***
В его постели Джиллиан была хрупкой и печальной, хоть и стонала от его прикосновений. Позже он успокаивающе гладил женщину по спине, пока она рыдала, вцепившись зубами в его плечо: «Я знаю, милая, я знаю». А потом Фостер одевалась в полном молчании. «К черту», – думала она. – Я не буду говорить с тобой об этом, – произнес мужчина, глядя, как она уходит. Стоявшая в дверях Джиллиан обернулась и посмотрела на него. – Но ты и так это знаешь, – добавил Кэл. – Иногда нужно услышать то, о чем уже знаешь, – ответила она. – У вас с Алеком все будет хорошо. Оба знали, что это неправда. Она поймала такси, которое увезло ее домой, к мужу. Увезло подальше от Кэла Лайтмана и тех фейерверков, которые вспыхивали в ее мозгу каждый раз, когда он на нее смотрел.***
Они были деловыми партнерами уже год, а знали друг друга еще дольше. За это время Джиллиан привыкла к нежным прикосновениям к своей спине, легким толчкам плечом, к его ладони поверх ее в моменты стресса. Но теперь она переспала с ним. Теперь она знала, каково это видеть его лицо над собой в полной темноте. И Фостер попыталась отстраниться: отгораживалась от него письменным столом, когда они оставались в кабинете одни, в группе людей отходила от него подальше. Но это не работало. Казалось, Кэл просто не замечал происходящего, чего раньше никогда не было. Но он держал свое слово и не заговаривал с ней о произошедшем. Джиллиан же молчала, потому что не хотела, чтобы он начал читать выражения ее лица, как только она заговорит. В этом и состояла одна из сложностей работы с Кэлом: он всегда знал, чего хочет Фостер, еще до того, как она успеет воплотить задуманное в реальность.***
Какая-то ее часть, ее эго, не желала признавать, что с браком покончено. Только не таким способом. Фостер говорила людям, что она – что они – «эксперты по лжи», так что ей должно было быть виднее, она должна была увидеть реальность сквозь ложь Алека. Та же ее часть, ее эго, не хотела обсуждать этом с Кэлом. Собираясь уйти, Джиллиан упаковывала вещи и туалетные принадлежности. Обеспокоенный Алек топтался в гостиной. В какой-то момент он зашел в комнату и сказал: «Слушай, я все улажу, это пустяки». Женщина даже не прервала своего занятия, чтобы взглянуть на него. Он уже говорил, что сожалеет. Второй раз извиняться Алек не стал. Правда заключалась в том, что она знала, что больше не любит мужа еще до того, как все открылось. Она сторонилась его. Допоздна задерживалась в офисе, брала работу на дом и уставлялась в экран ноутбука, когда Алек начинал готовиться ко сну. В кровати она сворачивалась калачиком на своей стороне, спиной к нему, и притворялась спящей. Фостер думала, что оставалась с мужем, потому что была должна, потому что обещала, потому что он был хорошим человеком. Случившееся же стало для нее невероятным унижением, но вместе с тем принесло и огромное облегчение. Джиллиан убедила себя, что им с Кэлом не обязательно все обсуждать. Работая вместе, они понимали друг друга без слов. Кэл немного наклонял голову – она начинала допрос; он делал вдох – она закрывала дело. Фостер знала, когда взяться за подозреваемого, когда отойти в сторону, когда позвонить Эмили. Он же знал, когда она нападала на след, и знал, когда оставить ее одну, позволив самой рассмотреть все мотивы. А ведь между ними было так много невысказанного. На один день Джиллиан уверила себя в том, что все идет как прежде. Но Фостер никогда не лгала ему. Поэтому, когда Лайтман спросил, просто ответила: "Мы с Алеком расходимся. Я переезжаю". Естественно, он уже знал.***
Джиллиан ничего не сказала Кэлу, когда все ее вещи были перевезены из дома, который теперь принадлежал только Алеку. Ничего не сказала о новой квартире и длинном ряде коробок, выстроенных вдоль стены в коридоре. Она не хотела, чтобы он думал, будто все это имело к нему какое-то отношение, хотя, конечно, имело. Фостер подготовила целую речь в своей голове, но он просто протянул ей бутылку шампанского, украшенную лентами, и ушел.***
День ее рождения наступил через две недели после переезда. Она проснулась одна в пустой квартире и, потянувшись, произнесла вслух: «С днем рождения меня». Алек, будучи Алеком, наверняка купил ей подарок еще за месяц. Что бы он ни натворил, всегда ожидал, что она останется. Фостер представила его, держащего в руках серьги или духи, неуверенного, стоит ли их выкидывать. В офисе был торт и праздничные песни. Сжав челюсти, Лайтман смотрел, как она задувает свечи. Больше в этот день Джиллиан его не видела. В тот вечер он ждал ее на ступенях, ведущих к ее квартире. Он всегда вторгался в ее личное пространство, постоянно подходил совсем близко и тут же ускользал. – Что ты здесь делаешь? Кэл указал на пакет перед собой, вытащил оттуда бутылку виски и два красных стакана. – С днем рождения, милая. Он всегда вторгался в ее личное пространство, постоянно подходил совсем близко и тут же ускользал. Она отпила из своего стакана, а потом взяла его за руку, заставляя подняться, и повела в квартиру.