те, кем мы являемся

Я разозлился на самого себя за то, что её разочарованный голос не принёс мне радости. Впервые за всё время. — Я не понимаю. Странно. Она никогда не опускала руки до этого момента — ни пока была Злой Королевой, ни после того, как перешла на сторону добра. — Мы перепробовали всё. Я использовала ингредиенты, противоположные заклинанию, использовала большую часть своих сил вместе с Эммой, а затем с Зеленой и… ничего. В её последнем слове слышалось столько боли, словно духи подземного царства шепотом поведали ей о своих страданиях. Почему я не улыбаюсь, глядя на грусть, плескающуюся в глазах? — Ты меня слушаешь? — Да. — Защитный барьер не поддаётся. После всего, через что нам пришлось пройти… Она сказала «нам» так, будто бы хотела тем самым загладить вину, которую причинила мне и тебе. Что ж, мадам мэр, это у вас не вышло. — Мы решили, что Сторибрук заслуживает того, чтобы о нём все узнали. К тому же, многие давно хотят покинуть город и стать независимыми от… — Вечных проклятий. — Да. В воздухе повисло молчание, которое, к счастью, было вскоре прервано. — Однако Сторибрук по-прежнему отделяет нас от остального мира, и если кто-нибудь пробует покинуть его пределы, случаются несчастья: машину заносит, людей из неё выбрасывает, барьер ударяет током. Я не могу понять, почему так происходит. Городу больше ничего не угрожает, нет ни одного злодея, контролирующего защитный барьер и всё же… Ненавижу, когда она смотрит так пристально на меня, словно я провинившееся дитя. — Ты подозреваешь меня? Дай угадаю: на улице ждёт полицейская машина, которая отвезет меня в участок, а на случай, если я собираюсь применить магию, Свон готова меня остановить. — Нет. — Нет? Я был искренне удивлён, кто бы мог подумать. — Послушай, Голд, я знаю, что мы не проявляли к тебе должного уважения, но… — Какая догадливая, однако. — Прекрати, — парировала она. — Ты спас всех нас, и мы тебе благодарны. Я не вправе вновь просить тебя об очередной услуге, но дело серьёзное, нам действительно необходимы твои знания и навыки. Она поднялась со стула и направилась к выходу. — Если ты против, то я больше не смею тебя задерживать. — Я помогу. Она остановилась и обернулась. — Правда? — Я совсем не против того, чтобы многие покинули этот город, тем более что когда-нибудь Генри придётся пойти в колледж, а мне, как его дедушке, хотелось бы, чтобы он был престижным. Признаюсь, Белль, я слукавил. Впоследствии я пришёл к выводу почему больше не находил в себе силы потешаться над Реджиной — мы оба потерпели крах. Она потеряла отца, мать, затем свой защитный тёмный панцирь, скрывающий её страхи, потеряла своего возлюбленного Робина Гуда, и, я знал, но она никогда в этом не признаётся, она потеряла шанс быть вместе со Спасительницей из-за Крюка. А с каждым годом она теряла своего сына, в котором прорастало желание быть независимым и самостоятельным. Конечно, я её никогда не прощу, как я уже и упоминал, но я стал понимать её как никогда раньше. Злая ирония. По правде сказать, мне было плевать и на то, что собирался делать неблагодарный внучок, и на то, останутся или уедут жители города. Я хотел впечатлить тебя. Хотел поступать в дальнейшем, как герой ради семьи, которую вновь обрёл. Если бы я знал, что должно было произойти… Я взял кое-какие магическое принадлежности из лавки и отправился на окраину Сторибрука один под предлогом, что так меня некому будет раздражать. Реджина лишь пожала плечами. Мне бы такой самоконтроль… Я не сомневался в способностях Злой Королевы, поэтому изготовил другие антимагические зелья, на которые обратил давно внимание в волшебной книге. Прочитал пару заклинаний на мёртвых языках. Задействовал Тёмную магию.

Абсолютно ничего. Ни черта!

Вместо того, чтобы закричать от досады, я начал волноваться. Почему барьер не поддается мне, Тёмному магу? Мне, Румпельштильцхену? Неужели Сторибрук попал под новое проклятье? Но чье? И почему я ничего об этом не знаю? Потом я услышал электрический скрежет, мои волосы на затылке встали дыбом. Неприятное ощущение. Я обернулся. Белль, от барьера отделился силуэт, принявший человеческий облик! Это был мужчина среднего роста, одетый в абсолютно белоснежный костюм, из-за которого рябило в глазах. Его тёмные волосы странно констатировали с глазами цвета грозового неба. Я не мог бы сказать, сколько ему лет, но в нем чувствовалась печать волшебства — именно она не дала состариться ни мне, ни ещё ни одному персонажу нашей неуклюжей истории. — Наконец-то. В его голосе слышалось нетерпение. — Я всё ждал случая поговорить с тобой, Румпельштильцхен. Будь я сейчас в обличье Тёмного сказал что-нибудь вроде «дорогуша, смотри, как бы это не стало твоей последней фразой», но вместо этого я спросил: — Почему? — Те трое, что были здесь до тебя, не представляют ценности. Их душевная буря и в пометки не годится твоей. Даже вместе они не смогли бы утолить мой голод… Что-то было зловещее в его тоне, я имею в виду по-настоящему зловещее и могущественное, не мне ли не знать о таких вещах. Я встречался со многими типами, возомнивших себя злодеями, но они были до смешного просты и наивны, но в нем чувствовалась угроза, страх перед которой невольно ощущал и я. — Кто ты? — О, я прислуживаю тебе давно, Тёмный маг. Внутри у меня все похолодело. Я видел его впервые, но узнал, потому что встречал его имя в свитках, оставленных моим предшественником. Передо мной стоял Брэдон. В прошлом он был крестьянином, которому не посчастливилось зайти вглубь леса, где его нашёл Тёмный и убил ради эксперимента. Он расщепил его тело на мельчайшие волшебные частицы, которые и создали первый защитный барьер. Но Брэдон приобретал человеческие очертания и долю независимости когда барьер не подпитывали слишком долго людскими страданиями. В этом и находил радость Тёмный. Я молчал, словно громом пораженный. — Ты здесь, чтобы уничтожить м е н я, — он произнёс это так, словно знал каждую реплику, которая должна прозвучать в будущем, наперёд. — Но ты не сможешь сделать этого, Румпельштильцхен. — Почему? О, Белль, ты этого не знала, но иногда и я встаю в ступор по прошествию стольких столетий. — Уничтожив меня, ты уничтожишь Сторибрук. Я годами поддерживал этот город и впитал в себя его сущность, его возможности, его магию… Я — фундамент, не дающий ему упасть. Сторибрук и я — одно целое. Загони меня обратно, в пустоту, и не останется ничего. Вы окажетесь отрезанными от других сказочных миров. А ты потеряешь свою власть и могущество. Два слово, перед которыми я никогда не мог устоять. — Но я могу контролировать тебя. В моём голосе слышалась неуверенность. — Сможешь. Если дашь то, что я так жажду. Накорми меня, Румпельштильцхен, и я открою врата, через которые остальные смогут уйти в р е а л ь н ы й мир. Я почти не дышал, потому что знал, что он имел в виду. Кого он имел в виду… Мне стало так тошно и страшно, как тогда, когда в наших отношениях была трещина. — Пропусти через барьер Белль и своего сына, отпусти их. Дай им то, о чём всегда мечтала твоя жена, дай им свободу, новые места, людей, которые не отвернутся от них… Дай мне почувствовать твоё одиночество, твоё страдание, твои угрызения совести… Ты ведь не смог бы уехать, даже если бы когда-нибудь подумал об этом. Ты ведь потеряешь свою силу. Ты станешь беспомощным калекой, обузой для своей семьи, снова превратишься в того жалкого человека… Он упивался каждым словом, расхаживая взад—вперёд в своём модном костюме. Белль, я был искренне удивлён и напуган, потому что он был прав. Я ненавидел правду. Почти всю свою жизнь я бежал от неё. Но он был безоговорочно прав. Разве я мог тебе дать то, о чём ты мечтала с детства, здесь, в Сторибруке? Рано или поздно ты бы начала задыхаться от этой тесноты и несправедливости — у тебя здесь были только я и сын, никто из жителей не считал тебя своим другом, они побаивались тебя из-за меня. Тебе хочется увидеть страны и города, о которых ты читала в книжках. Тебе вовсе не хочется возвращаться вместе со мной, чудовищем, в Зачарованный лес. Твоё прошлое сыграло с тобой злую шутку, и ты перестала верить в добрую магию. Тебе лучше там, где её вообще нет. Я знал, что однажды ты бы заговорила об этом или начала бы обвинять меня в том, чего я тебя лишил. Или это бы сделал я, но ты бы сначала всё отрицала… Но хуже всего было то, что я всё ещё оставался Тёмным магом. И я был зависим от Тьмы, сдавливающий моё сердце. Да, я сказал тебе и Реджине, что отныне буду творить добрые дела и даже ради этого пришёл сюда, но я всё равно колебался между Тьмой и Светом и отдавал меньше предпочтения последнему. Здесь я имел право быть самим собой. Пугать и держать в узде тех, кто мог бы принести мне выгоду. Манипулировать другими, приходить на помощь в последний момент неудачникам—героям. Брэдон ухмылялся, ожидая моего ответа. Я знал, что заполучив дозу моего отчаяния, он обуздает себя и сделает так, как я ему велю: сделает свободным вход и выход из Сторибрука… Но ценою этого будет то, что для вас город будет существовать лишь в качестве мифа, как потерянная Атлантида… Моё сознание кричало: «Не делай этого! Убей этого поганого лжеца! Придуши его и уничтожь!», но вместо этого я сказал сокрушительное «да». Ах, Белль, Белль, Белль… Ты помнишь тот день, когда я вернулся к тебе и к сыну как ни в чём не бывало? Улыбка сияла на твоём лице, когда я пересказывал видоизмененную историю о том, как я помог всем остальным. Я невольно улыбнулся и сам. И тогда ты предложила то, чего я так боялся, хотя и должен был сказать. Ты предложила уехать навсегда. Сию же секунду. Уехать в Канаду, США, Великобританию, Францию… Найти для нас семейный очаг, свой счастливый конец. Я плакал, то ли потому, что подумал, что такое место всё-таки есть, то ли потому, что не мог понять, рад я этому или огорчен. Я до сих пор не знаю… Мы собрали вещи в тот же день. На удивление, их было очень мало. Ты спросила, почему я не взял с собою ничего из лавки, а я ответил, что мне ничего и не нужно. Это была правда. Даже если бы я уехал отсюда навсегда, я бы не прихватил с собою ни единой вещи, потому что без магии они были бы простым и никому не нужным барахлом. Я проложил в небольшую спортивную сумку деньги. Много денег. Всё то, что я нажил себе за… Сколько… Двадцать восемь — тридцать лет?.. Я залил полный бак бензина, положил вещи в багажник, на заднее сиденье и в последний раз обсудил, что нужно сделать по прибытию в квартиру Нила — первая станция на пути большого путешествия. Я вёл себя безмятежно, так, словно собирался отправиться вместе с тобой, но в душе я старался подавить бушующее пламя. Когда настало время уезжать, я настоял на том, чтобы ты поехала с Гидеоном вперёд — мол, для того, чтобы осмотреть всё ещё раз и забрать что-нибудь ещё. Ты возражала, но потом успокоилась, когда я пообещал, что приеду на другой машине. Пообещал. Ты села за руль, и машина пересекла границу Сторибрука, а я махал вам вслед, ощущая себя Богом из древнегреческой мифологии, который поклялся на реке Стикс любить вечность одну лишь Богиню, но уже через секунду забыл о произнесенных словах. Я предал тебя, отпустив, и тяжёлое чувство утраты наполнило всё моё существо, а Брэдон, превратившись в невидимый сгусток энергии, смеялся надо мною, а я ничего не мог поделать, ведь это была моя вина, мой выбор, положивший конец нашим отношениям навсегда. Я знал, что стоит машине скрыться из виду, как вы очнетесь с Гидеоном словно от полудрема. Твоё лицо примет серьёзное выражение лица, какое оно принимало, когда тебе снился странный сон, а затем ты улыбнешься и включишь радио, твёрдо веря в то, что всё это было фантазией, непонятными мыслями и что тебя ждёт впереди замечательная жизнь. Я написал эту исповедь спустя пару лет после этого случая, обращаясь к тебе, Белль, надеясь, что ты сможешь меня понять и простить, потому что прежняя ты всегда знала, чем это должно было в итоге закончиться, но только вот призраков — олицетворение моих грехов — с каждым годом становится всё больше.