мальчики - галактики

Крис для Нуры просто отвратителен во всех его проявления, начиная от порога ее квартиры и заканчивая замыленной вечеринкой первокурсников. Она отворачивается от него на бутылку вина, позволяя себе разглядывать Криса исключительно через зеленое бутылочное стекло, искажающее его почти антиноевское лицо. Нура пообещала себе больше не связываться с мальчиками — «пять звезд». Шистад ловит ее взгляд и возвращает, не оглядываясь на бутылочное стекло, но измеряя расстояние градусом. Почти вжимает ее в серую стену прищуром своих глаз. Мальчик — пустышка. Мальчик — винная пробка. Поцелуи-пробники в неограниченном количестве недоступные для Нуры. Она не замирает перед его взглядом, но он открывает рот, и Сатре готова хвататься за каждое выплюнутое им слово как за спасительную соломинку. — Прости, я не дотрахиваю девушек за малышом Вильямом, — уголки его губ тянуться вверх в привычной манере, и он прикладывается своих ртом к горлышку бутылки, позволяя себе расслабить мышцы лица. Нура уверена: она проиграла. Свернула обратно еще на старте. Она мнет зубами свои алые губы, все еще в поисках пути к отступлению. — К таким как ты не стучатся в двери, девочка. — говорит Крис, продолжая впечатывать ее взглядом в бледную стену, на фоне которой Нура выделяется лишь пестрым пятном губ. — То, что мудак-Вильям выбросил нас с тобой на помойку исключительное вдвоем, не говорит ровным счетом ничего, Ну-ра. Сатре тонет, барахтаясь в бесконечном потоке гниющего мусора, небрежно оставленного Вильямом, среди которого Крис находится на одной ступени с неиспользованными пробниками Dior. Чуть выше она сама и другие поломанные девочки с просторов инстаграма. Высший сорт как-никак. Магнуссон сваливает в Лондон почти профессионально и, уж точно, не прибирая за собой как следует. Сбывает Нуру где-то между очередной выставкой авангарда и Старбаксом. Нура смотрит (и) — Катись-ка ты нахуй, Шистад. Она сталкивает его айсбергами своих глаз, но Крис, ебавший (м)оральность, не отдаляется от нее ни на йоту, не пытается избежать столкновения с ней и вообще катится исключительно навстречу. Нура не знает, когда все стало паршиво от слова «совсем», но ей определенно хочется зажать звездного мальчика между желтеющим кафелем в ванной их несостоявшегося гей-общежития и ее надломанным полумертвым телом. Взорвать каждую из пяти звезд неоновых вывесок холодом, собранным со всех полюсов мира. Ему хватает доли секунды, чтобы вколотить ее между теми самыми вывесками, честнее будет сказать, между несколькими сопливыми подростками, раскатывающими на языке экстази. У Нуры не подкашиваются ноги, и она по-прежнему апрельский снег с поправкой на растерянный по дороге из Лондона феминизм. Кристофер Шистад ни разу не Вильям Магнуссон, проступающие ключицы и (почти) аристократическая бледность не его формат, но Нура рассыпается в его руках, пропуская его пальцы под кожу, ища в нем несостоявшееся спасение и отголоски своих прежних принципов. У них на двоих не осталось ни черта кроме умножения на ноль, возведенного в бесконечность. Крису бы двигаться дальше и дальше от нее, от Вильяма, и от точки на карте, именуемой Норвегией. Ему бы бежать, сломя голову, от Эвы и осколков бутылочного стекла. Пальцы Нуры не сходятся идеально на его спине, и этого вполне хватает, чтобы не отвечать на ее расфокусированные поцелуи. Шистад (не) хочет знать, что с ней происходит. — Когда же ты так проебалась, Сатре? Подожди, я вызову тебе такси, — Крис уже исчерпал лимит допустимых грехов, но он надеется, что Бог прибережет ему место в Раю. Нура обещала себе не связываться с пятизвездочными мальчиками. Проблема заключается лишь в том, что Крис в ее глазах не заслуживает ни одной звезды из их бесчисленного множества.