По газонам не ходить!

Кира поджимает губы, когда замечает, что Макс берёт ластик. Он стирает лишние штрихи. Потом немного хмурится, стараясь посмотреть на рисунок с другого ракурса. Брюнетка перехватывает взгляд мужчины. Она видит там отражение солнечного света, видит любовь и черты своего лица, которые написаны на бумаге. Она улыбается. Максим всегда утверждал, что у неё красивые черты. Что во всём – в разрезе глаз, в остроте подбородка, в линиях скул – сохранён такой привычный для натуральных брюнеток шарм. Странный стереотип. Максиму в такие моменты представляются обворожительные киноактрисы, вроде Вивьен Ли. Сейчас же он продолжает рисовать, с ловкостью мастера меняя карандаши и размышляя над оформлением фона. Сама Кира думает о том, что они поступают неправильно: сидят на чуть влажной траве городского парка, а рядом табличка «По газонам не ходить!». Считается ли их безмолвная беседа нарушением правил? Они не ходят, они сидят – и в этом главное отличие того, что написано, и того, что происходит в жизни. Кира осматривается. Поздняя весна в их городе обычно тёплая и солнечная. Воздух, наполненный бумом приятных ароматов, так и норовит ворваться в квартиру и почти за руку вытащить на улицу. В парке всегда многолюдно: на лавочках, спрятанных от солнца под раскидыстыми деревьями, мило переговариваются частые гости этого места – влюблённые; где-то возле фонтана прогуливаются мужчины, женщины, со стаканчиками кофе, с газетами, с серьёзными и уставшими глазами; на площадке бегают, прыгают и играют дети всех возрастов. Но сегодня четверг, середина дня, поэтому почти никого здесь нет. Брюнетка прикрывает глаза, подставляя лицо солнечным лучам. Мыслей у неё в голове много. Они, словно мотыльки у большой лампочки, кружатся и вьются вокруг одной-единственной идеи: Кире нестерпимо хочется поцеловать Макса. Вот так просто, без объяснений и каких-то условностей. Хочется только прикоснуться к его губам и понять, что это желание у них взаимно. Им редко удаётся насладиться друг другом, потому что со всех сторон окружает работа и коллеги. И если бы когда-нибудь Кира поймала золотую рыбку, то обязательно бы загадала, чтобы исчезло в мире всё, кроме них с Максимом. Со временем такие порывы становится всё сложнее контролировать. Она ведёт внутреннюю борьбу. На изнанках век она видит красивые, блестящие жизнью глаза, нежную полуулыбку, лёгкую небритость. Она видит, но ей хочется большего. Поднимая ресницы, она замечает, как мужчина прикусывает карандаш. Дыхание у него чуть тяжёлое, словно он делает что-то физически трудное. И в голове у Киры волнами о берег здравого смысла плещутся самые неприличные картины. Брюнетка прячет бесстыжие глаза за волосами. У неё нет этого глупого условного рефлекса с предательским румянцем на щеках, но глаза постоянно подводят. В них обычно то, что она прячет как можно глубже в мысли и поднимает на поверхность только при необходимости. Сейчас это получается спонтанно, произвольно, и она не успевает перехватить. Но рада тому, что Макс не обращает внимания, будучи погружённым в творчество. Кира неуверенно перекладывает ноги и пытается понять, как ей удобнее всего сидеть. Так хотя бы выражение лица умное. Брови у неё собираются на переносице, волосы ещё больше падают на глаза, и Максим недовольно фырчит: - Так и будешь ёрзать на одном месте? – голос у него с приобретённой хрипотцой, но звучит слишком естественно и даже слегка завораживающе. Кира вздрагивает лишь от неожиданности. – Не могу поймать свет и тень. Замри. Я ещё не закончил. Она слушается. Тень от деревьев, которую так хочет зарисовать Макс, теперь падает брюнетке прямиком на руки. Она опускает туда только глаза и рассматривает их с маниакальной внимательностью. Выступают вены, кольцо оставляет едва заметный след, лак на ногтях играет цветами радуги. Почему-то хочется вальяжно прорисовать этим пальцем, где кольцо, кривую линию от мочки уха до плеча, обвести контур губ Максима, а потом ногтями исполосовать спину. Так, что на следующий день проявятся красные с фиолетовым царапины. Так, что мужчина ещё не раз вспомнит и попросит больше не делать такой маникюр. Кира сглатывает. Ей от этого наваждения совсем некуда деться. Оно преследует её повсюду: и в мыслях о Максе, и в мыслях о себе самой. Становится как-то жарко. - Ма-акс, – тянет она, когда отрывает взгляд от перепрыгивающей с ветки на ветку птицы. Кажется, скворец. — Давай поиграем в «Правду или действие»? Максим поднимает голову и взглядом как бы спрашивает «Зачем?», на что брюнетка пожимает плечами. Она и правда не знает. Ей настолько невыносимо просто смотреть на него, что она готова всякой ерундой заниматься, лишь бы остудить разум. Руки снова немного дрожат. Мужчина взмахивает в вохдухе карандашом и соглашается. Облегчённый выдох Киры слышит, наверное, весь город. - Правда, – между прочим бросает Макс, возвращаясь к рисованию. Ему ни горячо, ни холодно от этой игры, потому что всё, что важно сейчас, — закончить портрет. Он отдаёт себя искусству полностью: и головой, и душой, и телом. Кира составляет в голове вопрос только пару секунд, а потом серьёзно так, с придыханием спрашивает: - Что бы ты выбрал: бесконечную жизнь или бесконечные денежные средства? - Жизнь. Бесконечную, конечно, – он проводит рукой по волосам. Взгляд всё ещё устремлён на листок, но Кира почему-то явственно ощущает этот зрительный контакт на себе. Она чувствует бегущие по спине мурашки и сводит лопатки, заглушая непонятную дрожь. – Правда или действие? - Правда. - О чём ты сейчас думаешь? – вопрос ударяет в лоб и сбивает с ног. Лёгкие брюнетки отдают последнюю порцию кислорода, и она почти начинает задыхаться, но берёт себя в руки. Максима не смущает пауза. Он рисует, пока ждёт хоть какого-нибудь ответа. А он встаёт у Киры поперёк горла. Понимает, что врать не может, но и от правды самой-то немного стыдно. В мгновение она решает смягчить фантазии: - О том, что хочу тебя поцеловать, – она закусывает губу, представляя, насколько сильно желает удержать это мгновение: после того, как честно призналась, но и до того, как он что-либо ответил. Эта тонкая грань, где они оба ещё не понимают своих чувств к друг другу, хороша ровно до её нарушения в одну из сторон. Кире кажется, что бешеное биение сердца в её груди можно уловить из любой точки мира. Максим смотрит, как будто не верит. В его глазах мелькает какая-то смешинка, и он откладывает рисунок, карандаши и ластик на траву. Долго разглядывает Киру, изучает черты её лица, изгибы тела. Всё это словно в первый раз. На ум приходят воспоминания об их встрече, когда брюнетка только пришла в агенство по одному из дел. Она понравилась ему сразу. Было в ней что-то такое, что заставляло его ноги подкашиваться и что влечёт к ней до сих пор. Макс улыбается. Он поднимается на ноги, помогает подняться Кире, подавая руку, и заключает её в свои объятия. Она думает, что со стороны эта сцена выглядит как киношная: эти дешёвые мелодрамы глубоко въелись в разум. А он наклоняется и целует. В голове у брюнетки взрываются сотни фейерверков, и она, будучи абсолютно в себе уверенной, отвечает на поцелуй. Они крепко прижимаются друг к другу, впитывая родное и такое необходимое им обоим тепло, боятся, что сейчас это наваждение может просто развалиться. И тень от кроны дерева падает прямо им на лица. Кира уже не думает, что они поступают неправильно. Рядом табличка «По газонам не ходить!». А они не ходят, они стоят. Это считается?