Горящие дома

Hidden Citizens - It's a sin (epic trailer version) - обязательно включить перед чтением Дома, пылающие в огне, не вызывают в Шерлоке ровным счетом ничего. Он закрывает фетровым воротником лицо и, не оборачиваясь, уходит, оставляя за собой ломающиеся балки, запах гари и рассыпающийся по земле пепел. Шерлоку не больно, не страшно, и даже не грустно – он не привык испытывать такие глупые эмоции – он знает, что квартиру на 221B отремонтируют в ближайшее время, и он сможет туда вернуться. А пока он может решить пару дел на выезде. На больших новостных экранах разливаются красные сполохи, сменяющиеся черным дымом, - Шерлок замирает в толпе и может объективно сказать, что такая физическая реакция весьма красива. Он закрывает глаза: в голове опухолью разрастается ряд химических формул и алгебраических знаков, благодаря которым Ватсон жужжаще-настойчиво пытается оборвать мобильную сеть лондонских телефонных компаний. Шерлок спокоен и безразличен: он бы мог назвать это место домом, но терять он его отчего-то совсем не боится. Вечером он заходит в уютный белый дом семьи Ватсонов, где не хватает только лохматой собаки, и чувствует на своих плечах тонкие руки Мэри – она обнимает его непозволительно крепко, и Шерлока окутывает сладкий цветочный запах. Его почти не смущает неподдельное беспокойство в ее вопросе: «все в порядке?». У миссис Ватсон такой вид, будто Холмс маленький, будто он потерялся. Шерлок вдруг понимает, что не может объяснить это, ибо в ответе, построенном на одной логике, есть существенная недоработка: ему почему-то вдруг необъяснимо тепло. Ему остается сказать «все нормально» и строчить истеричные твиты, чтобы скрыть неправильный мозговой код. Шерлоку не нравится вся эта ситуация с взрывом. Шерлок хочет домой. Скалящийся желтый смайл остается нетронутым: Шерлок исправляет ситуацию, всаживая в него всю обойму. Он сидит на ошметках своего кресла и приводит жизнь в привычную норму, выуживая из воспаленного подсознания оборванную мелодию. В голове смеется и улыбается Мэри, и музыка выходит настолько неправильной, что не нравится даже самому Холмсу. Он звонит брату, и ночью они вместе смотрят в окно, утопая в сигаретном (не черном) дыме. Он почти привыкает рассматривать сетку трещин, соединяющих дыры, на потолке, размышляя о человеческой глупости и совершенно неинтересных делах, когда ремонт заканчивается и раздражающее жужжание дрели перестает внедряться в чертоги разума. Потолок становится вновь идеально белым, а кресла новые и такие нетронутые, что Шерлок дергается и сбрасывает тетради и книги на пол – у него приступ непонятных желаний – он хочет вернуться к внешнему хаосу (не признавать внутренний). «Джон все еще на работе. Как насчет ужина? М.» Шерлок живо представляет, как Мэри смеется, закусывая указательный палец, когда копирует стиль Этой Женщины, как от уголков глаз расходятся мимические морщинки, а широкая улыбка обнажает ряд белых зубов. Холмс почему-то думает не о новом убийстве, а о радостной женщине, и не находит объективной причины отказаться от предложения. Мэри берет его за руку и тянет за собой на диван. Она рассказывает что-то совершенно бесполезное, прямо как ее муж, хихикает и разливает по бокалам вино. Шерлок пытается отказаться, но Ватсон упрямая (черта передается вместе с фамилией), она касается пальцами его подбородка и смотрит-смотрит-смотрит. И в этом взгляде тонны понимания и ни капли кокетства – Мэри слишком хорошо знает, что значит не знать, где дом. Шерлок не понимает, что это известно и ему. Шерлок откидывается на подушки и смотрит на огонь в камине, не на нее, и слова о том, что он всегда ее защитит срываются так легко, словно это самое правильное обещание. Словно он на самом деле сможет его сдержать. Мэри целует его в щеку и сплетает его ладонь со своей, шепча о том, какой он, в сущности, ребенок. - Шерлок – это женское имя, - губы растягиваются в улыбке, он чувствует эндорфины в своей крови и вспоминает полную химическую реакцию. Холмсу почти не страшно оттого, что он не знает, как объяснить то, что он чувствует себя дома. Мэри говорит, что не все в мире требуется объяснять, Мэри смеется: «Боже, наш гениальный мальчик способен на сантименты». На 221B книги возвращаются на место, череп вновь стоит на камине, а в холодильнике чьи-то пальцы – Шерлок смотрит на заваленный бумагами стол и чувствует любимое скучное удовлетворение. На креслах помимо барахла Джона появляются еще и вещи его жены (от них ярко пахнет цветами – Шерлок привыкает к этому запаху, он родной). Чета Ватсонов практически переезжает в эту квартиру, так часто они бывают тут, и детектив бесится, что они отвратительно громко себя ведут. Мэри оставляет его через месяц, кидая игральные кости на его судьбу. Шерлок не удивляется, не пугается, не грустит (он точно знает, где его дом) – у него есть тысяча и один способ разгадать теорию вероятностей, соединить несоединимое и найти ее. Он говорит об этом со спокойным дыханием и хвастовством в глазах, а после смеется, видя, как восхищение сменяется гневом и радостью. Он обнимает ее и повторяет свое обещание. Они летят в Лондон, и Шерлок говорит о Самарре. Самарра становится его личным адом. Рыбы смотрят внимательно, безучастно, ударяют плавниками о стекло, безразлично отплывая на безопасное расстояние. Игральные кости выпадают на смерть Мэри Ватсон. Шерлок не может сказать даже «прости». Шерлок стоит и не может сказать ничего, потому что пылающие дома не должны вызывать никаких иррациональных эмоций. У него дрожит голос, когда он выталкивает из горла тихое: «Ты – мой дом». И чертоги разума его горят-горят-горят, оседая сигаретным пеплом на пальцах, потому что он больше не знает, где его дом. В квартире на 221B Шерлок чувствует себя как в тюрьме.