Они встретились, но он ушел!

      Они встретились! Муж и жена, наконец, встретились после стольких лет разлуки!       Время, казалось, остановилось или, по крайней мере, замедлило ход, как будто тулузский маг Анжелики взмахнул своей волшебной палочкой, чтобы подарить этот неописуемо прекрасный миг только двоим влюбленным. Благоговейная тишина, которая царила в отеле дю Ботрей, вторила мелодичному голосу, который пел песню о вечной любви в сердцах и душах супругов де Пейрак.       «Жоффрей, — прошептала про себя Анжелика, и еще не пролитые слезы задрожали на ее ресницах. — Неужели это ты, любовь моя? Неужели ты пришел ко мне?! Я всегда любила тебя и буду любить!»       Потрясенная Анжелика с жадностью рассматривала этого нового для нее и в то же время такого знакомого мужчину – ее мужа, графа Жоффрея де Пейрака, графа Тулузского. Рискнув взглянуть прямо в бездонные бархатные глубины его глаз, она словно растворилась в нем: его темные глаза смотрели на нее, с каждым моментом темнея еще больше и ярче, разгораясь огоньками их никогда не умиравшей любви, лучась внутренним светом его очарования и благородства, которые так привлекли ее годы назад.       О, как хорошо она знала и как обожала этот проникновенный и нежный взгляд, она никогда не забывала его! Анжелика заметила его старый шрам на левой щеке, который сгладился со временем и побледнел, хотя и не исчез; он и ранее не сильно портил мужа, по мнению Анжелики, а только придавал ему мужественности и таинственного шарма, то сейчас в его чертах не осталось ничего пугающего и отталкивающего. Одетый в дорогую рубашку с кружевным жабо и элегантный черный камзол французского покроя, который превосходно обрисовывал широкие плечи и мускулистые руки, Жоффрей казался мужественно привлекательным, хотя его лицо теперь казалось более суровым и неприступным. Анжелика помнила силу и тепло его стройного тела, прижатого к ней!       Жоффрей не обращал внимания на лежащее рядом на полу тело человека, которого он убил несколько минут назад и тем самым предотвратил покушение на жизнь Анжелики. Он внимательно смотрел на свою молодую жену, устремившую на него взгляд своих лучистых зеленых глаз, в которых застыло легкое неверие, что это он, ее давно исчезнувший муж. Никогда раньше Анжелика не казалась графу такой прекрасной и в то же время такой новой и необычной!       Анжелика была восхитительна в своей изысканной ночной сорочке из тонкой ткани, которая облегала ее точеную фигурку, подчеркивая округлости груди и бедер. С ее шикарной гривой длинных золотых волос, рассыпающихся по плечам мягкими локонами, с ее красивым лицом с правильными чертами, с ее выразительными зелеными глазами цвета изумруда, с ее длинной, точно выточенной из белого мрамора, шеей, его жена была богиней красоты. Любовь ее для мужчины значила больше, чем обладание всеми красотами и богатствами мира! Для Жоффрея, Анжелика казалась олицетворением самой весны и одновременно символом той безмятежной, счастливой жизни под небесами Тулузы, которая безвозвратно канула в прошлое после его мнимой казни на Гревской площади.       Его жена уже была искушенной женщиной в делах любви, но Жоффрея немного сбивала его с толку какая-то фантастическая смесь знойной соблазнительницы и неразбуженной девственницы в Анжелике. Это было совершенно поразительное сочетание, интригующее и притягивающее! Она все еще оставалась его маленькой феей из Пуату: он вдруг узнал в ней ту юную девушку, которую он впервые увидел в своем дворце перед церковным бракосочетанием и которая так дичилась его. Когда она отказывала Жоффрею, его так сильно будоражила сама идея покорить ее и сделать счастливой, привязать ее к себе узами любви, а потом он сам сильно влюбился в нее неожиданно для себя самого. И он смог завоевать сердце и душу этой женщины; сейчас, по прошествии стольких лет, Жоффрей без труда различил любовь в восторженном сиянии ее глаз и в томном, созерцающем выражении ее лица – это, несомненно, было доказательство любви, которую она все еще питала к нему.       «Она любит меня, — отметил про себя Жоффрей, и яркий свет обожания золотистым потоком влился в его собственные глаза. — Она все еще любит меня. В этом не может быть сомнения».       Жоффрей глубоко вздохнул. Редкая и несравненная красота его жены, которую он созерцал сейчас, стала истинным украшением Франции и любого места, где она появлялась, в том числе и королевского двора и спальни короля, с горечью думал граф. Мысль о том, что Анжелика стала фавориткой короля – его «убийцы», который разрушил их счастье и семью – изводила его с того момента, как он услышал от Роша, французского консула в Кандии, что маркиза дю Плесси де Бельер потеснила мадам Атенаис де Монтеспан и пленила сердце великого короля-солнце. Он предполагал, что Савари из дружеских чувств и уважения к нему не сообщал ему в своих коротких письмах о том, что его жена поднялась столь высоко в королевском дворе, но сплетни все равно доходили и на Средиземноморье. Даже ее второй брак с маркизом дю Плесси не был таким страшным ударом, как ее предполагаемая связь с Людовиком.       Часто граф сжимал кулаки в лютом гневе, представляя себе свою жену в объятиях короля; его негодующая душа начинала метаться в теле, словно смертельно раненный хищник. Понимая, что он не мог что-либо изменить, Жоффрей постарался отогнать невеселые мысли, тем более что даже то, что Анжелика, как он был уверен, принадлежала монарху, не заставило его разлюбить ее – ничто, даже знание, что она отдала себя другим, не могло убить его чувств к ней. Он оправдывал свою жену тем, что она думала, что он мертв, хотя в душе все равно немного негодовал, что она не могла сохранить себя для него – даже зная, что она не имела никакого основания хранить верность «мертвецу». Анжелика была создана, чтобы пленять и околдовывать мужчин: он сам говорил ей, что она создана для любви, и сам обучил ее искусству любви, и ее жизнь должна была быть наполнена красками чувственности.       Несколько долгих моментов, Анжелика и Жоффрей стояли, глядя друг на друга как завороженные. Они были как Ромео и Джульетта, разлученные по решению немилосердной судьбы, которая, в конце концов, позволила им свидеться после долгого пребывания в мире тьмы, подобном царству Аида. Ни вид красивого пейзажа, ни лазурного неба, ни ласковое солнце, под лучами которого распускались душистые цветы и расцветала природа и жизнь – ничто не могло их сделать полностью счастливыми в те годы, которые они прожили вдали друг от друга. И только в этот миг, когда они, наконец, свиделись, могли смотреть друг другу в глаза, они смогли пристать к маленькому островку безмятежности.       О, как мало надо любящим людям для счастья! Темнота комнаты стала их другом: она обволакивала и ласкала, успокаивала и убаюкивала, мягко покачивала на волнах удивления и радости от неожиданной встречи. Супруги не виделись уже так давно, даже не столетия и тысячелетия, а целую вечность, которая пропитала горечью каждый вдох и выдох их жалкого существования на этой грешной земле.       «Нет, я не могу к ней подойти, – мелькнула мысль в голове Жоффрея, и его сердце сжалось от муки. — Если я заговорю с ней, если поддамся соблазну дотронуться до нее, я уже не смогу уйти».       Серебряный свет луны залил комнату через открытую дверь в сад и окна; предметы стали почти призрачными, нереальными. В полумраке, супруги де Пейрак рассматривали друг друга со смесью небольшого удивления, откровенного любопытства, и невыразимой радости – с той смесью чувств, которые мелькают по лицу модницы, рассматривающей дорогие фламандские кружева и отрезы тонкого полотна с такой страстью, что она не может не улыбнуться. На их лицах слабым оттиском лежала печать прожитых лет, но им обоим казалось, что они совсем не изменились, как будто в этот волшебный миг ветры времени сдули с них все пережитые горести. Их переполняло неизвестное до сих пор чувство, и им казалось, что жизнь в разлуке до этого самого момента была не чем иным, как кошмарным сном.       Глаза Анжелики смотрели в глаза графа, неотрывно и горячо, и он словно глядел в два живых зеленых лесных озера, в которых плескались блики счастья. Ее губы слегка зашевелились – она шептала имя мужа как молитву, которая могла избавить от всех бед и исцелить ее истерзанные душу. Жоффрей заметил их шевеление, и волна благоговейного восторга накрыла его при мысли, что его жена шепчет его имя – он знал, что она могла шептать только его – как заклинание, обращенное к богам, которое мужчина шепчет в исступлении, надеясь продлить миг наслаждения в объятиях возлюбленной. В этот миг, Анжелике и Жоффрею казалось, что они проснулись от кошмара и осознали, что все плохое, случившееся в их жизнях, только сон. Прошло около семи лет с момента их последней встречи, и вот сейчас наступил рассвет, который оба встречали с чувством наивысшего блаженства.       Анжелика слышала свое учащенное сердцебиение: сердце стучало так громко, будто волны прибоя, разбивающиеся о берег, и солнце вставало в ее душе. Вдруг стало совсем светло, и ужасы всей ее жизни без него показались менее страшными, а испытания как будто стерлись из памяти. Уверенность, что теперь все будет хорошо, возвращалась к ней; эта одинокая ночь будет последней в ее жизни, потому как следующее утро она встретит в объятиях своего любимого мужа.       Жоффрей действительно был жив! Она нашла своего Жоффрея! Вернее, он пришел и нашел ее.       После череды тяжелейших испытаний, судьба, наконец, улыбнулась двум страдальцам и дала им возможность свидеться. Она вновь соединила их, и теперь они больше никогда не расстанутся и проживут вместе остаток жизни! Графиня де Пейрак любила своего мужа всеми фибрами души и сейчас пробуждалась ради этой любви, дышала ею и предчувствием счастья. Именно такие мысли витали в голове Анжелики, и она уже всем существом предвосхищала их воссоединение.       — Жоффрей! — торжественно произнесла Анжелика, и блаженная улыбка осветила ее бледный лик. Она ринулась к нему, не догадываясь, что ее супруг планировал совершенно не то, что она хотела она.       Жоффрей прочитал ее мысли на светящемся надеждой лице. Ощущение неотвратимости катастрофы – их вынужденного расставания – вошло в него, как клинок в сердце павшего воина. Его эмоции клокотали и рвались наружу, но его лицо осталось непроницаемым. Впрочем, таким оно было почти всегда, за исключением тех минут, когда он был очень зол или полыхал от любви и страсти. Графу понадобилась почти героическое мужество, чтобы не броситься к своей жене и не заключить ее в свои объятия, сжимая ее так, что она не сможет дышать от их крепости. Но он обещал себе, что она не догадается, какое смятение вызывает в нем то, что он сейчас разрушит ее радужные мечты.       Граф был твердо уверен, что должен уйти, оставив Анжелику одну. Если он поговорит с ней, если услышит ее голос, трогательно и в то же время исступленно зовущий его по имени, он просто не сможет избежать колдовского плена ее очарования и красоты. Его любовь к ней давала ей такую власть над ним, о которой она и не подозревала: она была способна испепелить, ранить, или осчастливить его одним взглядом. Она никогда не узнает, как трудно ему было принять это жестокое решение – уйти из их дома и от нее, не обменявшись с ней ни словом, не подойти к ней, чтобы утешить и успокоить, расцеловать и шептать нежности. Жоффрей надеялся, что его жена сможет понять и простить его; он все попытается ей объяснить в письме, которое он напишет сегодня перед отъездом из Парижа и передаст Савари.       Не теряя не минуты и не произнося не слова, Жоффрей сделал шаг в сторону двери, которая вела в сад. Он слышал звук быстрых шагов жены, которая шла за ним и явно намеревалась его догнать, и, собрав всю свою силу воли, он старался идти быстрее, создать расстояние между ними, когда соблазн сдаться и быть с ней будет не столь велик. Он шумно вздохнул и медленно выпустил воздух, но это не принесло ему облечения, и леденящее душу одиночество сковало его своими цепями.       — Жоффрей! – звала мужа Анжелика, следуя точно за ним, след в след, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в сердце от того, что ее супруг не раскрыл ей свои объятия и вместо этого убегал от нее. Она сморгнула слезы и ускорила шаг, всем своим существом стремясь к нему. — Жоффрей!       Она остановилась около двери, в которую только что вышел ее муж, и посмотрела в темноту сада. Ледяная дрожь дурного предчувствия пробежала по ее телу, и она вдруг начала бояться того, что ее супруг исчезнет навсегда и что она больше его никогда не увидит. И вдруг ей пришло в голову, что Жоффрей не хотел говорить с ней и ушел, потому что больше не любил ее, а, может, потому что считал, что она предала его, когда вышла второй раз замуж за Филиппа дю Плесси де Бельер. Но даже если чувства мужа к ней изменились и он винил ее в чем-то, они все равно должны были объясниться.       — Жоффрей, любовь моя! – воззвала к нему молодая женщина голосом, полным отчаяния и страсти. Но ее супруг не остановился, несмотря на крики своей жены, как будто он их не слышал, а, может быть, и не хотел слышать. Она судорожно сглотнула и более твердым голосом позвала: — Жоффрей!       Анжелика бежала к колодцу так быстро, как могла. Смело глядя в ночь, она могла хорошо видеть нагромождение клумб и скульптурных украшений в саду, так как свет полной луны заливал серебром окружающее пространство. Природа и весь особняк дремали, окутанные покоем; единственными доносившимися откуда-то звуками был крик маленькой птички. Обуреваемая суевериями, Анжелика допустила, что эта птица была предвестником новой разлуки с ее любимым мужем, но старалась упорно гнать эти разрушительные мысли. Вместо этого, она начала бежать еще быстрее, хоть и было уже не так легко передвигаться, так как мышцы на ногах начали уставать.       Она напрягла зрение, стараясь разглядеть в темноте удаляющуюся фигуру мужа, но не смогла. Ее сердце болезненно затрепетало в груди, как пойманная птичка: это могло означать только то, что Жоффрей уже спустился в колодец и сейчас был уже в подземном ходе. Ее супруг действительно уходил от нее! А, может, он и вовсе не был рад вновь ее увидеть! Глухая бездна отчаяния разверзлась под ногами Анжелики, как трещина, страшная и бездонная, в хрупкой земной поверхности.       Анжелика подошла к колодцу и нагнулась, чтобы залезть внутрь и спуститься вниз. При первом прикосновении ее пальцев к камню она почти издала вопль отчаяния, уголки глаз щипали слезы. Она глубоко вздохнула, как только ее стопы коснулись земли, и она очутилась в подземном ходе. Она посмотрела вперед, и ее взгляд упал на закрытую дверь! Он ушел, и от этой мысли ее сердце рассыпалось на миллион маленьких зеркальных осколков, напоминающих звёздную пыль, причиняя ей адскую боль. Неожиданно, слепое бешенство от того, что ее муж-граф посмел вот так сбежать, нахлынуло на нее, и на долю секунды она была парализована им. Вокруг воцарилась гробовая, угнетающая тишина, которая вязкой, всеобволакивающей массой влилась в ушные раковины Анжелики и оглушала ее; тишина на время усмирила бушующее море ее эмоций, которые дошли почти до точки кипения.       «О, Боже! Жоффрей уже ушел! — с отчаянием подумала она, не сводя глаз с закрытой двери. — Нет, я не могу дать ему сбежать! Он не может меня оставить! Боже, помоги мне и верни его мне!»       Расстроенная женщина метнулась к закрытой двери и упала на колени перед ней, как сломленное существо. Она начала барабанить в нее что есть мочи, всем свои существом надеясь, что тот, кого она любила и хотела видеть больше всего на свете, был еще там, что он стоял прямо за этой дверью и что он услышит ее крики, что внемлет ее мольбам. Всепроникающий, физически ощутимый страх, какой Анжелика знала до этого только в те чудовищные моменты, когда наблюдала за костром на Гревской площади, пронзил и душу, и тело, как будто сжился с ними – это был страх потерять Жоффрея навсегда.       — Прости меня! – обратилась к своему мужу Анжелика.       Вся ее жизнь без него вдруг предстала перед ней как вереница непоправимых ошибок, которые жгли ее изнутри. Чувство, родившееся в ней, было неописуемым: в нем смешались страх и опустошение, раскаяние и горечь, изумление и неверие, а также боль и жажда этой боли как наказание за то, что вышла второй раз замуж и была неверна своему мужу, и за то, что не разделила с ним все тяготы его нелегкой судьбы. Это было не важно, что она не была виновата в своем втором замужестве и отношениях с другими мужчинами: ведь это Жоффрей не известил ее о том, что он не был сожжен и выжил. В этот момент, Анжелика просто говорила, стремясь излить свои чувства и тронуть его душу.       Она подспудно чувствовала, что Жоффрей все еще стоит за этой закрытой дверью, и она была права. Сердце графа де Пейрака разрывалось от любви к своей жене, а также от осознания того, что он не мог быть с ней, что он не мог остаться в Париже и во Франции. Он больше не был могущественным графом Тулузским, который был фактически королем в своей провинции и самым богатым дворянином в стране. Теперь он был изгнанником и отверженным, человеком, лишенным титулов, состояния, и всех почестей, а имя его было покрыто позором. Уже в который раз за последние годы, Жоффрей впал в уныние при думах о том, что он ничего не может предложить своей жене и сыновьям. Лютая злость и клокочущая ярость переполняли его грудную клетку – злость на Бога, на судьбу, на короля, на всех его врагов и завистников, но чувство беспомощности что-либо изменить все равно было сильнее, терзая его, словно болезнь, которая приобрела необратимый характер и медленно убивала свою жертву.       И вдруг, едва эти мысли промелькнули в его голове, Жоффрей смутно почувствовала перемену: Анжелика разразилась неистовыми рыданиями, каждое из которых отдавалось зловещим эхом в его голове. Злость испарилась, как утренний туман; щемящее желание обнять и успокоить жену, прикоснуться губами к этим манящим глазам, к губам, кожу, зажглось в нем. Рука графа непроизвольно потянулась к замку, и он уже был готов повернуть ключ, но усилием воли отдернул ее.       «Прости меня, любовь моя, — шептал граф. Ему стало невыносимо стыдно за то, что он сам был причиной мучений своей супруги, за то, что свои решением остаться мертвым для нее он невольно причинил ей столько страданий. — Прости меня, если можешь. Но так будет лучше для тебя».       Анжелика ощутила страшную слабость и убийственное чувство одиночества, но вера в силу своей любви к нему, способная двигать горы, поддерживала и направляла ее. Она простонала сквозь слезы: — Почему? — Ее тон был надрывным, и крупная дрожь колотила ее. — Ну почему? Почему?       Ее молящий голос проник в самое сердце страдающего мужчины, вновь побуждая его открыть дверь и броситься к своей любимой. Но, приложив невероятное усилие, граф вновь отстранился от двери и, после короткого колебания, зашагал прочь по подземному ходу. Он чувствовал, как его сердце и он сам превращались в прах вместе с гибнущей душой, которая, он боялся, иссохнет без Анжелики. На мгновение он остановился и оглянулся назад, смотря на дверь, движимый желанием вернуться к ней, но затем он поднялся по лестнице и вышел из подземного хода. Жоффрей слышал, что его жена продолжала плакать, и ее рыдания эхом разносились в подземном ходе, наполняя пустоту его жизни.       В бесчисленности воплощений, во всей многогранности проявлений его судьбы, жизнь била графа де Пейрака много раз, она же его и ласкала почестями и удачей в делах и любовных похождениях; она же и рычала на него как дикий зверь, обдавая пеной глухой ненависти при мыслях о его недругах; она же и страстно любила его, когда подарила ему Анжелику и их сыновей. Жизнь также предавала Жоффрея и опрокидывала его навзничь, затаптывала и смеялась над ним жалящим, ехидным смехом в лицо. В ответ граф смеялся над ней с каким-то величественным, но мрачным весельем, смешанным с чувством победы и собственного превосходства над бренностью мира. Он смеялся в глаза смерти и опасностям, как будто не было прописной истины, что Бог сотворил людей смертными и они должны умирать.       Действительно, Жоффрей почти был на том свете и выиграл жестокую битву со смертью, воскрес и нашел свой путь на Средиземном море. Он был как триумфатор, который, однако, не был римским гражданином по рождению и, значит, был чужим в давно поверженной Римской империи – вот и граф так и не стал своим в его новом мире и все еще продолжал искать свое место под солнцем. Он пускался в разные авантюры и пережил множество приключений, имел связи с другими женщинами, которых выкупал из рабства и потом освобождал, а они, если хотели, одаривали его своей любовью, ласками, и теплом. Но, предаваясь страсти между битвами и бурями, Жоффрей никогда мысленно не изменял Анжелике: он всегда любил только свою жену и мог чувствовать всю полноту счастья только рядом с ней.       С того момента, как Жоффрей соединил свою судьбу с Анжеликой де Сансе де Монтелу в Тулузском кафедральном соборе, его необычайно красивая жена стала его неиссякаемым родником жизни, и он пил воду оттуда потому, что не мог бы выжить без нее. Но его мнимая казнь и необходимость бежать из королевства почти разрушила его самого и разлучила с женщиной, которую он любил больше жизни. С тех пор, как он видел ее в зале суда в последний раз, на том шутовском и лицемерном процессе, он шел по жизни как умел, преодолевая свои несчастья и бросаясь в различные авантюры, но он никогда не забывал свою единственную любовь. Каждое письмо Савари об Анжелике и детях было как луч света во мраке ночи, которая, казалось, будет длиться в его жизни до скончания времен. В минуты отчаяния, Жоффрей часто произносил имена жены и сыновей, которые были как указатель на пути жизни, как молитва ко Всевышнему, который мог даровать ему возрождение из пепла.       И вот, в конце концов, Жоффрей не выдержал и решил, наконец, посмотреть на свою жену, приехав инкогнито в Париж. Пойти в отель дю Ботрей и увидеть Анжелику ночью, когда она будет спать – вот все, о чем граф мог думать по пути из Марселя в Париж. Разлука с женой стала такой непереносимой, что он не мог больше оставаться вдали от нее, не мог не позволить себе одну – лишь одну минуту – слабости, когда он сможет увидеть великолепное лицо Анжелики. Стоя около ее кровати и созерцая спящую богиню, безумное счастье овладело им, когда она улыбнулась, как будто могла чувствовать, что он был рядом. Жоффрей не забудет ее светлую улыбку до конца дней, и, когда он вновь закрутится в водовороте неукротимой реки жизни, он будет вспомнить ее в минуты опасности и горечи.       Жоффрей вышел из подземного хода и остановился, озираясь по сторонам. Сегодня, когда он увидел спящую Анжелику, он радовался как усталый путник, который долго брел по болоту и, наконец, нашел сухой клочок земли, на котором он может отдохнуть. Но его участь жить в тени обязывала его разорвать связующую нить его и жены, и поэтому он ушел, оставив ее опустошенной и рыдающей. Горе Жоффрея было безмерно, но он был уверен, что поступил правильно, когда выбрал принести в жертву их любовь, потому как у них не было хорошего совместного будущего.       «Анжелика забудет меня, — с горечью думал Жоффрей, вглядываясь в темноту, которая окружила его как тенистые крылья смерти. — Я больше ничего не могу ей дать! Я не могу забрать ее и детей с собой: это было бы безрассудно и слишком опасно для них». Ему оставалось лишь надеяться, что после его бегства, горечь и тревоги его супруги рассеются, а жизнь ее войдет в нормальную колею.       В то же время, Анжелика все еще сидела на холодной земле и рыдала навзрыд — от бессилия что-либо изменить, от обиды и непонимания, почему Жоффрей вновь покинул ее. Мысль, что он мог ее разлюбить и приехать в Париж не чтобы увидеть ее, а только чтобы встретиться с Савари, резала ее как острым ножом по живому. Могло ли молчание ее супруга стать его речью – его немым подтверждением того, что их любовь давно умерла? Женщина яростно покачала головой, и эта мысль быстро растаяла в ее голове, но оставила отзвук разбившейся надежды. Анжелика была уверена, что видела любовь к ней в пылающих темных глазах Жоффрея, где она также различила бесконечную печаль и неподдельную фаталистичность. Конечно же, он любил ее, но тогда зачем он ушел?       Вкрадчивая боль сдавила виски, и в подсознание появилось нарастающее осознание того, что сегодня ночью она ничего не изменит, так как ее муж уже ушел. Сверхчеловеческим усилием она успокоилась, но все еще продолжала сидеть на земле, чувствуя, как холод сковывает все чресла – холод одиночества, который невозможно забыть и спутать, потому что он как бы врос в ее кости и стал органической частью ее бытия после казни графа. Анжелика всегда любила Жоффрея де Пейрака и хранила их любовь как самое ценное сокровище мира, как то, что давало ей утешение и силу идти вперед и даже наперекор судьбе. Сегодня она окончательно убедилась в том, что она никогда не сможет противостоять стихии – их любви, которая по своей силе была, наверное, равна разве что силе божественного Провидения.        Зима… Анжелика воображала, что она шла плача навзрыд, не замечая мороза и колючего ветра, бросающего ей в лицо зазевавшиеся снежинки. Там, где-то в другом мире, где обитал Жоффрей, было хорошо и тепло, но дорога туда была занесена снежной бурей, вызванной бегством ее мужа. В душе женщины воцарилась зима, которая могла смениться весной только, если она вновь увидит Жоффрея. Она должна найти его: она либо освободится от одиночества, либо зачахнет и умрет от него, потому как она не сможет скрыть от себя и мира хоть и старых, но незаживающих ран, после того, как она увидела Его – Жоффрея, человека, которого она любила больше жизни и даже больше смерти.       — Ты знаешь, Жоффрей, я люблю тебя так, что готова осмелиться на все, рисковать всем для тебя, чтобы только вновь увидеть тебя, — сказала вслух Анжелика. — Я могу отказаться от всего, чтобы быть с тобой. Сейчас у меня осталось только одно желание: найти тебя. — Ее заплаканное лицо имело странное выражение, которое дает только крайняя усталость. В ее глазах сверкнули слезы досады. С обиженной улыбкой, искривившей ее рот, она добавила: — Неужели ты этого не понял, Жоффрей?       Жоффрей был жив, но он вновь оставил ее одну! Она вновь была одна! И это случилось из-за него!       Слезы Анжелики высохли, и она сжала кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Она так злилась на мужа, что в голове у нее снова зашевелились нехорошие мысли, но она отогнала их и отругала себя за них. Все ее обиды, упреки, и непонимание не значили абсолютно ничего в сравнении с открывшейся ей великой истиной – Жоффрей де Пейрак не был мертв. Все ее существо сконцентрировалось на одной-единственной задаче: воссоединиться со своим супругом, в этот раз навсегда.       Некоторое время Анжелика неподвижно сидела на земле, но уже не плакала. Потом, окончательно придя в себя и утвердившись в своем решении, она стремительно поднялась и направилась к выходу из подземного хода через колодец. Сделав несколько шагов, она остановилась и оглянулась назад, на дверь. Жоффрей, несомненно, был уже далеко, и было бесполезно бежать за ним, да и выйти из подземного хода она не могла, так как он закрыл дверь. И она крикнула в тишину ночи:       — Ты так легко от меня не отделаешься, Жоффрей! Я люблю тебя! О, как я тебя люблю! — Голос ее перешел в шепот. — Мы все равно будем вместе! Затем она резко развернулась и гордо зашагала прочь.       Они встретились, но он ушел! Как больно и как обидно! Но она найдет его во что бы то ни стало!