Последний миг дня

Ей чертовски нравился ночной город. Днём он такой серый и невзрачный, где-то вдали строят тысячный небоскрёб. Бесконечная суета, движение, шум слишком остро ощущаются, если ты — вампир. Ночью же город резко преображается. Люди с улиц исчезают, бесчисленные здания загораются тысячами огней, открываются ночные клубы, выходят из своих убежищ другие вампиры. Начинается веселье и совсем другая — яркая и увлекательная ночная жизнь. Кто бы мог подумать, что настроение может меняться от времени суток? И как в этих бесконечных метаниях людей от одного дела к другому может скрываться спокойствие? И каким образом у ночи появляются две стороны: одна такая тихая, спокойная и мирная, другая же полностью состоящая из бурного веселья, танцев и алкоголя. Но она предпочитала не интересоваться этим и не копаться в себе. Она любила жить здесь и сейчас, ни о чём не задумываясь, жить на полную мощность, без всяких ограничений. Правила — это не для неё. Мужчина, стоявший рядом с ней, был полной её противоположностью. Он всегда боролся за правду, и в своей семье был кем-то вроде белой вороны, хотя это сильно сказано. Он просто действовал, обдумав всё на несколько шагов вперёд, и был совсем не против философских мыслей. Он предпочитал холодно мыслить и не показывать эмоций. Он не понимал прелести ночи, он любил день — время для действий, для жизни. Он любил жизнь, несмотря на все испытания, уготовленные ею, несмотря на всё плохое, что он пережил и ощутил за это время, хотя такого было много. Эти два совершенно разных человека впервые встретились так давно. И пусть столько воды утекло, а стервозную нынешнюю Кэтрин едва можно сравнить с той девчонкой, что верила в чудеса. Они сохранили любовь, пронесли её через столетия. И сейчас эти двое наблюдают закат на крыше небоскрёба. Закат — это одновременно и день и ночь, плавно перетекающие друг в друга. Их любовь похожа на закат. Такой яркий и неописуемо красивый короткий миг, состоящий из бури эмоций и чувств, нежности и страсти. Но их короткий миг длится уже почти пятьсот лет, и все эти годы, при каждой встрече, они встречают вместе закат. И каждый раз, глядя на кроваво-красное небо, они клянутся не расставаться, но каждый раз нарушают клятву, снова расходясь по разные стороны и возвращаясь через годы. "Клятвы ведь должны быть нерушимы..." — скажет кто-то. Да, должны, но эти клятвы зависят людей, которые решают то, как им поступить. И как часто эти решения неправильны! Мы все делаем ошибки, все мы падаем, встаём и потираем ушибы. И упадешь ты на каблуках или в ботинках — разницы нет. А встать всё-таки проще, опираясь на чью-то руку. Никто никогда не просил остаться, не уходить, нет. Просто, когда один нужен был другому, они молча приходили и оставались, а вскоре снова исчезали, не сказав ни слова. Они никогда не пытались жить вместе, не расставаться, это было как-то неправильно, но в тоже время очень желанно. И вот сейчас, когда последние лучи заката уходили за горизонт, они понимали, что вот и всё. Снова расставание, гонки, побеги, войны, шантаж... И опять закат. — Но не молчать же нам в последние минуты рядом? — прошептала Катерина. — Почему бы и не помолчать, если чувствуешь на губах твоё лёгкое дыхание. Последний миг перед ночью, последнее мгновение дня. Лёгкий поцелуй в лоб, и мужчина, развернувшись, уходит. Вот и всё. Ночь вступила в свои права, и мрак на небе так удачно встретился с темнотой, заползающей в душу. Темнотой от опустошенности и одиночества. — Элайджа, подожди, — тихий, но уверенный голос заставляет мужчину обернуться. — Может, хватит встреч на закате? Может, мы перестанем просто наслаждаться упоением рядом друг с другом? Может, уже пора попробовать жить иначе? Катерина говорила быстро, словно боясь, что её не дослушают, уйдут. Наконец, она решилась, хоть это и далось ей очень нелегко. Ведь они никогда открыто не говорили о своих чувствах, а Катерина вообще не очень любила показывать истинные эмоции. Поэтому каждое слово давалось с трудом. — Может... Попробуем... жить нормально? Как все? — последние слова она произнесла почти шепотом. — С каких пор Кэтрин Пирс хочет быть "как все"? — он говорил язвительно, хотя сквозь голос проскальзывали с какие-то грустные нотки. Вдруг его голос резко посерьезнел: — Ты правда считаешь, что мы сможем быть как все? — сказал Элайджа с какой-то странной, слегка философской улыбкой на губах. — Катерина, ты не так уж и изменилась с момента нашего знакомства. — Кэтрин, — голос девушки стал жёстким и отрывистым. — И нет, я изменилась. Намного больше, чем ты думаешь. Во мне не осталось ничего от прежней Катерины, я стала жёстче, злее, лживей. Не ровня такому правильному, как ты. Но да, несмотря на всё это, я думаю... Девушка замолчала, подбирая слова: — Я думаю, мы сможем хотя бы попробовать.