Разбуди меня

***

«Слышите тиканье моих часов? Прислушайтесь внимательней: тиканье созвучно биению вашего сердца. Загляните мне в глаза. Не над ними, не в сторону, прямо, в самые зрачки» [Джарвис Тетч (Безумный Шляпник) ]

      Темнота.       Черный купол, сотканный из струящейся сумеречной дымки.       Медленно открывает глаза. Не видит ничего, кроме кромешной и пугающей тьмы. Сейчас она не понимает ничего, только неторопливо скользит своими карими глазками по куполу. Ей несвойственно бояться, ведь она еще не осмыслила, в какое место попала её душа. Её окутает пеленой волнения, липкого страха и беспомощности, когда мелкие детали цепочки выстроятся в правильную линию. Как обычно. Как всегда.       Я с точностью до секунды знаю каждый взгляд и вздох любого угодившего сюда. Все эти людишки, попадающие в гипнотическое состояние, теряются, бьются в немой истерике и изнемогают от страха, а после идут со мной в мой мир.       Правда, звучит потрясающе?       Мне приятно смотреть на их испуганные лица, когда они ненароком находят меня в темноте. Видят существо, сидящее на железном стуле с резной спинкой, и пугаются, будто видят саму Смерть. Хотя это недалеко от правды.       Я слышу её слабый вздох. Грудь медленно поднимается, а рука сжимает шелковистую простыню.       Скоро начнется представление.       С удовольствием наблюдаю за ее попытками осознать местонахождение. Знаете, ведь Вы, люди, так наивны и предсказуемы. Кажется, она хочет подняться. Девушка садится на краешек кровати и сонно потирает глаза (определенно, красное платьице ей к лицу). Я никогда раньше не видел человека, так заинтересованно осматривающего здешнее место.       Меня забавляет её любопытство. Немного запрокидываю голову назад, опираясь на спинку стула. Я замечаю на себе её любопытный и слегка взволнованный взгляд. От него пробирает непонятная дрожь. На меня еще никто так не смотрел.       Я пытливо всматриваюсь в её лицо, на что она отвечает вопросительным взглядом. Мои губы изгибаются в ухмылке.       — Здравствуйте, — тихий, но уверенный шёпот долетает до меня. Она сидит немного сконфуженно, теребя атласную каёмку пышной юбочки.       — Доброго времени суток, — я очаровательно ей улыбаюсь. — Как Вы себя чувствуете, миледи?       — Спасибо, месье, все отлично, — теперь я вижу её в полный рост. — Если Вас не затруднит, не могли бы Вы назвать моё местоположение?       Её строгий и любезный тон пробудили во мне сильную волну смеха.       — Не хотите ли чаю? — она одарила меня странным взглядом, но всё же кивнула. — Знаете, Мисс Грейнджер, обычно хороший разговор начинается с чашечки изысканного чая, а тот, который есть у меня, вы навряд ли пробовали.       Её лицо озаряет улыбка, а в глазах зажигается огонёк, доныне незнакомый мне. Я жестом указываю ей место напротив себя.       Стук её небольших каблучков раздается в пространстве отчётливо и даже слишком громко. Она идет к предложенному месту уверенной и статной походкой. Походкой сильных женщин, которых я мало видал за всю свою долгую жизнь. Садится напротив и любопытно рассматривает каждый изгиб железных ножек стола. Жгучий интерес сияет в её глубоких зрачках. О Святые Небеса, откуда в сей миниатюрной даме столько заинтересованности?       Она избегает зрительного контакта даже тогда, когда я со всем старанием, присущем мне, наливаю в фарфоровую чашечку ароматный напиток. Такой приторный вкус бергамота, смешивающийся с легкой кислинкой жёлтого цитрусового плода, я всегда любил его. Неспешно ставлю чашку, подаю ей маленькую ложку и щёлкаю, тем самым заставляя стол забиться разными пряностями, которые только были в моих кладовых. Она смотрит на это с неким удивлением, но всё ещё не решается поднять глаза на меня.       — Ну же, Мисс Грейнджер, не стесняйтесь, — елейно произношу я, — чувствуйте себя как дома.       — Благодарю, — шепчет в ответ, помешивая ложечкой еще не растворившийся в чае сахар. — Полагаю, требовать от Вас объяснения сию же минуту будет неуместно.       — Конечно, мадам, — она отхлёбывает глоток и поспешно ставит чашку на блюдце, внимательно наблюдая за мной. — Я — Гипнос, Бог Сна…       — Сын Ночи и брат Смерти, — я улыбаюсь, слыша это утверждение, хотя резкое прерывание моей речи ударило по самолюбию.  — Вижу Вы интересовались моей биографией?       — Да, но ваш вопрос слегка не корректен. Я не интересовалась именно Вашей биографией, а нашла вполне любопытным и увлекающим познание мифов всей Греции.       — Раз так, то что скажете обо мне и моей жизни, Мадемуазель? — на этом слове она слегка вздрагивает, видно кто-то уже называл её так.       — Это не сложно, Вы - сын Никты и Эреба, брат Танатоса, Керы, мойр (по некоторым предположениям Гесиода), Немезиды, Эриды, Харона* и других. Живёте, а скорее всего, жили на краю мира, куда никогда не взирает Солнце-Гелиос.       — У Вас очень хорошая память, — она учтиво мне кивает и продолжает пить чай неспешными глотками, дабы не обжечься. — Может, у Вас есть ко мне какие-то вопросы, не касающиеся Вашего положения, Мисс Грейнджер?       — А я могу задавать Вам любые вопросы? — в её нежном сопрано пролетают едва уловимые нотки сарказма, хотя в глазах играют приспешники Аида. Я не хочу утруждать свои голосовые связки на краткое «да», поэтому указываю лишь дежурным жестом. — Ну, эм… Всегда мечтала спросить у Богов, нравится ли им их жизнь. Это и будет мой вопрос Вам.       — Очень интересный вопрос, — я чувствую, как в душе пламенем загорается азарт, давно спавший непробудным сном в уголках моей души. А есть ли у Богов душа? — Эта весьма увлекательная жизнь, дорогая моя гостья. Мы живем в своих мирах, владеем особыми дарами, питаемся молитвами смертных и так далее, и тому прочее. У нас нет законов. Это я говорю только о нашей семье, которой подвластны сны(и даже Зевс не имеет власти над нами**). Но есть одно гадкое дельце, которое мне противнее всего.       — Какое же? — меня охватило чувство эйфории, когда я замечаю её пытливый взгляд.       — Правило заводить детей-чистокровок*** от своих близких, — её бровки сходятся у переносицы, а взгляд слегка гаснет, — у меня есть сын Морфей, но он в то же время мне не сын, а брат. Понимаете? Его мать является и моей матерью, хотя я и его отец. В общем, думаю суть Вы уловили.       — Вроде бы, — минуту витает лишь тишина. Она затягивается надолго, ведь время здесь ползёт так же медленно, как улитка по веткам деревьев. Мне нравится слышать эту тишину вперемешку с тихим дыханием моей собеседницы.       Мое чутьё мне подсказывает, что она не желает больше чаю, и никакие вопросы больше не утоляют её вспыхнувшего интереса. Её охватывает чувство неудобства, она будет ждать, когда я сам начну говорить о ней, точнее о ситуации, в которой оказалась её натура. Но мне нравится заставлять ждать, дабы узнать, есть ли ещё что-то, кроме интереса, в этой девушке?       Я встаю и жестом предлагаю пройтись. Она так же поднимается и мелкими шажками подходит ко мне, потупляя взгляд в пол. Стол резко исчезает за нашими спинами, заставляя её вздрогнуть. Мы идём не спеша, продвигаясь в глубь купола. Молчание.       Мне кажется, оно никогда не оставит нас, потому что она слишком мало знает, чтобы иметь хоть какое-то представление о случившемся, а я знаю слишком много о последствиях всего происходящего.       Мы дошли быстро. Теперь нужно правильно подобрать слова, чтобы нарушить эти мимолетные пробелы, ведь здесь секунды идут в разы медленнее, чем там, снаружи.       — Я прошу Вас, объясните мне происходящее, — в её голосе читается мольба, губы плотно сжаты, сливаясь с её давно побледневшей кожей.       — Хорошо, Мадемуазель, только не перебивайте меня, иначе закончится это не так, как желаем мы оба, — теперь она осознала, что я не являюсь ей другом. Я с лёгкостью прочёл в её карих глазках выражение бесконечной смелости. — Вы находитесь в своём сознании. Если сказать по-вашему, в коме. Как вы сюда попали я не имею права говорить, потом поймёте всё сами. Этот черный купол — ваша преграда, Мисс Грейнджер. Вы не сможете вернуться, пока кто-то, близкий вам, не посодействует. Все это делается за короткий срок, данный мною вам. Если за данное время вас не вытащат из этого пространства, вы навсегда останетесь со мной. Нам нужно многое об этом обсудить. Будет заключён договор. Время здесь начнёт идти в два раза медленнее, чем там, снаружи. Теперь, вопрос, — я кладу пальцы на её покрасневшие щёки(видимо, от моих прикосновений или от негодования), — ты хочешь вернуться?       — Да, — она убирает с лица мои пальцы, неуверенно всматриваясь в глаза.       — Назови мне три имени, которые по твоему мнению отдадут за тебя жизнь.       — Рон Уизли, Джинни Поттер, Гарри Поттер, — без особого раздумья отвечает она.       — Ты появишься у них во снах и задашь вопрос, если ты получишь отрицательный ответ, то навсегда останешься здесь, со мной, — я видел замешательство в её глазах. — А теперь отдыхай, впереди тяжелая ночь для тебя.       Я ухожу с громким и дьявольским смехом, оставляя её стоять там. Ведь у неё ещё будет выбор: быть принятой здесь или отвергнутой там.

***

POV Ron       Я всегда любил её. Такую чопорную, лохматую, слегка занудную, но любил. Любил эти взгляды, полные недовольства; эти волосы, напоминавшие стебли лианы. Любил пухлые малиновые губы, её мимику и жесты. Любил все её недостатки и достоинства. Она была любовью, которая наполняла мою опустевшую душу. Знаете, это словно бальзам на душу. Своими лёгкими движениями и правильными фразами Гермиона разжигала во мне костёр всех чувств и эмоций. Такая правильная. Такая моя.       В нашей совместной жизни не было никаких разногласий. Я старался быть романтичным. Она была любящей и верной. Всё, о чем может мечтать любой парень. Сказать честно, я не был идеалом, и меня часто притесняла мысль, что такой чистый ангел, как Гермиона, оставит меня, неряху. Ей действительно нужен был кто-то, кто мог позаботиться о ней лучше меня: дарить ей утром хорошее настроение вдобавок к поцелуям, водить в разные уединенные с природой места, задаривать цветами и другими вещами, которые так любит её душа.       Но я не мог этого делать. Я работал усердно и мне нравилось пропадать на всяких боевых заданиях, ездить в командировки, а потом ощущать всю прелесть долгой разлуки с любимым человеком.       Мы жили в небольшом коттедже на окраине Лондона, дабы спрятаться от преследующих взглядов репортеров.       Гермиона была настоящей хозяйкой, несмотря на тяжёлые рабочие будни и такую трудолюбивую натуру. Ни одна комната нашего жилья не была окутана беспорядком или покрыта тонкими слоями пыли. Везде царил порядок и покой. У неё действительно был дар к готовке, и относилась она к этому с превеликим удовольствием. Как же мне нравились вечера, когда, приходя домой ужасно голодным и уставшим, Гермиона встречала меня в своём поношенном фартучке и рукавицах, с мукой на одной из щёк. Тогда она выглядела счастливой, хотя и до безумства уставшей от тяжкой доли хозяйки. Мы вместе мыли посуду, а затем шли в гостиную и засыпали под какой-нибудь скучный сериал. А утром, пробудившись ото сна и с недовольными гримасами разминая затёкшие конечности, дарили друг другу нежные поцелуи с тихим пожеланием доброго утра. Это были поистине чудесные дни.       Я не знаю, что потом поубавило пыл в наших сердцах, но было заметно то неловкое чувство, пролетавшее между нами время от времени. Таких вечеров, какими я дорожу до сей поры, становилось всё меньше и меньше, а мы сами терялись в суете пробегавших дней. Я приходил поздно, заставая уже спящую на мягком диване в библиотеке Гермиону. Я разогревал себе ужин, а затем шёл поправлять одеяло своей любимой девушке. Засыпая, мне казалось, что всё ещё наладится и будет лучше, но видно, просто разошлись пути.       В тот день шёл ужасный ливень. Обычно Гермионе такая погода давала лишь вдохновение, и она, приготовив какие-нибудь вкусные пряности и сварив горячий шоколад с зефиром, ждала меня в библиотеке с интересной книгой в руках. Тот вечер не был исключением. Я шёл домой под дождем, располагая хорошим настроением и сладким предвкушением. Волна любви растекалась по телу, заставляя сердце биться раз в пять быстрее, а душа пела и танцевала.       Я был очень удивлён, увидев мою Гермиону без книги, задумчиво всматривающуюся в бокал с давно остывшим шоколадом. На журнальном столике, который мы использовали для чаепития, стоял порезанный пирог, явно купленный в какой-нибудь кондитерской лавке. Гермиона встретилась со мной взглядом и слабо улыбнулась. В тот вечер её глаза не сияли и имели оттенок, который раньше мне не встречался. В груди забилось лёгкое волнение, растущее и поглощающее всё спокойствие моей души. Я сел рядом с ней и вновь увидел её виноватую улыбку. В тот дождливый вечер мы просто отпустили друг друга.       В нашем расставании я никого не винил. Разве только жизнь, которая несправедливо обошлась со мной и моими чувствами. Я не ненавидел её, а продолжал безмерно любить. Она переехала на следующей неделе после произошедшего разговора. Я помню её виноватый голос и взгляд, который навсегда остался в памяти. Тихое «Прости» на прощание и робкий поцелуй - вот что было точкой наших отношений. Мы остались друзьями. Хорошими друзьями. Не знаю, испытывала ли она ко мне хоть какие-нибудь чувства, но я до потери пульса любил её и тогда.       Пока Гермиона не встретила его. Он стал красивым, изменился. И она приняла его, как своего друга. Мне пришлось уехать, чтобы просто остыть и дать себе шанс на новую жизнь. Тогда Чарли помог мне с этим справиться. Мы с Гермионой писали друг другу письма, в которых мелькали сожаления о прошедших отношениях, хотя мы оба понимали, что это больше не нужно. Нам двоим уже не было больно. Я простил её за выбор, который она сделала. Ведь счастье любимого человека дороже, чем своё, верно?       Все было хорошо. Я дорожил Гермионой и воспоминаниями о нас. Но теперь в жизни появилась Лаванда. Безумная женщина с любовью к шопингу. Она делает мой мир лучше, даже сейчас, когда Гермионы больше нет рядом.       Я лежу и задумчиво рассматриваю потолок, одной рукой обхватывая тонкую талию Лаванды. Кажется, я уже сплю, но всё ещё ощущаю реальность, которая стягивает мое сердце в стальные силки.       Мне снится наша библиотека. Любимое кресло Гермионы, застеленное красной диванной накидкой, журнальный столик, на котором стоит её любимая чашка и блюдце, и незнакомая мне книга. Я невольно осматриваюсь, вновь отдаваясь ощущению того уюта, так давно упущенного нами.       Действительно, этот дом был прекрасен, потому что в нём царили настоящие чувства. Я откидываюсь в кресло, пальцами сжимая мягкую обивку подлокотника, и лёгкая тень улыбки касается моего лица.       — Здесь так же уютно, как и в последние месяцы нашего проживания, — такая родная Гермиона стоит возле камина, стискивая в тонких руках кочергу.       — Да, — это всё, что я могу ответить ей, ведь внутри бушуют эмоции.       — Лаванда - очень хорошая девушка, Рон. Я очень рада, что ты счастлив, — она не смотрит на меня, но улыбается, переворачивая поленья в камине.       — Скажи, Гермиона, — медленно поворачивает голову ко мне и слегка наклоняет, — как долго ты будешь в коме?       — К сожалению, это зависит не от меня, — на её лице отражается грусть, — ответь мне, Рон, ты отдал бы за меня жизнь?       Я не смотрю ей в глаза, не хочу, чтобы она видела меня таким. Я отдал бы жизнь раньше, когда она полностью была моей. Но сейчас вся моя душа принадлежит другой. Пауза между нами затянулась. Я не хочу делать ей больно.       — Нет, Гермиона, прости. Я люблю другую женщину и нужен ей прежде всего, — она улыбается, так широко и искренне, что сомнение накрывает моё сознание.       — Спасибо, Рон, — она исчезает в дверном проёме, и я вновь открываю глаза, ощущая нежные ладошки Лаванды на своей груди.       Меня клонит в сон и, прежде чем закрыть глаза, передо мной мелькает взгляд ярко-карих глаз.

***

POV Ginny.       Вас никогда не посещало чувство сильной тревоги, которое не собирается исчезать, даже если вы услышали хоть какие-то слова, дающие надежду? Это ужасное, липкое чувство одолевает всю сущность, заставляя каждую клеточку тела биться в неописуемом страхе перед будущими событиями.       А ведь буквально несколько месяцев назад её теплые руки сжимали мои плечи, передавая всю свою нежность в такие незначительные движения. Гермиона всегда была чутким человеком. Для нашего счастья она вложила даже большую крупицу любви, чем мы заслужили. С её губ никогда не срывалось упреков или протестов, лишь какие-то незамысловатые шуточные фразы и лёгкая улыбка. В то время я чувствовала себя одинокой, ужасно одинокой, но рядом всегда были Гарри и Гермиона.       У меня было всё: семья, муж, сын и друзья. А что было у неё? Только сейчас я начала понимать её положение и выбор. С моим братцем её глаза не светились так ярко, как надо было, а душа не пела. Это можно было видеть даже невооруженным взглядом.       Когда Гермиона потеряла родителей, а точнее, не смогла восстановить память из-за слишком сильного заклинания забвения, я была там, рядом с ней, и слышала все слова Целителя. Тогда вера в то, что она будет жить счастливо, дала трещину. Её глаза просто потухли в этой тьме под названием «Судьба».       Я шептала ей слова поддержки и соболезнования, но тогда её личико осветила лишь горькая улыбка и тихий шепот:«Я была виновата в этом. Не нужно, Джинни». После, на эту тему не заходил ни один разговор, и все надеялись, что жизнь примет своё обычное течение и наладится.       С появлением Джеймса Гермиона стала немного распускаться, будто роза после долгих суровых морозов хватает лепестками долгожданный лучик солнышка.       Она всегда выручала нас. По одной лишь нашей просьбе, несмотря на свои планы, Гермиона сидела с нашим сыном и отмахивалась от всех благодарностей. Его она любила так сильно, что порой любовь матери и отца меркла на фоне её привязанности к своему крестнику. Казалось, что и Джеймс влюблён в неё.       Будучи в гостях у Гермионы, он всё время сидел на её руках, держа за мизинец и мирно посапывая. Тогда в её глазах мерцало счастье, огромное, как Тихий Океан, и такое же спокойное, как вальс снежинок в первые дни декабря.       Сейчас же мир теряет свои краски без её присутствия в нашей жизни. Даже языки пламени в камине не кажутся больше чем-то приятным и успокаивающим. В последнее время Джеймс, моё маленькое чудо, перестал быть спокойным. Такое чувство, что он ждёт тёплых рук своей крестной мамы и тихого напева французской колыбельной.       Я обессиленно опускаюсь на мягкое кресло возле кроватки сына, покачивая её одной ногой. Время давно переступило за полночь, а укачать малыша получилось только сейчас. Я не знаю, по какому поводу его охватило беспокойство. Наверное ты, Гермиона, стала частью его жизни. Он чувствует, что тебя нет рядом.       Я безумно хочу лечь спать с мыслью, что у всех всё хорошо, и никого не настигает беда. Но видно, этому не суждено сбыться еще долго, потому что Гермиона Джин Грейнджер чересчур упряма и не может понять, что добрый и светлый мир без неё теперь совсем не такой.       Глаза слипаются, и я медленно погружаюсь в беспокойную дремоту.       М-м-м, божественный аромат горячего капучино. Этот запах въедается в лёгкие, и на лице застывает блаженная улыбка. Я открываю глаза и вижу уютное маленькое кафе, находящееся напротив здания Министерства. Мы с Гермионой часто завтракали тут, когда я подрабатывала ассистенткой Мистера Кингсли. Это место стало для нас приятным уголком от всех суровых происшествий, которые случались в течение дня. Приходя сюда в ужасном расположении духа, заказываешь капучино с парой булочек "Синнабон" и настроение сразу же улучшается.       — Прости, я немного опоздала, — время для меня прекратило свой ход, а чашка с капучино, который я хотела попробовать, просто застыла в воздухе.       — Г…Гермиона? — она смотрит на меня поверх своих рабочих очков, и на её лице играет моя любимая улыбка.       — Не забывай, Джинни, это просто сон, — её голос звучит тихо. Теперь она сидит передо мной и внимательно осматривает, будто пытается запомнить каждую черту.       — Что с тобой, Гермиона?       — Я в коме, — её губы изгибаются в грустной улыбке. — Боюсь, я не скоро выйду из неё.       — Скажи, как нам помочь тебе?! — я не могу контролировать свои эмоции, кажется, кричу и начинаю плакать.       — Ответь на вопрос, Джинни, — пальцы скрепляются замком, её строгий взгляд впивается мне в глаза, — ты отдашь за меня жизнь?       Я судорожно вздыхаю, стараясь понять, что теперь ей ответить. Я люблю её, дорожу всем, чем она для нас пожертвовала. Отдала бы, да. Но…       — Нет, Гермиона, я мама. Я не могу оставить своего ребёнка, — голос звучит слишком резко. Она смотрит на меня неотрывно, а затем нежно улыбается. Я вижу её хрупкий стан и эти извиняющиеся глаза.       — Я все прекрасно понимаю, — лёгкой походкой Гермиона покидает кафе, напоследок кидая на меня выразительный взгляд.       Проснувшись около трёх часов ночи, мной овладевает чувство задумчивости. Мне на мгновение кажется, что её выразительный взгляд был последним.

***

POV Harry       Мне было тяжело встать. Впервые за эти долгие дни и накопившиеся проблемы я смог наконец-то вздремнуть на старом диване своего кабинета, который Гермиона всегда в шутку называла «Спасителем моих снов». Он был ужасно неудобным и давно уже требовал своей отставки, но, вспоминая каждый мой отдых на этой развалюхе с потёртой обшивкой и скрипучими пружинами, я понимал, что этот диван не просто предмет мебели, а раритет.       Обычно, после ссор с Джинни из-за её мелких капризов и моей постоянной бумажной волокиты в Министерстве, я не оставался дома, а уходил в свой кабинет, продолжая копаться в бумагах, а затем засыпая на любимом диванчике. В такие моменты нашей семейной жизни(а такие моменты были частыми во время беременности моей супруги) меня спасала Гермиона.       Ее всегда шутливый тон и сестринская забота встречали меня в моём же кабинете с приятно пахнущими блинчиками и терпким кофе, который всегда приносила она, покупая в министерском буфете. В те минуты она, как никто другой, всегда без слов и намёка на какой-нибудь упрёк, поправляла воротник моей рубашки, перевязывала галстук, с помощью магии сглаживала помятые места на пиджаке, тем самым выражая поддержку и подавая порцию утренней заботы, которую всегда мне дарила Джинни. Я понимал её поступки и был благодарен лишь за то, что она была, есть и будет в моей жизни. Во время завтрака, который ел в основном я, Гермиона рассказывала какие-то интересные истории, произошедшие раннее, задаривала советами по поводу работы, возмущалась из-за своей внешности(и вновь в шутливой форме), а затем заканчивала парой анекдотов и своим любящим, необходимым в такие моменты взглядом. Забирая посуду и уходя к себе на рабочее место, она обязательно трепала меня по голове и говорила: «Это всё временно, Гарри», - даря последний поцелуй в щёку и задорно подмигивая. Жаль, что я не мог помогать ей также.       После её разрыва с Роном(причём он не был скандальным, да и неожиданным его не назовёшь, переносила она его очень болезненно), казалось, что мир Гермионы Джин Грейнджер рушится прямо на глазах, а та яркая личность, скрывающаяся под стеной ответственности и трудолюбия, таяла, как воск на горящей свече.       Гермиона не пряталась от проблем в повседневной рутине, не зарывалась с головой в отчёты и не избегала дружеских или семейных посиделок, лишь для того, чтобы не встречаться с Роном. Разошлись они мирно, долго и основательно готовясь к разговору, расставив всё по пунктам, и остались хорошими друзьями. Нашу Гермиону изменило не потеря любимого человека(хотя она всегда говорила, что чувства погаснут, так и не успев вспыхнуть), её изменило время. Беспощадное время. С каждым днём, с каждой секундой она теряла себя в этом непонятном круговороте жизненных событий. Её прежняя лава, бурлящая в недрах глубокой души, теперь была остужена суетой, разъедающей все интересы.       Я до сей поры жалею о том, что не уделял ей того внимания и понимания, которые всегда присутствовали вместе с ней на всех сложных этапах жизни. Гермиона всегда говорила, что у неё всё прекрасно, что она счастлива, и мир для неё открыт. И я верил ей, продолжая жить дальше, даже не замечая, как дорогой мне человек погибает изнутри, сгорая дотла.       Жизнь текла, наполняя всё радостными событиями супружеской жизни. Джинни любила меня, я любил её. У нас был сын. Была Гермиона. И вся чета Уизли. Пока не настал тот роковой день…       Её просто сбила магловская машина. Я не видел, как Гермиона пролетела от столкновения, как её везли в Св.Мунго. Единственное, что для меня останется в памяти - это её бледная кожа и пустые глаза… Она не моргала, просто смотрела в небо и тихо дышала, теряя силы даже на простые вздохи. Мне тяжело представить, что больше у нас её может не быть.       Устроившись на диване, я даже не заметил, как глаза медленно сжались от переизбытка нормального отдыха. Не посмотрел на время. Мной давно уже управлял Морфей и я не мог дать ему отпор.       Луг. Обычный, зеленый луг, наполненный разными полевыми травами и светолюбивыми насекомыми. Впервые в жизни я почувствовал такое расслабление, что невзирая на происходящее в реальном мире, позволил себе отдохнуть от тех страшных дней, моля природу забрать весь этот негатив. Мною одолело дикое желание пробежаться по этому прекрасному месту и просто закричать во всё горло.       — Ты опять уснул на спасителе твоих снов? — сердце невольно сжалось в ком, пока я всматривался в знакомые черты лица. — Эх, Гарри, ты такой же неуклюжий как всегда.       - Гермиона?! — она лишь искренне засмеялась, поправляя своими тонкими пальчиками выбившуюся прядь. — Неужели с тобой всё в порядке?       — Это мир снов, — я отчётливо слышал в её голосе разочарование. — Я в коме, Гарри, в тяжёлой коме.       — Как нам помочь тебе? Скажи, мы всё сделаем! — я готов был на всё, лишь бы только вновь видеть этот озадаченный взгляд.       — Ответь мне, Гарри, — она как-то странно посмотрела на меня, покусывая нижнюю губу, — ты отдал бы за меня жизнь?       Вопрос ввёл меня в глубокое раздумье. Отдал бы? Я осмотрел её, лёгкое красное платьице, взлохмаченные ветром волосы и горящие карие глаза. Я отдал бы, если только… Джинни.       — Нет, Гермиона, — я сказал это тихо, чтобы не сделать больно ей, — у меня есть сын и жена, оставить их я не могу.       — Я понимаю, Гарри, — она улыбнулась мне, прощая всё на этой Земле. — Прощай, мне пора уходить.       Мне кажется, что я больше не спал. В голове виднелся лишь её исчезающий силуэт. Она уходила из моей жизни.

***

POV Hermione       Я ощущаю его присутствие всем своим телом, несмотря на то, что в таком состоянии что-либо чувствовать просто невозможно. Он смотрит на меня взглядом триумфатора, а губы искажаются в черствой улыбке. Наслаждайся триумфом, дорогой Бог, ведь недолго тебе ликовать. В груди трепещется отголосок надежды. Ведь есть люди, которые не оставят меня, верно? Я невольно вспоминаю его силуэт, мелькающий в свете дорожных фонарей. Он всегда приходил поздно, с букетом полевых цветов. Где только мог найти этот человек такие редкие цветы, я никогда не знала. Я любила тишину, которая являлась его спутницей. Она была приятной, такой уютной. В этой тишине рождалось определённое чувство, которое разносило по венам жгучую нежность, и в сердце разжигался давно угасший огонек. А может причиной был сам он?       Шум платья Гипноса выводит меня из раздумий и заставляет повернуться, чтобы вновь показать ему всю мою готовность к отпору. Он рассматривает меня, как будто перед ним еще одна новая кукла, дополнение к старой коллекции. Его глаза горят в этом почерневшем пространстве. В них плескается дух лицемерия и превосходства. К вашему великому сожалению, Гипнос, мной не так легко управлять. Уж слишком много я повидала в своей молодой жизни.       — Ты проиграла, — этот скрипучий голос разрезает глубокий мрак и покой этого пространства, отбиваясь от стенок и скользя по загустевшему туману.       — Ещё нет, — смотрю на него с вызовом, замечаю как сплывают брови несносного существа, и как на минуту теряется уверенность в бесчувственных глазах, — теперь я хочу сыграть на моих условиях.       Он смеётся, громко и как-то устрашающе.       — А кто вы здесь, Мадемуазель?       — У меня есть человек, который без всяких раздумий отдаст за меня жизнь. Дайте мне один шанс, и я исполню любое ваше желание, — я готова на всё, лишь бы только вновь услышать до боли знакомый тенор и заглянуть в пронизанные холодом глаза, айсберги которых тают только при мне.       — Дай-ка подумать, — молчание парит в воздухе ещё долго, выводя всё моё терпение за рамки дозволенного. — Хорошо, шанс у тебя будет. Только…в случае проигрыша ты не пойдёшь в мир усопших, а навсегда останешься моей пленницей.       — Договорились, месье.       Спустя время меня пронзает жуткая боль. Я не кричу, лишь слёзы мелкими дорожками покрывают щёки. Это длилось недолго, но слишком много боли я ощутила за короткий срок. Когда я наконец открыла глаза, в куполе никого не было, только отголоски дьявольского смеха слышались где-то за его пределами. Медленно перевела взгляд на другую сторону моей нынешней комнаты. Там было что-то наподобие экрана, в котором я видела себя. Безжизненную себя. Что-то на запястье начало тикать. Таймер. Мне осталось ровно 30 дней 23 часа и 59 минут.       — Поговори со мною, милый, — срывается с моих губ. Я больше не могу контролировать себя. Чаша с душевными страданиями изливается наружу.       Маленькая трещина обрамляет верхушку гипнотической клетки.

***

And if you go I wanna go with you And if you die I wanna die with you Take your hand And walk away The most loneliest day of my life. Lonely day (System of a down)

POV Draco       Мне больно дышать, Гермиона. Мне больно видеть тебя. Больно приходить ранним утром в пропитанные запахом лекарств коридоры Св. Мунго, а не к тебе под окна. Ощущать тупое чувство беспомощности и просто смотреть на жалкие попытки колдомедиков привести тебя в сознание. Ты не хочешь просыпаться, а я просто не могу понять, что тебя держит там. Из последних сил пытаюсь сдерживать крик, запивая его поздней ночью бокалом крепкого огневиски. Ты была бы ужасно недовольна мной.       А мы ведь так с тобой похожи, Грейнджер. Каждая частица моего прошлого совпадает с твоим. Ведь я теперь круглая сирота, точно так ж, как и ты, и это при живых-то родителях. Может, это судьба? На днях я видел свою мать. Хотя нет, теперь она для меня просто Нарцисса Малфой. Мне пришлось справляться с болью одному. Огневиски - слабый заменитель тебя, Гермиона. Он лишь замедляет разум, но это грёбаное чувство не уходит, а ты — совсем другое. Ты — моё бесценное счастье.       Я никогда не понимал твою душу. Что ты нашла во мне тогда? В потерянном и насквозь униженном в собственном лицемерии юноше? Ведь это было наказание судьбы, верно? Ты шла по тому парку медленно, прячась за большим угрюмым черным зонтом. Твоя одежда и волосы были мокрыми от сурового ливня, который, по-видимому, очень тебе нравился. Впервые в жизни я был благодарен судьбе за такую ненастную погоду. Под этим зонтом, который был крепко зажат в твоей тонкой кисти, хватило место нам обоим. Я не помню, откуда у меня были силы идти и сколько потребовалось времени, но тогда мне стало спокойно за несколько этих долгих лет.       Мы молчали, лишь изредка грозные раската грома разрушали нашу идиллию. Я чувствовал сильный холод и даже ощущал, как трясётся всё тело от промокшей одежды, но меня это тогда совсем не волновало. Твоя квартира была очень уютной и светлой. В таком поистине чудесном месте я жил примерно до лет шести, когда ещё легкий ветерок детства ворошил мои волосы. Тогда дом был напрочь свит из счастья, любви и ласки.       Всё это стало заканчиваться с началом моих уроков, которые по словам отца делают тебя настоящим аристократом. И я рьяно стал учиться, вдалбливая в ещё не смыслящую голову все нормы поведения, все принципы чистокровного мира, напрочь забывая о семейных праздниках и тихих вечерах возле камина. Это всё непосредственно уходило на второй план, постепенно переходя в жизненный этап под названием «Детство». Моё воспитание всё больше отделяло меня от счастливого уюта мэнорных правил и традиций, установленных мамой. Закончились времена игр в шахматы под сильные снежные ураганы и совместного выпекания яблочных пирогов на Пасхальные каникулы. Я стал взрослеть не по годам.       Почему-то все эти времена вспомнились именно сейчас, когда я сидел у батареи (с трудом выучил это слово), закутанный в кокон из тёплых одеял. Ты сидела рядом, заваривая чай(видимо, каркаде) и устало поглядывала в окно. Именно в тот момент мне захотелось просто обнять тебя, уткнуться в макушку мягких волос и нежно поглаживать по спине, даря этими движениями лёгкое расслабление. С той минуты я понял, что ты - часть моей чёрной и пустой жизни.       А помнишь наши совместные вечера? Ты, я и твой пушистый домосед, которому я сразу пришелся не по вкусу. Тем не менее, ради тебя, мы пытались с ним подружиться и добились стадии нейтралитета. Но не об этом сейчас. Тогда ты читала какой-то скучный роман, а я покоился на твоих коленях, успокаиваемый нежным перебором моих прядей твоими тонкими пальцами.       А помнишь морозные вечера? Такие дни означали лишь одно. Горячий шоколад и фотоальбомы. Я любил смотреть на тебя маленькую и слушать нелепые, но довольно интересные случаи твоего детства. Жаль, что фотографии в твоих альбомах не двигались.       Ещё бы я хотел напомнить о пасмурной погоде, когда громыхали молнии и по крышам многоэтажным домов квартала бодро колотил дождь. В такие дни мы устраивались на белом диване и ты начала меня знакомить с движущимися картинками под названием «фильм». Это было интересно, особенно те фильмы, в которых выскакивали всякие монстры, пострашнее дементоров. Я кричал, а ты заливалась смехом. И как бы зол я не был на эти твои фильмы, добрые улыбки, которые ты дарила мне, напрочь отбивали эту злость.       Ведь всё шло прекрасно. Почему судьба, дарившая нам свободу и крылья, теперь так нагло вырывает их и кидает твоё изнемогшее от боли тело на дно? Мне осточертели эти белые стены, в которых находится твоё бледное тело, покрытое царапинами и ссадинами. Как же болят уши и отказывают нервы от постоянного писка какой-то магловской фигни, стоящей на полке. А еще эти длинные проводки, вколотые в твоим тонкие ручки. Я устал созерцать такой ужас. Ты даже не представляешь, какую боль мне приносит твоё состояние. Я пытаюсь вытащить тебя, но не могу. С каждой секундой, с каждым новым днём моя душа оттачивается, подобно камню, волнами жестокости и безвыходности. Вернись ко мне, Гермиона. Я не хочу потерять тебя снова.

***

      Вторая неделя.       Грёбаная. Вторая. Неделя. Без. Тебя.       Я устал. Ты же это понимаешь, Грейнджер? Устал приходить в квартиру и по привычке наливать кофе во вторую кружку, а потом с грохотом разбивать её об кафельный пол нашей кухни. Мне уже плевать на изрезанные осколками руки. Плевать на беспорядок. Плевать на свое отражение.       Я заметно похудел, Гермиона. Питаюсь только отвратительным, безвкусным мороженым из ведёрка, которое покоилось на третьей полке морозильной камеры. Оно твоё любимое. Мятное, холодное. Такое же, как и эта квартира. Холодная без тебя.       Врача слишком сильно заботит мой вид. Он всегда укоризненно покачивает головой, видя меня не выспавшимся. Неужели этот идиот не понимает, что спать в нашей пустой постели я не могу? Неужели ему невдомёк, что, если тебя не будет рядом, я навсегда умру и останется лишь скелет, обтянутый слоем бледной кожи?       Звуки стали слишком громкими. Я слышу, как бьют настенные часы, смертельно медленно передвигая стрелками, легкое скольжение пера по пергаменту и шаги за большой дубовой дверью кабинета. Не хочу открывать глаза. Там снова реальность, сильной пощечиной бьющая по разуму и душе. Перед глазами мелькает твой легкий силуэт. Ты так близко, но стоит только дёрнуться - ты исчезаешь.       — Мистер Малфой, — этот голос заставляет меня покинуть внутренний мир и вновь вернуться к жестокой действительности, сжигающей все внутренности, — у меня для Вас две новости. Думаю, стоит пройти в палату к Мадемуазель Грейнджер.       Кулаки невольно сжимаются, а сердце вздрагивает. Мадемуазель. Ты играла роль какой-то светской дамы на корпоративе. С тех пор это зацепилось за тобой и стало нашим маленьким секретом. Помню твоё негодование, когда я позволял немного подтрунивать над тобой. Тогда твои щёки краснели, а в глазах загорался опасный блеск. « — Моя маленькая Мадемуазель. -Прекрати, немедленно!».       — Добрый день Мистер Поттер, Мистер Уизли и Миссис Поттер.       А они несколько изменились. Поттер тяжко смотрит в пол, крепко сжимая ладонь своей жены. Уизлетта прячет заплаканные глаза под шелковистым синим платком, теребя краешек длинного черного платья. Уизли отрешенно смотрит на стену. Он не здесь, он в воспоминаниях. Теперь все трое смотрят на меня. Лишь киваю в ответ. От их сочувствующих взглядов тошнит, изнывает моя больная душа. Они проходят первыми, я не спеша иду за ними. Снова вижу тебя.       Твоя вид намного лучше, чем две недели назад. Раны затянулись, оставляя тонкие шрамы от глубоких резцов. Синяков таковых не осталось. Кожа приобрела слегка румяный вид. Но…       Ты как будто в долгом сне. Стоит только поцеловать тебя, и вновь твои ресницы будут разрезать воздух, а губы извиваться в робкой улыбке.       Мне плевать на твою подругу. Я иду и нагло сажусь на стул, беря твою маленькую кисть в свои руки. Пульс бьется. Слабо. Еле уловимо.       Твоя подруга садится напротив меня и как-то отрешённо смотрит на твое лицо, не веря и не понимая всего происходящего. Поттер и Уизли теснятся возле двери, слишком пытливо всматриваясь в лицо твоего целителя. Он издевается над нами. Не нарушает грёбаную тишину, которая сдавливает нервы в тиски, завязывает их в тугой узел. Его взор опущен на листы пергамента, покоящегося в его худых руках. Ещё минута, и я просто сойду с ума.       — Две новости, которые каждый расценит по-разному, — моё сердце бьется в страшном волнении, и я чувствую капли холодного пота на лбу. — Первая новость: у меня есть предположения(смею сказать, что уверен в этом безоговорочно) касательно её сознания. Мы можем предотвратить кому, если кто-нибудь напомнит ей что-то важное. Знаете, такое часто бывает. Она хоть что-нибудь забывала? Использовала ли заклинания забвения? Стирала ли память? — меня бросает в дрожь.       — Гермиона никогда бы так не поступила, — Поттер берёт ответ на себя, словно знает все фрагменты твоей жизни, Гермиона. — И никто не использовал против неё таких заклинаний. Я в этом уверен.       — Что ж, тогда я вам верю, — я слышу неверие в его голосе. — Тогда просто вспомните какие-нибудь важные фрагменты из её жизни. Теперь вторая новость. Она плохая, Мистер Малфой, — я ощущаю гулкий стук о рёбра в грудной клетке. — Если через два месяца она не выйдет из комы, то мы отключим её от аппарата.       Молчание.       Сейчас я лишь рассеянно смотрю на жилистую фигуру целителя, хотя знаю, что в скором времени каждая клеточка моего тела будет биться в судорогах душевной боли. Я хочу просто уйти куда-нибудь далеко, чтобы потом проснуться и снова увидеть привычную жизнь, в которой варю тебе кофе и пеку блины, а ты прижимаешься к моей спине, стоя в одних шортах и рубашке, взятой у меня из шкафа.       Сердце готово вырваться из груди, лишь бы только не ощущать эту скребущую боль.       — Мне очень жаль, такие требования комитета, — он говорит спокойно, будто речь идёт о какой-то вещице.       — Вам жаль?! Здесь умирает человек, а Вы соблюдаете правила какого-то грёбаного комитета?! — мне плевать на испуганное лицо Уизлетты и то, как крепко сжимает моё левое плечо Поттер.       — Мистер Малфой, зайдите ко мне в кабинет, как только придете в себя. Мне нужно с вами поговорить, — он просто ушёл, плюнул на всё и ушёл. Я тихо сел на стул, зарываясь пальцами в свои волосы. Я готов вырвать их все и протяжно завыть до боли в горле, до хрипоты.       — Тебе нужно держаться, Малфой, — я чувствую прожигающий взгляд твоего рыжеволосого дружка на своей спине. — Ради неё.       Он уходит, громко хлопнув дверью напоследок. Я слышу шелест платья супруги Поттера и тяжёлые шаги самого Мальчика-Который-Не-Чувствует-Этой-Грёбаной-Боли-Так-Как-Я. Они оставили меня одного. Одного в этой мёртвой тишине, наедине с твоим молчаливым телом. Я не хочу смотреть на тебя, потому что вновь буду ощущать жжение в области груди. Просто встаю и выхожу из палаты. Достаю пачку сигарет и иду в курильную комнату. Мне нужно отвлечься. Надеюсь, это мне поможет.

***

POV Author       Целитель Морин сидит слегка сгорбленно, усердно записывая последние наблюдения о здоровье своих пациентов. Ещё с детства Джек Морин знал, что его жизнь никогда не будет полноценно счастливой по нескольким причинам:       Первой причиной являлась фобия самого Джека. Атихифобия появилась у него лет с семи, когда в школе при всём классе он получил плохую отметку. Боязнь совершать ошибки прилипла где-то в подсознании, просыпаясь в самые ответственные моменты его жизни.       Вторая причина заключалась в страсти к колдомедицине. Лечить людей для его сознания и души было чем-то магическим и поистине героическим занятием. Он учился с рвением, подавляя все трудности и преграды. А когда настали его первые рабочие дни в отделе Срочных Вызовов больницы Св.Мунго, он напрочь потерял самоуверенность и спустя несколько недель написал заявление об уходе в отдел, связанный с психическим состоянием больного.       Третьей причиной может похвастаться не каждый. Джек Марвин, человек по натуре простой и сердобольный, имел хладнокровный голос, и при его речи о каком-либо потерпевшем складывалось впечатление полного его равнодушия к этому. Но где-то в душе Джек очень тяжко переносил переживания близких людей потерпевшего мага или магла.       Это очень сильно сказывалось на его работе, на личной жизни и семейном досуге. Семьи как таковой у него не было, поскольку после смерти беременной жены у него осталась годовалая дочь, которую после гибели любимой супруги забрала теща, и навещать её он мог лишь по согласию опекуна. Жить от этого было не легче, но работа напрочь отбивала хоть какую-то свободную минуту. Да и видя других несчастных людей, Джек потихоньку учился жить дальше.       Кабинет Мистера Марвина был небольшим и укромным, чувствовалось, что когда-то здесь витал уют от сильной любви. Снимки семьи, а в частности, супруги и дочери, он хранил на своём столе, часто посматривая на их счастливые улыбки. Непонятные сувениры, кипы бумаг и медицинские книжки покоились на стеллажах стеклянного шкафа. Стол был убранным, все канцелярские предметы находились на своих местах.       Целитель Марвин, на минутку отвлёкшийся от своих бумаг, внимательно посмотрел на карманные часы и слегка задумался. Мистер Малфой для него был эталоном мужской терпеливости и выносливости. После долгого времени работы в такой грустной атмосфере более сильного человека, чем Драко Малфой, он не видал. Побледневший, исхудавший, словно мертвец, он буквально жил в больнице, изредка выходя из палаты, чтобы выпить стакан воды. Его поражало то, с какой заботой и любовью Малфой гладит руки девушки, роняет слёзы ей на простыни, а потом смеётся и рассказывает что-то очень важное для него самого. Он как будто связан с ней чем-то большим, нежели просто любовью. Чем-то таким, что невозможно описать законами физики. Сильное притяжение между этими двумя просто завораживает.       Он вновь продолжил свою работу, аккуратно выводя слова пером. В дверь раздался стук, а потом тихое поскрипывание дверных петель заставило вынырнуть из бумажной волокиты и посмотреть на вошедшего. Марвин увидел того, кого ожидал и жестом указал на кресло, мирно стоящее недалеко от стола колдомедика. Он пристально осматривал мужчину, поправляя оправу рабочих очков.       — Простите, Целитель Марвин, я просто немного не сдержал своих эмоций, — голос звучит хрипло, а взгляд опущен куда-то вниз.       — Я понимаю, Мистер Малфой. Я потерял беременную жену и годовалую дочь. Мне знакомы ваши чувства, — теперь Малфой смотрит на него. Смотрит измученно, выражая тем самым глубокие соболезнования. — Мистер Малфой, я знаю, как помочь вашей девушке, — на этом его тело напрягается, как гитарная струна, — но Вы должны сказать, подвергалась ли она стиранию памяти или её отдельных фрагментов?       — Нет, — он врёт, это слышно по дрожащему голосу.       — Хорошо, хорошо, я вам доверяю, — Джек произносит это слегка резко, но смягчается. — Знаете Мистер Малфой, Мисс Грейнджер как-то приходила ко мне с тем, что её мучили ночные кошмары и она просила помочь ей. Я посоветовал вести Дневник Снов, чтобы потом легко можно было найти причину их возникновения. Она серьёзно к этому отнеслась и досконально описывала все свои страшные сны. Недавно, точно не уверен, но, по-моему, недели три назад, до аварии, Мисс Грейнджер приходила ко мне, когда меня на рабочем месте, к сожалению, не было. Её встретила медсестра и узнала, зачем она приходила. Видно, из-за стеснения Мисс отвечать не стала, но моя сотрудница заметила в её руках тот самый дневник. Она что-то записывала, раз пришла вновь. Я советую вам поискать его, может, благодаря снам мы сможем разобраться, в чем дело и как вытащить её из комы.        Малфой сидел неподвижно, стараясь вспомнить о наличии такого рода дневника. Но, к великому сожалению, он не мог вспомнить ничего.       — Больше я не смею вас задерживать, — Драко неуверенно встал и медленно протянул руку для рукопожатия. — И запомните, Мистер Малфой, у вас меньше двух месяцев, чтобы спасти её. Без аппарата она умрет.       Вернуться к работе Джека Марвина заставила тишина и стоящий в ушах звук недавнего хлопка аппарации.

***

      Рыжеволосый юноша крепко сжимал ручку спортивной сумки. К нему навстречу, широко улыбаясь, бежала девушка. Он заключил её в крепкие объятия и подарил нежный поцелуй в висок. От счастья она не замечала грустного взгляда своего парня и даже не представляла, что в его сердце медленно погибает светлое прошлое. Прошлое, которое он так бережно хранил в уголках своей души.

***

      Красивая девушка опрокинула голову на подушку и шумно выдохнула, стараясь сдерживать поток непрошеных слёз. Её огненного цвета волосы хаотично разметались по наволочке мягкой подушки, сердце больно ударялось об тонкие рёбра, а горло напряглось от сильного, но безмолвного крика. При мыслях об их беспомощности перед судьбой, в душе сей молодой особы умирала часть беззаботного детства и интересная подростковая жизнь, связанная с их дорогой подругой.

***

      Парень старательно протирал стёклышки круглых очков, внимательно наблюдая за движением своих пальцев. Ему было очень плохо. Казалось, весь мир рушится, оставляя за собой лишь руины ложного счастья. Теперь, когда времени остаётся так мало, а выход найти кажется абсолютно невозможным, он теряет последние надежды на спасение дорого человека. Третий стакан огневиски опустошён залпом. Он будет искать выход, пусть и придётся работать не покладая рук, но он найдёт способ спасти её. А пока…пока алкоголь -его единственное успокоительное.

***

      Он медленно открыл дверь многокомнатной, но такой пустой квартиры. Заперев ключом изнутри, его спина медленно скатывается по ровной деревянной поверхности, а голова утыкается в острые коленки. Он готов выть как волк, разрывая горло своим криком от боли, проедающей в его душе огромную дыру. Но он лишь безмолвно плачет, не сдерживая тонкие струйки солёной воды, насквозь пропитанной беспомощностью и одиночеством. Если бы он только знал, что где-то далеко в сознании, облокотившись своим маленьким прямым лобиком об твёрдую стеклянную поверхность чёрного купола, навзрыд плачет девушка, шепча его имя как последнюю надежду.

***

            «Пошёл уже второй месяц после инцидента, произошедшего недалеко от Косого Переулка. Хотим напомнить, что пострадавшей сей ужасной катастрофы стала Гермиона Джин Грейнджер, Героиня Войны и лучшая ведьма столетия. По словам очевидцев, девушка переходила улицу, не заметив при этом автомобиль, на высокой скорости поворачивающий на улицу Рокшер (имя владельца автомобиля и время происшествия до сих пор неизвестны). При столкновении, девушка получила многократные переломы и сильные порезы в области рук. Как сообщает её целитель, Мисс Грейнджер находится в тяжёлом состоянии, несмотря на все зажившие переломы и рубцы. Мистер Малфой, являющийся женихом потерпевшей, комментировать данную ситуацию отказался. По словам друзей Гермионы Грейнджер, он очень тяжело переносит произошедшее 1 октября 2005 года. Полное интервью очевидцев и работника больницы Св.Мунго смотрите на стр.24.

Автор статьи: Полумна Лавгуд 3 ноября 2005 года.»

      Статья медленно превращалась в пепел.       У него осталось катастрофически мало времени. Куда бы только он не заглянул, везде было всё, но только не то, что нужно.       Он перерыл абсолютно все шкафы, полки и прикроватные тумбочки. В них не было ничего, что могло хотя бы обложкой быть похожим на дневник. Все вещи, книжки, перья и остальная ерунда в безумном беспорядке валялись на полу. Казалось, здесь произошло какое-то страшное ограбление. Искали что-то очень важное, просто необходимое для чего-то. Но Малфою было далеко наплевать на бардак, устроенный его собственными руками. Целых две недели он не мог заставить себя зайти в одну лишь комнату, в которой ещё грелась надежда на счастье. « — Драко, что бы не случилось, только не заходи в эту комнату, я прошу тебя! — Как пожелаешь, моя маленькая Мадемаузель.»       Сейчас он неуверенно стоял возле двери её кабинета. Большая дубовая дверь - единственная преграда для надежды найти его в той комнате. Он стоял так долго, не решаясь повернуть дверную ручку. Но дикое желание сжимать её в объятиях и целовать каждый изгиб её миниатюрного тела победил все просьбы. Малфой медленно прошёл в маленькую комнату, удивлённо её рассматривая.       Этот кабинет был строгим, по сравнению с другими комнатами квартиры. Большой стол, стоящий у окна, и массивный дубовый шкаф, примостившийся возле левой стены, неизвестные пейзажи и небольшой мольберт занимали пространство на правой стороне маленькой комнаты.       Драко медленно подошёл к шкафу и медленно открыл тяжёлые дверцы. В нём покоились старинные издания, на которых скопился небольшой слой пыли. Ища глазами хоть что-нибудь напоминающее тетрадку для личных записей, он обшарил все полки и все обложки книг, так и не найдя подходящее. Он обреченно провёл подушечками пальцев по коркам, на секунду представляя, как бы это делала она. Её душа определённо была расположена к книгам. Гермиона относилась к ним с нежностью и глубочайшим уважением, словно была в долгу перед каждый автором этих старых фолиантов.       Тяжёлые дверцы шкафа с небольшим стуком закрылись. Драко лишь обречённо выдохнул. Тихими шагами он приблизился к правой стене. Картины, видимо нарисованные её рукой, были несколько странными. На каждом холсте нарисованы юноша, стоящий во тьме, и девушка, прячущаяся под лучами света. Они были разделены непонятными преградами. В первом случае их разделяли семьи. Строгий отец, цепкими пальцами хватая сердце возлюбленного, и веревка на шее девушки, конец которой держали непонятные силуэты.       Другая картина представляла собой разлуку по отношению к друг другу. Парень, разодетый в дорогие костюмы и попивающий бокал вина на светской встрече в шикарном зале, но при этом имеющий очень тёмную тень на своём теле. И грязная оборванка, стоящая посреди мусорного переулка, излучающая потоки небольшого свечения.       Третья картина имела вид сильных чувств, которые по воле судьбы никогда не сольются в одно целое. Двоих молодых людей обвивал куст чёрных роз, шипы которых насквозь пронзали сердца. Малфой слегка поёжился, но перешёл к мольберту. Недописанный холст, из всей чёрной коллекции её картин, имел очень яркий вид. Складывалось впечатление, что в эту картину художница вложила всё своё счастье, изображая соединенные любовью сердца. Драко передёрнуло от вида этих картин. Он поспешил ретироваться от стены и продолжить поиски. Он метнулся к рабочему столу. Мягко опустившись на стул, его внимательный и уставший взгляд окидывал предметы, аккуратно сложенные на крышке данной мебели. Пару чистых пергаментов, серебряная чернильница, перо с золотым наконечником, футляр для палочки и рамки с фотографиями родителей. Дрожащими руками он взял рамки.       Улыбающаяся женщина, нежно сжимающая ладонь своего мужа, и счастливый мужчина, дарящий жене легкий поцелуй в щёку, красовались на первой фотографии. Драко прекрасно помнил, с каким трепетом Гермиона рассказывала ему о них. С какой любовью и восторгам она описывала их любовь, связь между ними. Во время её бурных рассказов, ему очень сильно хотелось, чтобы их жизнь была связана такой же нежностью, которая была у Мистера и Миссис Грейнджер. Он аккуратно поставил рамку на место и взял другую, пальцем поглаживая изображение. На фотографии была девчушка лет пяти с ужасно пушистыми волосами, собранными в аккуратные хвостики, и в голубом платьице. Она смотрела слегка удивленно и широко улыбалась, сжимая в руках маленького котёнка. Малфой усмехнулся. Такая Гермиона совсем не отличалась от той, которой было уже 26 лет. Взяв следующую рамку с фотографией, он сдавленно улыбнулся, внимательно рассматривая каждый уголок. На ней были они оба. Он помнил, как Джинни пыталась запечатлеть их на камеру. " - Мне нравится этот снимок. Распечатай его и в рамку. - Но Драко тут смотрит не в камеру, а ... - Зато посмотри, как он смотрит на тебя, милая!"       Он хорошо помнит первое их Рождество. Это была поистине волшебная ночь. Тогда он впервые накрыл её губы своими.       Малфой обречённо вдохнул. Он старался быстрее убрать рамку, чтобы не вспоминать ничего. Счастье в прошедших днях глубоко изрезало бедную душу, которая всё ещё дышала. Драко было очень тяжело находиться среди вещей, которые так бережно хранила Гермиона. Он хотел было выйти, чтобы слегка забыться, но его тут же зацепило небольшое свечение за стопкой пергамента, лежавшей на столе. Малфой протянул руку и нащупал что-то очень похожее на рамку. Он поспешно вытащил и посмотрел. Его дыхание участилось. На этой фотке был сам он, старательно режущий красную рыбу на закуску к рождественскому столу, одетый в нелепый розовый фартук с зайчонком. " - Стой, ты что сфотографировала меня?! Удали это немедленно! - Не-а, милый, у меня на это фото слегка другие планы. - Моя коварная Мадемуазель. - Ты еще не знаешь насколько!"       Он сглотнул огромный ком, стараясь сохранить спокойствие и не закричать во всё горло. Малфой провёл пальцами по задней стороне стеклянного дна и очень удивился, когда пальцами нащупал маленький ключ. Ему было всё равно на гулкие звонки в дверь, которые настойчиво сопровождались ударами в дверь, на телефон, который разрывался от входящий звонков. Малфою нужно найти то, что открывается этим ключом.

***

      - Ну что же, мистер Малфой, я очень рад, что дневник найден, - Целитель открыл дверь своего кабинета, приглашая юношу пройти внутрь. - Были ли какие-нибудь записи недавними числами?       - Мне не удалось просмотреть, сэр.       - Какие-то важные дела, Мистер Малфой? - Драко поднял на него серые глаза.       - Нет, Мистер Марвин, как только дневник был найден, я сразу помчался к Вам, поэтому я здесь.       - Что же хорошо, - Джек присел за свой стол, вынимая из черного футляра свои очки. - Можно взглянуть?       - Да, конечно, - Малфой вынул из внутреннего кармана толстый блокнот.       - Хм, - Марвин пролистал несколько страниц, - здесь ничего нет.       - Как нет? - теперь дневник находился в руках бывшего слизеринца. - Вот же, последняя запись от 1 октября 2005 года.       - Интересно, - Джек внимательно осмотрел листы. - Я, кажется, догадываюсь, почему эти листы для меня чисты. Он поймал вопросительный взгляд Малфоя и продолжил:        - Видимо, Мисс Грейнджер была в отчаянии и поэтому применила Hoc solum videt*. Сейчас объясню. Вы знаете Рольфа Саламандера? - Драко кивнул.- Так вот, этот человек работает в одной фирме, суть которой заключается в том, чтобы придумывать новые и упрощенные бытовые заклинания. Эта идея настолько произвела фурор среди министерских работников и колдомедиков со всего Лондона, что фирма начала придумывать заклинания и для нас. Как-то Мисс Грейнджер упоминала, что ей очень тяжело записывать сны после пробуждения, так как некоторые детали забываются. Я дал ей адрес этой фирмы и видно она обращалась туда несколько раз.       - Значит, Гермиона решила, что читать этот дневник мне всё-таки придется, но запретила читать её сны другим. Почему?       -Потому что она была в смятении. Сны явно мучили её, но я не смог ей помочь. Все её надежды возлагались на вас, она хотела вам показать их, но боялась. Должен Вам сказать, Драко, что кома - это не последствие аварии, а последствие изменения памяти. Такое бывает. Я знаю, что ей стерли определённый фрагмент жизни, но теперь память к ней возвращается. Когда маг знает о применении к себе заклятия забвения и упорно сопротивляется этому, вся память уходит в чувства, а их погасить слишком тяжело.       - С чего вы взяли, что она подвергалась Obliviate? - он сказал это как-то приглушенно, сдерживая волнение внутри себя.       - Кошмары, мучившие её на протяжении недели, не были таковыми кошмарами. Она видела те моменты, когда её пытали. И видела Вас. Мисс Грейнджер начала что-то вспоминать и эти кошмары стали для неё началом, - с каждым словом Малфой становился бледнее и бледнее. - После этих кошмаров что-то повлияло на её сознание и кусочки памяти начали восстанавливаться. Вы думаете, что Мисс Грейнджер настолько глупа, переходя дорогу на красный свет светофора? В тот момент на неё снова что-то повлияло и это было последней каплей для полного восстановления. Мистер Малфой, я знаю, что применение Obliviate было необходимой мерой, но если сейчас не вернуть ей то, что она так тщательно вспоминала, её смерть будет напрасной жертвой.       - Можно ли показать ей свои воспоминания? - тихим голосом спросил Малфой после затянувшейся паузы.       - Да, Министерство разрешает применять восстанавливающие заклинания, только после долгого обследования и наличии особых документов. Я запросто могу решить это, но потребуется три недели, Мистер Малфой. У вас будет только один шанс спасти её. Вы готовы использовать его?       - Да, - это было сказано после долгой паузы, во время которой Драко сделал для себя несколько выводов.       Первый вывод заключался в том, что использовать заклинание против воли было не самой лучшей идеей. Ведь из-за этого он ранил чувства Уизли и поспособствовал разрушению почти что семьи.       Второй вывод: он не даст ей умереть. Он даст ей всё вспомнить.       Драко Малфой вышел из кабинета и быстрыми шагами ринулся к палате любимой девушки.       - Я спасу тебя, моя маленькая Мадемуазель, и мы с тобой будем счастливы.

***

      По куполу пробежала глубокая трещина.

***

Дневик Снов Гермионы Джин Грейнджер (отрывки).

      

3 сентября 2005 года

      Здравствуй, дорогой Дневник. Писать в тебе особой необходимости я не вижу, но дикое желание овладело мной. Поэтому, взяв перо в руки, я решила просветить тебя в мою жизнь. Пусть ты предназначен только для снов, но для меня ты будешь и для особых мыслей, способных посетить мою голову. Знаешь, я до сей поры чувствую щемящее чувство стыда, видя перед собой рыжие волосы и добрые голубые глаза. Рон останется в моей душе приятным осадком с привкусом горечи. Я помню, какую боль мне причинил его уход во время поисков крестражей. Могу смело сказать, что любила его всем сердцем до того, как мы попали в плен. После этого частичка под названием "Любовь к Рону" будто была вырвана из моей души. Мой милый Рон, прости за то, что заставила почувствовать всю жестокость расставаний. Просто мучить тебя я не могла. Ты прекрасно справился с этим, мой друг. Лаванда замечательная девушка, которая сделает твою жизнь в сто раз слаще и счастливее. Прошу, прости меня за все. С появлением Драко в моей магловской квартире, жизнь повернулась совсем другой стороной, подобно одинокой луне. Кажется, чувство эйфории от нашей безмолвной встречи и тихого согревающего своим уютом вечера теплится в моей душе, растекаясь бальзамом на душевные шрамы. Он не был Роном, таким уютным и притягивающим. Он был аристократом с гаммой эгоизма и равнодушия. Но это больше всего в нём и нравится. Холодный, чёрствый слизеринец Драко Малфой и заядлая гриффиндорка Гермиона Грейнджер. Мило. Сегодня я нашла одну песню, при прослушивании которой в душе зародился ураган непонятного смятения. Если честно, текст сей песни слишком глуп и непонятен. Но что-то в ней есть такое, от чего сердце и сознание дрожат в лихорадке. Думаю, мне стоит перестать так волноваться перед свадебным торжеством. До него ещё три долгих месяца. И нужно перестать всё списывать на какие-то песни. Они не могут изменить судьбу. Мне пора! Скоро придет Драко. Я обязательно обратно наложу Memoria cogitationes* на тебя, просто писать собственноручно намного лучше и приятнее. До скорого! ______________________________________________________________________

7 сентября 2005 года

      Приветствую тебя, мой молчаливый, но верный друг. Если честно, мне паршивенько. Последнее время мучает бессонница. Даже засыпая в нежных объятиях Драко, сна не видно ни в одном глазу. На работе все подшучивают, что это предсвадебный невроз, мол организация торжественной части, составление меню и списка гостей, заказывание пригласительных открыток и покупка свадебного платья. Ведь, по сути, в нашем отделе я одна ещё не связана узами брака. Меня, конечно, их шутки никак не задевают, даже веселят, но почему-то появление бессонницы явно не от волнения перед церемонией. Не хочу думать об этом. Помнишь, я писала про одну песню, которая показалась мне глупой? Она теперь безумно мне нравится. Где бы я не была и что бы я ни делала, важной частью моей работы и дел является эта песня. Она успокаивает мою душу и под неё так охота заснуть и спать, спать, спать, пока не наступит весна. Пару раз я засыпала в наушниках, чем очень разгневала Драко. Теперь уснуть практически не получается. Куплю снотворное, чтобы хорошенько отоспаться. Драко стал приходить с работы очень уставшим. В Министерстве прошли слухи, что где-то вновь собирается отряд Пожирателей, и его как начальника Отдела по безопасности рассылают на всякие задания по поимке тёмных последователей. Драко слишком сильно переживает за организацию торжества. В последнее время он места себе не находит от того, что какой-то очень хороший организатор куда-то уехал и не знает, когда вернётся. Мне приходится успокаивать его, говоря что эта свадьба будет самой лучшей, даже без шикарного оформления. Думаю, мне больше нечего тебе сказать, сегодня наложу обещанное заклинание, потому что чувствую, оно скоро пригодится. До скорой встречи! _________________________________________________________________

11 сентября 2005 года

      Разбуди меня, искупай в самой чистой воде,       Глаза и ладони, нет лучше нигде.       И качается мост между мной и тобой.       Я медленно открываю глаза. Впервые за долгое время, я не чувствую колющей боли в своих конечностях, не чувствую ничего. Мне просто хорошо. Моё тело словно парализовало. Я не знаю, кто решил удостоить меня такой чести в виде необходимой ванны с горячей водой, но я безумно благодарна этому человеку. Смотрится ужасно глупо: белая ванна посреди грязного подвала, в котором меня держат. Я не знаю, какой сегодня день или час. Мне просто хочется посидеть в этой горячей воде как минимум вечность, а если можно, то больше. Вода, словно спасение, забирает всю усталость, волнами блаженства лаская огрубевшую кожу. Мне кажется, что она смоет всю грязь, липким слоем накопившуюся у меня на теле и душе. Мне чертовски хорошо. Все идет так прекрасно, течёт медленно, продлевая удовольствие, пока на пороге я не вижу твоего лица. Ты смотришь на меня не так как раньше. Сейчас твой взгляд равнодушен. Словно сталь, ты разрезаешь все живое в моей душе, губя последние нотки надежды, обгорелыми угольками тлеющие в глубине моей души. Ты ухмыляешься, видя меня в своей наготе, ведь вода в ванной чистая и грязное тело выделяется на ней. Ты полностью сканируешь меня взглядом неутолённого пищей хищника. Мои щёки пылают от стыда и ненависти. Кто бы знал, что я когда-нибудь окажусь полностью униженной перед мерзким слизеринским тараканом? Мне кажется, ты замечаешь моё смятение. Ты читаешь всё по глазам. Я слышу, как твои шаги отдаляются за спиной. Может, ты пришёл убить меня? Если так, то я готова понести смерть. Я уже зажмурила глаза, представляя свой последний вздох и твою садистскую улыбочку, но ощущаю робкое прикосновение к своей спине чего-то мягкого. Всё тело оцепенело, когда в нос вбивается запах яблочного мыла.       Ты трёшь руки, а затем плавно переходишь к груди. Я замечаю, как напрягается челюсть на твоем остром лице, как напрягаются руки. Ты пытаешься не смотреть, изобразить равнодушие, но как давно ты не видел девичьего тела, Малфой?       Так проходит время. Ты уходишь, окатив меня ведром воды и положив чистую одежду на край железной скамьи, являющейся мне моей кроватью. Уходишь так быстро и стремительно, оставив после себя шлейф из недосказанности и непонимания.       В эту ночь мост, сооруженный нами из чистой ненависти, пошатнулся, вызвав в моей униженной груди волну благодарности и тепла. Громко, ему вслед, я кричу: "Спасибо". Дорогой дневник, я ужасна напугана и не понимаю, что это такое. Не знаю почему, но слова песни появились не по моей воле. Надеюсь это всего лишь сон, который вызван бессонными ночами. До скорого! ___________________________________________________________________________________________

14 сентября 2005 год.

      Разбуди меня поцелуем полыньи из звёзд.       Я парю в этом танце, пленительно в рост       И взрывается мост между мной и тобой.       Я стала пленницей этого безумного круговорота жизни. Я совершенного отделена от реальности, находясь в режиме ожидания. Порой меня не покидают мысли, что там, наверху, всё кончено, там всё хорошо. А я здесь, как принцесса в заточении, сижу и жду, когда придет мой принц и спасёт от ужасного огнедышащего дракона. Только дракон у меня ассоциируется с никем иным, как Драко Малфоем, который вполне годно скрашивает мои серые дни. В последний раз он принес бутылёк заживляющего зелья, в состав которого входила полынь, и теперь всё подземелье пропитано этим запахом, щекочущим ноздри. Малфой изрядно изменился в моих глазах. Первые дни гостеприимством сие место не блистало, зато сейчас у меня есть плед и много других побрякушек, принесенных слизеринцем. И отношение к нему заметно изменилось. Он редко разговаривал, но навещал меня часто, оставляя то яблоко, то какую-нибудь другую вкуснятину, конечно, в малом количестве. Один раз даже зашла Нарцисса, проверяя, как у меня дела. Очень милая женщина.       Сейчас сидеть и читать "Пророк", принесённый по моей просьбе, не было никакого желания. Настроение было особенно паршивым. Интересно, Гарри и Рон будут меня спасать? Раньше это казалось таким правильным: биться в истерике, кричать и умолять, чтобы освободили, лишь бы только быть рядом с ними. А теперь... Всё по-другому. Даже другая я. Кажется, будто со мной поступили как с дешёвой, никому не выгодной копейкой. Просто взяли и кинули в копилку, прямо на дно, чтобы другие, более значимые монеты, закрыли ржавую поверхность моей. Даже чёртов Малфой стал мне ближе, чем двое друзей. Где они? Как они? Я не знаю. И, кажется, не хочу знать. Не спеша, сжимая голову в приятную дремоту, Морфей забирает в свой мир, который сейчас мне нужнее всего.       Я просыпаюсь от того, что ощущаю изучающий взгляд, насквозь пронзающий моё тело. Поднимаюсь на локтях, медленно открывая глаза, стараясь привыкнуть к тусклому свету настольной лампы. Когда я более менее привыкла и полностью оглядела пространство, мой взгляд встретился с парой льдистых радужек, в зрачках которых блестели огни. Я сразу же села, а Малфой своей вальяжной походкой присел рядом и достал палочку из внутреннего кармана. Мне не было интересно смотреть, что он делал и какие заклинания выскальзывали из его палочки, я лишь закрыла глаза, стараясь пропустить сквозь себя такую приятную тишину. Минуту спустя комнату озарил яркий свет и я против воли распахнула глаза. Миллионы звёзд сверкали на потолке, медленно кружась вокруг нас. Я была очень удивлена, что не заметила, как близко ко мне был Малфой. Он смотрел так свободно, будто перед ним не грязнокровка с ненавистного факультета, а какой-то другой человек, очень близкий ему. Запах полыни всё ещё стоял в помещении. Мне невольно захотелось положить свою голову на его плечо, но теперь он опередил меня. Я почувствовала холодные губы на своих. Малфой целовал нежно, положив ладонь мне на шею. Сама не зная, что делаю, я неуверенно ответила на поцелуй.       Спустя несколько минут, когда в лёгких не было воздуха, я отстранилась, судорожно дыша. Малфой выглядел слегка растерянным. Он выбежал сразу, как только пришло осознание того, что произошло.       Я дотронулась пальцами до своих губ, понимая, что тот мост, который мы так упорно и долго строили на взаимной вражде и неприязни к друг другу, разрушился в мгновение одного робкого, но такого чувственного поцелуя. Дорогой Дневник, мне страшно как никогда. Сегодня ночью я проснулась в холодном поту, дотрагиваясь пальцами до нижней губы. Я не испытывала такого ранее. Никогда в моей жизни счастливые сны не доставляли мне такого животного страха. Нужно обратиться к Джеку с помощью. Надеюсь, он сможет мне всё объяснить. Невольно посмотрела на Драко. Он размеренно дышал, что-то бормоча во сне и невольно улыбнулся, когда я дотронулась до его щеки. О Мерлин, если бы ты знал, как я его люблю. Такого милого и беззащитного ночью. Когда настоящее "Я" этого человека пробирается сквозь маски, которые он меняет каждый день. Милый Драко, я боюсь того, что со мной происходит. Надеюсь, это всё пройдет. Джек хороший специалист он поможет мне, верно? Пока, дорогой друг. _____________________________________________________________________________________

19 сентября 2005 года

Дорогой Дневник, наконец-то пишу тебе со спокойной душой. Джека не было на рабочем месте, но зелье для хороших сновидений мне очень помогло. Сегодня я спала, как сурок. Всё-таки порция крепкого сна подает хороший заряд бодрости, действующий почти целый день. На работе я хорошо выделилась, выполнив месячную норму бумажной работы. Люси, моя коллега, сегодня спросила меня, как продвигаются дела с женитьбой. Я охотно поделилась с ней дальнейшими планами касательно оформления и пригласительных открыток. Она лишь улыбнулась и сказала, что фамилия Малфой очень красиво сочетается с моим именем. Следуя по нашему графику, составленному Драко, сегодня мы должны были посетить кондитерскую фирму и заказать большой свадебный торт. Мне этот поход доставил огромное удовольствие, что не скажешь о нём. Он сидел весь на иголках, внимательно слушая нашу беседу, изредка вставляя какое-либо предложение. Торт будет очень вкусным и красивым. Ещё мы обещали заглянуть в нору, чтобы поделится нашими идеями с опытной Миссис Уизли. Она радушно нас приняла, сажая за стол, набитый всякими вкусностями. Драко мило с ней беседовал, попивая чай с пирогом, а я с интересом слушала их разговор. Конечно, упомянув про торт, который был заказан нами, Молли заметно погрустнела. Будучи очень учтивым человеком, Малфой нашёл чем загладить её обиду. Он сказал, что для него будет честью увидеть на столе тарталетки разных видов, приготовленных её рукой. Глаза Миссис Уизли вспыхнули огнём, а на губах расцвела добрая улыбка. Как только мы переступили порог нашей квартиры, Драко обессиленно плюхнулся в кресло. Сегодня шёл дождь, бодро постукивающий по окнам. Я принесла чайник и две кружки, разливая по ним фруктовый чай. В такие вечера особенно приятно сидеть с ним в обнимку и просто молчать, согреваясь в объятиях друг друга. Он уже давно спит, посапывая, как младенец. У меня нет желания идти спать. Сегодня я вдруг захотела порисовать. Эти картины настолько унылы, что рядом с ними не хватает чего-то счастливого. Пока, дорогой друг. Меня ждут кисти и холсты. _______________________________________________

22 сентября 2005 года

      Навзничь упавшие, насмерть пропавшие.       Нет стыда у любви, запретов не может быть!       Парим друг над другом мы, кружим самолётами -       Этим эфиром только и можно дышать,       В этих движениях только и стоит жить!       Мне тепло и уютно. Мне нравится находиться в его крепких объятиях и вырисовывать пальчиком непонятные узоры на его груди. Он дышит тихо и перебирает рукой пряди моих волос. Я ощущаю запах его парфюма. Он не такой сладкий, как у Гарри. Он очень тонкий, изысканный. Я слышу его тяжелый вздох и теперь смотрю на бледное аристократическое лицо. Драко выглядит умиротворённым, но далеко в его глазах плескается тревога.       - Ты о чём-то беспокоишься? - он сводит брови к переносице.       - Я долго откладывал один разговор, Гермиона. Думаю, сейчас настало самое время, - я нехотя выбираюсь из его рук и сажусь на скамью. Он стоит возле стола ко мне спиной. - Совсем скоро кончится война. Поттер и Уизли придут за тобой сразу же, как начнётся охота за преследователями Темного Лорда. Перед тем, как будет наступление на Малфой-Мэнор, я отправлю сову твоему дружку и мне придётся кое-что сделать.       - Что же, Драко? - волнение заполняет каждый уголок моего тела.       - Я вынужден применить к тебе Obliviate.       - Что? Нет, Драко, нет, - я энергично мотаю головой, стараясь спрятать подступившие слёзы.       - Гермиона, тебе со мной не видать счастья! Я - Пожиратель Смерти, это навеки моё клеймо! Я не заслуживаю быть тебе возлюбленным, не то что мужем!       - Это уже мне решать, слышишь?! Я не буду счастливой без тебя! Ты подарил мне любовь, заполнил мою душу, теперь ты просто возьмёшь и сотрёшь мои чувства с лица земли?! Ты себя сам слышишь?! Прекрати такое говорить! - я кричу, глотаю слёзы, и бью по его груди своими маленькими кулачками.       - Думаешь, я не видел, как смотрит на тебя Уизли?! Поверь мне, Гермиона, он сделает тебя счастливой намного больше, чем я! Он любит тебя! Я сделаю это, слышишь! Ради тебя и твоего счастья! - он сжимал меня в объятиях, так крепко, словно это было в последний раз.       - Я не позволю тебе сделать это! Не позволю! Только попробуй сделать это со мной! - я шипела, как змея, вырываясь из его цепких рук. - Не позволю! Никогда! Я проснулась от того, что меня сильно теребили за плечи. Открыв глаза, я видела обеспокоенное лицо Драко, который тут же обнял меня, тихо шепча: "Это все сон, милая. Только сон". Драко, мне действительно страшно. Со мной происходят странные вещи. Эта дурацкая песня! Зачем я её вообще прослушала? Утром я списала всё на стресс, хотя это не из-за стресса. Драко, помоги мне! Разбуди меня! Мне страшно. Я чувствую, как головная боль усиливается с каждым разом, с каждым сном. Драко, милый, вытащи меня с этого кошмара! ___________________________________________

27 сентября 2005 года

      Разбуди меня. Не искала, но всё же нашла.       Дышу на свободе, тоска умерла,       И не стоит того, чтобы долго о ней.       Сколько прошло времени с того дня, когда меня впервые кинули в эти подземелья? Наверное много. С каждым разом я все меньше вижу тебя. Ты такой глупый, Драко. Считаешь, что если перестанешь навещать меня, я просто наплюю на свои чувства и вновь стану сохнуть по Рону. Ты слишком глупый и не видишь ничего, дальше своего аристократического носа. Неужели ты действительно думаешь, что я позволю забрать у меня те дни, проведённые наедине с тобой? Решил, что сможешь легко лишить меня воспоминаний о том прекрасном робком поцелуе? Я обещаю тебе, Малфой, во что бы то ни стало, вспомнить об этом и убить тебя лично. Я ведь знаю, что чувства не убьёшь. Надеюсь, и ты это понимаешь.       Я слышу шаги на лестничной площадке и с любопытством вглядываюсь в нечёткий мужской силуэт. Это не ты. Лёгкое чувство разочарования расползается по сердцу. Когда я слышу звук проворачивающихся ключей, резко вскакиваю с места, обтряхивая штанину от грязи. Передо мной стоит твой отец. Сгорбленный и прихрамывающий на одну ногу мужчина с грязными волосами и небритой щетиной. Я гордо задираю голову, желая теперь доказать, кто из нас является грязью. Он не смотрит на меня, лишь указывает жестом на открытую железную дверцу. Перед уходом с этого сырого места, я на мгновение замечаю его взгляд. Он был таким пустым и уничтоженным.       Быстро шагаю по лестнице, замечая робкую фигуру женщины, которая машет мне рукой. Она хватает меня за руку и стремительно ведёт по коридорам. Множество дверей пролетает перед моими глазами. Я ощущаю легкий толчок в спину и оказываюсь в просторной комнате пастельных тонов. Нарцисса стремительно закрывает дверь, шепча заклинания, а затем подходит к окну, запирая его и задёргивая коричневые портьеры.       - Это комната моего сына, Мисс Грейнджер, - она стоит возле двери и внимательно смотрит на меня, - он придёт к Вам сегодня, только чуть позже.       - Спасибо, Миссис Малфой, - я улыбаюсь ей, выражая всю благодарность в простом изгибе губ, - я ценю все Ваши поступки.       - Не стоит, Гермиона. Просто мой сын любит Вас, а я, как любящая мать, должна поддерживать сына во что бы то не стало, - она дарит мне ответную улыбку, присаживаясь на край кровати. - Сегодня вы будете свободны, Гермиона. Мистер Поттер и Мистер Уизли освободят Вас, как только предоставится удобный случай. Я не знаю, каким способом это произойдёт, но подробно вам всё расскажет Драко. Мне было приятно с Вами познакомиться, несмотря на такую ужасную обстановку. Надеюсь, в будущем мы с Вами станем немного ближе, чем просто знакомые.        И Нарцисса уходит своей статной походкой, напоследок даря выразительный взгляд.       Единственное, что сейчас так мне необходимо, так это его холодный взгляд и слегка худощавая фигура.        Дорогой Дневник, я вновь закрепила Memoria cogitationes* на твои страницы, потому что мысли путаются в голове и изложить их письменно мне не удается.       Сегодня я вновь проснулась убитой. Не было и шести часов утра, когда мои глаза прожигали потолок, а тело покоилось в коконе из рук любимого человека и тёплого пледа. Я не хотела вставать и идти на работу, строя из себя счастливого человека, ведь внутри происходила непонятная мне война, сжигая дотла все частицы радостного настроя. Драко обеспокоенно смотрел на меня, а я всё так же улыбалась, продолжая сыпать соль в чашку с кофе.       На работе я становлюсь безумно нервной, что не укрывается от глумливых взглядов моих коллег. Они всё ещё подтрунивают надо мной, строя из себя каких-либо психологов, продолжая всем своим видом выводить меня за рамки спокойствия. Лишь одна Люси искренне поинтересовалась, как у меня дела, ссылаясь на мой убитый вид. Я сдавленно ей улыбалась, говоря, что бессоница совсем меня измучила.       Я отгородилась от этого мира, впуская в него только Драко и ненавистный мне плеер с надоедливой песней. Не знаю, что в ней такого притягательного, но в каждом слове скрывается что-то важное, скрытое от моего понимания в глубине души.       Я не перестаю надеяться, что совсем скоро эти сны исчезнут с моей жизни.       Драко, я знаю, как тебе тяжело. Ты волнуешься из-за свадьбы, отдавая всего себя в эту подготовку. Но я не могу тебе помочь, потому что я теряю себя. Теряю какую-то важную частичку чувств.       Прощай, дорогой Дневник. Может следующие записи будут немного веселее и проще. ___________________________________________________________________________________________

30 сентября 2005 года

      Разбуди меня. "Завтра" нас не оставит в живых.       Наше время - уже одно на двоих!       И горят фонари, и свободен тоннель.       Шум. Гулкий шум разносится по всем коридорам Малфой-Мэнора, сопровождающийся криками и безумным смехом последних Пожирателей Смерти. Я вскакиваю с места, надеясь на то, что в этом полном хаосе ни одно опасное заклинание не дёрнулось в его сторону. Моё волнение уходит, когда в замочной скважине поворачивается замок, и серые глаза нежно глядят в мои. Я кидаюсь к нему в объятия, крепко обвивая его шею. Он сжимает меня в своих руках, поглаживая ладонью по спине, задевая пряди волнистых волос. Мне не хватало его духов. Запах свежести с нотками цитруса впивается в нос, заставляя сердце выбивать быстрый ритм. Он что-то шепчет, но мне глубоко плевать на его слова. Я просто продлеваю миг блаженства и счастье, надежда на которое тает, как воск при горящей свечи.       - Поттер ждет тебя, Гермиона, нам пора, - он отстраняется и ведёт меня на выход.       -Драко, пообещай, что не сотрёшь мне память, прошу тебя! - Малфой лишь кивает и продолжает тянуть меня по бесконечным коридорам этого угрюмого дома.       Я замечаю силуэты моих друзей и весело бегу им навстречу, всё так же крепко сжимая мужскую ладонь. Мы останавливаемся в метре друг от друга и я позволяю себе отпустить руку, чтобы почувствовать тёплое объятие своего любимого друга. Рон стоит в стороне, как-то отрешённо глядя на меня.       - Думаю, Вам нужно поговорить, - Гарри измученно улыбается, уходя к Рону.       Драко оглядывает меня с ног до головы и накрывает своими дрожащими губами мои губы. Я отвечаю сразу же, стараясь запомнить все эти счастливый моменты. Он отстраняется от меня и тихо произносит:"Тебе пора, Гермиона. Я обязательно найду тебя". Я отдаляюсь от него, в последний раз оглядываясь. Иду мелкими шагами, останавливаясь лишь на минуту, когда слышу шелестящий звук за своей спиной.       - Obliviate.        Я вскочила с кровати, как ошпаренная. Своим резким движением я разбудила Малфоя, который тут же сел на кровати, зовя к себе. Я медленно осела на его колени, обвивая шею и позволяя себе заплакать. Он раскачивается, поглаживая мои волосы и крепко сжимает в своих руках, словно ощущает все моё беспокойство. Я не хочу спать, боюсь уснуть.       Утром инцидент, произошедший ночью, мы предпочли не вспоминать. Я привыкла к частому недосыпу, хотя порой чувствую ужасную усталость. Драко выглядит измученным, большие синяки пролегли под глазами, сильно выделяясь на бледной коже.       Дорогой Дневник, писать что-то успокаивающее я не хочу. Все мои слова лишь пустые надежды.       До скорой встречи. ___________________________________________________________________________

1 октября 2005 года

      Дорогой Дневник, записываю свои мысли прямо сейчас, находясь на далёком расстоянии от тебя, потому что странное чувство не покидает меня. Такое ощущение, что должно кое-что произойти. Я даже не знаю, что именно.       Сегодня первое число второго осеннего месяца, что означает поход в ювелирную лавку, находящуюся возле границы с магловским миром. Буквально на днях мы распланировали этот день с точностью до секунды.       Мы сидим в ювелирном магазине, и я внимательно слушаю разговор между продавцом и моим женихом. Кольца мы уже выбрали, осталась лишь формальная часть, которая не кажется мне особо интересной. Я говорю Драко, что хочу выйти на воздух, и медленно выхожу прочь из здания.       Напротив находится магловское кафе, в котором играет знакомая мне песня. Я внимательно вслушиваюсь в текст песни и перед глазами мелькают последние сны. Я словно заколдованная прохожу дорогу и в миг меня пронзает боль.       Плен...Малфой-Мэнор...Драко...Поцелуй...Obliviate...       Он стёр мне пам.... (на этом слова обрываются) ___________________________________________________________________

***

- Здравствуйте, Мистер Марвин. Я очень Вам признательна, что Вы нашли время для нашего скромного издания "Придиры".       - Дорогая Мисс Лавгуд, для меня это также важно, как и для Вас. Ведь Гермиона Грейнджер внесла огромный вклад в нынешнюю политику Англии. Поистине удивительная девушка. - Ну наверное приступим к делу. Каково нынешнее состояние Мисс Грейнджер?       - Знаете, у нее удивительно крепкое здоровье. Никаких физических повреждений на теле не осталось. Но... Но Война не прошла мимо этой девушки. Все страшные события сильно потрепали ей нервы, что, к великому нашему сожалению, сыграло на ее нынешнем состоянии.       В палате №135 властвовала напряженная атмосфера. С каждым вздохом присутствующих тишина накалялась и скручивала последние струны спокойствия, которые вскоре норовили лопнуть от сильного давления. Где-то изредка пролетали отголоски надежды, но тут же исчезали в диком омуте страха.       Напряженную тишину разрушил скрип двери. Тяжелые шаги Мистера Марвина заставили людей, собравшихся возле спящей Гермионы Грейнджер, ощутить сильное волнение, быстрыми потоками расползающееся по каждой клеточки тела. - Какова вероятность ее выздоровления?       - Знаете, Мисс Лавгуд, на этот вопрос мне затруднительно ответить, поскольку в наших руках только один шанс её разбудить. Кто бы мог подумать, что сознание девушки настолько сильно сопротивляется. Во время плена в Малфой-Мэноре ей стерли фрагмент памяти, который был очень важен для неё самой. Заклятие подействовало, но чувства остались. К сожалению, если 1 декабря ничего не изменится и она не проснется, аппарат будет выключен и Гермиона Грейнджер умрёт.       Все пришли лелеять надежду на спасение драгоценного человека, не только для друзей, но и для всей магической Британии. Все собравшиеся здесь, а именно: Поттер и его супруга, пару человек из Медицинского Магического Комитета, несколько работников Св. Мунго, Целитель Марвин и очень бледный Малфой, ждали важной минуты, когда воспоминания медленной струйкой протекут в сознание Гермионы Грейнджер.       - Сегодня важный день для всех нас. Дорогие представители Комитета, прошу вас ознакомиться с документами. В них не указано само содержание воспоминания, утерянного во время войны для её же безопасности, поскольку Мистер Малфой счел это личным. Надеюсь, Вы это поймете, - члены Комитета согласно кивнули, - Мистер Малфой, вы готовы? - Что вы скажете на счёт моральной стойкости её друзей?       - Скажу Вам честно, что не так часто видел Мистера и Миссис Поттер, а также Мистера Уизли. Могу сказать только то, что они все безумно сломлены, но держатся довольно неплохо, поскольку у каждого из них есть определенный человек, поддерживающий всеми своими силами. Как знаю, для Гарри и Джинни, надеюсь они не против того, что я зову их по именам, сын - единственное успокоительное средство, ведь все знают, что дети - цветы жизни. Для Рона Уизли - девушка, которую он очень любит. Эти люди никогда не будут сломлены такими ударами судьбы, потому что они есть друг у друга.       - Да, - Малфой уверенно делает шаг навстречу Целителю.       - Memoria flexit*, - тонкие прозрачные струйки соединяли висок белобрысого юноши и палочки, направленной на его. Длилось это совсем не долго, вскоре важный фрагмент оказался в руках Целителя. Он аккуратно подошел к Гермионе и приставил палочку к ее виску.       - Quid refert. - А как состояние её несостоявшегося жениха, Драко Малфоя?       - Этот человек безусловно сломлен, как морально, так и физически. На протяжении этого месяца он ни разу не покидал её палаты. Знаете, у него нет надежды в мире. Он умирает вместе с ней. Его глаза с каждым днем всё меркнут и меркнут, а в душе угасает надежда. Это видно невооруженным взглядом. - Вы думаете, что он действительно любит ее?       - Несомненно, Мисс Лавгуд. Его любовь к ней сильнее, чем мы можем это представить.       - Открой глаза, Гермиона. Я прошу тебя, - его безумный шепот отскакивал от стен палаты, разрезая тишину. Он крепко сжимал ее руку, держась за нее, как за спасательный трос. Минут двадцать прошло с момента произношения заклинания, а она так и не подала признаков пробуждения.       - Мне жаль, Мистер Малфой, - толстенький мужчина средних лет, представляющий Комитет, произнес эти слова с нескрываемой грустью. - Отключайте аппарат, Мистер Марвин. Мы ошиблись.       Малфой мигом выскочил из палаты, со всех ног несясь к выходу с этого места. Он не замечал бегущего за ним Поттера. Ему главное сбежать туда, где ничто не напоминает её шоколадные глаза. - Вы уверенны, что она очнется?       - Я очень на это надеюсь, Полумна. Она даже не догадывается, какую боль испытывает каждый близкий ей человек, а в частности Драко Малфой .       - Малфой, остановись! - Поттер резко хватанул его за плечо, разворачивая к себе. - Ты что творишь?! Ты должен вернуться!       - Я не могу, Поттер! - он плакал, слёзы холодными струйками стекали по впалым щекам. - Её больше нет! Нет! Я не могу жить без нее!       - Малфой, это нужно сдел...       - Послушай, Гарри. Я не смогу увидеть её сейчас! Мёртвой. Холодной. Не живой! Понимаешь? - он смотрел на него с дикой болью в серых глазах. - Я хочу уехать. Плевать куда! Подальше от этого места! Потому что этот мир для меня погиб! Я здесь труп! Понимаешь?       - Малфой, ты не можешь так поступить, - Гарри говорил быстро, резко выговаривая каждое слово.       - А если бы на её месте была Джинни? - Поттер молниеносно заткнулся, потихоньку отпуская его плечи.       - Я скажу всем, что ты заболел и не смог быть на похоронах. Я надеюсь, ты не совершишь никакую глупость. Иначе она тебе этого не простит.       Малфой лишь кивнул, исчезая в тумане холодного утра. Судьба поставила точку на его строчках жизни. - Спасибо за интервью, Мистер Марвин. Вы возродили в наших душах надежду. Нам действительно не хватает Гермионы Грейнджер.       - До свидания, Мисс Лавгуд. Будем надеяться всем миром, что такая девушка будет жить. - До свидания, Джек Марвин.

***

- Ты проиграла, - змеиный шепот расползается по стенкам купола, покрытого небольшими трещинами. Она тихо стоит, сдерживая слёзы. Черный туман забрал последние надежды.

***

      Франция.       Прекрасная страна с многовековой историей.       Страна, вырастившая в своей исторической колыбели сотни чистокровных волшебником, вскормившая их чувством благородства и чести.       О милые французские бульвары и аллеи! Как любят Вас сердца ваших детей, которые были объяты нежностью парижских вечеров! Как же прекрасен благородный Париж в пушистых нарядах декабрьских снегов! Сколько счастья в невинных детский лицах и озорного огонька в их искренних глазах!       Сколько лживых масок спали с твоих жителей! Сколько жестоких интриг остались в прошлых моментах золотистой осени, так искусно тронувшей листву твоих деревьев! Ты прекрасен, милый Париж!       Толпы людей шагают по твоим заснеженным бульварам, разрезая своими миниатюрными фигурками быстрый вихрь резных снежинок. Их веселый французский говор овладевает некогда тихой улочкой, на которой во всю разгорается дух Рождества. Как же приятно слышать громкие напевы праздничных песенок и веселый хохот счастливых семей. Видеть разноцветные костюмы детишек, ощущать всю сущность столь волшебного зимнего торжества...       Время приближалось к полуночи. Сегодня было Рождество и ярко украшенные улочки потихоньку пустели, заставляя семьи праздновать семейный уютный праздник в своих маленьких, но таких родных квартирках.       Он тихо брёл по улицам на ватных ногах, кутаясь в пестрый и нелепый шарф. В его широкую спину хлестал холодный ветер, беспощадно терзающий в своих резких движениях хрупкие силуэты маленьких снежинок, сбившихся в одну большую кучку. Драко Малфой слегка улыбнулся, наблюдая за разноцветными гирляндами, сияющими на дверях и витринах, за теплыми взглядами продавцов лавок, которые со всем трепетом поздравляли маленьких детей, даря небольшие игрушки и целый пакетик сладостей. Его также умилял восторг маленьких наивных лиц, которых еще не тронул жестокий мир. Юноша прошел дальше, стараясь забрести в безлюдное кафе и просто посидеть в тишине. Рождество было прекрасным праздником. Только больше для него этот праздник обычный серый день, как и все другие.       Он медленным шагом брел по аллеям, огибая яркие улицы и шумные площади, где веселая толпа подростков шумно праздновала завершение года. Воспоминания тонким лезвием впивались в душу, все глубже вскрывая незажившие раны.       - Как-нибудь мы поедем в Париж зимой со своими детьми, ты же обещаешь Драко?       - Конечно, моя маленькая Мадемуазель.       Малфой не следил за временем, отдавая себя жизненному течению, поскольку он не видел больше смысла жить. Словно вырвали что-то очень важное для него, вырвали из уголков сердца и такой измученной души. А ведь действительно, средь широкого и такого двуличного мира он остался один. Тэт-а-тэт с безжалостной судьбой, которая в два счета может изменить книгу жизни. Его жизнь меркла, как меркнут огоньки новогодней елки к концу января, как меркнут звезды, уступая место первым лучам восходящего солнца. Только в отличии от аляпистых огоньков и далеких звезд, которые через определенный промежуток времени вновь зажигаются и мигают своим ярким светом, он померк на всю оставшуюся жизнь...       Он брел, изредка оглядываясь на скверы и бульвары, в которых отголоском доносилась праздничная музыка. Воспоминания далекого детства, где он еще семилетним ребенком глядел на всю эту атмосферу своим детским и наивным взглядом, навивали на него тоску, тоску по тому времени, когда мама нежно улыбалась ему и покупала рождественский подарок в одном из ларьков, находившихся на окраине узких улиц.       До его отеля оставался один квартал, и Драко, неуклюже замотавшись в свой шарф, миновал его за 5 минут. Поспешно забираясь по лестнице, он обменялся фразами с пожилой дамой, его соседкой по комнатам, и поспешил к себе, дабы провести остаток дня погрузившись полностью в воспоминания. Юноша повернул ключ в замочной скважине, быстро скинул с себя пальто и шарф, прошел к кофе-машине, чтобы приготовить себе чашку кофе, ведь холод зимнего Парижа пробрался прям до костей, как его взгляд уловил коричневую куртку, аккуратно сложенную на маленьком кресле.       - Не думал, что тебя придется так долго ждать, - Малфой резко обернулся и слабо улыбнулся.       - Рад тебя видеть, Поттер,- волшебник в круглых очках протянул ему руку для приветствия, на что Драко ответил дружелюбно. - Будешь кофе?       - Пожалуй не откажусь, - Гарри плюхнулся на серый диван и скучающим взглядом разглядывал интерьер комнаты. - Весьма неплохо для такого отеля, но каминная система просто дрянь, с третьего раза только получилось сюда попасть. Видите ли, "У нас он работает слабо, так как ответственный за каминную систему уехал отдыхать с семьей",- передразнил Гарри администратора отеля. - Будто меня вообще это волнует. Неудивительно почему у них очень малое количество посетителей.       - Мне нравится, - проговорил Малфой, аккуратно ставя на журнальный столик две чашки кофе, - здесь нет никаких любопытных глаз, никто не пытается с тобой заговорить, расспрашивать. Это то, что мне действительно сейчас необходимо. Кстати, как ты меня нашел?       - Сам знаешь, что работа в Министерстве требует не мало знакомых людей по всем ближайшим странам. Один старый приятель видел тебя как раз в тот момент, когда ты заходил сюда. И потом при разговоре он про тебя напомнил.       - Никуда не денешься от Святого Поттера, - парень тихо рассмеялся. - Как Джинни?       - Передает тебе пламенный привет, - Гарри улыбнулся и продолжил, - все надеется, что ты приедешь к нам на праздничный ужин, до него еще час.       - Я...я...я не могу, - на лицо Малфоя легла печаль, и что-то раздирающее душу вновь проснулось.       - Понимаю, приятель, - твердая рука Поттера опустилась на его плечо и несильно сжала. - У меня небольшой подарок для тебя. Тут небольшие сладости со Сладкого королевства и ... фотографии...       - Какие фотографии? - Драко вопросительно изогнул бровь.       - Посмотришь сам. Это твое личное, - Поттер поставил пустую чашку на стол, взял в руки свою верхнюю одежду и поспешно засобирался.       - Ты уже уходишь? - Малфой встал вслед за ним, пристально вглядываясь в лицо собеседника. - Так быстро?       - Я хотел пригласить тебя к нам, надеясь, что ты согласишься, - Гарри уже надевал на себя шарф, - Джинни ждет меня, еще нужно помочь искупать Джеймса. Он у нас вредный малый, хоть и добрый.       - Оу, ну раз так, - медленно проговорил Драко, - я не смею тебя задерживать. Спасибо большое за подарок, жаль, что я не успел ничего купить Джинни и вашему сыну, я...       - Все в порядке, Малфой, - Поттер добродушно улыбнулся, держась за ручку входной двери. - Счастливого тебе Рождества.       - Тебе тоже... - Драко грустно улыбнулся, - ты же знаешь, что без нее уже счастливого ничего не будет.       - Поверь, для тебя это будет самое счастливое Рождество на свете, -Поттер загадочно улыбнулся и скрылся за входной дверью, оставляя после себя шлейф загадочности и неизвестности.       "Черт бы его побрал, тьфу, со своими загадочными словечками!"- рявкнул Малфой про себя, устало опускаясь в кресло. В комнате было очень прохладно, несмотря на горящий камин, хотя парня это совсем не беспокоило. Он сидел угрюмо глядя на языки пламени, погрузившись в свои мысли, что даже не заметил тихий скрип открывающейся двери.       Малфой потянулся к пакету, в котором, как говорил Поттер, лежали сладости и фотографии. Он дрожащими руками достал пару снимков, взгляд жадно впивался в них. Там была его Гермиона, такая радостная, такая живая. По щекам покатились небольшие слезы.       -Грейнджер, вот как ты могла оставить меня сейчас? Неужели ты забыла, как многое значит для меня твоя жизнь? За что ты так со мной?! - он судорожно заплакал, изредка всхлипывая. Неожиданно, чья-то тонкая рука опустилась ему на плечо. Он почувствовал легкое перебирание прядей его волос. Сердце волнительно сжалось и фотографии полетели на пол, прежде чем до него донесся до боли знакомый голос:

-Ты разбудил меня, Драко.