Где же ты, мой дом?

      Прохладный вечер медленно уступал морозной осенней ночи. Вдали допевали свои последние песни птицы, прежде чем уснуть в своих уютных гнёздах, звери прятались по тёплым норам, а усталые путники спешили найти ночлег. Отмораживать конечности и голодать никому не хотелось. Те, кто не смогли отыскать временное пристанище, недовольно бурчали себе под нос, разжигая костёр на полянках. И они быстро успокаивались, как только до их ушей доносилось пение сотоварищей по несчастью. В кои-то веки ночь была тихой. Разбойники не тревожили удачных и не очень людей, не попадаясь им по дороге.       Высокая для своих лет, светленькая девочка медленно шла к горизонту. Она грустно оглядывалась на костёр, что разожгли проходившие несколько часов назад мимо неё люди, и всей душой рвалась к ним, но решительно шла вперёд. На вид ребёнку было не больше десяти лет. Худая, с сутулой спиной девочка всё дальше отдалялась от лагеря и приближалась к маленькой ферме, стоявшей на окраине деревни. Она не знала, где именно находится, да и толку от информации было как от козла молока. У практически поваленного наземь забора, девочка остановилась и внимательно присмотрелась. За забором было несколько зданий: большой и красивый дом совсем не подходящий к такому разрушенному ограждению, рядом стояли хлева для коров и загоны для свиней и прочей животинки, вдалеке виднелись ржаные поля, колосья которых медленно покачивались от холодного ветра. Солнце уже почти скрылось за холмами и лесом. Пора было искать, где можно уснуть. В доме фермера горит свет, из трубы тихонечко валит дым, но девочка побоялась постучать. Как маленькая мышка пробегает мимо здорового и жирного кота, так и ребёнок тихо прошмыгнул через забор и медленными шажками направился к строению, стоявшему неподалёку от огорода со всякой всячиной. Голод заставлял совершить маленькое воровство: украсть небольшой овощ, что рос там. Но совесть взяла своё: хватило того, что она так нагло воспользуется сеновалом этих крестьян. Остаётся только надеется, что утром её разбудят не вилы.       Девочка шмыгнула носом и потёрла голые плечи. Ей так хотелось тепла. Если кто-нибудь сейчас взглянул в её прозрачные голубые глаза, то он увидел бы только полный зависти и надежды взгляд. Изголодавший больше по материнской ласке и доброму отцовскому слову, нежели чем по краюшке хлеба, ребёнок желал прекратить свои бессмысленные скитания по Тедасу. Девочка не помнила, как очутилась здесь и где родители. Просто помнит – когда-то они были, но сейчас их нет. Ведь у каждого ребёнка есть родители? Значит и её где-то есть. Только она не знает, где.       От обиды на столь плачевное состояние по сухому и обветренному лицу потекли слёзы. Захлёбываясь, подавляя рыдания, девчушка приблизилась, наконец, к сеновалу и плюхнулась на самую большую кучку сена. Она свернулась калачиком, прячась подальше вглубь, чтобы согреть своё одеревеневшее от холода тело. Ребёнок, настолько уставший и продрогший до костей, не обращал внимания на колкость сена и на маленьких жителей соломы, которые ползали по ней и больно кусались. Было абсолютно всё равно. Изнеможённой девочке удалось только пару раз вскрикнуть от укусов до того, как провалиться в глубокий сон.

***

      Утро матери из семейства фермеров задалось с самого утра. Когда яркие солнечные лучики смело выглянули и ласково разбудили её, женщина сразу вскочила с уверенностью – сегодня что-то произойдёт и обязательно хорошее! Настолько этот день вдохновил её, что за любую работу, за какую бы ни принималась, она делала с улыбкой и так хорошо, что сама себе удивлялась. Со стороны всё настолько странно выглядело, что сын, только-только проснувшийся, удивленно протёр глаза, дабы убедиться спит ли он или же нет. Он даже разбудил остальных своих братьев и сестёр, но те только отмахнулись и продолжили лениво валяться в своих постелях.       И всё же то, что он уже не спит, пояснило другое: крик отца, доносившийся со двора. Мать бросила свои дела и побежала на выкрики, а сын рванул за ней следом, не доев наивкуснейшую кашу. Им предстало удивительное зрелище: очень худая девочка, вся в сене, жалась к стене и боязливо оглядывалась на фермера. Тот стоял с вилами, не двигаясь, будто увидел змею, затаившуюся под камнем. — Что здесь происходит? – спросила подбежавшая жена.       Фермер кивнул в сторону ребёнка. — Тык, значит, хочу сена взять и слышу, как что-то там шевелиться в стоге! Я ж было занёс вилы, как оттуда это вылезает! Я значит закричал «будь проклят», думал это отродье дьявольское! — Дурында, какое отродье? Ребёнка не видел никогда что ль? У нас такие же дома! — Уж больно худой ребёнок, не бывать таких в наших-то краях, — почесал затылок мужчина да кинул вилы подальше.       Только подумав, как она могла выйти замуж за такого дурака, женщина стала осторожно подходить к девочке. Та всё это время с испугом следила за развернувшимся диалогом между мужем и женой. Не зная чего ожидать от этих людей, ребёнок задрожал и сжался в комочек. — Эээй, тихо...Мы тебе не причиним вреда, — женщина присела рядом, протянула руку вперёд, — Как тебя зовут?       Девочка только отрицательно покачала головой, трясясь с удвоенной силой. — Не бойся. Меня зовут Эрира, того мужчину, что по ошибке чуть не заколол тебя, Дерен. Вдалеке стоит наш сын Балек. У нас ещё есть дети, не бойся. Пойдём, ты вся дрожишь и уж точно хочешь есть.       От одной мысли про еду у девочки загорелись глаза, и она схватилась за подол юбки женщины, что назвала себя Эрирой. Жена фермера взяла её за руку и повела к тому самому красивому дому, который вчера казался таким недоступным.       На девочку накинули хлопковую рубашку и посадили за небольшой дубовый стол. Когда перед девочкой поставили овсянку с мёдом и изюмом, она не стала больше стесняться и набросилась на еду. Всё семейство фермера собралось посмотреть на то, как голодавший неделями ребёнок с жадностью хватается за каждую крошку, что Создатель послал ей сегодня утром. Как только еды в чашке не осталось и чашка блестела, будто её помыли самым чудодейственным средством, Эрира взяла слово. — Теперь ты скажешь как тебя зовут, девочка? — Я не знаю… — ребёнку казалось, что звучит не её звонкий голосочек. Но он окреп после сытного завтрака. — Как ты здесь оказалась? Где твои родители?       Ответ был тот же, что и на первый вопрос. — Хочешь, мы дадим тебе имя, милая?       Девочка усердно закивала. Больше всего после еды и ночлега, она хотела иметь имя, но сама не решалась себе его дать.       После некоторых раздумий, Эрира произнесла: — Будешь Винн. Ты находишься в местности с таким названием. Думаю, будет справедливо назвать тебя в честь неё. — Винн…, - пробуя на вкус своё новое имя, прошептал ребёнок, — Мне нравится. Спасибо. После каши и стакана тёплого молока, девочку опять сморило, и она уснула на деревянной скамейке, совершенно неудобной, но зато вокруг был домашний уют и люди, столь добрые к ней, что даже не верилось. Впервые за несколько лет, Винн засыпала со спокойствием в душе и улыбкой на лице.

***

      Винн повезло. Крестьяне был так добры, что оставили девочку у себя, и уже несколько месяцев она усердно выполняла каждую работу, которую ей поручали. Ребёнок был благодарен за кров и еду и решил отплатить хотя бы домашними делами. Но, как известно, всё хорошее быстротечно, как и наша жизнь. Дети были к Винн не так добры, как их родители. Двое младших скорее не замечали девочку, стараясь не разговаривать с ней, но старший сын, тот самый Балек, люто ненавидел Винн, а за что и сам не понимал. Скорей всего маленький мальчик ревновал родителей к девочке, ведь ей доставалось теперь внимание, которого порой ему не хватало. Винн не злилась, но и терпеть грубое обращение к себе не могла.       Однажды вечером, Балек швырнул в Винн горшок с землёй и угодил в живот. И по неизвестным причинам, волосы мальчик в тот час загорелись ярким пламенем, и его истошным крик распугал ворон, соблазнившихся на спелую тыкву. К счастью для обоих, и для Балека и для Винн, рядом оказалось корыто с водой. Из него в этот момент с упоением пили свиньи, похрюкивая от удовольствия. Он сунул туда горящую голову, разогнал всех животных и через мгновение на дневной свет показались остатки его волос и покраснение от ожогов. Винн испугалась. Девочка боялась, что за такие проступки ей не жить, заколют первым попавшимся предметом, и будь здоров. Но больше пугала не возможная смерть, а сила, которую теперь она чувствовала в себе. Ведь именно она заставила волосы сына фермера загореться и не могла отрицать этого факта. Балек с мокрой головой, держал в руках остатки волос, завопил во всё горло и побежал в дом. Не прошло и минуты, как оттуда выбежал разъярённый фермер и грубо схватил Винн за запястье. — Вот как ты отплатила нам, ишь что! Бродяжка чёртова! Ведьма!       Девочка не знавала никаких ведьм, но объяснять не попыталась. Её заперли в погребе, в полнейшей темноте. Через какое-то время пришла Эрира, швырнула краюшку хлеба, такого чёрствого, что и камень позавидовал такой твёрдости и чашку с водой, разлив половину на земляной пол. Теперь Винн считала дни, проведённые в тёмном заточении, по лучам солнца, редко проглядывающих через узкую щель. Ей было страшно, и она стыдилась своих деяний. Время от времени ребёнок слышал, как о деревянную дверь погреба стучат камни и крики детей, что проклинали её и всех таких, как она.       Винн спала, когда погреб резко отворился и свет загородили две крупные, высокие фигуры в доспехах. Прошло уже несколько дней с того момента, как она здесь находилась. Любой человек теперь расценивался как угрозу и поэтому маленькая девочка вскочила на слабые ноги, в миг проснувшись, и прислонилась к стене, держа перед собой камень и чашку. — Мы не причиним тебе вреда, дитя, — промолвил один из мужчин, — Мы пришли, чтобы помочь тебе.       У того, кто говорил с ней, был приятный, умиротворяющий голос, и Винн опустила своё грозное оружие. Он взял её за руку, повёл к выходу. Там столпились все, кто приютил Винн и принимал у себя дома. Теперь в их глазах не было той теплоты, которая изредка проскальзывала, они смотрели на неё с недоверием, раздражением и…страхом?       Когда ферма скрылась за холмом, Винн решилась спросить, куда её ведут и кто эти мужчины. До этого она хранила молчание, ожидая чего угодно от людей. — Мы – храмовники. Люди, которые разыскивают таких как ты и отправляют домой, —произнёс всё тот же мужчина. Его спутник всегда хранил молчание и за всю дорогу не проронил ни слова. — А где этот дом? — Пара дней в пути и мы будем на месте. Его называют Кругом магов. — Вы тоже там живёте? — Винн было не остановить, и она задавала и задавала вопросы храмовнику. — Да, мы тоже там живём. Следим за магами и помогаем. Иногда.       Тот храмовник нравился ей. Он не называл своего имени, но Винн нарекла его Добряк. Однажды ночью мужчина рассказал ей сказку, чтобы она уснула, а когда их скромная компания подходила к месту назначения, посадил на плечи, чтобы девочка увидела издалека, то место, которое уже нарекли её домом. Перед ней простиралось огромное озеро, такое красивое, что дух захватывало. Нужно признаться, что раньше Винн и озёр не видела. Но больше всего её поражали масштабы башни. Даже издалека она казалась огромной, с множествами этажей. Верхушка украшалась шпилем. Тёмная, величественная и непостижимая, она понравилась юному магу с первого взгляда. Их разделяло только озеро Каленхад, а это оказалось именно оно, которое было настолько прозрачным, что складывалось впечатление, будто это жидкое зеркало охраняет Башню от сторонних напастей.       И вот перед ней огромные двери. Ей на встречу размеренным и уверенным шагом направляют трое магов, во главе с самым старшим. Винн объяснили, что Первый Чародей выйдёт поприветствовать нового члена их круга. Они все одеты в балахоны и выглядят дружелюбными. Все улыбаются ей, и Винн понимает, что она дома. Бояться больше ничего.