Через океан.

- Хозяин прислал нас, чтобы защитить тебя и ребенка! - А почему меня надо защищать? - обернувшись, Анжелика увидела тех двух матросов, которые вместе с Никола Перро сопровождали ее в Ла-Рошель. - Стой смирно! В этот же момент ее крепко схватили за запястья. Раздался глухой стук. У ближайшего люка рухнул наземь часовой ларошельцев. И тут Анжелика увидела какое-то огромное необычное существо, похожее сразу на человека, на животное и на птицу. В неясном свете колыхался его плюмаж из красных перьев, на плечи свисало множество кошачьих хвостов. Взметнулась отливающая медью рука, и новый удар свалил второго часового. Анжелика не слышала, как появилось это существо, быстрое, как призрак. И вот уже отовсюду, перелезая через поручни, по палубе заскользили другие такие же молчаливые призраки. Как в кошмарном сне, Анжелика едва не крикнула, но ее опередили люди Рескатора. — Не кричи! Это индейцы, наши друзья! Один из них в акробатическом прыжке моментально очутился перед ней. Индеец размахивал широченной короткой саблей, украшенной красными перьями, а в другой руке держал нечто похожее на примитивный кастет: зажим с железным шаром. Прямо перед собой Анжелика увидела его лицо, словно вылепленное из красной глины и раскрашенное синими полосами. Матросы остановили его и что-то быстро объяснили, показав на Анжелику и дверь средней палубы, которую они охраняли. Индеец жестом дал знать, что все понял, и вернулся к сражавшимся. Послышались новые крики и выстрелы, затем протяжный вой и какой-то странный гам, как на ночной гулянке в портовой таверне. На палубе царило лихорадочное возбуждение. Через несколько минут Анжелика поняла: исход мятежа предрешен. Фортуна отвернулась от протестантов, их хрупкое превосходство рухнуло. На главную палубу доставили Маниго, Берна и их сообщников со связанными за спиной руками. Их небритые лица были бледны, как мел, одежда разорвана. Неожиданная атака индейцев, для начала забросавших их градом камней, застала мятежников врасплох и настолько деморализовала, что фактически они не успели оказать сопротивление. Страдальческие лица многих из них свидетельствовали о полученных ранах. Из тумана вышел Рескатор и остановился напротив пленников. Он стоял так непоколебимо, словно его угловатая фигура - квадратные плечи, талия, затянутая широким кожаным с металлическими вставками поясом, с которого свисали два пистолета в резных кобурах, длинные мышцы сухопарых бедер, обтянутых кожаными штанами - была высечена из черного камня. Поза его - слегка раздвинутые ноги, чтобы было удобнее держаться прямо на шаткой палубе, и руки за спиной - была позой судьи. - Ваша авантюра окончена, господа гугеноты, - сказал он. - Сожалею, что вы не смогли проявить свою доблесть в делах более для вас полезных. Вы посчитали врагами не тех, кого следовало, и даже не пытались распознать истинных друзей. Люди, подобные вам, часто совершают такие ошибки, за которые приходится дорого расплачиваться. Анжелика без всяких эмоций смотрела на своих бывших друзей и не испытывала к ним ни малейшей жалости. Более того, эти люди стали ей неприятны, хотя она нисколько не хотела, чтобы победа Рескатора повлекла за собой кровопролитие. Она слишком хорошо помнила недавний мятеж и ту кровавую жатву, которую он собрал. От воспоминаний, промелькнувших у нее перед глазами, Анжелику бросило в дрожь. Вот она бежит к каюте Рескатора, желая предупредить его о начавшемся бунте, вот в отчаянии стучит в запертую дверь, громко призывая его, вот он появляется на пороге - уже полностью одетый, подобранный, как зверь перед прыжком, с пистолетом в руке... Долгий взгляд, которым они обменялись тогда, был красноречивее всяких слов. "Спасайтесь, монсеньор, они скоро будут здесь", - едва успела выпалить она, и почти одновременно с этими словами где-то вдалеке прозвучал звук выстрела. "Уходите, - отрывисто бросил ей Рескатор. - Иначе они решат, что вы моя сообщница". С этими словами он захлопнул двери каюты, а Анжелика бросилась назад, на нижнюю палубу. Но, не пробежав и нескольких шагов, она столкнулась с Язоном, который всей своей тяжестью навалился на нее. — Пассажиры... напали на меня... в тумане... захватили верхнюю палубу… - Я знаю, - в отчаянии прошептала Анжелика, изо всех сил стараясь не дать ему упасть. - Это ваша вина, - он с трудом сфокусировал на ней взгляд помутневших в преддверии близкой смерти глаз и буквально выплюнул ей в лицо полные ненависти слова: - Будьте вы прокляты, чертова ведьма! Она в ужасе отпрянула от него, и капитан медленно, лицом вниз, осел на палубу. На спине у него расплылось большое темное пятно. Анжелика взглянула на свои руки - они были все в крови. Не помня себя, она снова бросилась бежать. Перед ее глазами разворачивалась ужасающая картина погрома, учиненного на корабле: свисали лохмотья разорванных парусов, упавшие реи, опутанные такелажем обломки фок-мачты придавали славному «Голдсборо» облик развалины, непоправимо изуродованной штормом. Ущерб от бури усугублялся последствиями недолгой, яростной схватки. Матросы без церемоний бросали за борт трупы убитых, которыми была усеяна палуба. Ей удалось проскользнуть назад незамеченной, но даже во взволнованном гомоне окружавших ее женщин и детей она различала команды, несущиеся с верхней палубы, звуки борьбы, отрывистый лай мушкетных выстрелов, и, прижимая к себе дрожащее тело Онорины, Анжелика горячо молила Бога о том, чтобы Рескатор остался жив. "Господи, не дай свершиться непоправимому. Иначе... иначе мы все погибнем..." Воспоминания так захватили ее, что молодая женщина не заметила, как к ней тихо подошел хозяин "Голдсборо". Отвесив ей преувеличенно низкий поклон, он проговорил: - Вы хотели попасть на острова, сударыня? Они перед вами, - Рескатор сделал широкий жест рукой. - Как только туман развеется, вы сможете насладиться их поистине невероятной красотой, - он немного помолчал, а после негромко добавил: - Вот оно, мое королевство - огромное, восхитительное. Времена года одевают его то в изумруды, то в золото. Море, на редкость синее, омывает его берега цвета утренней зари. - А как называется этот край? - пораженная до глубины души его полным лиричности тоном, что так не вязалась с угрожающим обликом флибустьера и его хриплым, надтреснутым голосом, проговорила Анжелика. - Голдсборо. Опершись на перила, он устремил взгляд вдаль, словно напрочь позабыл о своей собеседнице. А она смотрела на него жадно, неотрывно, силясь проникнуть за завесу той тайны, которая окутывала его. Ей хотелось подойти к нему, чтобы в его неиссякаемой силе найти опору для своей слабости, и в то же время она чувствовала, что он так же, как и она, нуждается в ком-то, кто разделит с ним тяготы и волнения этого путешествия. Он едва не лишился жизни, своего корабля, его друзья погибли, и Анжелика вдруг осознала, как он одинок. Один на ветру. Вот так же стоял он тогда на крутом берегу под Ла-Рошелью. Так одиноки бывают те, кто не похожи на других. И он нес это одиночество с той же непринужденной легкостью, с какой носил свой широкий черный плащ, тяжелые складки которого так красиво развевались на ветру. Набравшись смелости, она спросила: - Что вы собираетесь сделать с ними? - она кивнула на удаляющиеся в сопровождении конвоя фигуры бунтовщиков. — Сударыня, вы прибыли из Ла-Рошели, плавали по Средиземному морю, интересовались морской коммерцией. Поэтому вы должны знать законы моря. Какая участь ждет тех, кто во время плавания восстает против капитана и покушается на его жизнь? Их вешают без суда. Споро и высоко. Поэтому я их повешу. Он сказал это с полным спокойствием, но решение было бесповоротным. В ответ она наклонила голову. Горло ее перехватил спазм. - Я знаю, - сказала она глухим голосом, - их поступки заслуживают смерти. — Тогда почему вас так волнует судьба мятежников, если вы действительно осуждаете их предательство? - он испытующе взглянул на нее. - Возможно, вы беспокоитесь за судьбу кого-то конкретного, к кому испытываете нежную привязанность? - в его голосе отчетливо слышался сарказм. - Если бы все это было именно так, как вы говорите, - ответила она резче, чем ожидала, - разве бежала бы я к вам, рискуя быть застреленной в пылу схватки бунтовщиками и потерять расположение своих друзей, а особенно - своего якобы возлюбленного, чтобы предупредить вас об опасности? Губы Рескатора дрогнули в полуулыбке. - Вы правы, мадам, и я проявляю сейчас непростительную неблагодарность по отношению к вам, - он снял с головы шляпу и подмел перьями палубу перед ней. - Ведь я жив только благодаря вам, моя прекрасная спасительница! Анжелика закусила губу. Он снова издевался над ней! - Я беспокоюсь об их судьбе, потому что в свое время они спасли меня, а я помогла им покинуть Ла-Рошель, где их ожидала гибель, - запальчиво проговорила она. - Я жила среди них, мы делили хлеб. Если бы вы знали, какой несчастной я была, когда мэтр Берн приютил меня. В стране моего детства за каждым деревом, каждым кустом прятался враг, готовый на все, лишь бы погубить меня. Я превратилась в животное, которое беспощадно травили и предавали буквально все… - Мне знакомо подобное чувство, - неожиданно серьезно ответил он. - Но прошлые заслуги не оправдывают нынешние проступки. Вы - люди, за которых я несу ответственность на этом корабле, - должны подчиняться только тем законам, которые издаю я. Вам, как женщине, трудно понять, что дисциплина и справедливость должны уважаться, иначе воцарится анархия. На этой земле нельзя быть слабым. За всю свою полную опасностей жизнь я много раз убеждался в том, что слабость - причина тяжелых неудач и бесчисленных поражений. - Речь идет не о слабости, а о милосердии, - покачала головой Анжелика и, повинуясь порыву, положила руку ему на грудь, там, где билось сердце. - Я уверена, что в вас достаточно благородства, чтобы увидеть разницу. Вопреки ее ожиданиям, Рескатор не стал язвить в ответ. Он долго всматривался в ее глаза, а потом накрыл ее руку своей и слегка пожал ее. - Я обещаю подумать над вашими словами, сударыня, - проговорил он. - Но не думайте, что своими весьма спорными рассуждениями вы сможете как-то повлиять на мое решение в отношении этих смутьянов. - Я ни о чем подобном и не помышляю, - она опустила ресницы. - Но я не хочу больше смертей... Не хочу больше потерь, страданий и слез... Да, несколько лет тому назад я была полна ненависти. Но теперь я так не могу… Я не хочу больше зла. Зло - это смерть, а я... я люблю жизнь.