Выбор Бруклина, 2 часть трилогии

Вообще я не люблю солнечные дни. Зараза Пак наградил меня светобоязнью в обмен на то, что я становлюсь днем человеком. Поэтому сегодня, вместо того, чтобы идти за продуктами, я весь день сплю. Удивительно, но травмы, полученные в теле гаргульи, излечиваются, стоит мне принять человеческий облик – наподобие каменной спячки. И наоборот. Поэтому я не переживаю из-за всяких мелких ранок, которые я обычно получаю, мечась во сне. А подобное у меня часто. Опять же, я жива, пока жив Макбет. И такие мелочи, как гангрена, например, меня совершенно не волнуют. Хотя остаться без руки тоже не хочется. Кстати, а где, интересно, сейчас Макбет? Я слышала, он женился и ведет благочестивый образ жизни… На самом деле, Макбет никогда не хотел причинить мне и клану вред. Когда нами управляли тройняшки, дочки Оберона, ему пришлось несладко. Ведь он пытался сопротивляться их воле… Я просыпаюсь примерно за час до заката. Нужно еще добежать в ближайший магазин, прежде чем взойдет солнце, и я стану синекожим монстром. Вообще я несколько раз заходила к ним в истинном облике. Миссис Беккет подслеповата, она считает внешний вид моего лица слишком ярким макияжем, а хвост не заметила вообще… но сегодня должен вновь прилететь Бруклин, и мне некогда будет отвлекаться на такие вещи, как урчащий желудок. Поспешно натянув на себя плащ и сандалии, я несусь в магазин. Скорость моего бега в теле человека всегда меньше, чем в обличии гаргульи, да и печально, что взлететь нельзя. Поэтому я лишь рычу от досады, не в силах бежать быстрее. Я успеваю забежать в свой бункер и кинуть пакет на кровать, прежде чем волна боли скручивает меня, заставляя согнуться пополам и одновременно раздирая на части. Черт, ненавижу Пака! Он всегда не так как надо выполняет просьбы… хотя боль – лишь малая плата за то, чтобы не каменеть днем!.. Я выхожу из бункера за пару мгновений до того, как на площадке приземляется Бруклин. Он настороженно смотрит на меня, словно боясь, что я сейчас разорву его на куски. - Ты все же прилетел. - Я не бросаю слов на ветер, Демона. Он осматривается, заинтересованно разглядывая окружающий пейзаж. - Ты живешь здесь? - Приходится. Тут нет никого уже очень давно, и меня это вполне устраивает. - Одиночество не напрягает? - Не очень. Бруклин задумчиво смотрит на меня, а затем делает пару шагов вперед, сокращая расстояние между нами. - Надоело кричать через всю поляну, - объясняет он свои действия. И тут я робею. Как девочка-подросток на первом свидании! Хотя гаргульям подобное не свойственно. Я стою, зажавшись, и не могу сказать ни слова, разглядывая его и покусывая губы. Такого со мной не было никогда в жизни, и это ужасно бесит. Я делаю резкий взмах хвостом, приводя себя в чувства, и гневно смотрю на Бруклина, а он… просто улыбается и участливо спрашивает: - Тебе плохо, Демона? И я понимаю, что терпеть это больше не в силах. Потому что во всем теле клокочет непонятный жар, который разрывает не хуже боли от трансформации. Кровь стучит в висках, сердце бьется гулко, дыхание затрудняется. Прямо симптомы лихорадки, как сказала бы бывшая медсестра Доминик Дестин. Путь от Пака до того, кем я являюсь теперь, долгий, тернистый и полон болезненных воспоминаний, от которых мне избавиться не под силу… - Тебе точно плохо, - Бруклин полностью сокращает расстояние между нами и подхватывает меня прежде, чем я без сил валюсь на землю. Что со мной?! Вероятно, я заразилась какой-то человеческой болезнью! Гаргульи не испытывают подобных ощущений!.. Бруклин нежно касается рукой моего лба. Я чувствую себя такой слабой, что от этого прихожу в ярость!.. но даже пошевелиться не могу в его теплых чутких руках. Безумие, пламенная страсть… настоящее сумасшествие! А следующая идея кажется мне абсолютно дикой! Но повинуясь минутному порыву, я тянусь и касаюсь губами его… хм… рта. То, что этот рот не совсем обычной формы, меня ничуть не напрягает. Бруклин замирает, будто громом пораженный. Его руки моментально становятся жесткими, твердыми и больше не шевелятся, будто он окаменел среди ночи, а глаза смотрят с таким изумлением, что я изо всех сил стараюсь не засмеяться. Бедный мальчик! Кажется, у него за сто лет никогда не было девушки! Через мгновение он осторожно ставит меня на ноги и отстраняется, ошеломленно глядя мне в глаза. - Демона… ч-что это было… такое? Он смешно запинается, и я осознаю, что ему сейчас не легче, чем мне минут десять назад. Ну надо же. Да мы прямо родственные души! - Ты меня что, боишься? – спрашиваю я тихо, подавляя приступы рвущегося наружу хохота. Поразительно! Чувствуем мы почти одно и то же, а реакции разные. - Нет, - он отвечает слишком быстро и опускает глаза в пол, - просто… непривычно… - Так привыкнешь, - выдаю я и прикусываю язык. Надо ж было такое ляпнуть… - После стольких лет вражды… ты предлагаешь мне…?.. Демона, ты точно заболела. А в его глазах такая надежда, что теперь поражаюсь уже я. И в этот момент… ну кто еще мог все испортить! Моя дорогая доченька! Грохот такой, будто стадо слонов пронеслось. Из пыли и грязи на свет божий вылезают Анжела и Элиза Маза. Пару мгновений они смущенно смотрят на нас, а потом дочка выдает: - Да мы тут просто… мимо проходили. Элиза, уносим ноги! Женщина взмывает в воздух, утягивая гаргулью за собой, и я слышу ее возмущенный вопрос: - Это твоя любимая отмазка?! - Так получилось! – восклицает Анжела. И кричит уже нам: - Совет вам да любовь! Удачи, мамочка! Когда неожиданные визитеры скрываются вдали, Бруклин сползает на землю. Мне кажется, что он плачет, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что он хохочет как ненормальный. - Ты представляешь… они не против… - сквозь смех и слезы бормочет он. Я представляю. Хотя и не очень в это верю. А еще они, похоже, рады за нас. Странная эта женщина, Элиза Маза… - А раз они не против, значит можно, - замечаю я тихо. А Бруклину, похоже, больше нечего сказать. Потому что он просто роняет меня на себя. Отношения? Свидания, цветочки, колечки? Это явно не для нас. Слишком долго ждали.