть ночью, а на следующее утро обнаружить Сону мёртвой. — Почему? — это единственный ответ, который я от него не получил. Для чего он хотел начать войну? Из того, что я видел, Кокабиэль не тот тип личности, которая бы наслаждалась убийствами даже на войне. Он казался совсем не плохим. Чёрт, если быть честным с собой, то он мне даже нравился. И я знал, что он не мог бы слукавить передо мной и Асией, мы бы точно заметили. Тогда зачем? — Если ты возродишь Великую Войну, то победителей не будет. Все три фракции будут уничтожены. Его взгляд устремился на меня. — В том и суть, сын Адамов. — Ты… ты что, хочешь уничтожить все три фракции? Он протянул раскрытую руку в небо. — Однажды можно было лишь протянуть руку в небо, чтобы осознать, что справедливость жива. Что в мире всё ещё всё хорошо. Как бы тяжело ни было, как бы темна ни была ночь, всё, что нужно было, так это посмотреть в небо, зная, что там, за пределами твоего взгляда небеса, где живут праведники, где стражи порядка наблюдают за тобой и отдадут жизнь, чтобы защитить тебя, каким бы сильным ни был враг. А в самом его сердце, восседая на престоле небесном, праведный Бог. Бог, чья доброта непревзойдённа, Бог который любит тебя всем сердцем. И он опустил руку. — Но теперь это не так. Небеса оставили свой долг. Наш горячо любимый Бог мёртв. И его предсмертным желанием было защитить человечество, детей его от сверхъестественного. Охранять их от существ, которые будут охотиться на них во тьме, будут питаться младыми и слабыми и развращать лучших из них. Также, как они делают сейчас. — И всё же, где легионы небесные? Где они, когда невинные взывают о помощи? Где они, когда детей выслеживают и убивают, словно скот? Где обещанные покровители, где пастухи, должные направлять верующих, защищать слабых в трудные времена? Где все они? — Они сидят в небесных чертогах, прожигая время, пока невинные страдают. — Михаил покинул человечество. Хуже того, этот предатель стал тем, от кого нужно защищать человечество. Он пирует на их вере и эксплуатирует их веру в нас, всё время утверждая, что это для их же блага. Блага? БЛАГА! Он ещё и смеет называть то, что делает, благом? — Он сковывает и контролирует их, маскируясь под Бога. Грешно притворяться Им, но неужели он не видит в своих действиях ничего плохого? Он лжёт и обманывает их, скрывая правду о смерти отца и ради чего? Чтобы защитить небеса? Небеса должны стоять на страже народа, небеса должны быть домом для праведных и храбрых. Небеса должны были дать отпор тьме, чтобы защитить слабых и невинных. Но что же они делают? Отступают и занимаются ничегонеделаньем. — Небесный легион сидит на месте, их оружие лежит нетронутым в ножнах, а ржавые доспехи на земле, а сами они наблюдают, как люди, которых они должны были защищать, грабятся и эксплуатируются лишь для того, чтобы небеса могли выжить. Я спрашиваю тебя: зачем тогда нужны небеса, если они не служат своей цели? — Даже когда верующие взывают о помощи, они умоляют Бога спасти их, спасти их детей. Как на это отвечает Михаил? Он велит им молиться, — резкий и грустный смех вырвался из Кокабиэля. Больно было слышать слова, исходящие от ангела. — Молиться… они только это и делали, лицемерный ты дурак. И вот когда ты не отвечаешь на их молитвы, ты ещё и удивляешься, почему люди больше не верят в Бога? — И всё время, пока это происходит, демоны эксплуатируют отсутствие бдения на небесах. Они крадут самых сильных и величайших из людей, обещая богатства и власть, и когда получают их, превращают не более чем в рабов. Они обещают любить и защищать, а на самом деле являются лишь источником опасности, от которой их и нужно защищать. Посмотреть хотя бы, доказательства ради, на это несчастное дитя — Хёдо Иссея. — Ты знаешь об Иссее? — я не знал, почему это меня так удивило, но тем не менее это было так. — Конечно я о нём знаю. Он ещё одна моя ошибка, ещё одна невинная душа, которую я не смог защитить, — сломанный Кокабиэль смотрел на меня. — Я был тем, кто послал Падших присматривать за ним и защищать его от демонов. — Но ведь Падшие убили его! — в этом не было никаких сомнений. — Я знаю. Таково величие моей глупости, что даже действия мои привели к событиям, которые я хотел предотвратить, — хоть его лицо и оставалось спокойным, в его голосе слышался намёк на едва сдерживаемый гнев. — Те глупцы иначе поняли мой приказ. Когда я приказал им «защитить мальчика от демонов, что следуют за его Священным Механизмом», они, по-видимому, услышали, что нужно «не позволить демонам заполучить Священный Механизм мальчика». Они были наказаны за своё преступление. После этой фразы что-то щёлкнуло в моей голове. — Ты был тем, кто их убил. Он молча кивнул. — Все ангелы, Падшие или нет, предназначены для того, чтобы направлять и защищать людей. Для меня убийство невинного ребёнка, ради выгоды, это преступление, которое я не могу простить. — Хуже того, — продолжил он. — мои первоначальные опасения подтвердились. Демоны сидели в засаде, понимая, что ребёнка убьют, но ничего не делали. Только после его смерти они раскрыли себя. Они воскресили его и поработили, делая вид, что играют в героев. Всё это время они скрывали правду, играя такую же роль, что и Падшие, швырнувшие в него копьём. — К тому же Иссей был не единственным ребёнком, которого постигла такая участь. Каждый день сотни таких же детей, как и он, обманывают и эксплуатируют или принуждают к перерождению. Демоны, как правило, предпочитают вербовать молодых, а не старых, тех, кого они в состоянии обмануть и переучить. И опять же, что в противовес тому делают небеса? Ничего. Ради собственного выживания они считают, что должны быть принесены подобные жертвы. Не такая уж жертва и большая, когда её платит кто-то другой, а не они. — Вот только что действительно омрачает ситуацию, так это то, что демоны намеренно стремятся к людям со Священными Механизмами. Священные Механизмы это божий дар человечеству. Дарованный, чтобы защитить, дать средство для борьбы с чудовищами, охотящимися на них по ночам. Священные Механизмы принадлежат людям и никому больше. — И что же с ними происходит? Они становятся инструментами демонов. Для борьбы с которыми и предназначены. Если и есть что-то хорошее в смерти отца, то только то, что он не видел лично, как его дары были извращены до такого состояния. — И ещё есть Падшие. Мне вообще стоит их упоминать? Хоть они, возможно, и мой собственный вид, их я ненавижу больше всех. Из всех трёх фракций эта самая эгоистичная. С того дня, как их сотворили, Господь даровал им чудеса небес, но они предали его за свою жадность и эгоизм. — Посмотри на Азазеля. Он предался похоти и тем самым предал свою жену для того, чтобы размножаться с десятками других человеческих женщин. — Ангелы могут жениться? — выпалил я. Не знаю, почему я думал, что ангелы должны быть вечными девственниками, или что-то такое. Весёлая улыбка на лице Кокабиэля дала понять мне, что он догадался, о чём я думаю. — Конечно можем. Любовь — один из многих даров, ниспосланных нам Богом, а что есть брак как не кульминация любви? Ты думал, что наш Владыка оставил ангелов без одного из своих величайших даров? Нет, хотя признаюсь, ангелы, хоть и редко, но могут полюбить кого-то и жениться. — Но Азазель, — улыбка соскользнула с его лица. — он был одним из немногих счастливчиков. Он нашёл любовь настолько истинную и чистую, что даже сам Господь счастливо благословил его брак. Его жена обожала его больше всех, даже больше, чем любила нашего отца. Но отцу не было до этого дела, он был в восторге от счастья своих детей. И что Азазель сделал с этой любовью? Он предал её. — Ты когда-нибудь видел ангела с разбитым сердцем? Будь благодарен, что тебе ранее не везло настолько. За все свои годы я не видел более трагичного зрелища, и надеюсь никогда вновь не увидеть. Когда кто-то настолько чистый как ангел влюбляется, он не может сдержаться и отдаёт всю свою любовь. И когда эту любовь предают, он умирает. — После падения Азазеля, залы небес огласились отголосками плача Гадраниэль. Даже через сто дней и сто ночей её слёзы не прекратили литься. И когда к концу подошла сотая ночь, скончалась и Гадраниэль. — Существует причина, по которой Азазель является одним из двух Падших, которым Бог никогда не предлагал шанса на искупление. Некоторые грехи никогда не должны быть прощены. Вот почему я ненавижу Падших. Вот почему я ненавижу все фракции. — В мире больше не нужны три фракции. Они — реликты уже давно ушедших лет, словно кровососы, которые продолжают выживать только лишь высасывая жизненную силу других. Ты не задавался вопросом, почему человечество на протяжении тысяч лет процветает, а число трёх фракций сокращается? Даже спустя столетия после окончания Великой Войны, фракции сокращаются, но остальной мир растёт. — Всё потому что фракции ничто иное как гниющий труп великого зверя, отказывающегося принимать свою гибель. И в своём отчаянии стараясь выжить, они цепляются за всех, кто оказывается поблизости, утаскивая их за собой на смерть. — Вот почему я не могу допустить того, чтобы три фракции продолжали существовать. Они больная конечность, которую нужно ампутировать, прежде чем она пропитает ядом остальной мир. Вот почему я планировал убить двух наследниц и довести эти три фракции до надлежащего конца, до того, как они причинят ещё больше вреда. — Но ты передумал, — добавил я. — Но я изменил своё мнение, — он кивнул в знак согласия. — Как-то это довольно неожиданно произошло. Это что-то… действительно замечательное. Наконец был обнаружен демон с человеческой душой. — Это было неслыханно. Просто невозможно. Перерождаясь в демона, человек должен принять в своё тело демоническую магию и никакая душа, даже человеческая, не сможет принять в своё естество так много грязи, оставшись незапятнанной. Но всё же ты стоишь передо мной как доказательство. Твоя душа такая чистая и цельная, что сияет всей яркостью солнца. — В очередной раз человеческая душа достигла невозможного. В очередной раз ваш вид превзошёл то, о чём я мог лишь мечтать. Именно тогда я начал задаваться вопросом, а может я ошибаюсь? Возможно, есть другой способ? Я не знал и потому решил убедиться. — И вот так мы встретились в первый раз. Ты искал меня. Кокабиэль кивнул. — Признаюсь, мы встретились не по счастливой случайности. Я активно искал тебя. Но можешь ли ты на самом деле винить меня? Как я мог не искать тебя, когда все мои стражи, — он махнул рукой на четверых Падших, всё ещё стоящих на коленях. — поклялись мне, что видели, как демон зашёл на Святые Земли, но не ослабел, будто бы Церковь сама его поприветствовала. Я бросил взгляд на молчаливую четвёрку и даже сейчас не до конца осознавая, что они вообще здесь находились. — Когда я был в Церкви, они всё ещё были там? — Именно. Неудивительно, что они незаметно для тебя следили за тобой всё время, пока ты был там. Но получить информацию из рук не то же самое, что увидеть собственными глазами, и потому, когда судьба мира зависела от баланса моих решений, я решил убедиться лично. — Но именно после нашей встречи у тебя начали возникать сомнения по поводу принятого тобой курса действий. — Я не предвидел того, что существует демон с человеческой душой, и всё же ты стоишь передо мной. Потому я и должен был спросить тебя, не предвидел ли я чего-то ещё? Есть ли ещё что-то, о чём мне следует знать? (п/п: Есть ли ещё что-то, о чём ты хотел бы рассказать мне, мой мальчик? — — Нет, директор.) Возможно ли, что человечество до сих пор процветает даже в тисках демонов? Может ли потенциал вашего рода вызвать ещё одно чудо, которое я, простой ангел, не смогу понять? — Отец хотел, чтобы мир был свободен от влияния небес и ада. Он хотел увидеть мир, созданный только лишь одним человеком. Вот почему он сражался в Великой Войне, вот за что он умер. Не из-за ненависти, а от любви, не для того, чтобы уничтожить демонов, а для того, чтобы защитить людей от их влияния. — Но здесь и сейчас я определяю судьбу человечества, будто бы я сам всемогущий. Не ставит ли это меня на один уровень с демонами? Я не мог не задаваться вопросом — поглотила ли моя гордость лучшее, что во мне осталось? Верил ли я в своей гордыне, что знаю, как будет лучше для мира? Было ли у меня право решать такое? Но всё же я не могу сидеть, сложа руки, и ничего не делать, пока невинные вокруг меня страдают. — И после многих дней размышлений я наткнулся на ответ. Тот, который сможет определить судьбу мира таким образом, чтобы не предать волю отца. — Эмия Широ, — он повернулся ко мне. — пожалуйста, можешь убить меня? … Что? Даже не дав мне времени, чтобы собраться с мыслями, он продолжил. — Я не смогу остановиться, не зайдя так далеко, только не в то время, как многие продолжают страдать вокруг меня. Но я более не считаю, что именно я имею право решать судьбу мира. По крайней мере, не единолично. Вот почему будущее будет определяться нами, сыном небесным и сыном человеческим. — Сегодня вечером я введу в действие план, который приведёт к повторной Великой Войне. И на этот раз я не остановлюсь, пока не добьюсь исчезновения всех трёх фракций. И когда настанет тот самый момент, точка невозврата, я дам тебе возможность убить меня. — Конечно же, я не облегчу тебе задачу. Я намерен сражаться до самого конца изо всех сил, я призову всю свою магию и все свои силы, чтобы поразить тебя, дитя человеческое. Я не стану сдерживаться и ожидаю, что и ты не будешь. Этим я позволю потенциалу человека определить судьбу мира. Как и предполагал отец. — Станет ли дух человеческий, что горит внутри тебя, победителем и докажет ли, что в нынешних трудностях мира люди всё ещё смогут процветать? Или же ты докажешь, что твоё присутствие было не более чем случайностью, лишь удобным случаем, и что будущее человечества обречено до тех пор, пока фракции продолжают жить и эксплуатировать их? — Каким бы ни был результат, я позабочусь о том, чтобы человек приложил руку к формированию своего будущего, — он сложил руки на коленях и спокойно расслабился на скамье. — И что, — начал я, когда стало очевидно, что ему больше нечего добавить. — мешает тебе прикончить меня прямо сейчас? Его губы изогнулись в еле видимой улыбке, и он указал на пустое пространство по обе стороны от него. Я просто несколько секунд сверлил взглядом это место, пока наконец не перевёл взгляд обратно на ангела и недоумённо не поднял бровь. Что именно я должен был увидеть? Постойте минутку. А куда делись охранники? Лезвие коснулось правой стороны моей шеи. Ах, ничего страшного, вот они где. — Что меня останавливает? Просто если ты подождёшь до вечера, то я обещаю тебе сражаться с тобой в открытую. Никакого порабощения или ловушек, только лишь чистое сражение. И хоть я и не буду один, мои стражники не будут участвовать в нашем с тобой сражении. Они будут сидеть и наблюдать. Кажется ли тебе это справедливым? — Вполне, — я бы кивнул, если бы не был уверен в том, что пошевелись я, мне перережут шею. К счастью, в следующую секунду клинок исчез, и хоть я и до сих пор понятия не имел, где прячутся его стражники, мне не хотелось отводить взгляд от Кокабиэля и искать их. — Вот, похоже, мы и договорились, — Кокабиэль поднялся со своего места и прежде чем исчезнуть, слегка поклонился мне. — Желаю тебе удачи сегодня вечером, Эмия Широ. — Мне она не понадобится. Ты ни за что сегодня вечером не победишь. Не только ради людей, которых я защищаю, но и ради тебя тоже, — он остановился на полпути и повернулся, чтобы посмотреть на меня. — Кокабиэль, позволь мне прояснить одну вещь. Я не верю, что ты ошибаешься в отношении трёх фракций, но я также не верю в то, что ты плохой. Однако это не значит, что я собираюсь сидеть, сложа руки, и смотреть на то, как ты устраиваешь массовый геноцид, неважно, насколько оправданным ты его считаешь. — О? — он не выглядел расстроенным из-за моего заявления, просто заинтересованным. — и почему же? — Ты же знаешь, что значит быть героем? — спросил я вместо ответа на его вопрос. — Однажды я встретил человека, который считал себя героем. Он так сильно хотел всех спасти. Хоть он и знал, что это невозможно, он всё равно пытался спасти всех, кого только мог. Неважно, чем это могло обернуться для него, он вновь и вновь бросался в полымя, чтобы спасти как можно больше жизней. Для него не имело значения, друзья это или враги, он всё равно рисковал своей жизнью, чтобы спасти всех, не думая о выгоде или потерях. — Однако как бы не старался, но он не мог спасти всех, и потому ему приходилось выбирать, кого спасать. Должен ли он спасти трёх человек слева или десятерых справа? Решение могло показаться лёгким, но для него, жаждущего спасти всех, оно было словно нож в сердце. Точно такая же ситуация появлялась снова и снова, каждый раз он выбирал спасти большее число. — Затем наступил такой момент, когда ему пришлось столкнуться с точно таким же решением — большее или меньшее количество людей. Вот только в этот раз в меньшей группе был один из самых близких его друзей. В такой ситуации поколебался бы кто угодно, но только не он. Он был героем, а для него герой это тот, кто всегда спасает большее число людей. И именно потому бросил своего единственного друга, чтобы спасти дюжины незнакомцев. — Но это неправильно. Совершенно, непреодолимо неправильно. Это даже близко не значит быть героем. — Герой это не просто тот, кто спасает жизни, это кто-то больший. Это не тот, кто побеждает зло, для этого есть солдаты и полиция. Чтобы дать отпор тьме, недостаточно стать героем, герой также должен быть источником света. — Какой смысл жить сотни лет в страданиях? Не лучше ли взамен прожить один день, полный радости? Какой смысл в спасении жизни, если в конечном счёте человек будет до конца своих дней горевать? Не лучше ли вместо этого позволить ему умереть счастливым? — Послушай, Кокабиэль, — неважно, что ты будешь делать, смерть всё равно всех настигнет. Будь то один день или миллион, наше время ограничено. И когда оно подойдёт, и мы встанем и оглянёмся на нашу жизнь, нам не стоит судить о том, была ли она хорошей по количеству дней. Нам стоит оценить то, сколько раз мы смеялись и улыбались. Именно так мы решаем, была ли достойной наша жизнь. — Если герой это всего лишь тот, кто бросает вызов неизбежному, то есть смерти, то тогда в чём его смысл? Герой должен быть чем-то большим. Настоящий герой это не тот, кто просто спасает жизни, а тот, кто делает жизнь достойной, кто приносит радость существованию. Иначе во всём этом не было бы никакого смысла. — Вот почему я спасу и тебя, Кокабиэль. Сегодня вечером я убью тебя, но когда я это сделаю, я прослежу, чтобы ты исполнил обещание, данное Асии. Я прослежу, чтобы ты умер с улыбкой на лице. — И зачем, сын человеческий? — он смотрел на меня так, словно бы ожидал увидеть что-то одно, но увидел нечто совершенно иное. — Просто, — я резко ударил себя в грудь. — потому что я герой. Самый настоящий. Он просто ошарашенно смотрел на меня, широко раскрытыми от удивления глазами, так будто бы у меня выросла вторая голова. А затем он начал смеяться. В смысле, правда смеяться, это вот так: «смеяться так сильно, что пришлось упереть руки в колени, чтобы не упасть от смеха на землю». Я чувствовал, как мои щёки горят, пока наблюдал за тем, как тяжело дышит от смеха ангел. Не в первый раз уже кто-то смеётся над моей мечтой, далеко не в первый, но на этот раз всё было по-другому. Не уверен, было ли это потому что я был демон, а он ангел, но теперь чувствовал смущение. После того, как смех окончился, чувствовалось, будто прошло несколько часов, хотя ангела периодически всё же пробивало на «хи-хи». — Позволь мне снова сказать, — произнёс он, глядя на меня слезящимися от смеха глазами и улыбаясь. — я не могу не обожать ваш вид. И хоть наше знакомство и было коротким, я был очень рад с тобой познакомиться. — Так что теперь точно прощай, сын… нет. Прощай, Широ. — Прощай, Кокабиэль, — ответил я и, поклонившись вновь, он ушёл. Как раз перед тем, как он исчез я сделал то, что мне всегда было противно делать. Я заглянул в его душу. Я потратил на это лишь одно короткое мгновение, но мне его было достаточно, чтобы заполучить ответ. Так почему же ангелы низвергаются? Одни падают добровольно, другие неосознанно. Мне сказали, что есть только две причины, но, похоже, сегодня я нашёл третью. Верность. Это единственное, что я мог увидеть, когда я заглянул в его душу, в сердце его естества. Она затмевала всё. Его долг к народу, но самое главное к отцу. Настолько много верности в нём было, что он сам захотел пасть для того, чтобы небеса были в безопасности. Чтобы стать шпионом во вражеском лагере. Кто-то когда-то слышал о таком вот абсурде? Ангел, который пал с небес, чтобы защитить их. Он и все, кто за ним последовал, позволили своим крыльям окраситься в чёрный цвет. Позволили себе быть оскорблёнными и ненавидимыми своими братьями и сестрами, теми самыми, кого он пытался защитить. И всё же он сделал это с улыбкой. Даже после того, как он увидел, как его отец, его причина жить, пал и умер, он не остановился. Он сражался до сих пор, верный, верный тому, чего уже нет. На мгновение его спина будто оказалась под прицелом алого лучника. Даже если он предал их, они всё ещё следовали за своим идеалом до самого конца. Будто бы даже если я ничего не делал, он не стал бы нарушать обещание, данное Асии. Подобно ему, Кокабиэль встретит свою кончину с улыбкой. Полная луна висела надо мной в безоблачном ночном небе. Маленькие звёзды, которые можно было увидеть, казались выцветшими пятнышками, и их яркость притуплялась, разбавляясь городскими огнями. Наблюдение за луной. Кирицугу всегда это делал, хоть я тогда и не понимал её красоты. Не понимаю и сейчас. Тем не менее неплохо смотреть на неё время от времени, да и не похоже, что мне есть, чем заняться во время ожидания. Гаспер и Асия спали. Я не хотел, чтобы они попали в неразбериху и потому убедился, что они не узнают ничего о намечающемся. Я не был уверен, смогу ли держать их подальше, если они узнают. Я также активировал защитный Замкнутый Барьер, установленный вокруг дома. Он должен остановить всех от входа и выхода с территории, по крайней мере на время и надеюсь, он сможет помешать чувствовать магические эманации предстоящего боя. Теперь оставалось только ждать. Было кое-что хорошее в моём стиле боя — мне никогда не нужно было готовиться. В конце концов, я сам по себе ходячий арсенал. И, к сожалению, это часто оставляло мне много свободного времени, чтобы подумать перед битвой. Демоны, охраняющие город, не знают о предстоящем прорыве просто потому что они ничем не смогут помочь. Если бы они появились прямо посреди боя, то в лучшем случае они были бы убиты, а в худшем встали бы на моём пути. Нет необходимости увеличивать количество тел, сегодня вечером смертей и так будет более, чем достаточно. И как бы я не доверял Кокабиэлю, я не хотел рисковать и оказаться загнанным в угол. Сходящаяся в город орда демонов может заставить его запаниковать, и он либо придумает другой план, либо, что хуже, решит воспользоваться первоначальным и прикажет своим стражам убить девушек. Как бы неприятно было признавать, я не смог бы остановить его, если бы он решил это сделать. Эти четверо, его стражники, и я не могу уследить за ними, даже когда они стоят прямо передо мной. Возможно, они не были такими уж сильными, я уверен, даже Киба смог бы с ними сражаться и взять, может, даже двух, но это не значило, что они не опасны. Неважно, насколько ты опытен в бою, или сколько магии ты сможешь обрушить на своего противника, нож, во сне перерезающий горло, убьёт как сильного, так и слабого. Это была одна из вещей, которые я в Войне Святого Грааля так никогда и не понимал. Класс Ассассин был, наверное, самым опасным из всех, несмотря на репутацию самого слабого. Они могли оставаться скрытыми, когда мы были готовы к атаке, и атаковать тогда, когда мы были бы расслаблены. Независимо от того, насколько внимательный Слуга будет охранять своего Мастера, неопределённое количество времени он его защищать не сможет. Я был убеждён в том, что Война Святого Грааля была бы выиграна давным-давно, если хотя бы один компетентный и решительный Мастер всё же призвал слугу Ассассин. На самом деле хорошо, что Кокабиэль решил оставить этих четверых в стороне от противостояния. Это было одной из двух причин, по которым я принял его условия. Вторая причина заключалась в том, что его предложение «всё или ничего» было намного лучше того, что могло быть в худшем случае. На войне или даже в простой перестрелке настоящая победа это редкость. Даже если ты выиграешь битву, ты можешь проиграть войну, и потери, как правило, были бы катастрофическими. Всегда были товарищи, которых нужно было похоронить, друзья, которые погибали. Но Кокабиэль, здесь, предложил мне шанс избежать этого. Способ выиграть, не жертвуя ничем и никем. Если это будет значить, что я проиграю всё и буду побеждён, то как это будет отличаться от того, что происходит обычно? Это будет… Волна магии обрушилась на меня, прерывая мысли. Я посмотрел в направлении, от которого исходила волна, на источник, по крайней мере на ближайший. Насколько я мог судить, было больше дюжины источников, и все они расположились вокруг меня. Большинство из них были слишком далеко от меня, чтобы я мог понять, но ближайший достаточно близко, чтобы я мог сказать, что он находится на самом краю города. Даже учитывая то, что я стоял на крыше, всё равно было слишком далеко даже для того, чтобы увидеть. Я собирался было укрепить зрение, когда наконец заклинание, для которого собиралась Мана, было активировано. Стена синего света, казалось, состоящая из одних только шестиугольников, вышла из-за края горизонта. И не только в той точке, в которую я смотрел, но и позади и вокруг меня. Она продолжала подниматься вверх, пока наконец не изогнулась внутрь и не сошлась вверху, образовав купол над городом. На мгновение купол, казалось, стал ярче, пока совсем не исчез, и хоть его нельзя было увидеть, я чувствовал его присутствие. Похоже, всё начинается. Хоть я в этом и не был экспертом, но, похоже, купол не должен никого впустить и выпустить из города. Думаю, Кокабиэль не хочет, чтобы кто-то помешал нашей битве. К тому же, знакомое ощущение подсказывает мне, что теперь в пределах города, похоже, ещё и нельзя перемещаться. — Эмия-сама. Я резко обернулся на звук, инстинктивно призвав Каншо и Бакую. Я едва сдержался, чтобы не бросить их в коленопреклонённую фигуру, и то только потому что узнал в нём стражника Кокабиэля, и, к тому же, безоружного. Да что это за ниндзя вообще такие? Я знал, что они умеют незаметно подкрадываться, но они что, теперь каждый раз будут меня доводить до сердечного приступа своим появлением? Он стоял на коленях, с кулаком одной руки упёртым в землю, и с другой рукой на вертикально поставленном колене. Он не сдвинулся ни на дюйм, даже когда я достал оружие, и говоря просто смотрел вниз. — Эмия-сама, — повторил он, опровергая внешность на удивление мягким голосом. — Кокабиэль-сама передаёт вам свои наилучшие пожелания и сообщает, что будет ждать вас во дворе академии Куо. Он также рекомендует поторопиться, похоже, что кто-то из демонов добрался туда раньше, чем мы того ожидали. Пока он заканчивал говорить, я уже сдвинулся с места. Дематериализовав клинки, я прыгнул с края крыши настолько далеко, насколько мне позволяли мои усиленные конечности, и, развернув крылья, полетел к школе так быстро, как только мог. Даже будучи так далеко, я уже вдалеке на холме видел вспышки света. Битва уже началась. Это был меч, пожиравший сам свет. Демонический клинок, олицетворявший конец дня и начало ночи. Именно здесь умирает свет, а также существа, созданные из него и владеющие им. Против них нет лучшего оружия. Но также он был совершенно бесполезен. Кулак уничтожил сердце клинка также легко, как и стекло, разбив меч на куски и продолжив свой путь, окончил его в груди мальчика. Кости, рёбра и грудина, разрушенные под воздействием удара, послали мальчика в полёт по поляне. — Какая польза от этого меча, способного поглотить мои копья, если они мне не нужны для победы? Это был удар, способный сломать камень и даже раздробить землю. С помощью одной лишь царапины он может убить человека, прямое же попадание просто бы размазало его. Он ударил в него полной силой, и ударная волна разошлась в стороны — настолько сильная, что деревья повалились на землю. Он почти ничего не сделал. Она смотрела на свой кулак в замешательстве от того, что он, нетронутый, сидел на другой стороне, пока, наконец, на её плечо не опустилась рука. Посмотрев вверх, она увидела глаза поразительного синего цвета, прежде чем колено ударило её по подбородку, сбив её с ног и разбив челюсть. — Ты в великолепной форме, но ты не вложила всю себя в удар. У тебя есть сила, способная причинить мне вред, но ты не хочешь её использовать? Что за пустая трата. Свет падал с неба, словно дождь, настолько ослепительно яркий, что освещал двор, словно днём. Он разрывал асфальтовую дорожку и двор, перемежая их траншеями, а также ямами и кратерами размером в несколько метров. Он не останавливался, сливаясь в бесконечный поток энергии, излучая достаточно тепла, чтобы расплавить в лужу стальные балки. Но он прошёл через него, словно это были капли дождя. — Я разочарован, — он поднял руку, чтобы остановить свет, и он раскололся от одного его касания, словно вода перед скалой, полившейся в обе стороны от неё. — Подумать только, дочь этого человека оказалась таким жалким созданием. Я знаю твоего отца, девочка, и ты в сравнении с ним никто. — ЭТОТ ЧЕЛОВЕК НЕ… — удар сбил девушку с воздуха, прежде чем она смогла закончить и отправил на землю. Земля от её приземления потрескалась и паутина трещин разошлась в стороны вокруг неё. После удара она не поднялась. Кокабиэль висел в небе с раскинутыми в стороны крыльями, окружающими её тело венцом из тени. — И почему именно ребёнок причиняет родителю больше всего боли? — спросил он вслух, прежде чем посмотреть на оставшегося противника. Это была конечная форма, облик которому был дарована власть разрушения. Собираясь в сферу, оно было окрашено бесцветностью пустоты, ибо ни свет, ни тень не могли пережить его касания. Здесь погибало само существование, смертные и бессмертные становились равными. Оно танцевало на кончиках её пальцев, искажаясь её волей, пока сама она, с остекленевшими от ярости глазами, готова была бросить его. Но оно даже не дошло до него. Когда колено погрузилось в её живот, оно удвоилось. Сложившись почти что пополам, она всё же устояла на двух ногах, но задняя часть её униформы всколыхнулась сзади, в тумане измельчившейся ткани, от силы удара пробившей её. — Хоть Сила Разрушения и пугает, — посмотрел он вниз на кашляющую девушку, рухнувшую на колени. — если я смогу убить тебя с десяток раз за то время, что ты подготовишь её, то в ней совсем нет смысла. — Тебе это… — нога ударила её в затылок и загнала её лицо глубоко в асфальт. — Демон, тебе не сойдут с рук твои преступления. Или моей рукой, или его, но будет положен конец террору вашего проклятого рода, — он совсем не насмехался над ней, подняв ногу с её головы. И девушка после этого не встала. Позади него в самом центре двора, где проходила битва, был круг мерцающего света. Границами его была серия сигилов и рун, вырезанных глубоко в земле. Они изнутри сияли небесно-голубым огнём, погружая картину двора тёплым голубоватым светом. В центре круга были четыре меча, воткнутые в землю в центре в форме квадрата, и каждый меч был направлен в разные стороны света. Сеть линий произрастала из точки, где лезвие встречалось с землёй, обозначая землю прожилками, горевшими изнутри. Они полностью заполняли внутреннюю часть кругов, пульсируя каждые несколько секунд, словно медленное биение сердца. Это был Разрушитель Земли — заклинание, которое должно было разрушить город. Ленты воды оживали в воздухе, десятками кружась вокруг него и каждую секунду увеличиваясь в количестве. Они скользили и крутились в воздухе, словно змеи, и их число стало расти гораздо быстрее. Хлысты воды, так напоминавшие гадюк, ударили. Взрыв воды наполнил воздух ударами, заполонив всю область, но нападение этим не закончилось. Образовалось ещё больше потоков воды и пошёл дождь, но он всё же стоял в постоянно растущем их количестве. И под прикрытием этой атаки появились ещё трое. Ноги, покрытые сталью, посыпались ударами сверху, меч замелькал и воздух завизжал от его хода, вода начала испаряться при приближении щита из горящего синего огня; все три удара попадали словно один, это был идеально скоординированный и правильно выбранный отрезок времени. Всё это было бессмысленно. Стальные ноги оказались раздроблены, а затем и разрушены, меч испарился под мощью ответного удара, а голубое пламя сгорело от жара копья света. В одно мгновение троица оказалась отброшена назад, разбитая, к ногам своей госпожи, появившейся в поле зрения. Выйдя из облака пара, единственного, что осталось от потоков воды, он прокрутил световое копьё. Он спокойно шагнул вперёд, и пар навалился на его тело, не желая отпускать из своих объятий. Но он шёл вперёд, и пар следовал за ним, дрейфуя на ветру. — Твоё мастерство в управлении водой впечатляет, должен это признать. Однако, если за этими ударами нет никакой реальной власти, то в этом нет никакого смысла. Он перестал приближаться, и теневой язык скользнул по земле, прежде чем обернуться вокруг его лодыжки. Ангел вздохнул и покачал головой. — Дурак. Эхом ему вторил крик агонии. Взгляды остановились на Саджи, корчившемся на земле. Его теневой язык медленно растворялся под воздействием света, поглощавшего его, сжигая. — Саджи! — Ген-чан! Закричали остальные члены ученического совета, глядя на судьбу Пешки. — Священные Механизмы созданы для людей, и ты думал, что он станет лучше, когда ты стал демоном, мальчик? — КОКАБИЭЛЬ! — с ненавистью прорычала Слон. Молния затанцевала на её пальцах, но, повернувшись к врагу, она лишь обнаружила, что он закрыл ей вид, а затем сдавил череп. — Никогда не отворачивайся в битве от противника, демонёнок, — одно нажатие и голова оказалась зарыта глубоко в землю, и лишь спустя несколько секунд туда же упало бессознательное тело. Второй Слон вскоре последовала за первым в бессознательное состояние. Прежде чем она успела произнести хотя бы одно заклинание, она была одним ударом сбита с ног с того места, с которого защищала Саджи. Её Король вскоре разделила бы её судьбу, если бы не алебарда, помешавшая удару. — О? — одной рукой он проявил своё собственное копьё, разбившееся об оружие, но поставившее владелицу алебарды на колени. — Замечательно, она выдержала удар моего копья в полную силу, значит, ей есть, что показать. Я знаю имя каждого оружия, способного на такое, но всё же никогда об этом ранее не слышал, — его глаза переместились с оружия на Цубаки, сморщившуюся от усилий для поддержки оружия, несмотря на легкость, с которой он давил. — Скажи мне, мой демонёнок, где ты достала такое сокровище? И до того, как Цубаки успела заговорить, Кокабиэль отскочил назад. Стальная полоска пробила то место, где мгновение назад была его голова. Это был тонкий и длинный, но заточенный металлический стержень. Когда стало очевидно, что нападение не удалось, стержень быстро вернулся назад, в тень под аркой входа в школу, что было в десяти ярдах. Кокабиэль оглянулся через правое плечо, наблюдая за направлением, откуда последовала атака. — Вот почему люди, несмотря на то, что они так слабы, всегда интересовали меня, — и не поворачивая обратно, он поднял копьё левой рукой, заблокировав удар, нанесённый из противоположного направления. — Вы всегда сражаетесь грязно. Он повернулся, чтобы посмотреть в жёлтые глаза синеволосой экзорцистки. Её клинок скрежетал о копьё, посылая в ночной воздух слепящие искры. — Не существует такой вещи, как грязная борьба, Кокабиэль, — парировала она, отпрыгивая назад. — Есть победа и есть поражение. Всё остальное нытьё проигравших. — Я согласен, — он повернулся на месте, уклоняясь от атаки в спину от другой экзорцистки. — Но вопрос остаётся в силе, человечки, есть ли у вас то, что принесёт вам победу, которой вы так жаждете? Взмах клинком был ему ответом, и началась битва мечников. В мгновение ока Цубаки вступила в бой, добавив своё собственное оружие. Любо было смотреть на то, как каждый раз вспыхивали искры синего и белого от столкновения копья со сталью мечей. Фейерверк битвы горел в глазах всех наблюдавших, не мигая. Их взор словно бы затуманивался с каждым ударом и все четверо сражались до победного конца. Но все, кто наблюдал за этим боем, знали, что бой длится так долго, потому что он им поддаётся. Он сдерживал силу своих ударов и скорость взмахов. Он сдерживал троих со способностями одиночки. Его копьё крутилось и вертелось вокруг, блокируя, парируя и перенаправляя атаки. Его движения были нечеловечески плавные, конец каждого движения означал начало другого, и его грация, которую можно было сравнить с водой, превращала бой в элегантный танец. И вместе с этим он использовал для боя только одну руку. Но всё это было безнадёжно. Демон продолжала сражаться ради недостижимой победы, ведь если она проиграет то ее друзья лишатся жизни, и хоть в её сердце и не было надежды, но всё же она не сдавалась. С другой стороны, люди сражались просто потому что их не волновало, возможна победа или нет. В конце концов, они сражались за победу, а не за что-то ещё. Ведь они просто хотели его отвлечь. Оно появилось в мгновение ока. Со скоростью, слишком невероятной для естественного или даже сверхъестественного восприятия, не говоря уже о сравнении. Оно покрыло длину двора за время, которое даже мгновением назвать нельзя, атаковав его незащищённую сторону. Его копье было в противоположной руке, занятой клинками троих, сражающихся за победу. Оно было слишком далеко, чтобы успеть к нему вовремя, и даже если бы он успевал, неостановимый удар всё равно бы попал по нему. Оно ударило со вспышкой света — настолько яркой, что весь двор полностью осветился и в нём стало светло, как днём. — Давно не виделись, Гризельда, — тепло поприветствовал напавшую Кокабиэль и радостная улыбка окрасила его губы. — вижу, ты состарилась. Жаль, в молодости ты была побыстрее. — Мы не можем вечно быть молодыми, как ты, Кокабиэль, — её Экскалибур быстро столкнулся с копьём. Неожиданный удар оказался заблокирован вторым копьём, которое он призвал в противоположную руку. Но несмотря на неудачу, голос женщины, когда она улыбнулась старому другу, оказался всё таким же тёплым. — Но я не скажу, что я не рада. Твоё стареющее личико заставило бы старушку поплакать. И тут же её улыбка сменилась удручённым хмурым взглядом. — Жаль, что о твоём здравомыслии такого сказать нельзя. Никогда не думала, что из всех людей именно ты поступишь так. Что подумают остальные, увидев тебя вот так? — Я считаю, что Дианне всё равно, потому что она слишком занята, метя на моё место. Ральф слишком занят написанием стихов скорби о друге, павшем в битве, а Лука, когда мы снова будем выпивать, скажет, что я придурок, который напрасно тратит своё время. — Да, это на них похоже, — она всё же позволила себе ухмылку, но та быстро исчезла. — Пожалуйста, остановись, Кокабиэль. Просто сдайся, — и её слова не были пустой бравадой. Он оказался в ловушке противостоящих сил. Одной рукой он удерживал одну из сильнейших экзорцисток, владеющей, возможно, самым быстрым мечом на планете. Другой сдерживал двух её учениц, владевших святыми мечами, а ещё демона с силой и скоростью Ферзя. А за ней стоял её Король. Над собой она образовывала гигантский шар воды, медленно сжимающийся в меньший шар и готовый выпустить всю свою силу в одну единую атаку. Даже такому, как он, победа без травм достанется с трудом. Тем не менее, никто, глядя на него, не поверил бы, что он в опасности, когда он улыбнулся старой подруге. — Помнишь, как мы всё время спарринговались? — спросил он. — Как ты и другие приставали ко мне, прося, чтобы я перестал сдерживаться, пока, наконец, я не соглашался каждый раз идти до конца? — Да, — и в тот момент на её лице появился страх от понимания того, что он подразумевал. И он кивнул на это её понимание. — Я солгал. Без всякого предупреждения они почувствовали, как на них обрушилась сила, поставившая их на колени. Неподдельная мощь изливалась из него на уровне, не сравнимом с тем, что был раньше. Из-за спины его всколыхнулась новая пара крыльев и присоединилась к десяти другим, когда он наконец показал свою истинную силу. Интенсивность свечения его копья выросла настолько, что на него прямо теперь никто не мог смотреть, а лезвия клинков, что соприкасались с ним, быстро заалели. Это были легендарные мечи, имя которых знают жители всех земель. За них велись войны, люди жаждали умереть за них. Герои желали доказать, что достойны держать их в руках, а барды воспевали их величие в течение тысячи лет. Но перед мощью его копий они были ничем. В одно мгновение металл клинков расплавился и испарился, уничтожив их и оборвав смертным надежду на его восстановление. Но мечи не исчезли в тишине, погибнув, они выпустили наружу остатки силы, которую в себе содержали, и взорвались, больше не сдерживаемые оболочкой из стали. Все четверо были отправлены в полёт и даже Сона, которая стояла дальше, была сбита с ног волной святой энергии, разлившейся во дворе, отчего потеряла концентрацию, нужную для заклинания. Вода, которую она собирала, обрушилась на землю, бесполезно поливая её твёрдую поверхность. Он закрутил оба копья и направился к Гризельде, с развевающимися позади него, словно плащ, двенадцатью крыльями. Женщина попыталась встать, но ей удалось лишь чуть-чуть приподняться. — Прошла тысяча лет с тех пор, как я стал свидетелем кончины Господа нашего, — сказал он ей, подойдя. — можешь ли ты понять, каково это, быть свидетелем тому, что мой Господь и учитель, мой дорогой отец, был поражён в Великой Войне? Ты понимаешь, что я чувствовал, стоя и смотря, слишком слабый, чтобы что-то сделать, чтобы помочь, и лишь наблюдая за тем, как умирает Бог? Шокированные восклицания эхом разнеслись во дворе, когда немногие, бывшие в сознании, осознали его слова. Он не обращал на них внимания, он смотрел на свою Падшую подругу, подойдя к ней и остановившись всего в нескольких ярдах. — Я подвёл его, — его глаза засияли слезами, когда он посмотрел на неё. — у меня был единственный долг, одна настоящая цель и я потерпел неудачу. И с тех пор мир платит за мой провал. Человечество страдает под гнётом демонов и Падших на протяжении тысячелетий, потому что больше нет Бога, способного защитить их, и всё это моя вина. — Кокабиэль, — грусть и понимание окрасило тон голоса Гризельды, когда она посмотрела на него. — это была не твоя вина… — МОЯ! — воскликнул он, распустив свои крылья и выбросив оружие. — Я КОКАБИЭЛЬ, ВЛАДЫКА ЗВЁЗД И ОДИН ИЗ ЗАЩИТНИКОВ НЕБЕС! В МОЁМ ПРАВЕ УНИЧТОЖАТЬ НАЦИИ И КОНТИНЕНТЫ И ВСЁ ЖЕ… и всё же мне не хватило сил сделать хоть что-нибудь, когда я должен был. Ну правда, какая от меня польза, если я не смог даже смерть отца предотвратить? — он посмотрел на свою пустую руку так, будто в ней содержался ответ и затем — Но возрадуйтесь, — его голос обрёл прежнюю силу. — Тысячу лет я планировал и столько же времени тренировался и готовился к этому дню. — Наконец, мои усилия начали приносить плоды, так как пришло время исполнить последнюю волю моего отца. Я избавлю человечество от оков, их связывающих, и создам мир, в котором они будут жить свободно и сами строить своё будущее. — И ты собираешься сделать это, уничтожив весь город? В ответ он просто подошёл к Разрушителю Земли и одним движением ноги раздробил один из четырёх мечей, посаженных внутри магического круга. Руны и сигилы на мгновение замерцали, прежде чем полностью погаснуть, доводя заклинание до конца. — Разрушитель Земли был лишь приманкой, чтобы привлечь родственников Владык. Даже эти куски стали, за которыми вы охотились, были для меня ничем иным, как приманкой, — он обернулся и подошёл к двум девушкам, о которых шла речь. Риас, очевидно, пришла в сознание, но едва ли могла стоять самостоятельно. Сона поддерживала её за руку, перекинутую через плечо. Сама она выглядела не лучше из-за отрицательной реакции её собственной магии. Тем не менее, даже когда высыхающая кровь стекала по лицу, она продолжала ядовито смотреть на приближающегося Падшего. — И с их смертью я разожгу пламя войны и в огне её принесу погибель трём фракциям. — О, четверо святых, что живут в твоей стали, внемлите моему призыву и явитесь на помощь мне, — раздался голос, привлёкший внимание и Падшего, и демонов. Хоть ноги и дрожали, угрожая в одно мгновение подвести хозяйку, но Зеновия всё же стояла прямо, вызывающе глядя на своего врага. Её взгляд ни на мгновение не уходил в сторону от Кокабиэля, в то время как сама она, держа руку в стороне с широко раскрытой ладонью, готовой схватить оружие, которого пока нигде не было, выкрикнула: — Молю тебя, даруй мне свою мощь, чтобы победить врага, стоящего предо мной! Пространство перед ней исказилось, реальность изогнулась, вызвав рябь в воздухе, словно на водной глади, и осветив одну сторону её лица, когда, наконец, искажённое пространство начало излучать тусклый золотой свет. Без каких-либо колебаний она погрузила руку в искажённое пространство, глубоко, по самое плечо, затем замерла и начала вытаскивать руку уже с чем-то. И то, что она вытащила… … было Надеждой. Он сиял золотым светом, его божественность была безошибочна. Всё поле битвы оказалось затоплено аурой его присутствия и затмило даже угнетающую мощь Кокабиэля, поскольку волны благословенной энергии попросту омыли всех. Это было оружие божественного происхождения, ниспосланное с небес для помощи человечеству в самый тёмный час. Дюрандаль. Дар из рук самого Бога Роланду самому достойному из его детей. С его помощью армия в сто тысяч человек была остановлена одним лишь человеком, достойным держать меч, что способен разрезать что угодно. Он был закован в цепи из чистого металла, но что за цепи смогли бы сдержать такой меч? Сотворённые руками людскими, цепи смогли сдержать его. Один лишь поворот лезвия обрушит его хрупкие оковы, и он снова будет свободен. Она протянула руку и схватила его за рукоять, готовясь сломать то, что его связывает, но затем… … Надежда была уничтожена. Рука, что сильнее любого металла, зажала в тиски запястье, останавливая её движение. Зеновия посмотрела в опечаленные глаза Кокабиэля. — Всё это время у тебя было такое оружие, и ты решилась достать его только после того, как была побеждена? — его голос звучал словно у разочарованного отца, и волей-неволей она почувствовала, как её переполняет стыд. Но он лишь грустно покачал головой. — Похоже, несмотря на все твои навыки, тебе есть, чему поучиться. И затем он, словно тростинку, сломал её руку. Вопль абсолютной агонии вырвался из её горла и она рухнула на землю, прижимая к себе повреждённую руку. Кокабиэль отвернулся, даже не посмотрев на неё, и продолжил путь к двум своим целям. — Ты и правда думаешь, что вторая Великая Война начнётся только лишь потому что один падший решил действовать самостоятельно? — закричала Сона, когда он подошёл к ним. Даже для неё самой слова эти звучали без какой-то определённости и условности. В них звучало одно лишь отчаяние. — Владыки посчитают это не актом начала войны фракции Падших, а лишь безумством одного сумасшедшего. Остальные лидеры Падших лишь осудят тебя за то, что ты сделал. Ты ничего сегодня не добьёшься кроме как объявления охоты на себя. Ты ни за что не начнёшь новую войну в одиночку, Кокабиэль. — В одиночку? — спросил Кокабиэль с истинным удовольствием, и тень упала на них, на мгновение закрыв луну и исчезнув вновь. — глупый демонёнок, я никогда не был один. Другая тень последовала за предыдущей, а затем ещё одна и ещё, притягивая взгляды всех, находящихся во дворе, к небу. — О Боже… — пробормотала Гризельда, сразу зазвучав на свой истинный возраст, и затем обречённо прикрыла глаза. — Мы обречены. Они кружили над группой побеждённых, словно стервятники, их крылья закрывали почти половину лунного света, пока они, наконец, не спустились на школу. Чёрные перья медленно, тысячами начали падать на землю, покрывая её словно чёрным снегом. — Даже когда я пал, за мной последовали верные мне, — его ноги оторвались от земли. — Мои верные товарищи и друзья, — его двенадцать крыльев продолжали мягко поднимать его в воздух, пока он, наконец, не завис посреди новоявленной группы. — Тридцать пять тысяч мы насчитывали перед войной. Хоть нас после этого и осталось лишь двадцать сотен, никто из них не бросил меня, сражаясь до последнего, — и он улыбнулся им. — Как видишь, демонёнок, я никогда не был один. Они продолжали наступать с небес, опускаясь на крышу и территорию школы, пока, наконец, некуда было приземляться. И всё же их количество увеличивалось, они дрейфовали в воздухе, размывая сами небеса своим числом. Он протянул руку с широко расставленными пальцами, зависнув над ними, закрытый небом, целиком состоящим из легиона Падших. — И сегодня, спустя тысячу лет, мы исполним величайшее желание нашего отца. После сегодняшнего вечера, судьба всего, что лежит под небом, будет определяться лишь человеком, — выкрикнул он, подняв руку над собой. Окрашенные в чёрный небеса, ознаменовались рождением сотен копий света. И хоть только часть Падших призвала свои копья, этого было более чем достаточно, чтобы они затопили ночное небо, словно звёзды. — И начнётся это с ваших смертей, — посмотрел он на девушек, и на мгновение его глаза наполнились печалью. Но долго это не продлилось, они быстро ожесточились решимостью. — Прощайте, демоны, — и затем он опустил руку. Сотни копий света упали на них с небес, струясь вниз, словно поток горящих метеоров, и было их более чем достаточно, чтобы убить десятки. Но все они были нацелены на двух девушек. Они не могли ничего сделать и им оставалось лишь наблюдать, как за ними идёт смерть. Ослабленные и раненные, чтобы бежать, они знали, что даже если бы и могли что-то сделать, то не существовало убежища, способного защитить их от шквала такой атаки. И потому, без надежды в сердцах, они закричали от приближающейся кончины, а уши их были наполнены криками и мольбами друзей, призывающих бежать. Копья взорвались, ударив и осветив ночь светом рассветного солнца. Это были копья, созданные из самого света. Жар его был таким, что способен был сжигать с максимальной лёгкостью плоть и демонов, и людей. Лишь одного было достаточно, чтобы пробить стену. Сотни хватило бы и на целую крепость. Но, тем не менее, даже все вместе они не смогли достичь своей цели. Поняв, что всё ещё жива, всё ещё инстинктивно дрожащая от страха, Сона медленно открыла глаза лишь для того, чтобы мгновение спустя удивлённо воззриться на цветок. Пять лепестков, каждый размером со взрослого человека, висели в воздухе перед ней и Риас, закрывая их от Падших. Цветок, состоящий из лепестков, переливчатых и полупрозрачных, выглядел хрупким, словно стекло, но всё же крепостной стеной стоял между ними и Падшими. Все смотрели на щит изумлённо, не понимая, что произошло. Даже Кокабиэль удивился, но наконец он понял, в чём дело, и печальная улыбка озарила его лицо. — Почему, — спросил он с весельем в голосе. — все герои продолжают прибывать лишь в самый последний момент? Ответ ему пришёл в виде полосы черноты, упавшей сверху, проторившей массу Падших, заполонивших небо, и жёстко приземлившейся во дворе. Асфальтированная поверхность под действием силы удара разрушилась, послав в небо густые облака пыли. Ближайшие к нему Падшие неожиданно отскочили в сторону, когда он приземлился посреди них, но быстро восстановили самообладание и окружили его. Темнота ночи была сдвинута светом дюжины копий света, которые они держали в руках, указывая ими на силуэт фигуры, только начавшей появляться в оседающей пыли. — Ты ещё, во имя небес, кто такой? — выкрикнул четырёхкрылый Падший, сделав шаг вперёд и предупреждающе указав на проявляющуюся фигуру. — Кто… я? — послышался из пыли знакомый голос, и фигура поднялась, открывая миру медные волосы. — … Я… Золотисто-карие глаза всмотрелись во двор, игнорируя десятки направленных на своего владельца копий. И эти же глаза ожесточились, увидев Падших и раненых друзей. — … Я… тот, кто… Повторил он, посмотрев на улыбающегося Кокабиэля, прежде чем проговорить слова, знаменующие смерть тысяч этой ночью. — СЛИТ ИЗ ТЫСЯЧ КЛИНКОВ!Продолжение следует.