Больше, чем сестра

Война, может, и кончилась, но её безжалостные всполохи оставляют следы до сих пор. Иногда самому юному и известному в мире мракоборцу, Гарри Поттеру, кажется, что каждую неделю он вступает в новую битву. То с какими-то безумцами за слово закона, то с кем-то из коллег за право называться Великим Волшебником, то с миром, в котором ему никак не найдётся место, а то и со своей избранницей Джинни Уизли, которая всё время ждёт от него каких-то свершений. Иногда, возвращаясь домой, Гарри кажется, что война не покинула его и здесь. Передохнув на диване, он поднимается и продолжает очистку дома семьи Блэк, что так не любит Джинни, уверяя, что стоило бы обзавестись другим, новым, уютным и тихим. Гарри не желает и не может так поступить. Этот дом… Это целая эпоха. Это память о самом близком человеке. Это всё, что у него осталось от крёстного, это часть его собственной жизни. И он не намерен выкинуть или стереть её, как будто ничего и не происходило. Он намерен не только помнить те нелегкие годы и потери, но и жить дальше, наплевав на всякие предрассудки. Хотя с этим «дальше» вот уже который месяц ничего не ладилось. Сегодня от Рона Уизли прилетел Сычик, и Кикимер нехотя доложил об этом — Джинни несколько раз повторяла, что его стоило выгнать, чтобы не сквернословил, но Гарри с ней не соглашался. Джинни обиделась и потому на этой неделе больше не заходила. Возможно, поэтому Рон прислал письмо. Хочет, чтобы Гарри помирился и забрал сестру из «Норы», или же его заставила написать заботливая миссис Уизли, как знать. «Привет. Может встретимся сегодня?» Гарри поднялся с дивана и тоскливо уставился в пространство — уже не так захламлено, как было, когда он только перебрался сюда после Битвы, но стены всё равно смотрятся как-то мрачно, по углам ещё нагло видна паутина, а кое-где отходят обои. С этим стоило бы поработать. Гарри быстро написал ответ и отправился на кухню — Кикимер теперь готовил ему. Хорошо бы, чтобы Рон не принялся при встрече намекать на свадьбу, как нагло делала это миссис Уизли, словно Гарри мог быть не серьёзен и дурачил их дочь разными обещаниями. На самом деле после Битвы он чувствовал себя жутко усталым и не хотел торопиться. Они с Джинни столько всего упустили… Путешествия, совместные прогулки, вечера под луной или просто перед телевизором — почему бы пока просто не порадоваться друг другу и не насладиться спокойной жизнью? Так, по крайней мере, поначалу думалось Гарри, а потом дни не становились легче: напряженная работа в Министерстве, частые правонарушения, безрассудные и бесстрашные волшебники, которых следует вовремя остановить, и он как раз в числе тех мракоборцев, которые не позволят мраку снова поглотить мир. Война, может, и кончилась, но не так безмятежно и светло, как он себе наивно представлял когда-то. * * * Рон сидел в трактире с бутылкой пива и хмуро попивал в ожидании. — Привет, — произнес Гарри и опустился рядом. — Так много дел? — недовольно спросил друг и снова приложился губами к горлышку. Гарри хотел бы отреагировать на этот тон, вызванный то ли его опозданием, то ли размолвкой с Джинни, но не стал — и без Рона не было настроения. — Как дела? — спросил он вместо этого. — Как ваш с Джорджем магазин? — Нормально, — буркнул Рон. Гарри вспомнилось и самое главное — такое, от которого сжималось от несправедливости сердце и хотелось что-нибудь подорвать заклинанием. — Как… Гермиона? — спросил он не совсем уверенно. От собственных слов сделалось невыносимо, тошно и тяжело. Он сам был там, когда безжалостная Беллатриса пытала Гермиону. Он слышал душераздирающие крики и не мог ничего сделать. Если бы только у него был хоть один шанс что-то изменить, он бы не раздумывая спас их подругу. Он бы просто остановил её раньше. Не позволил следовать за ними в поиске крестражей. Она же, в конце концов, не только умный и верный друг, но и просто хрупкая девушка. Они с Роном не смогли уберечь её от кошмара, и каждый, хоть и по-своему, мучился от этого и не признавался вслух. Рон наконец мрачно взглянул на друга. — Всё так же. Ни единого слова, — произнёс он, и по его голосу Гарри понял, насколько друга это уже раздражало. Понял, и это задело его самого — Гермиона не виновата, что всё так вышло. Если Рон и злится, то пусть лучше злится на него, на Гарри — это именно его она хотела уберечь и терпела тогда муки, не желая ни в чём признаваться. — Что, совсем никаких улучшений? — прибавил он со слабой надеждой. — Никаких! Рон так резко вернул пустую бутылку на стол, что двое посетителей сбоку от них повернули головы. — Знаешь, мне всё чаще кажется, что я их уже и не увижу. Гарри хмуро отвёл глаза в сторону. В последний раз он видел Гермиону месяц назад. Она читала, сидя за столом. Он, устроившись рядом, увлеченно рассказывал ей о том, какой казус произошёл в Министерстве. Она никак не отреагировала. Затем он протянул руку и осторожно положил поверх её ладони. «Гермиона?» — осторожно позвал, она на миг замерла, но не обратила к нему глаз. — Я так больше не могу, Гарри, — прервал его думы Рон. — А как по-другому и не знаю. И никто не знает! — прибавил он с чувством. — Все только смотрят и произносят так жалостливо: «Бедняжка», «Вот же досталось», «Ах, какая…» Гарри снова взглянул на друга — Рон, несомненно, молодец, что забрал Гермиону к себе сразу после Битвы и заботился о ней до сих пор. — Ты устал, это объяснимо, — произнёс Гарри как можно участливей. — Не теряй надежды. Ты же помнишь, что… — Надежды?! — горячо перебил Рон. — О чём ты вообще? Я только и делаю, что живу с призраком и думаю, что э-т-о не так! Ещё несколько человек повернули к ним головы с интересом. — Но ты же сам решил, что… — попробовал напомнить Гарри. — И теперь в этом сомневаюсь, — признался Рон. Гарри не поверил собственным ушам — тот ли самый храбрый и упрямый Рон, по уши втрескавшийся когда-то в Гермиону, может сомневаться, что девушка стоила его терпения и усердия? — Что-о?! Несколько смутившись, Рон потупился и сбавил обороты. — Ну… я подумал… что, наверное, ей будет лучше… в другом месте. Он поднял глаза и посмотрел на Гарри в надежде, что тот поймёт. Но Гарри не понял. Впервые не понял ни друга, ни того, шла ли речь о той самой смышлёной Гермионе, которая была дорога ему как родная сестра. — В каком таком месте? — пораженно спросил он. — Ну… например, в больнице святого Мунго, — неуверенно предположил Рон. — Как ты думаешь? Гарри от удивления открыл рот и закрыл его — Рон явно ждал поддержки и одобрения. — Да как ты можешь такое говорить?! — воскликнул вместо этого Гарри. — Хочешь признать Гермиону душевнобольной?! Не узнаю тебя! — Меня?! — вскинулся в ответ Рон. — Тебе легко говорить, Гарри! Ты хорошо устроился! И Джинни, смотрю, только и метит, как бы побыстрее свалить из дома в новый! Конечно, не вы же корячитесь в магазине по две смены! Не вы следите за Гермионой! Не вы терпите мамашу с этим вечным: «Ронни, ты же взял на себя такую ответственность», «Ронни, зачем же тебе гробить свою жизнь?», «Все тебя поймут, Ронни»! Гарри подскочил с места, но не успел с ответом. — Давай, придумай что-нибудь, Гарри! — сердито перебил, поднявшись следом Рон. — Скажи, какой ты хороший, а Уизли гад! Скажи, сколько ты сделал для меня, для нашей семьи, для волшебного мира! Давай! Он закончил и смолк, сверля собеседника взглядом. На них уже смотрели все посетители трактира. Гарри разомкнул губы и с неожиданной для себя твёрдостью произнёс: — Хорошо. Раз ты так «измучался», я заберу Гермиону и позабочусь о ней сам. Рот на этот раз разинул Рон — такого поворота событий от своих слов он, похоже, совсем не ожидал.