Отсчёт

Раз. Она резко открывает глаза и почти задыхается. Её плечи сотрясаются от рыданий, лицо влажное и соленое от слез и пота. Мелкие сосуды в глазах лопнули, от чего те налились бордовым цветом. Девушка упорно шепчет, что нужно успокоится, сосредоточиться, и пытается ухватиться за отголоски сознания. Но у неё ни черта не выходит. Экскурсия грудной клетки переваливает более-менее адекватное значение. Её тело вновь рьяно содрогается. Она мечется. Блять, ей никогда не было так страшно. Два. Мысли хаотично вертятся у неё в голове. И ей не удаётся вцепиться ни в одну из них. Бесполезно. Она спрыгивает с кровати, вследствие ортостатической гипотензия картинка перед глазами плывёт, а её пальцы судорожно пытаются ухватиться хотя бы за какую-нибудь опору. Девушка понимает, что вызвавший очередную истерику сон отражает реальность, обрушившуюся на её голову лишь пару месяцев назад. Противный писклявый голос внутри её разрывающейся на части головы шепчет, что подобное состояние смахивает на паническую атаку. Тебе надо лечиться, дура. В психушку, мать её, только там тебе и место. Три. Она тянется к стакану с водой, предусмотрительно стоящему на тумбочке. Хватает его дрожащими худыми пальцами. Он выскальзывает из рук и разбивается на множество мелких уникальных осколков. Девушка ахает. Наступает на стекляшки, чувствует, как кожу саднит. Как осколки впиваются в ступни. И она в очередной раз осознаёт, что живет. Это не сон. Это, мать твою, реальность. Сакура делает ещё несколько шагов в направлении кухни - одной из двух комнат ее маленькой зачуханной халупы, в которой живет уже полтора бессмысленных месяца. Четыре. Полумрак кухни почему-то ослепляет. Луна, что так беспощадно врывается в ее маленький мир, делает почти физически больно. Она прикрывает глаза, жмурится, хнычет, потому что терпеть это нет ни сил, ни желания. На ощупь, касаясь пальцами стены, девушка добирается до стола, на котором стоит графин. Ей нужна жидкость. Ощутить влагу на языке. Почувствовать, как та скатывается по пищеводу в желудок. Практически спасительный глоток. Сакура распахивает глаза, ощущает вспышки света, словно фейерверки. И дышит. Вдох. Выдох. Осознанно и глубоко. Всматривается в небрежные следы, оставленные ее окровавленными стопами. Ужасающе улыбается. Блять, да ты сумасшедшая! Пять. Она оседает на пол и проводит пальцами по разводам крови. Поднимает руку к свету луны и всматривается, вглядывается, впивается. Сакура не чувствует боли, потому что сейчас она настолько неважна и незначительна, что уходит на второй план. Ведь на первом - предвкушение. Она знает, что ждать нужно не долго. Но даже секунды растягиваются в гребаную бесконечность. Она проводит грязным пальцем по своим губам, облизывает их, ощущает солоноватый отвратительный вкус своей собственной крови, отчего тошнота мгновенно даёт о себе знать. Комок стоит в горле, но Сакура не даёт ему вырваться наружу. Жмурится, сглатывает, терпит. Шесть. Она дышит. Чувствует, как бьется ее гребаное сердце. Отчего-то неритмично и асинхронно. Почему-то даже болезненно. Ей кажется, что она ощущает, как движется кровь по сосудам, как открываются мелкие клапаны вен и крупные клапаны в сердце. Господи, да сколько можно ждать? Семь. Она прислоняется спиной к горячей батарее, ощущает ее жар, что так контрастен по отношению к ледяному полу. Сакура плавится. Медленно и беспощадно угасает. Она тарабанит пальцами по полу, выстукивает какую-то мелодию, которую, кажется, напевал Наруто несколько дней назад. Ей кажется это забавным, что в памяти остаётся такое незначительное - ритм какой-то дурацкой песенки. Восемь. Сакура смотрит прямо перед собой на проход в кухню, лишенный двери за ненадобностью. Ожидающе. Она отрывает пальцы от пола и начинает тщательно тереть ладони друг об друга, ощущая, как дистальный фаланги заледенели. Она вообще постоянно замерзает. Ей порой настолько холодно, что кипяток кажется невообразимо мерзко ледяным. Возможно, потому что холод, господствующий внутри, позволяет себе овладеть оболочкой своей хозяйки. Возможно, потому что в последний раз она ела несколько дней назад. Девять. Сакуре кажется, что она больше не выдержит. Слишком долго. Она жмурится, хнычет, бьет кулаками по полу, потому что ожидание - это явно не ее конёк. Какая ирония, ведь она ждёт его все свою осознанную часть жизни. Ждёт и верит, что верность и несгибаемое упрямство должны принести свои плоды. Сакура готова закричать, рвать на себе волосы, делать, что угодно, лишь бы он наконец-то пришёл. Томительное ожидание делает настолько больно, что то, что она испытала во время экзамена в Лесу Смерти и в течении всей войны, кажется сущим пустяком. Десять. Он стоит перед ней, такой же холодный и бледный как в последний раз. Молчаливый и отчуждённый. Безразличный и далекий. Она тянет руку к нему и почти ощущает прикосновение. Хватается за это чувство и болезненно улыбается. Ради этого стоит жить и терпеть кошмары. Стоит молчать и никому не говорить о своём сумасшествие. Просто они не поймут, не поверят, что Саске жив. Что каждый четверг он стоит у неё на кухне и молчаливо взирает на ее попытки коснуться его. А Сакуре на самом деле большего и не надо.