Больше, чем сестра

Гарри не заметил, как пролетела неделя. После встречи с семейством Уизли он долго сидел на кровати и задумчиво смотрел на Гермиону. Всё то время, что он её не видел, пытаясь пообвыкнуть к работе в Министерстве и разобраться в их отношениях с Джинни, она и не жила по-настоящему. Впрочем, разве проведенные им в напряжении и беспокойстве месяцы можно было считать стоящими? Стоящим был тот вечер, когда он впервые услышал у себя в доме музыку и позабыл обо всех тяготах. Стоящим был поход за книгами и обыкновенная, но чудесная прогулка позже. Стоящим был каждый завтрак и ужин, когда его грело присутствие лишь одного человека. Стоящим был тот миг, когда их губы соприкоснулись, и он понял, чего ему всё это время так не хватало. Парень нашёл ладонь девушки и бережно заключил её в свои ладони, точно невероятно ценную и хрупкую вещь. — Ты… можешь меня ненавидеть, презирать, винить в том… что случилось, но это не изменит моего отношения к тебе, — произнёс он и поднёс её ладонь к своим губам. Гермиона никак не отреагировала, ни когда он целовал её руку, ни когда прижимал ту к своей щеке, как самую необходимую ему. Гарри же не смог её покинуть и снова опустился на край кровати. Он долго не мог заснуть, нагруженный тяжкими мыслями, и опасался худшего — того, что ему не удастся вернуть в этот раз Гермиону, и он её окончательно лишится, оставив в больнице святого Мунго. После всех этих необычных и тяжёлых недель она стала единственной из близких людей, кто у него остался. Последующее утро принесло Гарри облегчение — Гермиона наконец взглянула на него, не собирающего отступать, и согласилась на завтрак. Так, в постели, он и прошёл: Гарри пришлось сбегать вниз и взволнованно объяснять Фликки, что ему от неё нужно. Эти дни Гермиона снова сидела с ним за столом, но уже не настолько свободно: усталый вид её всё больше печалил Гарри и лишал слов, чтобы вспомнить о работе и о чём-то другом. Он думал только о ней и о том, что ему делать. — Гарри, я понимаю, у тебя сейчас… Мэйсон посматривал на него неловко и жалостливо, видимо, не зная, как лучше заговорить. — …всё очень непросто и… Сам Гарри его и не видел, вернее, поглощенный тяжёлыми думами, он не смотрел ни на коллег, ни на напарника и временами больше походил на угрюмый каменный памятник. — …запутано, но… Эрик с его жуткими планами всё ещё… — Мы не будем его искать, — ответил на это Гарри, не отрывая мрачного взгляда от стола, где лежал самолётик: Тиффани сообщала, что у неё пока нет результатов. — Нет смысла. Возьмём, когда он снова решит отомстить. — Но как мы узнаем, кому он в этот раз решит мстить? Гарри смял самолётик в руке и поднял голову — их глаза с напарником впервые за несколько дней встретились. — Брату. Вспомни сам. Семейство отца, так и не узнавшее о его существовании, Эрик лишил единственной реликвии и дома, мать, оставившую его ради хорошей жизни — состояния, миссис Флаунс за её уговоры бросить первенца — мужа, сэр Дитч пострадал за то, что относил его в детский дом, а Мира… просто потому что помешала. Мэйсон немного обдумал эту мысль. — Погоди, но семья Атриусов лишилась состоянии, а значит, его брат тоже пострадал и... — Нет. Только не для Эрика, — не согласился Гарри, качая головой. — Этим он наказывал мать, но никак не брата, занявшего его место. Мэйсон не нашёл, что ему сказать, или же не решался пошатнуть столь странную уверенность в подобном исходе и смолчал. — Это будет брат, — убежденно повторил Гарри. — Палочка Софии ясно показала — Эрик готовится, а значит, скоро пойдёт мстить. Да, кстати, я тут подумал… можно привлечь и Стэна, он сам недавно предлагал помощь. В наступившие выходные Гарри и вовсе не верилось: ему казалось, что после слов целителя его жизнь окутало мраком, а семейство Уизли напрочь выбило из-под ног почву. Гермиона большую часть времени проводила в гостиной. Читала. А он, поглядывая на неё, хмуро ловил себя на мысли, что за всю неделю она так и не вывела ему ни слова на пергаменте. Значило ли это, что ему не искупить своей вины? Или ей и без того становилось только хуже? Тревога и неизвестность душили сильнее боевых заклинаний. Гарри пробовал предложить девушке погулять или просто пройтись до книжного магазина, но она только поднимала на него глаза, а потом, словно не понимая сути вопроса, опускала их обратно. Не зная, куда себя деть от ненавистных мыслей и вязкого страха, которыми не с кем поделиться, Гарри снова наводил в доме порядок, наводил с таким усердием, что дико разозлился, когда не нашёл ничего даже наверху. Они столкнулись с Гермионой на лестнице в тот момент, когда он торопливо спускался, а она осторожно поднималась, и Гарри понял, что это выше его сил — притворяться, что ничего не происходило. — Ты… ты всё ещё злишься на меня? — хрипло спросил он, не отрывая от её лица глаз. Гермиона раскрыла губы, словно забыла, что не произносила ни слова, и, опомнившись, тут же закачала головой. Даже если бы она и злилась, то не стала бы признаваться и требовать извинений. Это же Гермиона. В школьные годы, например, на том же пятом курсе, она часто сносила нападки Гарри, прощая их лишь по той причине, что ему нелегко приходилось. Он шагнул к ней на ступеньку ниже и оказался совсем рядом. Гермиона растерянно пошатнулась и впустую дёрнула рукой в попытке ухватиться за перила. Гарри удержал её, взяв за талию, и почувствовал не только, как она замерла, точно испуганный зверёк, но и как сильно забилось от волнения его собственное сердце. Она никуда не делась, она была и осталась с ним — вот что главное. Гарри потянулся к лицу Гермионы и замер в самой близости от губ. Его горячее дыхание смешалось с её частым и неровным, он крепче обнял девушку одной рукой, а другой провёл по спине вверх. Дрожь от его прикосновений одолела Гермиону сильнее, и он не сдержался — с жаром впился в её губы и заставил их раскрыться. То же тёплое и всепоглощающее чувство, когда он рядом с ней и может быть собой, накрыло его с головой. Словно после долгой разлуки, он не мог от неё оторваться и лишь почувствовал, как она скользит вниз. — Гермиона… Он удержал её, не позволив упасть, и потому, как она быстро отвела глаза, понял, что пора вернуться в реальность. Гермиона слишком слаба, чтобы как в прошлые недели уделять ему внимание и время. Не спрашивая, Гарри подхватил её на руки и понёс в комнату. Как бы там ни было, только она, точно воздух, нужна ему в такой безрадостной жизни, а значит, ещё есть за что бороться. * * * — Почему ты тогда решил, что именно сегодня? — Да посмотри сам! Вон! Мэйсон пребывал в мрачном настроении, то ли недовольный тем, что пришлось срочно явиться в выходной, то ли тем, что инициатива принадлежала не ему, то ли он просто недолюбливал Стэна, и потому сердито отзывался на каждое замечание в отношении дома, за которым они поочередно наблюдали эти дни. Стэн же, напротив, был рад и взволнован, будто возникновение Эрика на этой улице явилось бы счастливым событием. Гарри хранил молчание и просто наблюдал за тем, что происходило внутри дома. Дунстан Атриус — младший брат Эрика — так рьяно двигался и размахивал волшебной палочкой, собирая вещи, точно опаздывал на последний экспресс. Складывалось ощущение, что его что-то сильно встревожило. Уж не старший ли брат? — Он же!.. Гарри вовремя двинул Стэну, заставив умолкнуть. Дунстан как раз выскочил из дома и подозрительно оглянулся — благо, дезиллюминационное заклинание скрывало мракоборцев от его глаз. Раньше, чем все они двинулись с места, из ниоткуда едко зазвучал голос. — И далеко ты собрался, братец? Дунстан выронил чемодан и схватился за палочку. Гарри последовал его примеру, пытаясь определить, где мог находиться волшебник. Тот ведь тоже предпочёл скрыться с глаз. — Обойду, — послышался шёпот Мэйсона. — Где ты?! Ну же, выйди! — потребовал между тем Дунстан и тут же вздрогнул. Такой же худой и бледный, как и в видении, Эрик появился прямо перед его носом. — Я бы ещё сделал так. Он бросил мелкий бумажный комок в сторону, и тот вспыхнул огненным шаром — Мэйсона отбросило, и он стал видимым. — Петрификус Тоталус! — показавшись следом, выкрикнул Стэн. Его заклинание не долетело. Врезалось в какой-то невидимый барьер вокруг Эрика и осыпалось искрами. — Печально, — деланно посочувствовал тот, достал из своего кармана бумажную галку и отпустил в обратную сторону. Гарри тут же вскинул палочку. — Протего максима! Галка устремилась к щиту и стукнулась об тот. Послышался резкий хлопок, в глазах ярко вспыхнуло, щит затрещал, уменьшаясь сильнее, Гарри почувствовал, как сильно напряглась его рука, пытаясь тот удержать. Рядом что-то воскликнул Стэн, но он не разобрал слов. Произошёл ещё один хлопок, мелькнула ещё одна вспышка. Гарри вскрикнул, не утерпев, и отпустил палочку. — Ох ты, это кто же такой талантливый и упорный? — насмешливо поинтересовался Эрик, обратившись к пространству. — Давай так, я не стану их добивать, а ты покажешь себя? Когда в глазах наконец прояснилось, оказалось, что Стэн лежал неподалеку без сознания. Эрик держал новую галку над головой Мэйсона. Чудом уцелевший Дунстан сидел в стороне, оцепенев. Не видя иного выхода, Гарри снял с себя заклинание. — Сам Гарри Поттер. Однако. — Отпусти их, — потребовал Гарри. — Их? — переспросил Эрик, и его взгляд коснулся замершего Дунстана. — Боюсь, буду вынужден отказать. — Он ничего тебе не сделал. Не его вина, что ваша мать… — Не смей о ней говорить! — разозлился Эрик, демонстративно тряхнув галку. — Это твои родители были героями! А мои предали меня с самого рождения! И ты ещё смеешь мне говорить, что он, этот жалкий кусок дерьма, мне ничего не сделал?! Он занял моё место! — Он не знал, что… — Ложь! Он всё знал! София сказала ему! И что он сделал?! Он пожелал забыть эту историю! Понимаешь, Поттер? Они все меня предали! Даже он! Дунстан что-то пробормотал, но так тихо, что никто из них не разобрал слов. — Ты не прав. Он… — Я прав! И ты прекрасно это знаешь! Мэйсон, как назло, простонал, приходя в себя. Эрик наступил на его руку раньше, чем тот схватил волшебную палочку. Гарри не успел взмахнуть своей — Эрик разжал три пальца и оставил галку зажатой между кончиками двух. — А как бы ты поступил на моём месте, Поттер? Каково это, по-твоему, жить, зная, что все тебя предали? Гарри молчал. Ему снова вспоминалось семейство Уизли. Они всегда были к нему так добры… принимали его, как родного. Он верил им всем, он знал, что мог на них положиться. Но то, что произошло… Он чувствовал себя раздавленным, жестоко преданным. Это, несомненно, невыносимо и горько, но не настолько, чтобы жить только местью. В его жизни теперь имелся смысл и без этого. — Тебе нечего сказать, да? Герой Поттер не может найти слов? — Нет. Мне тебя жалко, — наконец произнёс Гарри твёрдо, мысленно спрашивая себя, спала ли защита Эрика после атаки Стэна или нет. — Но я не на твоём месте и мне есть ради чего жить! Как в замедленной сьёмке Гарри видел, как шевелятся губы Эрика и разжимаются его пальцы, как напрягшись изо всех сил, Мэйсон пытается тщетно трансгрессировать и кричит ему, чтобы уходил. — Сектумсемпра! — выкрикнул Гарри, вскинув палочку.