Настоящий злодей

— Я принцесса, я Добро, я заполучу Тедраса! — каждый божий день слышит он. И, говоря это, Софи кажется настолько далекой от них всех, насколько вообще может быть. Настоящая добрячка, настоящая красавица, настоящая Счастливица. Хорт не смотрел на себя в зеркало, да ему это и не нужно было — неказистый, уродливый, не чета всяким там принцам с их бреднями про «долгоисчастливо». В сказках было написано, что внешность не главное — Красавица полюбила Чудовище, Якоб нашел свою Мими, а злодеям и вовсе на все это было абсолютно плевать. Вот только Хорт знал — для его принцесски внешность значила все. И этим она так выбивалась из общего строя, была так непохожа на всех остальных. До Хорта медленно, но верно начинало доходить — она не Добро и не Зло. Что-то среднее. Что-то… никакое. Серое. Мнит себя доброй и заботливой, но смотрит в первую очередь на украшения и фасон одежды, предает друзей, поливает всех грязью, пользуется самым запретным колдовством и вечно нарушает правила. Какое же она после этого Добро? Зло, и самое что ни на есть Абсолютное и Великое. Когда это начали осознавать остальные, толпа ее поклонников и ухажеров мигом сменилась на леденящую пустоту, компания подружек по обоим сторонам баррикад поредела, только одна Счастливица, больше похожая на ведьму-каргу, до сих пор оставалась подле нее. Когда люди видели, кто Софи такая на самом деле, они неизменно уходили. Хорт всегда оставался. Наблюдал за ней незаметно, всячески подмазывался и пытался наладить контакт. Она его использовала в своих планах, наивно веря, что ни черта он не смыслит, посылала прочь, когда он надоедал, как-то раз даже выставляла из его же собственной комнаты. Лицемерка. Врунья, считающая себя самым добрым человеком из всех сказок. Хорт смеялся. Хорт размышлял. Хорт никуда не уходил, продолжая верить в нее, как не верил никто другой. Какая же из нее все-таки потрясающая злодейка! Несчастливец, конечно, не любил ее — на то он и Несчастливец. Ему бы детей учиться варить, злые заклинания плести да думать о том, как расстроить планы добра по обретению «долгоисчастливо», но мысли были день напролет забиты одной не в меру стервозной, но красивой одноклассницей. «Это не любовь, » — раз за разом повторял он про себя. — «Злодеи не могут любить.» Ее внешность с момента попадания в школу изменилась, Софи стала уродливее, стала… настоящей злобной каргой, в общем-то. Вера учителей в нее исчезла, как исчезли первые места в рейтинге и безграничное везение. Взгляд потяжелел, кожа потемнела, а мысли на порядок помрачнели — Хорт чувствовал. Рядом с ней не было никого и ничего настоящего. Даже ее вера в свою доброту и непоколебимость — лишь фальшивка и самообман. Парень не был таким же умным, как Эстер, или девчонка-счастливица, но не увидеть в ней их будущего лидера он не мог. Как и не мог не понять, что Чудище из пыточных камер пропало сразу после того, как Софи лишилась своих прекрасных волос. «Это все не просто так, » — чувствовал он. Несчастливец не может любить ее — какая жалость, для них «истинная любовь» не предусмотрена — но может стать ее приспешником, идти за ней хоть на край света, доверить свою жизнь и помыслы. Софи — эгоистка, она не оценит, ведь люди для нее лишь бездумный мусор под ногами (за исключением обожаемого Тедраса, конечно), вот только Хорт видит в этом самое правильное, что только возможно в его ситуации. А еще он видит победу Зла впервые за двести прошедших лет. И видит Софи, возвышающуюся над поверженным Добром, стоящую с ним рука об руку. Детские фантазии? Может быть. Что из этого правда, а что — ложь, ему только предстоит узнать. В одном Хорт был уверен на все триста процентов — если бы он мог, он полюбил бы ее больше своей никчемной жизни.