Марионетка

       - Мамочка! Папочка! – детский голосок отчаянно пытался не плакать, ломался от ужасной боли. – Мне страшно! Впустите меня! Маленькие кулачки стучали в закрытую дверь, упорно, активно, настойчиво, ни на миг не сдаваясь. Голосочек перешел в испуганный писк.        Закрыв жене рот, оставив ее стон в ладони, доктор Де Виль спешно натянул белье, быстро встав с кровати, открыл дверь, подхватывая на руки бледную, как смерть, дочь.        - Элли! – он аккуратно коснулся горячей щечки губами. – Что случилось, доченька? Разве у тебя в комнате страшные монстры, или дикие животные?        Элла посмотрела на отца пронзительными глазками-пуговками, медленно покачав головой:        - Нет, папочка. Но все так гремит. И сверкает. Страшно.        Едва очутившись на кровати, девочка приползла к матери, покрепче прижавшись к ней и тяжело, горестно вздыхая. Мадлен аккуратно потрогала липкий от пота лобик, поцеловав малышку в висок, и, запустив пальцы в ее волосы, при свете луны, кажется, будто сотканные из золота, погладила.        - Все хорошо, моя дорогая. Я рядом. И папа здесь. Закрывай глазки. Гроза скоро пройдет.        - А меня не украдут злые монстры? – сонная Элла все же не сдалась, внимательно посмотрев на мать, ожидая ответа.        - Конечно, нет. Злые монстры крадут только злых и непослушных детей, я тебе уже говорила. Но ты очень славная и хорошая девочка. Если постараешься уснуть, я куплю тебе вкусных конфет, дорогая.        - Вкусных конфет? – глаза малышки засияли неподдельной радостью. Повернувшись к отцу, она обнимает его крепко, уткнувшись губами в шею. Привыкла спать в объятьях отца, без них не засыпает.        - Не дрожи, Элли. Смелые девочки не боятся грозы. Ты ведь смелая? – с улыбкой спросил мистер Де Виль, укутывая ее в одеяло.        - Да, - кивает Элла, - смелая. А когда ты отведешь меня посмотреть на своих крысок, папочка?        - Сегодня, если ты постараешься уснуть.        - Вы же прогоните плохих монстров, если они придут забирать меня, правда? – совсем тихо, почти пища, спросила она, перевернувшись на спину и глядя в потолок.        - Ну конечно, прогоним. Спи.        Вскоре, малютка засыпает, оккупировав отцовскую подушку и сложив ножки на половине кровати, где спит мать. Она курносая и смешно сопит, словно ежик. Доктор Де Виль ласково гладит пальцами ее золотистые пушистые волосики, поцеловав в лоб, прежде чем уйти, ведомый женой на кухню.        Опершись о стол, Мадлен разводит ноги, призывно смотря на мужа. Белье летит вниз, разгоряченный член, прерванный маленькой дочерью тогда, когда не нужно, вонзился в жаркое лоно, врезаясь в нежную кожу. Они кончили быстро, слишком бурно, как для осмотрительных родителей, слишком горячо, как для любовников, что давно уже вместе.        Поцеловав мужа, Мадлен поправила сбившиеся волосы и растрепанную рубашку и села за стол, наливая в кружку прохладной воды.        - Тебе не кажется, что Элла – трусишка? – мягко, без злобы, спросила она, поднося кружку к губам.        - Нет. Она очень храбрая девочка. Ей нравится смотреть за птицами в моей лаборатории, не смотря на то, что ее не единожды больно клевали. А еще она не боится крыс – ни мертвых, ни живых. С таким любопытством наблюдает за моими экспериментами. Может быть, тоже врачом станет. Представляешь, недавно сказала, что хочет стать врачом, который режет мертвых людей, чудачка.        Мадлен улыбнулась. Ничего дурного в этом она не видела. Помнится, когда она сама была маленькой, говорила всем, что станет пожарником – совсем не женская профессия. Впрочем, дрессировщица животных – тоже не женская.        - Даже не знаю, в кого она такая – кокетливо вздохнула женщина, посмотрев на мужа. Дейл заварил чай, подливая ей в кружку. Приятное сладкое тепло разлилось по горлу, едва она сделала первый глоток. – Но от боязни грозы ее все же нужно отучать. В конце концов, в следующем году ей идти в школу. Она уже большая девочка, а детский страх все еще остался.        - Помнится, в первый раз она так сильно испугалась грозы, что родилась – сияюще улыбнулся доктор Де Виль.        Они провели за разговорами о всяких мелочах по меньшей мере, час, а когда вернулись в спальню, их маленькая Элла сидела на подоконнике, с любопытством смотря на блики молнии и рисовала грозу в альбоме.        Она даже не оглянулась, поняв, что родители здесь. Она любовалась грозой. Она была зачарована буйством природной стихии и неумело водила карандашом на бумаге, стараясь передать все как можно более точно, и хмурясь, понимая, что не получается.        Довольно улыбнувшись, Айзек переворачивает страницу, продолжая свой рассказ:

       Гроза действовала на нее, как приманка. Она не просто завораживала, а будила в душе маленькой девочки такие чувства, от которых голова кругом идет, и можно лишиться разума. Но эти чувства были ей в сладость. Увидев продрогшую, случайно залетевшую на ветвь ракитника птичку, что прятала голову в грязные мокрые перья, она впервые подумала, что у этой птички очень тонкая шея, и нарисовала ее в своем альбоме.