В его взгляде патроны

В его взгляде патроны. В его взгляде – ледяная сталь меча. В его взгляде смерть. Цуна смотрит на Ямамото и всё ещё не может поверить. Не потому, что не хочет, – хотя и это тоже, – но потому, что помнит того самого Ямамото, которого видел буквально вчера и который совершенно не похож на человека, стоящего перед ним. Этот человек знакомо-незнакомым голосом говорит об охоте на Вонголу, об убийствах и пропажах без вести, и он сейчас спокоен – то ли самое худшее уже случилось, то ли он попросту привык. И это страшно. Это пугает так, что Цуна чувствует, как начинают дрожать руки. Он мечтал о будущем, в котором все будут счастливы, только вот ему подсовывают извращённую подделку, в которой всё наоборот. Подделку, где напротив него стоит взрослый Ямамото, в глазах которого отражается смерть – которую он видел и нёс. Ямамото с высеченным шрамом на подбородке, на который Саваде тяжело смотреть – не только потому, что шрам, но и потому, что он не уверен, что тот, кто оставил его, не мёртв. Новый Ямамото, в котором Цуна даже с помощью гиперинтуиции не чувствует прежнего согревающего тепла. Он вырос, и, глядя на него, Савада понимает, что такое будущее ему не нужно. Но во взгляде Ямамото, в его прищуренных глазах – патроны, ледяная сталь меча и смерть, и это будущее уже здесь. Оно уже случилось и наступило, и всё самое худшее действительно произошло. Помимо воли вспоминается Реборн, с самого начала говоривший о врождённых способностях его друга, и Цуна вновь, в который раз жалеет о том, что ввязался во всё, связанное с Вонголой, потому что он не может видеть того, что произошло. Не способен. Не в состоянии. Парень обессиленно закрывает глаза, а мерный голос взрослого Ямамото в его голове смешивается с его прежним смехом, который Цуна слышал только вчера, и неожиданно ему становится тошно. Тошно, отвратительно и мерзко – от самого себя, не сумевшего защитить одного из лучших друзей. Позволившего ему совершить своё первое убийство. Возможно, поощрявшего его способности?.. В ушах начинает гудеть. Человек с глазами-патронами – теперь Цуна точно уверен, что он ему незнаком, – обеспокоенно спрашивает его, всё ли в порядке, и от этого жеста участия, лишь на секунду напомнившего прежнего Ямамото, парню становится ещё хуже. Он распахивает глаза. Все смотрят на него с тревогой и волнением, и впервые в жизни Саваде хочется отвернуться и не видеть эти взгляды. Хочется проснуться и оказаться в привычной постели с осознанием того, что через час он встречается с друзьями на перекрёстке. Хочется забыть всё, что он увидел после того, как базука сработала. Но никто и ничто не даёт ему такой возможности. «Ты не он!» – бьётся в висках при одном лишь взгляде на стоящего напротив человека, которого он не может назвать Ямамото. Да что там – он даже не может думать о нём как о своём друге, потому что тот совершенно не такой. И не мог стать таким. Но человек с глазами-патронами неожиданно смотрит на него так, будто всё знает и понимает, и Цуна замирает, чувствуя, как холод медленно сковывает ноги. Ему неожиданно приходит в голову – а каким был он сам? Что, если они все стали такими? Глаза цвета кофе с молоком, в которых отражается смерть, встречаются с его взглядом, и приходит холодное, ясное, леденящее кровь осознание – так оно и было. Так оно и будет. Будущее неизбежно.