"Переплетения"

      Они гуляют по парку. Погода сегодня тёплая и радостная — бабье лето. Лучики солнца заставляют Малию жмуриться, но она улыбается. И выглядит, как поевший сметаны кот. Но Стайлзу и солнца не нужно, пока у него есть Малия. И даже в самый дождливый и пасмурный день Хейл согреет его. Они снова будут лежать вместе в кровати в обнимку. Стайлз снова будет переворачиваться с боку на бок. Ведь Стилински привык спать на середине. Но он не жалеет ни о чем. Ради Малии он готов пожертвовать всем, даже своим законным местом в центре. Малия очень любит смотреть на задумчивого Стайлза. Он тогда так смешно морщит нос и хмурится, превращаясь в совершенно несчастного подростка, так что Хейл хочется повалить его на кровать и закричать в самое ухо: «Эй, мы же победили! Неужели нельзя спокойно отдыхать?». А потом дурачиться с ним и смеяться, вдыхая едва уловимый аромат яблочного мускуса и корицы. Забыть про время. Целоваться, будто в последний раз. Малия очень любит задыхаться Стайлзом. В парке не людно — лишь пожилые пары прогуливаются здесь, редко пробегает какой-нибудь опаздывающий гражданин. Малия наслаждается свободой — простым чувством, доступном только простым людям. Асфальт в парке слегка потрескавшийся, — Хейл снимает сандалии и идёт по бордюру, балансируя руками. А потом оглядывается на Стайлза, с укоряющим видом поднимающего брошенные небрежно сандалии и заливисто смеётся. — Сфотографируй меня, — просит Малия и откидывает назад короткие волосы. Стайлз достаёт из кармана телефон и присаживается на корточки. Хейл встаёт на носочки и поднимает руки. В её глазах играют смешинки. Щелчок вспышки почти не слышен в шелесте листьев. — Ну как, получилось? — Не выдерживает девушка. Стайлз подходит и протягивает телефон. Малия хмурится и капризно заявляет: — Я здесь некрасивая. — Красивая. Ты всегда красивая, — убеждает Стилински и ловко затыкает возражение поцелуем. «Это тёплое и приятное ощущение должно длиться дольше», — Малия до сих пор мыслит инстинктами. И резко углубляет поцелуй. Они приземляются на ближайшую дряхлую лавочку. Прохожие шепчут то ли неодобрительно, то ли завистливо: «Эх, молодежь!». Но Стайлзу и Малии все равно, — они уже не замечают окружающий мир. Он будто померк, ну, или судился до двух людей во Вселенной. И это они. Когда они прерывают поцелуй, чтобы перевести дыхание, голова немного кружится, и это фантастическое ощущение полёта не прекращается. Они смотрят на друг друга. В глазах у Стайлза — янтарные крапинки, на теле — сплетение родинок (уж Малия-то знает). Стилински будто соткан из миллионов маленьких звездочек, которые образуют целые галактики. В глазах у Хейл — шоколадное безумие. В этом безумии тонет Стайлз. Тонет и не может вынырнуть. — Я хочу мороженое, — ноет Малия. — Сто лет его не ела. — Стайлз молча разворачивает Хейл и ведёт к ларьку. Там огромный выбор. Лежат фисташковые, банановые, клубничные… Хейл разрывается между виноградным и малиновым. А затем так умоляюще смотрит на Стайлза, и тот не выдерживает: — Нам два шарика в рожок: малиновый и виноградный. Сколько это? — Три доллара, — продавщица невозмутимо исполняет просьбу и протягивает рожок Малии. Та сразу жадно вгрызается в вафлю. — Прости, — бурчит она. — Обожаю малиновое, но никогда не пробовала виноградное. Хочешь? — она протягивает надкусанный рожок. Стайлз отказывается, ухмыляясь. — Ты не ела мороженое с момента аварии, верно? — интересуется Стилински. Малия мрачнеет.