The Wolf and Little Red: A Hogwarts Love Story

      Вот уже неделю, когда Гермиона и Люпин направлялись к своим комнатам, они изо всех сил пытались игнорировать подначивающие взгляды Сириуса, близнецов, Рона и Гарри. Но они привыкли, так как это повторялось уже несколько дней кряду. К счастью, миссис Уизли была очень занята, чтобы заметить ухмылки, которыми обменивались обитатели дома, сидя за столом, до того момента, пока Ремус весьма грубо не предложил каждому заняться вечером чем-нибудь своим и сам же первым покинул кухню. Сириус, однако, остался, закурил сигару и включил волшебное радио.       Блэк не знал, сколько просидел там в ожидании друга. Но, когда Ремус спустился вниз, Сириус, взглянув на часы, понял, что просидел почти три часа, и время приближалось уже к полуночи. По лицу Люпина можно было понять, что ночное планирование уроков стало для него достаточно сложным испытанием: книги, постель и Гермиона были в непосредственной близости друг от друга. Сириус понимал, что все это сказалось на рассеянном состоянии друга, поэтому просто молча ждал, пока Люпин сам не заметит его.       Ремус чуть не подавился водой, когда увидел спокойно курящего сигару Сириуса. Последние три часа прошли для него, как в тумане, и все что бы ни говорила Гермиона влетало в одно ухо и тут же вылетало в другое. Он жадно смотрел на ее золотисто-коричневые волосы, плавно спускавшиеся по плечам, на то, как нежно она перелистывала страницы книг, на ее милую привычку закусывать нижнюю губу, глубоко о чем-то раздумывая, а когда она, не задумываясь, положила палочку за ухо, на подобие пера, все его рациональные мысли сразу улетучились. Тогда он закашлялся, нашел предлог посмотреть на часы, а после довольно грубо выставил ее за дверь, пытаясь скрыть свою реакцию на ее присутствие.       — Ну что, старина? — с ноткой насмешки в голосе спросил Блэк. — Как твоя Красная Шапочка?       Ремус бросил на него недовольный взгляд и ответил вопросом на вопрос:       — Ты всегда ведешь себя как подросток, когда речь идет о такого рода делах?       Сириус усмехнулся.       — Я восхищаюсь твоим самообладанием, дружище. Если бы она была в моей комнате… вряд ли я бы стал заниматься чем-нибудь другим кроме нее самой.       — Она не игрушка, Сириус.       — А я этого и не утверждаю. Но ты не будешь спорить, мой друг, что она великолепна и имеет на это полное право, а когда эта маленькая ведьма ходит вокруг тебя, покачивая бедрами, вряд ли у тебя есть способ удержать своего внутреннего волка под контролем. Я прав?       Ремус покраснел, но ничего не ответил, только сел за стол, перед этим обойдя его по периметру. Сириус неторопливо встал, отключил радио и сел напротив друга. Он понимал, что Ремус не умеет уживаться со своими эмоциями, которые имели над ним власть, и Сириус хорошо знал, какие стены друг соорудил вокруг своего сердца в течение последних двадцати лет. С тех пор, как Лили однозначно выбрала Джеймса, Ремус вел почти целомудренную жизнь, ища физический комфорт только тогда, когда был абсолютно уверен, что это не было бы опасно. И даже тогда он выбирал самые неромантичные места: Лютный переулок с бессмысленно перешептывающимися ведьмами и маггловские пабы с пресыщенными женщинами, не блещущими молодостью.       — Я не знаю, как буду жить в этом году в Хогвартсе, Сириус, — скорбно посетовал Люпин, делая глоток холодной воды. Как будто прочитав его мысли, Сириус тут же достал два стакана и бутылку огневиски, наблюдая, как Ремус отодвинул воду подальше от себя.       — Слушай, я видел, как Гермиона росла на протяжении последних лет и я видел, как она на тебя смотрит. Ей уже семнадцать, Ремус, и она не так плоха для тебя.       — Не будь дураком, Сириус. Это детское увлечение. Если бы я…я…       — Трахнул ее? — прямо спросил Сириус.       Ремус снова покраснел.       — Ну…да. Если бы я…       — Трахнул ее, — уже утвердительно повторил Сириус.       Люпин вздохнул.       — Я полагаю, тебе легче от того, что ты это повторяешь? Но да, если бы я…       — Трахнул ее.       — Это разрушило бы ее. Я имею в виду… что если бы я…она бы не…       Сириус ухмыльнулся:       — Трахнул ее.       — Сириус!       — Ну, ты должен признать, что твоя чувствительность по этому поводу довольно забавна, учитывая тот факт, что я знаю, каких прекрасных любовниц ты имел в свое время. И я также знаю, что твоя Гермиона не такая чистая и хрупкая девушка, как ты думаешь.       — Что ты имеешь в виду? — Ремус слегка нахмурился.       Сириус наклонился немного вперед:       — Я знаю, что она соблазнила Уизли, и Рон был приятно удивлен, как нагло и безбашенно она вела себя в постели, — сказал Сириус, ухмыляясь потрясенному взгляду Ремуса.       — Да… но… я имею в виду… если Рон ее единственный опыт…       — Тем не менее… Ремус, ты должен понять, что она уже не та тринадцатилетняя девочка, которую ты когда-то знал. Она выросла. Она стала женщиной. И она хочет тебя. А ты хочешь ее. Так в чем проблема?       Ремус не хотел говорить, в чем заключалась настоящая проблема, потому что знал, каким будет ответ Сириуса. Но Блэк бы не понял. У Люпина были чувства, которые перегорели еще в школе, когда он встретил Лили Эванс. Но его желание быстро перешло в настоящую братскую любовь, тем более она была так увлечена его лучшим другом. Так что Ремус с тех пор пытался блокировать любые романтические чувства, зная, что никогда не сможет стать хорошим любовником или супругом для любой обычной ведьмы, независимо от его чувств к ней.       — Рем, приятель, ты должен наконец принять то, что ты оборотень, — сказал Сириус, словно читая мысли своего друга. — Тем более, все мы это уже приняли.       — Приняли, потому что я пока еще никого из вас не трахал, — немного жестче, чем предполагал, огрызнулся Люпин.       Сириус вопросительно поднял бровь.       — Подожди, — задумчиво протянул Блэк, — ты хочешь уберечь её?       Когда Ремус ничего не ответил, Сириус пораженно откинулся на спинку стула.       — Ну…       — Я не знаю, Сириус, это все так непривычно для меня.       — Да…я не могу сказать, что я сильно удивлен…но я не совсем уверен в том, как к этому нужно относиться. Это не из-за того, кем ты являешься, — быстро добавил Сириус, видя тоскливое выражение на лице друга, — и даже не из-за того, что ты старше ее на двадцать лет. Я думаю, это потому, хотя я, конечно же, не уверен, что ты сам любишь себя недостаточно для того, чтобы любить ее так, как она этого заслуживает.       — Я… подожди… что?       Сириус вздохнул:       — Я люблю тебя, приятель, и ты это знаешь. «Один из Мародеров» и все такое. Но ты провел шестнадцать лет, медленно двигаясь по нисходящей спирали, и больше не считаешь, что имеешь право и возможность любить. К тому же, такое чувство, что ты считаешь себя больше оборотнем. Но, в конце-концов, ты все же человек.       — Да, но, теоретически, я мог уничтожить ее и как человек.       — Логично. Как известно, люди имеют обыкновение время от времени убивать друг друга, — сухо заметил Сириус. — Да, я согласен, риск есть, но ты являешься оборотнем достаточно долго, чтобы принять меры предосторожности. Да и она тоже не идиотка, ты же знаешь.       — Я никогда и не думал, что она… Просто…она слишком молода, чтобы принять такое решение. Она должна узнать и других мужчин… или, по крайней мере, мальчиков своего возраста.       Сириус снова удивленно выгнул бровь.       — Ты видел мальчиков ее возраста? Они действуют, как кучка подростков, коей несомненно и являются, но Гермиона не действует, как подросток, и я не думаю, что она была бы счастлива с ними.       — Но…       Ремус уже устал от всех этих аргументов. Он знал, что, несмотря на детскую подавленность Гермионы в прошлом, сейчас она не заслуживала всех тех тяжестей и сложностей, которое он мог ей предложить. Она была слишком красивой, хрупкой и ангельски прекрасной, чтобы быть с таким типом как он.       Звук шагов, спускавшихся по лестнице, не дал Сириусу договорить с Ремом, а через несколько секунд Гермиона, прижимая ладони к горящему лицу, стремительно вошла на кухню. Кажется, она даже не заметила двух сидящих мужчин, когда начала бормотать что-то себе под нос, хватая стакан воды:       — Черт бы побрал, этих мальчиков, — зло прошептала она, и Ремус не мог не заметить, что ее голос немного дрожал. — Просто книга… просто развлечение…       Она замолчала и посмотрела в окно, прежде чем обернулась. Она покраснела, когда заметила, что Ремус и Сириус с удивлением смотрят на нее.       — Что теперь натворил мой крестник и его команда неуклюжих бабуинов?       — О, ничего… Просто говорила сама с собой.       — Ясно, — сказал Ремус с небольшой улыбкой. Он не думал, что это правда, так как Гермиона снова покраснела.       — Нет, я просто… я читала, а потом все четверо ворвались в мою комнату, — она снова замолчала, увидев, как Сириус изогнул бровь.       — Полагаю, они издевались над тобой из-за того, что ты снова читала учебники перед сном? — спросил он, зная, как заставляло нервничать мальчиков ее желание индивидуально и добровольно обучаться.       Гермиона что-то побормотала.       — Прости?       — Это не было учебником.       Сириус выглядел озадаченным.       — Я не знал, что ты читаешь что-то кроме учебников.       Ремус вздохнул от недостатка такта у своего друга, заметив, что Гермиона снова порозовела.       — Гермиона, я уверен, что все не так плохо, как ты думаешь, — начал Ремус, но его прервал громкий топот, приближающийся к кухне. Гермиона взвизгнула, когда Рон, Фред, Джордж и Гарри ворвались на кухню, размахивая чем-то, что очень походило на обычный маггловский роман.       — Я никогда не думал, что доживу до того дня, когда Гермиона Грейнджер возьмется за порнографическую литературу, — сказал Фред, поглядывая на смущенную волшебницу.       — Это не порно! — сказала она, но Люпин услышал тревогу и страх в голосе Гермионы.       — Это порно! — радостно утвердил Рон. — Ты можешь обернуть его в книжную обложку и спрятать под подушку, но пульсирующей член Гектора все равно продолжает радовать необузданное желание Пенелопы!       Ремус отбросил мысль о том, что раньше Рон никогда не был столь красноречив, когда посмотрел на Гермиону. Слезы смущения текли у нее по лицу, а когда Сириус с любопытством добрался до книги, выбежала из кухни и быстро поднялась по лестнице.       Ремус вздохнул:       — У вас совершенно отсутствуют представления о каких-либо приличиях, — сказал он ровно, встал и последовал за ней. Когда он поднимался по лестнице, то слышал громкий смех и предположил, что мальчики листают страницы злополучной книжки, зачитывая особо сочные абзацы вслух.       — Гермиона? — как можно мягче спросил он, стуча в дверь.       — Пожалуйста, — услышал он приглушенный ответ, — пожалуйста, уйдите.       — Это Ремус, я просто хотел убедиться, что все в порядке, — сказал он любезно, надеясь, что она примет его как друга, а не как врага. После повторного стука он услышал ее шаги по толстой ковровой дорожке и щелчок открываемой двери.       — Мне жаль, что мальчики так себя ведут, — виновато произнес он, сидя на краю ее кровати.       Гермиона подавила всхлипывание, и его сердце снова екнуло рядом с ней.       — Гермиона, пожалуйста, — сказал Люпин, и она повернулась к нему, глядя на него такими большими карими глазами.       — Это просто смешно, — услышал он ее тихий приглушенный голос. — Почему я должна быть смущена? Ведь это естественно… нормально?       Рем попытался подавить в себе желание дотронуться до ее щеки.       — Боюсь, я не самый подходящий человек, с которым можно было бы обсудить… Может быть, лучше с Молли…утром…— заикаясь, сказал он.       Она посмотрела на свое одеяло и сняла невидимый кусочек пуха. Раньше, когда она жила дома, ей не приходилось сталкиваться с таким отношением к себе, наверное, потому что у нее не было четырех надоедливых братьев, которые совали бы нос в ее личную жизнь.       Но сейчас здесь, на площади Гриммо, ей казалось, что все для всех было о ней известно, даже о ее чувствах к этому человеку, который сидел сейчас рядом и выглядел все более смущенным.       — Спасибо, что пришли поинтересоваться, все ли у меня в порядке, — стараясь не смотреть на него, произнесла Гермиона. — Вам не обязательно оставаться.       — Я… — он посмотрел на нее и заметил тоскливое выражение, так сильно не подходящую к ее молодому светлому лицу. — Мне не сложно, Гермиона.       Она посмотрела на него и слегка улыбнулась. Ремус осторожно обнял ее, стараясь оставаться спокойным и не переступить границу. На мгновение он забыл, что в этом году снова станет ее учителем и задумался о том, что за последние три года они стали близкими друзьями.       Гермионе было приятно ощущать его нежные объятия, и она в ответ прижалась к мускулистому телу мужчины, положив голову ему на грудь и прислушиваясь к его сердцебиению. Ей показалось, что оно бьется несколько быстрее, чем нужно, а может, это было плодом ее фантазии.       Ремус пытался не обращать внимания на своего внутреннего волка, завывавшего в похотливом желании, поскольку запах тела молодой девушки опьянял его. Он неосознанно отодвинул прядь золотисто-коричневых волос, падающих ей на лицо, заставив Гермиону посмотреть на него широко открытыми глазами. Люпин чувствовал, что медленно теряет над собой контроль.       — Ремус? Ремус, ты где? — услышал он звонкий голос с лестницы и чуть не споткнулся о собственные брюки, быстро отпрянув от Гермионы, создав между ними приемлемую дистанцию.       — Привет, — Тонкс просунула голову в дверной проем, улыбаясь Гермионе и смущенно глядя на Ремуса.       Люпин прочистил горло.       — Привет, Тонкс. Что случилось?       — Кингсли и я только что пришли. Дамблдор хочет видеть нас завтра утром. Как думаешь, ты сможешь… эм… прийти? — игриво спросила она.       Рем ненавидел себя за то, что был так понятен для окружающих.       — Хм… да, я там буду.       — Отлично. Побегу и расскажу Кингсли. Всего хорошего, Гермиона! — бросила она прежде, чем скрылась за дверью.       Ремус посмотрел на Гермиону. Она одарила его холодным взглядом, будто оценивая его, и откинулась на подушку, завернувшись в одеяло.       — Спокойной ночи, профессор, — сказала она, и Люпин не мог не заметить ее недовольного тона.       — Гермиона…       Но она не ответила. Вздохнув, он вышел из комнаты, закрыл дверь и прислонился к ней, желая поскорее успокоиться. Через минуту он услышал веселые голоса внизу на кухне. Не имея никакого желания присоединяться к ним, Ремус вернулся в свою комнату, желая поскорее опустить голову в ведро с холодной водой.