Проблема рыцаря - дракон

      Эдвард уже около недели искал тех, кто оплатил нападение, но всё было глухо. Также значительным минусом было то, что не всегда пират мог перемещаться в облике дракона. Это сильно тормозило поиски. Однако стоило признать, что мужчина был упрям. Он не собирался так легко сдаваться.       Обшаривая десятый порт, который был одним из многих в этом регионе, Кенуэй наконец сумел найти маленькую зацепку. Один из капитанов, что бежал от бойни со своей командой, сейчас надирался в таверне сего захудалого городишки.       Ассасин улыбнулся, скоро он всё узнает. Эдварду стоило огромных усилий не наброситься на пьяницу. Но пират сумел сдержать свой норов и не выдать своих намерений ни единым хищным взглядом или резким жестом, даже глаза стоявшего у стойки мужчины выражали лишь скуку. Только вот под всей этой тоской и равнодушием, скрывался хищник. Сущность дракона ворочалась внутри подобно змее, запертой в тесном кувшине.       Время текло раздражающе медленно. Ожидание тяготило, и, отвыкший от подобного, Кенуэй едва ли не кривился от вкуса абсолютно дрянного напитка. Пират считал, что будь ром менее разбавлен, то и ожидание было бы перенести легче. Однако в столь паршивом заведении как «Глотка», едва ли можно было обнаружить неразбавленное пойло. Оно больше напоминало помои.       Медленно потягивая некачественный ром, хозяин Большого Инагуа наблюдал за залом с вялым интересом. Нужный человек продолжал напиваться, и уходить не собирался. Ящер испытывал ужасную досаду. Ему хотелось поскорее вытрясти необходимые сведения и отправиться на объяснительную беседу к глупцам, что полезли в драконье гнездо.       Недовольно цыкнув, Кенуэй бросил взгляд на входную дверь, что, отвратительно скрипнув, впустила ещё одного посетителя. Можно было бы сказать, что это грязное, наполненное дымом табака помещение засосало в себя очередного несчастного, чью спину согнула работа, а живость пожрала рутина. Но нет. Человек не походил ни на кого из завсегдатаев.       Даже сам Эдвард легко вписался в здешнюю унылую картину, будучи в измазанной одежде, что не стирал на протяжении всех поисков. Впрочем, Кенуэй прекрасно знал, что от него разит потом, ведь за полноценное купание не принять вынужденное плавание в прибрежных мангровых зарослях. Так что золотой дракон точно знал, он сейчас под стать здешнему сброду.       Что же касалось вошедшего человека, Кенуэй бросил на него беглый взгляд с угрюмым недовольством типичного пропойцы. На мужчине была добротная одежда: качественный камзол капитана торгового судна, чистенькие, лишь слегка испачканные высокие сапоги, белая рубашка. К тому же на поясе висела недурственная сабля. Что касалось самого мужчины, а не его первосортной, для здешнего заведения, одежды, то перед посетителями предстал уверенный в себе человек лет тридцати – тридцати пяти, среднего роста и приятным скуластым лицом. В неярком освещении было тяжело разобрать какого цвета волосы и глаза вошедшего, по крайней мере для простого человека.       Кенуэй же рассмотрел, что новоприбывший, уже двинувшийся к стойке, оказался шатеном с зелёными глазами. А ещё этот человек бросал на Эдварда задумчивые взгляды, словно пытался сопоставить с предложенным ему описанием. Драконья сущность замерла, будь сейчас пират в своём крылатом облике, то издал бы предупреждающий рык. Но всё, что оставалось ассасину - это дерзко ухмыльнуться и окинуть жадным, типично бандитским взглядом вставшего рядом человека.       - Будьте добры, плесните рома, - обратился мужчина к хозяину. Кинув ещё один взгляд в сторону золотого ящера, капитан пожевал губу. Эдвард ощущал досаду, этот человек отвлекал от цели. Бросив взгляд на занятый жертвой столик, пират обнаружил, что упившийся в край капитанишка, бросив монеты на стол, покачиваясь направился к выходу.       Поставив кружку на стойку, хозяин Большого Инагуа уже было собрался следовать за вываливающейся на улицу добычей, как его перехватили за предплечье. Обернувшись, Эдвард наткнулся на хмурый взгляд капитана торговой шхуны.       - Полагаю, - начал мужчина, и волна недовольства внутри Кенуэя утихла. Дракон учуял едва ощутимый запах связанного с ним печатью.       - Полагаю, я вам кое-что должен передать.       - Полагаю, - ехидно повторил за ним ящер, - это лучше сделать в другом месте.       Капитан согласно кивнул, отпустил руку пирата и расплатился за выпивку.       - Прошу за мной.       Покинув таверну – уже был глубокий вечер – Эдвард ощутил вспышку недовольства от бесполезно потраченного времени. Мужчины отправились к причалу, где стояла торговая шхуна «Маркиза». Об этом судне Эдвард слышал в покинутой таверне. В своих трюмах корабль привёз уже разгруженный и проданный табак, в обратную же дорогу его нутро заполнили цитрусы. Так же корабль принадлежал весьма успешной компании под руководством некой молодой леди, что не так давно потеряла родных.       - Позвольте, пройдём в каюту, - невозмутимо произнёс капитан «Маркизы». Ассасин не возражал, лишь подумал, что строился корабль скорее всего на берегах Испании, а столь интересное имя могло быть прихотью владельца.       Каюта капитана оказалась самой что ни на есть типичной, но с уверенностью можно было сказать, что порядок мужчина любил, поэтому его стол не был захламлён бумагами: они покоились в специальном шкафу. Кровать пряталась за бордовой портьерой, сундуки с вещами ютились рядом. Эдвард вспомнил с тоской собственную каюту и решил, что его каюта на «Галке» была намного уютнее, пусть и знатно захламлённой.       - Итак, зачем вы меня позвали?       - Эдвард Кенуэй?       - Не поверите, - хмыкнув, отозвался ящер, терпеливо ожидая ответа.       - Я с Вами не знаком лично. Моё имя Джон Ричардсон. И меня попросили вам передать это.       Представившийся Джоном мужчина открыл небольшую шкатулку, откуда вынул конверт и протянул его ассасину. Пока Эдвард читал написанные Аде строки, капитан терпеливо ждал.       - Как интересно, - протянул Кенуэй, складывая и пряча письмо. – Полагаю вы получили ещё какие-то инструкции?       - Да. Если Вы того пожелаете, доставить вас в Новый Орлеан.

***

      Хэйтем с досадой думал о том, что нельзя буксировать корабль так, как это делал Эцио. В этих водах было множество судов, что очень мешало. Воистину, Кенуэй ещё никогда до зуда под лопатками не жаждал обратиться в дракона и подняться в небо.       Так же магистр тамплиеров очень хотел поговорить с сыном. За время, проведённое на острове, они едва перекинулись парой слов, предпочитая молчание и драконьи тела. «Аквила» шла параллельным курсом, не отставая от «Морриган», хотя, как подозревал англичанин, Коннор мог легко обогнать корабль тамплиеров и оставить представителей вражеского ордена позади, словно сообщая, что тот побег с похищенным яйцом был лишь случайностью. Так что Хэйтем мог лишь с гордостью думать о том, что его сын обладает удивительной выдержкой.       Частенько великий магистр американской ложи позволял себе скоротать время пытаясь понять, что его сын унаследовал от семьи Кенуэй, а что от рода матери.        «Возьмём упрямство, - думал тамплиер. – Он ужасно упрям. Его мать была такой же. Всегда делала то, что хотела. Я же скорее обладаю упорством. Оно результат знания и понимания механизмов этого кровожадного мира, преисполненного хаосом. Упрямством он точно в мать. Или в своего деда пошёл. В Эдварда. Вот уж кто может похвастаться ослиным упрямством, нелогичностью, а порой и абсолютной безответственностью! - решил мужчина, но мысль о безответственности больно царапнула сердце. Губы Хэйтема едва не скривились, выдавая его с головой, и он с тоской признал: - Однако безответственным оказался лишь я. Оставил любимую женщину. Ушёл с головой в дела Ордена, чтобы забыть её. Не поговорил с ней. Не узнал о собственном сыне. Не уберёг Дзио».       Кенуэй вздрогнул. Эта мысль об индейской женщине затронула и так постоянно болящие раны, заставляя их кровоточить. И все мысли тут же обратились к любимой.       Кенуэй множество раз пытался представить, что пережил его сын в пять лет, но встававшие перед глазами картины ужасали настолько, что порой магистру становилось дурно, и он быстро отгонял эти видения прочь. Так произошло и сейчас, пред взором вставали разные сцены того, как погибает в огне гордая и удивительная женщина. Сердце дракона щемило от боли, это больше походило на самоистязание.        Хэйтем глубоко вздохнул и постарался сделать вид, что не замечает беспокойства своих подчинённых. Но, как оказалось, подчинённые у него не только наблюдательные, но и излишне озабоченные благополучием своего магистра, потому что от их взглядов зудела спина.