Kuin pieni lapsi

Она на своей руке видела надпись — угловатую, неровную, словно написанную в спешке. Надпись не выглядела как чётко выбитое тату, она была живой. Мариам не знала, что там написано: она не понимала ни языка, ни почерка, чтобы этот язык разобрать — будем честны, Мариам и не хотела знать, что там написано. Загадка этих слов приятно грела душу и оставляла долю сказки. Мариам двадцать восемь и она по-прежнему ждёт своё Чудовище. Она думала, что встретила его: Виктор был яростным, грубым, косматым и нетерпеливым, очень редко проявлял внимание и никогда не находился в состоянии умиротворения. Мариам не перевоспитывала его — она наслаждалась его дикарской сутью. У Виктора было много татуировок-надписей, потому разобрать какая из них являлась той самой было сложно: Мариам склонялась либо к паре фраз, кажется, на французском, либо к пресловутой латыни. Она лишь фыркала, когда Виктор бил её по рукам, что тянулись потрогать исписанную кожу. Однажды Мариам приходит с работы, и её встречает суровый Виктор и женщина слегка за тридцать. Мариам лишь неловко пожимает плечами, предлагает растворимый кофе и без остановки хихикает. Она ждала «Собирай манатки, мы валим на пьянку» или «Ещё раз не приготовишь мясо, я не буду трахать тебя неделю», а не «Не скучай». Мариам впервые увидела Виктора настолько сосредоточенным и спокойным. — Это был датский. — Женщина проходит мимо без высокомерия или жалости, она уходит из жизни Мариам так же быстро и незаметно, как и появилась в ней. Мариам глупо смотрит на надпись, что обвивает запястье, и впервые думает узнать, что там написано. Странно, что в мире, где люди помешаны на знании языков, потому что это единственное, что может им помочь отыскать своего человека, существует Мариам, абсолютно к ним равнодушная. Она ждёт какого-то чуда и отчаянно не хочет знать, что написано у неё на запястье, потому она начинает носить перчатки, широкие браслеты и избегает всяких разговоров на эту тему. Мариам проходит собеседование, потому уже привычные перчатки лежат в сумочке, а рукав три четверти не прикрывает запястий. Она натягивает трикотаж, всячески ёрзает в кресле, кусает губы и чуть ли не плачет. — Можно мне выйти на несколько минут? — хнычет она, ломая руки. — Выходите, — после минуты насмешливо-сурового взгляда буркает возможный работодатель и чуть позже, когда Мариам выходит из кабинета, прыскает: — Как дитя малое! У Мариам невыносимо чешется запястье и ей очень хочется плакать, потому что она в панике и совершенно одна в кабинке туалета, где не у кого попросить о помощи. Её берут на испытательный срок только потому, что она не абсолютный новичок, а заказы горят и рук катастрофически не хватает. Ей нравится, что все зовут её Малышкой: Мариам купается в материнской заботе коллег постарше, наслаждается удовлетворительными взглядами мужчин и чуть ли не падает в обморок, когда каждый час слышит грозное: — Мариам!! Она забывает сколоть документы, полить фикус и убрать кружку с кофе, не знает ни одного иностранного языка и вечно выглядит так, будто сейчас расплачется. Марка это бесит неимоверно, потому матерится он не переставая. — Как же вы меня бесите, Мариам! — хватает её за руку Марк и тащит в сторону кабинета. — Вы умудряетесь не справляться с элементарной работой принеси-подай! Вечно ноете и строите глазки! Сколько можно?! — резко оборачивается он к ней и видит приближающиеся рыдания. — Только посмейте хоть слезинку обронить! Что ж вы такая тупоголовая-то, а? Вы взрослая женщина, вам двадцать девять лет! А у вас до сих пор какие-то феечки на заставке и ярко-розовый лак! Как вы выживаете в таком жестоком мире, Мариам?! — захлопывает он за собой дверь в кабинет. — В этом жестоком, грубом и чёрством мире взрослых, м? Вы — маленькая сопля из страны собственных грёз!? Сядьте, Мариам! — рявкает он на неё. — Сидите и слушайте, что я вам говорю! Пора взрослеть, ясно вам? Марк обходит собственный стол, залпом выпивает стакан воды и что-то быстро и гневно пишет на бумаге. — Вот вы кто, ясно вам?! — он комкает лист и точно попадает развернувшийся к нему заплаканной Мариам по лицу. — Вы грёбанная принцесса своего узколобия! Займитесь собой, наконец, если не хотите потерять ещё и эту работу! Начните учить второй язык, займитесь скалолазанием, я не знаю, смените имидж, перестаньте ныть, в конце концов! Пойдите к корпоративному психологу, пусть она поможет вам разобраться в себе! Начните жить, чтоб вас! — Марку нечем дышать, он весь багровый от ярости и гнева, он за малым не кидает в Мариам пишущие принадлежности, пока она сидит и ревёт как пятилетняя девчушка. — Если через неделю на моём столе не будет лежать отчёт о том, что вы прислушались к моим словам и начали что-то делать, то вы вылетите отсюда быстрее, чем попали, вам ясно? — Марк говорит жёстко, практически цедит слова сквозь зубы, и Мариам лишь кивает в ответ, сжимая злосчастную бумажку в руке. — Вы свободны, Мариам, — выдыхает Марк и буквально падает в собственное кресло, отворачиваясь от выхода из кабинета. Он определённо не выживет на этой работе. Отчёт лежит рано утром на восьмой день, а Мариам лишь нервно ковыряет собственные ногти, покрытые бесцветным лаком. — Хорошо, — впервые относительно спокойно выдыхает Марк, — Хорошо, Мариам, зайдите в отдел кадров, на данный момент вы завершаете свой испытательный срок и остаётесь, но если я не буду видеть улучшений в вашей работе, то... — Я поняла, — тихо шепчет дрожащим голосом Мариам, не поднимая головы. Она держится и даже что-то отвечает — огромное достижение для Мариам. Марк кивает своим мыслям и отпускает её взмахом руки. Мариам старается меньше болтать о последних сплетнях и больше просить помощи у коллег, через несколько недель она заводит ежедневник и забывает куда меньше чем раньше, что несказанно повышает её продуктивность. Мариам меняет имидж и начинает выглядеть как молодая женщина: бывшие кричащие блондинистые волосы теперь отдают приятным пшеничным оттенком, макияж становится более спокойным, что прибавляет Мариам несколько лет, но от этого она выглядит только ещё лучше, потому что она начинает соответствовать своему возрасту. Она начинает заплетать слабые косы, из которых красиво выпадают несколько прядей, носить удобные каблуки и приятные кофейные и песочные тона блузок с чёрной юбкой карандаш, подчёркивающей её фигуру и высокий рост. Мариам начинает не просто встречать гостей: она раскрывает своё внутреннее обаяние и теперь умело располагает клиентов к себе, может обворожить настолько, что они не замечают непунктуальности Марка; учится готовить вкусный кофе и получает истинное наслаждение, покупая каждую неделю новый чай. Она становится более уверенной через три месяца работы над собой. Марку начинает нравиться её мягкая улыбка и капучино. Он просит подготовить новый отчёт об её успехах и через неделю получает аккуратно оформленную папку от Мариам, а чуть позже — письмо от их корпоративного психолога Кларисы. Он узнаёт, что Мариам выбрала для изучения финский и датский, на которых уже может сносно говорить и писать элементарные письма; что она начала заниматься йогой три раза в неделю и каждую субботу помогает в детском доме; что она снизила свои расходы на салоны красоты и кафе и теперь ежемесячно откладывает небольшую сумму под проценты; что она продолжает коллекционировать редких кукол, но теперь не у себя дома, а держит постоянную небольшую выставку в одном из залов галереи их кампании, что даже повлияло в лучшую сторону на привлечение клиентов. Клариса пишет сухо, говоря суть: избалованный ребёнок, оставшийся без родителей в двадцать два - двадцать пять лет (Мариам не называла точный период, потому цифры относительные); девочка, привыкшая жить на широкую ногу и ожидающая своего принца. Психолог пишет о значительном улучшении в состоянии Мариам, о стабилизации её психики и странном талисмане — шарику бумажки. Клариса никогда не видела, написано что-то внутри или нет, но сама Мариам говорит, что время для талисмана ещё не пришло. Марк недоуменно выгибает бровь и думает, что Мариам всё же очень странная. Но её немного изменившийся детский характер уже не такой раздражающий и временами даже очаровательный. — Мариам, — Марк спокойно произносит её имя, перебирая какие-то старые контракты. — Да? — она всё ещё немного дёргается, когда босс обращается к ней напрямую, но это уже не так страшно, как казалось раньше. — На каком уровне ваш финский? — он смотрит ей прямо в светло-зелёные глаза и готов прыснуть от смеха, когда Мариам начинает розоветь и немного паниковать, ища взглядом поддержку среди женщин. — Я н... Я лишь могу поддержать беседу о погоде и цвете обоев в холле, — нервничает она, но старается не отводить взгляд. — Хорошо, — Марк закрывает папку и улыбается ей, — Тогда будьте так любезны, побеседуйте с нашими клиентами, что придут в четыре, о цвете обоев в холле, пока я не вернусь. — К-конечно... — удивлённо выдыхает она, когда Марк подмигивает ей. Мариам успевает стать всеобщей любимицей за полгода работы: приносит чизкейки на мелкие и не очень праздники, помогает править отчёты и учится заменять людей, пока их нет на рабочем месте. Мариам меняется всё стремительней и вновь выглядит моложе своих нет, шепчется на обеденном перерыве с коллегами и улыбается клиентам, покупает ещё двух кукол и рассортировывает документы в удобном порядке. Марк успевает любоваться ею, подписывать новые договоры и принимать похвалы за расторопного секретаря. — Мариам, — Марк на секунду выглядывает из кабинета, находя её взглядом, — зайдите ко мне как освободитесь. Она входит почти бесшумно и поистине грациозно садится в кресло, сцепляя руки в замок на коленях, а он думает, что это его творение и усмехается собственному самодовольству. — Как ваши дела, Мариам? — откладывает он документы и с улыбкой смотрит на неё. — Замечательно, — без тени ехидства отвечает она. — Вы хорошо освоились в коллективе, я рад. — Да, — она немного кивает, продолжая немного улыбаться. — Как ваш финский, Мариам? — Марк откидывается в кресло, не прерывая зрительного контакта. — Хорошо, я иногда сажусь вторым секретарём на переговорах, — Мариам слегка смущается, но не может преодолеть детское желание похвастаться. — Я за вас очень рад, — Марк кивает и больше ничего не говорит. Они смотрят друг на друга около двух минут, а потом Марк резко встаёт и начинает ходить по кабинету. — Я... — тихо начинает Мариам, — и правда была таким ребёнком... Сейчас очень стыдно за это... — она говорит быстро, чтобы не передумать, и боится поднять на него взгляд. — Kiitos kaikesta, Mark... — Пожалуйста, — удивлённо произносит он и еле удерживается, чтобы не почесать щиколотку, где полустёртым, словно исчезающим, уносящимся шёпотом отпечатано природой это пресловутое «Kiitos kaikesta, Mark». — Я, кстати, так и не разобрала, что ты написал на этой дурацкой бумажке, — Мариам смеётся сквозь слёзы и смотрит на него так, как смотрела чуть больше полугода назад — как маленькая, потерянная, никому не нужная девочка. — А что написано на твоём запястье, Мариам? — осторожно, сам боясь не пойми чего, подходит к ней Марк и садится на корточки. — Я... мне неудобно читать вверх тормашками да и почерк как у тебя — совершенно ничего не разберёшь, хах! — И она смотрит на него во все глаза, когда осознаёт, что сказала. — Господи, как просто... — шепчет Мариам, пока Марк нежно гладит большим пальцем тату на её запястье и приглушённо смеётся.