Горные равнины Альбы уже почувствовали первое дыхание подступающей весны. Снега начали таять, земля — просыпаться от зимнего сна, небо — проливаться мелкими непродолжительными дождями. Высокий мужчина следил за огромным емтхундом, беззаботно рассекающим остатки покрывающего равнину снежного ковра. Сильные лапы несли волкообразного пса почти неслышно, умные черные глаза внимательно скользили по сторонам. Мужчина откинул косу за спину и махнул тяжелой рукой четвероногому другу. Он знал, что тот вот-вот шмыгнет гонять ещё сонных после зимней спячки нюхлеров, выползших из своих нор погреться, и покачал головой — после ленивых посягателей на драгоценности его пёс займется охотой на зайцев.
Маг запрокинул голову к небу — в разрывах еще по-зимнему тяжёлых облаков кружил Гебридский дракон, и мужчина обрадовался, что находилась эта чёрная машина убийства очень и очень высоко, ведь эта порода драконов не брезговала перекусить даже крупными собаками — как раз такими, как его верный друг.
— Фений Финн! — окликнул мужчину поднявшийся на склон позади него молодой человек.
— Старбери! — припомнил фамилию новобранца колдун. — Тебе достался этот участок патрулирования?
— Сказать честно, фений, — замялся юнец, — он достался моему другу, Хорвальду-с-Севера.
— И где же Хорвальд?
— Совсем недалеко от вашего пса.
Нечитаемым взглядом юноша уставился на небольшой холмик, вокруг которого, искренне забавляясь ситуацией, емтхунд гонял особо пухлого и неповоротливого нюхлера. От мрачной догадки Финна передёрнуло.
— Кто это сделал? — сдавленным голосом спросил он, хотя знал, что ответ ему известен.
— Синяя хворь, — подтвердил его догадки собеседник и немного помолчал.
— Знаете, фений, — новобранец стал рядом с наставником и принялся буравить взглядом тяжелые тучи на линии горизонта, — в казармах ходят слухи… Не змеи наша проблема.
— А кто же тогда?
— Не-мёртвые. — шёпот был таким тихим, что даже ветру нечего было украсть с губ молодого человека. — Говорят, змееловов косят инферналы. Уже погибшие товарищи заманивают в ловушки-гнезда еще живых, и теми вдоволь насыщаются сапфировые гады.
Финн сглотнул. Его руки дрожали. Само собой, он слышал об этом. Его неукротимая выпускница с большими карими глазами сетовала на своих товарищей по учебе. Она совершенно справедливо считала, что их трёп ни к чему хорошему не приведёт, на что и обратила внимание наставника, призывая того как следует пропесочить змееловов ради их же блага. А вскоре исчезла, одержимая погоней за фантомом, и пропала без следа. Вот уже почти два месяца, как он не получал никакой весточки. Неужели и она оступилась, доверилась старым друзьям и попала в такое же гнездо?
Мужчина тряхнул головой, прогоняя тяжелые мысли.
— Всё повторяется.
— Простите, фений?
— Самые первые змееловы тоже так исчезали. Я предупреждал их, чтобы они не болтали языком почем зря и не предавались сентиментальным порывам… Всё снова по кругу.
— Фений Финн, — так же отрешенно подал голос юноша. — Некоторые из нас уверены, что среди людей, имеющих очень близкий допуск к казармам змееловов и учебному процессу, есть предатель.
«Возможно, даже не один», — мысленно добавил наставник. Вслух он произнес другое:
— Когда вы в последний раз виделись с Хорвальдом-с-Севера?
— До того, как мне пришлось его милосердно добить и похоронить изуродованное и покореженное тело по традициям его предков-норсов? За три дня до его гибели. За той горой, — Старбери равнодушно махнул рукой в сторону невысокого короткого кряжа, закутанного в снега, — есть небольшая маггловская деревушка — всего четыре двора. Была. Мы прибыли туда для…
— Зачистки, — поспешил на помощь терявшему спокойствие и уверенность юноше наставник.
Ему было искренне жаль мальчика, еще вчера едва успевшего окончить Хогвартс, а сегодня уже столкнувшегося с целой деревней промерзлых посиневших трупов. Финн был опытным воином, но он прекрасно помнил свой первый труп, свое первое убийство… а Старбери пришлось лишить жизни школьного товарища, причем из наилучших побуждений — такое и представить было довольно тяжело, не то что выполнить.
Мужчина протянул кожаную флягу юноше, и тот благодарно принял ее. После двух глотков крепкой полынной настойки он, кажется, несколько ожил.
— Когда мы… устранили пир хвори в деревне, то решили остаться в ней же и переночевать. Мы были абсолютно вымотаны. Раздобыв по домам какой-никакой ужин, мы заняли крайнюю хижину, и Хорвальд рассказал мне, что слышал голос брата, пока мы… пока…
Он глотнул еще настойки и глухо, безжизненно выдохнул:
— Пока мы жгли тела.
— Но ведь брат Хорвальда пропал около трёх недель назад… — нахмурился Финн. — Сразу после нашего масштабного рейда на юг… Я возглавлял тот отряд, он еще попросил разрешения задержаться в окрестностях зараженного города… Сказал, будто видел во время дежурства выводок зеленых валлийских драконов. Хотел попробовать поймать и приручить одного. Сокрушался, что последний дракон, принадлежавший их роду, умер еще до рождения его деда.
— Он так и не вернулся в казармы, — кивнул Старбери, нервно теребя пальцами фляжку с настойкой. — А тогда, во время ужина, Хорвальд его будто снова услышал… Он подумал, что дело в их амулетах. Они привезли их с собой с севера и убеждали, что те владеют тайной силой. Хорвальд решил, что брат живой, и сорвался на его поиски, попросив меня закончить с деревней. Утренний осмотр я уже проводил сам.
— Как ты его нашел?
Новобранец тяжело выдохнул и снова уставился на кряж.
— Я увидел дракона над горным массивом. Решив, что случилось невероятное и Хорвальд действительно нашел брата, которому посчастливилось объездить крылатого ящера, я поспешил туда, откуда вылетел дракон. Но не дошел. У подножия — вон там — я столкнулся с обезумевшим, окровавленным Хорвальдом. Он бормотал что-то бессвязное о серебряных змеях в рыжей бороде и, прижимая к груди переломанные руки, рыдал о том, что зеленые глаза брата стали сапфировыми. Он не узнавал меня. Не реагировал на голос или шум. Он потерял столько крови… Я… его же секирой…
Старбери замолчал и приложился к бездонной фляге. Финн с горечью смотрел на светловолосого мальчика, которого жизнь так жестоко заставила повзрослеть.
— Тебе лучше вернуться в казармы. Показаться врачевательницам, — ободряюще произнес воин, — Идём.
Он подозвал к себе пса и готов был уже отправиться в Оксфорд, как вдруг из складки небесного пространства выпорхнул бурый филин и с протяжным уханьем уронил мужчине на голову оборванный свиток.
«Король убит. Я серьезно ранен. Змеи».
Финн прекрасно узнал убористый, тяготеющий к рунической стилизации почерк и охнул.
— Фений?
— Свен мертв. На Мерлина напали.
***
— Мастер, как вы?!
— Ох, Доран, милый, бросьте, я слишком стар и груб даже для гадов Слизерина.
Суровое лицо Финна исказила гримаса страдания. Пока он дышал свежим воздухом, одержимый поисками того, о чем рассказала в последнем своем письме его неуступчивая ученица, на Мерлина напали. Король и вовсе был убит в своей собственной постели. Даже здесь история повторялась.
Величайший маг Британии с тяжелым кряхтением опёрся на свой посох и прохромал к узкому окну-бойнице.
— Нам нужен король извне, Финн. Мы не можем рисковать. Не можем допустить кого бы то ни было, знающего о положении дел в Британии.
Фенний с тревогой слушал Мерлина. Магу нужна была марионетка, блаженная в своем неведении. В чутких руках такого кукловода, как старец в небесных одеяниях, новый король станет идеальным — как для магглов в их простодушной наивности, так и для магов в их тяжелой борьбе с неизвестным врагом.
— Прикажете отправиться на поиски…
— О, нет-нет, Доран, что ты. Прикажу встретить господина Лестранжа. Он отбыл на материк в поисках поддержки возможных преемников почившего Свена, и — в свете сегодняшних событий — его жизнь становится для нас слишком дорога, чтобы подвергать ее какому-либо риску. Думаю, где-то через неделю-другую он прибудет в порт.
— Будет исполнено, Мастер.
— Можешь ступать, Финн, — с благосклонной улыбкой махнул ему рукой Мерлин, усаживаясь в кресло, и мужчина покинул помещение.
Лестранж…
Он доверился совсем не тому. Терзаемый виной мужчина медленно вошёл в свой кабинет. Его лицо, полное отчаяния, было похоже на восковую маску. До боли в суставах переплетя пальцы, Финн с тяжелым вздохом окунул перо в чернила и принялся выводить на клочке пергамента:
«Мой юный друг, вы доверились не тому человеку. Тот, кого Британия знала как Свена I Вилобородого, сегодня уснул вечным сном. Я искренне скорблю с вашей болью, но какой от того толк. Подведший вас и вашу веру, фений Финн.
P.S. Я встречу вас в порту по вашему прибытии, и если вам будет угодно отомстить за неоправданное мной доверие, то дайте лишь мне знать, я приму месть с честью».
Финн вручил письмо своей сове и выпустил её на свободу. Отрешенно скользя взглядом по открывающемуся из окна пейзажу, Финн думал о том, что предатель слишком близок к внутреннему костяку своих противников. Он рассеянно принял зелье у вошедшей врачевательницы с тяжелыми черными локонами и, дождавшись, пока она покинет его комнату, с горечью обратился к емтхунду:
— Я выжил из ума и ни на что не годен. Отпустил девочку навстречу её смертельно опасным фантазиям, подвел Лестранжа, позволил врагу пробраться в сердце замка и совершить два покушения… Пожалуй, я стремительно старею…
Пёс сочувственно вздохнул и ободряюще ткнулся носом в безвольно свисавшую ладонь хозяина.
***
— Поспешили бы вы укрыться, ваша светлость, шторм надвигается.
— Всё в порядке, спасибо, не стоит беспокойства.
Капитан корабля крякнул: «как угодно, сэр», и, хромая и перекатываясь с ноги на ногу, продолжил обходить палубу и раздавать указания команде. Молодой дворянин тревожно всматривался в тяжёлые тучи, что чёрным пауком нависали над морем. Волны становились всё выше, а ветер, трепавший роскошные каштановые кудри молодого мужчины — всё яростнее. Слуха аристократа достиг голос Этельреда — новоиспеченный, но еще не коронованный официально король Британии спешил скрыться от непогоды.
Лестранж сложил руки на груди. Корабль раскачивало все сильнее, команда начинала всерьёз беспокоиться, но молодой волшебник был абсолютно спокоен. Надвигающийся шторм казался всего лишь отголоском той страшной бури, что бушевала в его душе. В нагрудном кармане дорогого одеяния покоилась затёртая до дыр записка от Финна.
Суровый воин, привыкший быть со всеми честным и прямолинейным, искренне горевал и корил себя за случившееся с королем. С тем, кого Британия знала, как короля. От этой формулировки фения юному Лестранжу было не по себе. Это единственное, что вызвало послание в душе дворянина.
Сова прибыла слишком поздно.
Лестранж чувствовал, знал, что его отец погиб. Не умер, а погиб. Он знал, что именно гибель ждёт отца, с того момента, как старший Лестранж согласился играть в короля. Согласился? Юноша издал горький смешок. Никто не спрашивал его отца. Просто поставили перед фактом. Сын лже-Свена знал, что и в путешествие за Этельредом отец бы не отправил его, не чувствуя близкую и неминуемую смерть. Чувствовал это и юноша.
Чувствовала, видимо, сама магия, ведь в порту, когда он уже почти взошел на корабль, его окликнула уличная гадалка. Её тяжелые чёрные волосы обрамляли бледное лицо, а колкий взгляд чёрных глаз впивался в дворянина. Тихо, почти нараспев, произнесла она то, что едва не заставило мага стремглав броситься обратно в замок короля.
— Постой, молодой господин,
Сын лавандовой нежности, крепости вин,
Потерявший отца и в лике, и в духе,
Возвращайся скорей — вот-вот душу испустит.
Он знал… знал и до этого. Но предсказание выбило его из привычной маски холодности и отстраненности. Он почти сбежал на землю, когда вдруг будто услышал голос отца в своей голове: «Долг превыше чувств, мой драгоценнейший сын». Низко свесив голову, Лестранж медленно поднялся на борт корабля. Всю дорогу до Франкии маг думал о том, какую ношу он взвалил на Финна. Нет, Лестранж не был наивным глупцом или жестоким лжецом. Он знал, что отец погибнет. Знал. И понимал, что Финн ничем не сможет отвести гибель от лже-правителя. Слишком тяжёлые тучи сгустились над замком Свена Вилобородого, они разили молниями безошибочно и насмерть. Зачем он наградил таким бременем фения, Лестранж и сам не вполне понимал.
Вероятнее всего, ему просто хотелось, чтобы по прибытии назад в Англию, ему было с кем разделить свое горе. Горе, о котором так бесчеловечно напоминали ему его родные края.
— Аим, мы уж не ждали тебя увидеть снова во Франции, — глубокий обволакивающий голос роскошного платинового блондина завораживал, однако ни теплоты, ни радости Лестранж в нем не слышал.
— Месье Малфуа, — юноша отвесил ему поклон вежливости, — рад видеть вас в прекраснейшем расположении духа и вещей вокруг.
— Я слышал о твоём отце, ужасная утрата, — так же равнодушно продолжил мужчина и скользнул по молодому магу холодным взглядом серо-голубых глаз. — Я ведь говорил Шарлю, что климат этих туманных островов в его возрасте небезопасен.
Климат! Климат!!!
Весь мир будет уверен, что его отец, как какой-то дряхлый маггл, был побежден климатом! Лестранж запрокинул голову к уже нависшей над ними грозовой паучихе и рассмеялся злым смехом отчаяния. В ответ небо оглушительно громыхнуло, осветило почти чёрное море толстой молнией и пролилось ледяным дождем. Крупные капли с силой били юношу по лицу, но он не обращал внимания. Он чувствовал, будто дождь смывает с него и тяжесть многочисленных бесед с Малфуа, у которых как раз гостил Этельред на момент прибытия юноши на материк, и грязь, оставленную магглами на его коже.
За время пребывания в Англии Лестранж успел позабыть, за что же и его отец, и он сам презирали простецов. Иноземные короли Британии манили волшебников из многих стран, и потому Лестранжу почти не доводилось сталкиваться с английскими просолюдинами. Во Франкии же, как и прежде, этой грязи было в достатке. Страна просто кишела мерзкими, неопрятными, не умеющими и не желающими держать свое тело и ум ухоженными недалёкими магглами. Они позволяли себе хватать Лестранжа на рынках и площадях, кидаться ему в ноги, моля о подаянии, дышать на него перегаром и, нахально угрожая, требовать взятку при совершении патрулирования городов… Одного из таких вот защитников мирного грязного населения Лестранж проклял — раз уж этой свинье дан природой такой голод к чужому золотишку, так почему бы не помочь?
Колдун злорадно ухмыльнулся своим воспоминаниям. Он впервые применял проклятье Перста Мидаса, но, увидев, как, стоило жадному до денег патрульному открыть рот, всё золото в пределах видимости тут же сорвалось с места и понеслось ему в глотку, дворянин понял, что теперь это одно из его любимых проклятий.
Пожалуй, стоило Перст Мидаса применить и на Малфуа. По крайней мере, на главе семьи, уж точно. Едва Лестранж заикнулся о возможности Этельреда стать королем Англии снова, как скользкий предприимчивый Арман тут же пообещал оказать будущему правителю всю необходимую финансовую поддержку… с условием возврата потраченной суммы в достойной Малфуа форме. Этельред посетовал на скудную казну Британии и обилие уже получивших дворянский титул в Англии, тем самым мягко поясняя, что обещать покровителю он ничего не может, а заодно раздумывая, не отказаться ли ему от соблазнительной британской короны. Юный Лестранж тут же заверил правителя, что он будет рад послужить финансовой опорой для нового короля без всяких возвратных обязательств. Когда убежденный дворянином правитель удалился для сбора вещей в далёкое путешествие, Арман, принявший к тому моменту цвет свежего лосося, прошипел в лицо Лестранжу:
— Возможно, я и не получу поместий и влияния на островах, однако же ваш род, Лестранж, рискует потерять и то, и другое на материке. Род!
Аим едва не рассмеялся в лицо угрожающему. От рода остался-то лишь он один, и он не собирался возвращаться во Францию.
— Пусть так, месье Малфуа. Туманные острова для меня миловиднее лавандовых виноградников.
— Вы забываете, что там исключительно убийственный климат, — холодно бросил ему в спину блондин.
— Что ж, — ровно выдохнул Лестранж, — где-то гибелен климат, где-то — вина.
— Вы совершенно позабыли о змеях, — вкрадчиво произнес Арман Малфуа, прежде чем юноша покинул его дом навсегда.
