Заживо погребенный

Реакция Леи была вполне предсказуемой, но все равно задевала. Она его дочь, хоть и не признает этого. А Вейдер действительно не привык ни от чего отказываться. Он не отказался от сына и не откажется от дочери. В первом их личном разговоре он уже полез ее учить — сработали родительские инстинкты. Но Вейдер знал, что ей это не нужно. Просто хотелось предупредить, чтобы девочка не совершила его ошибок. Чтобы поняла, что он ей не враг. Сын понял, потому что хотел понять. Люку был нужен отец. А Вейдер отлично понимал, что никогда не займет место Бейла в сердце дочери. Он знал это. Главное — он узнал, что дочь жива и невредима, что Палпатин ничего с ней не сделал. И, увидев Лею, ситх испытал огромное облегчение. Двадцать лет назад он потерял жену и неродившихся детей, и то, что дети оказались живы, уже было для него чудом, особенно учитывая их знакомство с его уже покойным учителем. Вейдер ощутил странное беспокойство за жизнь дочери, когда увидел ее световой меч. Он многое хотел сказать ей, но девочка встретила его обвинениями. Ситуация повторялась, и он знал лишь единственный выход — ответить и уйти, потому что остыть эмоциям могло помочь только время. Уходить на самом деле не хотелось, хотелось высказаться, но он знал, что здесь слова бесполезны. По крайней мере, его слова. Но Вейдер так и не нашел ответа на главный вопрос: чего хочет принцесса? Если его покаяний и просьб о прощении, то зря. Ибо человек, который не простил себя, не может просить об этом других. А вот чего хочет эта девочка? Что ж, ему предстоит долгая и упорная работа, но опыт общения с одним своим ребенком у него уже был. Разум твердил, что разговор прошел так, как и должен был; чувства упорно противоречили ему, говоря, что он многого не сказал. Так что ситх предпочел не разрешать этот конфликт, а заняться работой — разобраться с тем, что натворил сын во время его краткого отсутствия. Знакомая камера с серыми стенами, с высшим приоритетом безопасности, из которой практически не сбежать одаренному. Он сам занимался ее конструированием, когда узнал о сыне, и приготовил ее на случай, если Люк окажется менее сговорчивым. Скайуокеру все-таки пришлось провести в ней два дня, чтобы несколько разобраться в своих мыслях. Как ни странно, камера оказалась эффективным средством в воспитательной деятельности. По крайней мере, отпрыск задумался о серьезности ситуации. Ранее Люк наивно полагал, что отец отпустит его в Альянс. Вейдер же своего сына не желал отдавать ни Восстанию, ни Императору, ни тем более смерти. Джейд привстала с тюремной койки, вздернула вверх подбородок и поправила копну огненно-рыжих волос. Изумрудные глаза смотрели с вызовом — где-то ситх уже видел такой взгляд: когда даже стопроцентной смерти человек не готов сдаться легко. Так смотрят те, кто предпочитают борьбу оправданиям и собственным страхам. Так смотрел на него собственный сын на Беспине, понимающий, насколько силен враг, но не готовый отступить перед этой Силой. Но вызов во взгляде девушки на секунду пропал, сменившись болью. Ей лгали всю жизнь, лгал человек, которому она доверяла, который учил ее, заботился о ней. И именно этот человек отправил Мару убить членов ее семьи. Люк оказался прав: смерть намного предпочтительней жизни с такой правдой. По крайней мере, сейчас. Сын был прав, потому что с ним поступили практически так же. Насколько Люк с Джейд оказались похожи, Вейдер понял только сейчас. Только у Люка все-таки было хоть какое-то подобие нормального детства. — Вы убили его, — в словах ни вопроса, ни вызова, лишь подтверждение. Она знала — почувствовала в Силе, потому что на момент смерти ментальной связи между ней и учителем не было. Сейчас Мару с Палпатином связывали только воспоминания, да она и не знала другой жизни. Однако Император научил ее быстро ориентироваться в любой ситуации: — Чего вы хотите? — в голосе Мары звучит дерзость. «Ты же понимаешь, что после смерти Палпатина ты никому не нужна и уж тем более не особо нужна мне. Убивать действительно легко, и я могу сделать это прямо сейчас — одно касание Силой, и твоя жизнь оборвется. Но что в тебе особенного, Джейд, кроме хорошо развитого инстинкта самосохранения? Что в тебе увидел этот светловолосый мальчишка? Ведь он тоже готов был тебя убить, Сила слишком хорошо помнит мысли и намерения, она сохранила напряжение, которое витало тогда. Мальчишка просто давил на тебя. Еще немного, и с тобой было бы покончено. Той ночью Люк оборвал много жизней, так почему пощадил тебя? Успел провести аналогию с собой или это было очередное Веление Силы?» — Я предлагаю тебе выбор, — Вейдер сделал паузу. — Точно такой же, какой ты предложила моему сыну. Мара знала, что Люк в тот напряженный момент играл с опасной правдой. Мальчишка в который раз с легкостью поставил свою жизнь ради неясного выигрыша, и узнал от Джейд о Лее. — Присоединиться или умереть, — произнес ситх. Джейд хмыкнула, уловив юмор ситуации. Это был действительно тот выбор, который она хотела предложить Кайлу Наберрие. — Твой первый самостоятельный выбор, — заметил Вейдер. — Император... — Палпатин всегда давал только иллюзию выбора. — А вы разве нет? — Допустим, я выпущу тебя отсюда. И какое у тебя будущее? Охотница за головами? Танцовщица? — А что можете дать вы? — А чего ты хочешь? Подумай. У тебя есть полчаса на то, чтобы определиться с решением. Думаю, моему сыну ты бы этого времени не предоставила. Вейдер вышел из камеры. Если Джейд заговорила о цене, то она согласится. У всех есть своя цена, в том числе и у его сына. И у дочери тоже. Но чего хочет последняя, Вейдер не знал. Столько дел и так мало времени. За Джейд надо приглядывать. Похоже, пора вводить новое правило в отношения с сыном: ты в ответе за того, кого спас. Ведь по-хорошему наблюдать за Джейд нужно поручить именно Люку. Вот только если учесть тот факт, что этим двоим было поручено друг друга убить, да еще плюс некоторое нервное напряжение сына... Ему придется забрать Джейд с собой на Корусант, хотя он бы предпочел вернуться туда со своими детьми. Но Лея точно решит лететь в Альянс, а сын даже и не думал воспользоваться долгожданной передышкой и присоединился к Криту в охоте за Пейстажем. Предательство джедаев сильно задело Люка, но впереди сына ожидает новое испытание — встреча с бывшими союзниками и друзьями. Ситх знал, как на сына будут смотреть бывшие соратники. Более того, он предупреждал мальчишку, что его вполне могут счесть предателем. С ним останутся только самые верные, Соло, например. Вейдер точно знал, что от надоедливого кореллианца ему не избавиться. Забавно было вспоминать свою встречу с Соло на "Исполнителе". Позы, движения и жесты говорят порою намного больше слов. Когда Вейдер зашел в комнату, кореллианец сам не заметил, как загородил собой Люка от ситха. Главнокомандующий даже улыбнулся под маской, заметив подобную верность у контрабандиста, который не знал, что ситх не является врагом собственному ребенку. Соло не выказал страха, наоборот, ему хотелось многое высказать Вейдеру, но он сдержался из-за мальчишки. Кореллианцу было абсолютно все равно, что отцом его друга оказался главнокомандующий Империи; он не привык отказываться от друзей и уж точно не откажется от дочери ситха. Впрочем, Вейдер отлично понимал, что не имеет права вмешиваться в жизнь Леи. А еще надо определиться с местом своего ученика в Империи. Вопреки мнению его врагов, Вейдер умел быть благодарным. Крит не думал о будущем, он был сосредоточен только на мести, но осуществлению его планов помешал именно Скайуокер, его сын. Что ж, Вейдер постарается это компенсировать. Да и самим сыном тоже стоит заняться, после того как Вейдер несколько разберется с Империей и Альянсом. Люку нужно бы заняться образованием. Мальчишка достаточно талантлив, но знаний пока явно не хватает. Радует, что сын умеет быстро учиться. И лучше всего Скайуокеру заняться этим на Корусанте, поблизости от отца. Тем более, мальчишке придется научиться разбираться в политике, хочет Люк того или нет. Забавно, что он, Император, чьи приказы даже не обсуждаются, должен собственному сыну не только объяснить, но и убедить в необходимости этих решений. С принцессой ему предстоит более сложный путь, чтобы просто не быть друг другу врагами. Интересно, в кого его дети такие упрямые? Для блага Империи хотелось верить, что не в него. * * * Ну и кто из джедаев решил, что Темная сторона — это легкий путь? Как Люк выяснил, этот способ требовал достаточно жесткого самоконтроля и способности резко вспыхивать и остывать. От джедаев всегда исходит ровное свечение, а от темных одаренных — вспышками. Тьма бывает разной: та, что есть в самом форсъюзере, и та, что является частью мироздания. И одаренный должен решить, что именно использовать: свои эмоции или чужие. Но, тем не менее, они не должны затмевать разум, а вливаться в Силу, усиливая напор. В Тронном зале он смешал свои и чужие страх и боль и в итоге слишком глубоко погрузился в Силу. Отцу удалось позвать его обратно. Как выяснилось, подобное часто происходит, и самому Сидиусу когда-то пришлось звать Вейдера из Тьмы. Отец посоветовал ему все же пытаться использовать чужие эмоции, но в допустимых пределах, так, чтобы не тонуть в них. Если только Люк не хочет познакомиться с неприятными последствиями. Какими именно, ситх не сказал, просто добавил, что и Свет, и Тьма в абсолюте одинаково губительны. После кратких пояснений отца Скайуокер не только не видел легкости во всем этом, но и понял, что взгляды ситхов и джедаев насчет Силы несколько различаются. Но отец и не собирался навязывать ему свою философию, просто сказал, что именно Люк ответствен за свои действия. — Получается, я пал? — Ты жалеешь о том, что сделал? Скайуокер помотал головой. Как ни странно, он не жалел, он сделал то, что считал нужным. — Мальчик, падают совсем не так. Вот если бы ты был джедаем, тогда это действительно было бы страшно. — Почему? — Джедаи подавляют чувства, эмоции и инстинкты. Инстинкт продолжения рода, например. Люк хмыкнул. Предписанный кодексом джедаев целибат отец когда-то просто проигнорировал. Да и правила ситхов он не соблюдал полностью. У Дарта Вейдера всегда были собственные правила и свой персональный кодекс. — Для них Тьма — это безумие. Это как всю жизнь не слышать и не видеть и внезапно прозреть. Джедаи не могут это контролировать и сходят с ума. Ни одному ситху не натворить того, что смог бы натворить действительно павший, поэтому Тьма для них и опасна. — Тьма инстинктивна? — удивился Скайуокер. — Ты призвал ее, повинуясь инстинкту. Инстинкту самосохранения в частности. Ты призвал ее для защиты. Теперь тебе предстоит научиться различать, когда существует реальная угроза, а когда нет. Люк, твой оттенок в Силе, возможно, и изменился, но незначительно. И таким, как Палпатин, ты не станешь. Люк признал, что все эти знания для него очень важны. Особенно сейчас, когда кажется, что сама Сила изменилась вокруг него от того, что он сделал этот шаг на границе между Темной и Светлой стороной. Ему нужно понять, что, независимо от направления, он не изменяет себе. Вот только чувство вины беспрестанно грызло его изнутри. Ведь чем больше времени отец объясняет ему все это, тем меньше времени остается на общение с дочерью. И, судя по эмоциям отца, разговор с Леей вышел не очень приятным. * * * — Привет. Я полагаю, ты многое ему высказала, — заметил Скайуокер. — Люк, он... — Знаешь, а мы действительно близнецы, — перебил он. — Я тоже вначале этим занимался. Люк всегда считал, что Лея взрослее его, что она более мудра и рассудительна, и ему никогда не стать таким. Но, как выяснилось, общие черты характера у них были. — И у тебя это получается определенно лучше, нежели у твоего брата. Я тогда много чего высказал... — Люк решил ни за что не отступать. Принцесса удивленно приподняла брови. — Но ты же обычно такой спокойный. Люк улыбнулся. — Ты ему об этом скажи. Скайуокер очень хорошо помнил события полугодовой давности. Он сдался в плен, чтобы встретиться с Вейдером. Тогда прозвучало много глупых и наивных слов. Он еще не понимал, сколько значит для Вейдера Империя, и звал отца в Альянс, просил вернуться на правильную сторону Силы, наивно веря, что Энакина Скайуокера еще можно вернуть. Его привели к Императору, к одному из самых ужасных людей в Галактике. Бой с отцом. Отброшенный клинок. Далее Палпатин нещадно поливает его молниями Силы, а младший ситх стоит рядом и равнодушно смотрит, как на его глазах убивают его ребенка. Тогда Люк считал, что это конец. Он понял, что ошибся, очнувшись в палате возле того самого ситха, который равнодушно смотрел, как его убивает Император. Вейдер заявил Люку, что спас его, но теперь все считают его мертвым. На вопрос, что он с ним собирается делать, ситх не ответил. Тогда Люк почувствовал себя в ловушке, будто его загнали в угол, потому что его судьба была целиком и полностью в руках этого человека. Тогда он понял, что, возможно, никакого Энакина Скайуокера на Светлой стороне и не существовало. А он сам добровольно вручил себя ситху, сдался врагу, который хочет заставить его подчиняться своим приказам. Позже Люк узнал, что приказной тон просто был привычкой главнокомандующего, но в те моменты он кипел от негодования, тонул в собственных эмоциях и вспыливал. За него пытались решить его судьбу и при этом ничего не объясняли. В то время Люк сам запутался в собственных эмоциях, в недоверии, страхе и гневе. Близкое присутствие отца давило на него. Он был в легком ужасе, когда во время спора на железной двери появилась вмятина. До Скайуокера дошло, что именно он это сделал. «Прекрасно, — подумал он, — мало того что в плену у Империи, так еще и до Темной стороны недалеко осталось. Все прямо по плану ситха». Люк злился на Вейдера и на себя. Казалось, что главнокомандующему совсем не было дела до его эмоций. Он лишь посоветовал Скайуокеру успокоиться и разобраться со своими эмоциями и удалился по своим делам. Отрешиться от эмоций не получалось, от попытки предвиденья нестерпимо болела голова, будущее было малопонятным и откровенно пугало. Тогда Дарен дал ему очень хороший совет: попытаться понять. Ведь их главной ошибкой было именно отсутствие понимания друг друга. Забавно, что именно доктор пояснил, в чем их главная проблема. Человек, который совершенно не разбирался ни в Светлой, ни в Темной сторонах. Человек, хоть и служивший на военном корабле, но не видящий смысла в гражданской войне. Дарену Колу просто не нравилась эта ситуация, чисто по человеческим причинам. Ему казалось неправильным, что отец и сын оказались по разные стороны баррикад. Выслушав его, Люк впервые направился к отцу сам, чтобы поговорить. И в апартаментах его встретил не враг, а человек, который, как выяснилось, беспокоился о нем. Присутствие ситха перестало давить на Люка, потому что Вейдер все-таки был прав: он был его отцом и совсем не желал своему сыну зла. — У меня эта стадия несколько дней продлилась. Сама понимаешь, я совсем не обрадовался инсценировке своей смерти и не сразу понял, что он это сделал ради моей безопасности. Я много чего тогда наговорил. Впрочем, как выяснилось, у него тоже был ко мне ряд вопросов. Пальцы сами собой впились в подлокотники кресла. Эти вопросы в исполнении отца напоминали больше допрос. — Люк, насколько это было плохо? Голубые глаза посмотрели на принцессу с недоумением. Но Лея понимала, что она должна знать правду, несмотря на то, что ей страшно осознавать, что она чуть не убила Скайуокера. — Что именно? — переспросил брат. — Взрыв, — едва слышно проронила она. Юноша поджал губы. — Он не должен был говорить, — с неудовольствием заметил Люк. — Насколько это было плохо? — сестра была неумолимо упряма. — Лея, ты не знала, — попытался защитить ее брат. — Он тоже, — тихо произнесла принцесса, удивляясь неприятной аналогии семейного сходства. — Сестренка, я просто не помню. Когда очнулся, тут же появился отец. Дарен говорил, что он часто заходил, пока я был без сознания. Конечно, Люк помнил гораздо больше, но посвящать в это сестру не хотелось. Однако карие глаза требовали ответа. — Какие травмы? — предположила сестра. — Лея, я не помню даже своего диагноза. Дарен как-то хотел мне его прочесть, но я заснул. Меня больше беспокоил вопрос, как бы побыстрее покинуть больничное крыло, так как, сама знаешь, это не самое мое любимое место. Между прочим, сейчас для тебя актуальный вопрос. Потому что Дарен подчиняется только приказам главнокомандующего. Люк помнил, как отец показал ему еще в палате способ открывать замки и глушить камеры Силой. Впрочем, вскоре Вейдер сам посчитал разумным перевести сына в его же апартаменты, что сберегло нервы и врачу и самому отпрыску. — А он испугался за тебя. Принцесса встретила его слова непередаваемым удивлением. Отец предпочитал молчать о своих чувствах, и Люку пришлось проделать немало, чтобы узнать этого человека. — К тебе приставили охранников, но их убили. Мы действительно не знали, где ты. Первое время он даже не хотел говорить мне об этом. — Почему? — Он многое сделал, чтобы я не лез на рожон. Другой бы на его месте предпочел бы просто избавиться от сына-повстанца. Таркин, наверно, ради этого целую планету уничтожил бы, лишь бы избежать позора. — Вейдер послал Крита искать тебя, но безрезультатно. Повстанцы ничего не знали, шпионы во дворце тоже ничего не сообщили. Он рад, что ты по крайней мере жива. — Он... — начала Лея. — Лея, он не хочет быть тебе врагом. Надо же с чего-то начинать. Между отцом и сестрой зияла непроглядная пропасть, зацепиться было практически не за что. Люк вздохнул. В конце концов, они с отцом тоже не сразу начали хорошо общаться. Первыми темами для разговоров были техника и полеты. Любые другие вызывали споры. Потом отец решил помочь ему с навыками в фехтовании, позже была экскурсия по Фондорским верфям. Отец старательно искал что-то, что связывало их. В процессе общения они, несомненно, наделали немало ошибок. Люк понял, что тему здоровья отца лучше не поднимать и в прошлом тоже лучше не копаться. А вот Вейдер хотел знать о сыне все. Они смогли продвинуться в общении, потому что хотели этого. А вот где здесь зацепиться отцу с Леей? Люк знал только одну вещь. — Вам еще на политическом поприще встречаться, — напомнил Люк. Он знал, что единственное, что заставит Лею общаться с Вейдером, это долг. Сестра была ответственна за Восстание. — Ты сама говорила, что иногда нужно поступиться личными чувствами ради долга, — добавил брат. Это действительно были ее слова. Люк использовал против нее ее же высказывание. — И ты мне напоминаешь о политике, — усмехнулась принцесса. Она привыкла считать брата неопытным наивным юнцом. Вот только этот мальчишка, похоже, повзрослел, находясь рядом с таким человеком, как Вейдер. Или же он давно был взрослым, просто ей было удобно этого не замечать. — Сам в шоке. Мама была политиком, а я, похоже, исключение в нашей семье. — Ты уверен? — Абсолютно. Меня сейчас политика интересует только из-за шанса прекратить войну. Сестра чему-то улыбнулась. Похоже, он чего-то не видел или не понимал. У Леи было больше опыта в этом деле. Люк почувствовал приближающееся присутствие Крита. — Лея, мне нужно встретить Хана. * * * Мара стояла в коридоре, ожидая, пока Вейдер уладит свои дела. Желание сбежать было просто огромным, хоть здравый смысл и твердил, что сделать это было бы сложновато. Но главным фактором, сдерживающим ее, являлось понимание, что в случае такой попытки Вейдер предпочтет избавиться от нее. — Привет, рыжая, — прозвучал звонкий голос. Светловолосый мальчишка подошел к ней. — Не боишься? — усмехнулась она. У каждого выхода из коридора стояло по несколько штурмовиков из 501-го легиона. — Ну, учитывая, что у тебя ранее был приказ меня убить, глупо начинать бояться тебя прямо сейчас, — заметил Люк. — Ты все знал, — сказала она, поправляя волосы. Вот и причина, по которой юноша никак на нее не реагировал, предпочитая близко не подпускать к себе. — Вейдер мне рассказал. — Ты хорошо держался, — усмехнулась Джейд. — Никогда не пытался меня избегать. — Дело в том, Мара, что у меня тоже был приказ. Такой же, как и у тебя, — честно признался Люк. Фермерским паренькам честность свойственна гораздо больше, чем жителям столицы. Но вот в исполнении этого юноши честность казалась просто убийственной. — Но ты его не выполнил. Мальчишка помотал головой. — Просто у меня была более свободная формулировка.