Деревянный меч

У девчонки были острые коленки и худые плечи. Эти резкие, угловатые линии не скрывала даже просторная одежда. Нескладная, будто еще не освоившаяся до конца с собственным растущим телом, она тем не менее держалась независимо и прямо. Подвязав шнурком рукава черного косоде, она взяла в руки деревянный меч. Ее движения были неуклюжими и незавершенными, но в них уже чувствовался дар к сражениям, который, видимо, передавался в ее странной семье по наследству. Делая ошибку, она сильно хмурилась: сердилась на себя — и между бровей Бьякуи тоже ложилась незаметная морщинка. Прячась от чужих глаз, Карин уходила далеко вглубь городского парка. Там, пристроив тело отдыхать под деревом, она до изнеможения отрабатывала удары. А Бьякуя безмолвно наблюдал за ней, скрыв свою ауру. Он и сам не смог бы сказать, почему приходил время от времени посмотреть на этого ребенка. Темные, блестящие волосы Карин завязывала в высокий хвост на макушке. Бьякуя и сам так делал в юности, когда только учился владеть мечом. И он тоже тогда тренировался, как одержимый, выкраивая для этого любую свободную минуту. Сейчас, глядя на Карин, он вспоминал, что заставляло его так стараться. Желание похвалы от деда? Сознание долга? Просто радость движения? Вероятно, и это тоже. Но было что-то еще… Карин глубоко вздохнула, плавно провела мечом справа налево. Она разучивала новый прием уже час и устала за это время. Гладкий, по-детски ясный лоб покрылся испариной, и тонкая прядка волос прилипла к виску. Бьякуя видел, что у девочки уже слегка дрожат руки. Наверно, ей стоило сделать передышку, но рядом не было никого, кто мог бы ей об этом сказать. Рукия обычно щадила свою ученицу и не загоняла ее до потери пульса. Требовательная и неумолимая с Ичиго, к его сестре она относилась гораздо мягче и была готова без устали возиться с ней, поправляя и объясняя. — Вот так, — говорила Рукия, подходя сзади и обхватывая сверху запястья Карин, — бей вот так. На месте Рукии в эти минуты Бьякуя видел другую женщину, которая тоже обнимала только чужих детей, потому что своих у них не было. Та, другая, каждый день ходила далеко в бедные кварталы и искала маленькую сестру, хотя она уже давно должна была вырасти. Эта неведомая девочка по капле отнимала силы у его жены, приближала и без того недалекую смерть. Но в ней же потом эта жизнь и продолжилась, как будто, искупая свой грех, Хисана отдала Рукии самые светлые свои взгляды и самые чистые порывы сердца. Ни он, ни Рукия старались не заговаривать о Хисане, даже когда ее тайна была раскрыта. Оба понимали, что нельзя касаться словами того, чему не можешь помочь. Об этом можно было лишь молчать. — Хватит на сегодня, Карин. Ты уже на ногах не стоишь, — Рукия всегда первой опускала меч. — Это ты устала, — возражала Карин, — а я еще могу продолжать. Она тяжело дышала и то и дело вытирала взмокшее лицо, но ее глаза ярко блестели, и во всей позе Карин читались нетерпение и азарт. — Давай, Рукия! Или я еще долго ничему не научусь! Но Рукия была непреклонна. — Возвращайся в свое тело. У нас уже не осталось времени, а нужно еще залечить синяки, — в строгом голосе Рукии чуть слышались обертоны ласки. Кажется, ей хотелось потрепать девочку по макушке. — Так пройдет, — бурчала Карин, но подчинялась. Однажды, уже прощаясь, она вдруг предложила самым беззаботным тоном, на какой была способна: — Если хочешь, я могла бы передать Ичи что-нибудь. Рукия вскинула ресницы, посмотрела пристально и ответила не сразу. — Спасибо, Карин, но не стоит. С тех пор это имя между ними не произносилось. И это было правильно. С печалью в сердце можно жить дальше, только когда уже нет надежды что-то изменить. От воспоминаний Бьякую отвлекло знакомое ощущение опасности. Он первым почувствовал, как в воздухе сгустилось мутное, давящее предчувствие беды. Карин тоже вздрогнула и выпрямилась. В ту же минуту она решительно отбросила тренировочный меч и бросилась к настоящему клинку, лежавшему рядом с ее телом. Рука Бьякуи, потянувшаяся было к ножнам, остановилась на полпути. Пустой, похожий на непомерно разжиревшую ящерицу, стремительно приближался к ней. От одного его вида у Карин все внутри скрутило страхом. Клинок задрожал в ее руке. «Беги! — кричал ей первобытный инстинкт. — Беги и останешься в живых!» Что могла девочка со своим безымянным мечом против такого монстра? Но Карин осталась на месте, сжимая рукоять. Все окружающее пространство сузилось до точки удара. Карин с криком бросилась на пустого, выставив меч перед собой. Но лезвие лишь скользнуло по костяной маске с бессильным царапающим звуком. Пустой взревел и, мотнув уродливой головой, отбросил девочку от себя. Ощерив зубастую пасть, он припал к земле и приготовился расправиться со своей добычей. Карин попробовала было подняться, но сил явно не хватало: все они ушли в единственный удар. Тяжело дыша, она кое-как села и перехватила меч поудобнее. Однако пустой вдруг шарахнулся в сторону, пытаясь от чего-то уклониться. — Стоять! — крикнули откуда-то сзади, и на хребет чудовища обрушился меч. Карин опешила, не понимая, кто пришел ей на помощь. — Стоять, кому говорю! От меня не уйдешь! — вопил шинигами, курчавый, как черный баран, и осыпал противника ударами. Оттеснив пустого от девочки, он взмыл высоко в воздух и с размаху опустил меч на уже треснувшую маску. — Вот так-то! — гордо подбоченился Куруматани Зенноске, дозорный Каракуры. — Учись, салага! Но на бледном лице Карин он прочел не благодарность и восхищение, а один только ужас. Полные губы шинигами расплылись в снисходительной усмешке. «Перепугалась девчушка, — подумал он, — видать, в настоящем деле еще не бывала. И кто только отправляет в мир живых таких желторотиков?» — Кстати, откуда ты здесь? Из какого отряда? — Смотри! — вместо ответа Карин указала на что-то у него за спиной. Обернувшись, Куруматани увидел, что к ним подступает почти с десяток пустых поменьше, очевидно, привлеченных силой двоих шинигами. Карин, пошатываясь, встала на ноги и снова взялась за меч. Плечо и весь бок, на который она приземлилась недавно, ныли от боли, но приходилось терпеть. Пустые окружали их, и в полумраке между деревьев мерцали голодным блеском злые глаза. — Сколько их! — досадливо прошептала Карин. — Девочка, лучше не путайся под ногами. Беги отсюда, — Куруматани принял боевую стойку. — Да как же! — слабо фыркнула она и встала рядом, прикрывая его спину. Но в этот миг один из монстров, потеряв терпение, выбросил вперед толстое скользкое щупальце и схватил Карин. Ребра сдавило с такой силой, что крик застрял у нее в горле. — Вкуснятина! — проговорил мерзко вибрирующий голос. — Не трожь! — рявкнул Куруматани и ловким взмахом отсек щупальце. Раздался громкий визг, и окровавленный обрубок в ту же секунду вернул ему удар, сбивая с ног. Там, где на открытую кожу попала кровь пустого, моментально вспухли нарывы. Второе щупальце шустро обвилось вокруг шеи шинигами. Выронив меч, Куруматани вцепился в удавку голыми руками, пытаясь отодрать ее от себя. Он тщетно бился в скользких путах, все плотнее сжимавших его горло и грудь. От ядовитой крови пустого по всему телу разлились жар и слабость. Его зрение помутилось, в ушах стоял страшный звон. Внезапно хватка на горле ослабла: это Карин из последних сил воткнула меч в душившее его щупальце. Дернувшись от боли, пустой снова заверещал и отпустил жертву. А его сородичи придвинулись ближе, видя, что оба шинигами уже не способны сопротивляться. От пустых веяло гнилью и страхом, неутолимым голодом и ненавистью ко всему миру. Куруматани, скорчившись на земле, заходился хриплым кашлем, но ничего не мог сделать. «Конец», — подумал он. Уже теряя сознание, как через мутное стекло, Куруматани видел, что девочка пытается прикрыть его. С усилием поднимая меч, Карин отчаянно стиснула зубы. Неминуемая смерть надвигалась на нее: «Может, когда какая-нибудь тварь попробует меня сожрать, успею воткнуть лезвие в нёбо?» Вдруг перед ней мелькнул край светлого шарфа. На миг показалось, что повеяло прохладным и чистым воздухом, словно весной у реки. Сначала Карин увидела, как падают один за другим пустые, потом — сверкание меча, и лишь в последнюю очередь она разглядела того, кто ее спас. Некто в белой накидке поверх черного кимоно встал между Карин и поверженными чудовищами. Карин трясло, жуткий рев пустых, рассыпающихся в прах, был как битое стекло, впивающееся в содранную кожу. А ее спаситель стоял, выпрямившись, сжимая в руке меч с четырехугольной ажурной гардой. — Не двигайся, — коротко приказал он, не взглянув в ее сторону. Уцелевшие пустые настороженно ждали и не решались приблизиться к ним. Но Карин понимала, что, как только невесть откуда взявшийся защитник отвлечется на кого-то из монстров, остальные тут же разорвут ее и Куруматани на части. — Бакудо Восемьдесят один: данку, — услышала Карин, и перед ней встал прозрачный щит. Сам же Бьякуя легко перемахнул через него и атаковал пустых, трусливо подбиравшихся к девочке сзади. На сей раз Карин даже не видела, как он движется, не могла уловить взором быстрые взмахи меча и точные удары. Его путь можно было угадать лишь по черному пеплу, в который мгновенно обращались враги. От их воя, скрежета зубов и яростного визга закладывало уши. В этих звуках клокотала ярость настолько мощная, что Карин окончательно придавило к земле. Казалось, этому не будет конца. И вдруг все смолкло. Стало тихо-тихо, будто все вокруг затаило дыхание. От пустых не осталось и следа. Шинигами в белой накидке-хаори встал в шаге от нее, и меч его уже был в ножнах. Карин потрясенно молчала. Теперь, когда все кончилось, ей вдруг стало очень страшно, как-то по-детски страшно, как бывает, когда в комнате мрак, в углах колышутся тени и из-под края кровати того гляди появится кто-то, а мама не придет на твой зов. Она выпустила меч из рук и не сразу смогла разжать занемевшие от напряжения пальцы. Ветер пробежал по траве, всколыхнулись листья на деревьях. Цвета, запахи и звуки вернулись в мир. Карин вспомнила, что сегодня солнечный летний день и что в ветвях над ней недавно пели птицы. Лишь в одном еще обманывали Карин ее чувства: ей показалось, что сакура, давно отцветшая, в один миг снова распустилась и растаяла розовым туманом. Лица своего избавителя Карин не видела, а тот и не спешил к ней оборачиваться. Ее рассеянный взгляд зацепился за странные заколки, скреплявшие пряди иссиня-черных волос, и за цифру «шесть», вытканную черным на белом. — Капитан Кучики, Вы? — прохрипел Куруматани, приходя в себя. — Кучики? Как Кучики Рукия? Куруматани стиснул ее руку холодной, потной ладонью: — Благодари капитана, девочка! Он только что подарил тебе вторую жизнь. — Я шинигами, — отозвался Бьякуя, — я не могу дарить жизнь — только забирать. Он собрался исчезнуть так же внезапно, как появился, но маленькая ладонь уцепилась за край его хаори. Беломраморное спокойствие на миг изменило Бьякуе — гневно дернулся уголок рта. Что себе позволяет эта девчонка? Оглянувшись через плечо, он увидел едва стоящую на ногах Карин. — Что еще? — нетерпеливо бросил он. Ее глаза смотрели из-под густой челки серьезно и устало. — Я хотела… сказать спасибо, — сбивающимся голосом шепнула Карин, покачнулась и упала вперед. Она непременно снова рухнула бы на колени или прямо лицом на землю, но Бьякуя, быстро обернувшись, подхватил ее одной рукой. — Спасибо, — повторила девочка, ткнулась носом куда-то в бок Бьякуи и беспомощно обмякла. Хвостик темных волос почти того же оттенка, что у него самого, щекотал тыльную сторону ладони. Бьякуя осторожно опустил Карин на траву рядом с Куруматани, чтобы Орихиме, которая уже бежала сюда, могла вылечить обоих сразу. Перед уходом он задержал ненадолго взгляд на деревянном мече, все еще лежавшем неподалеку. Как алтари сокрыты в горах, поросших лесом, так и печаль о несбывшемся таится в глубинах сердца. Но иногда проходящий мимо странник может найти путь к спрятанному храму и принести туда цветы и ладан.