Расцвет империи

Юля опрокинула стакан с холодным виски, но не почувствовала долгожданного облегчения. Алкоголь в этот вечер был по-особому горек, никотиновый дым ядовит, а голова болела от привычного шума пятничного вечера, прожигаемого в баре. У Эдика, который закинул в себя стопку следом, проблем с выпивкой не было. Он шумно выдохнул, затянулся очередной сигаретой и расслабленно откинулся на спинку стула. — Всё в порядке?  — Да, — она закашлялась. Как мило, что он беспокоится, что вообще кто-либо беспокоится. Кингста внимательно посмотрел на девушку, но больше ничего не сказал.  — Хорошо, — покладисто кивнул Эдик. Юля думает, что Ден никогда бы не согласился с таким ответом, что вытряс бы из неё душу, залез бы под кожу, но выпытал бы, что всё-таки произошло. Несмотря на то, что, входя полчаса назад в бар, Юля поклялась не вспоминать о Денисе, сделать это было не легче, чем заставить себя не думать о белом медведе. Чёртов Чейни, Юля реально разозлилась, на лбу пролегла морщина — Кингста непонимающе уставился — можешь оставить меня в покое или нет?  — Возьму ещё, — кивнула она на пустой стакан. Эдик что-то ей говорил, но Юля — раньше она бы так никогда не сделала — обращая на парня внимания не больше, чем на пустое место, уже пробиралась сквозь толпу к барной стойке. Здесь была очередь, и были знакомые лица, и её окликали, хлопали по плечам, она даже кому-то вроде бы приветливо махнула рукой, но в глазах стоял туман, в горле ком, лица расплывались, как на мутной фотоплёнке. Юля закусила губу, лишь бы взять себя в руки, зло смахнула первые слезинки, проступающие в уголках глаз. Виски, который бармен ей плеснул в бокал, она выпила тут же, надеясь хотя бы на мимолётное облегчение. Тщетно. Знакомое лекарство не работало. Когда Левин вытащил её на улицу, Юля уже нетвёрдо стояла на ногах. В висках шумело, мысли путались, хотелось одновременно и продолжения банкета, и раствориться в сонном полумраке, хотелось помчаться к Дену и обнять его, и не менее сильно хотелось ударить его пыльным мешком по голове. *** … Три часа и бутылку виски назад они поругались. Поссорились впервые, эмоционально, не слушая друг друга, размахивая руками и нервно повышая голоса. Поругались не из-за бывшего парня Юли (этот вопрос Ден всегда ювелирно обходил, словно забрав её три месяца назад из той квартиры, так и не ставшей семейным гнёздышком, и хлопнув дверью, запер на все засовы прошлое). Поругались не из-за прошлой девушки Дениса (которая звонила, писала смс, плакала с чужих номеров ещё два месяца и откровенно угрожала Юле). Поругались не из-за разных художественных вкусах (Ден любил психологически закрученные фильмы, Юле на них было скучно). Не из-за того, что он не любил убираться, и ей самой приходилось разбираться в его квартирном творческом хаосе. Не из-за ещё сотен мелочей, где они так различались. Они поругались из-за самого главного, что их объединяло. Из-за «Слова». Юля впервые видела Дена таким жёстким. Банальные пара замечаний, и Чейни изменился в лице. Он отрезал: «Нет», и даже не захотел выслушивать, что Юля имела в виду. А затем добил:  — Против Аббы, Юль, было откровенно слабо. Толпа запоминает последнее слово, перед Букером только посмей забыть текст.  — А то что? — Юля всегда быстро заводилась. — Ден, что за тон? Ещё целая неделя, текст уже готов.  — Вот и готовься всю неделю, — резко бросил Ден. — Завязывай с вечеринками, пацанам лишь бы побухать, они не в турнирке. Юля резко встала: «Выключай генерала, Денис, ты мне не начальник». «А кто?» — он схватил её за руку. — «Ты. Не. Должна. Проебать. Третье место». Юля с трудом проглотила ответ на вопрос, что она должна и кому, зло посмотрела на ставшего незнакомым Чейни, и вышла из комнаты. Хотела хлопнуть дверью, но эффектного ухода не получилось — на двери стояла мягкая «доводка», и она закрылась очень плавно. *** Неделя, которая остаётся до батла с Букером, пролетает со скоростью пилота «Формулы 1». Юля ещё кипит первые два дня после ссоры с Деном, затем оттаивает и по сто раз на дню проверяет телефон, ожидая звонков или сообщений. Отчаянно скучает по рукам Дениса, его мягкой полуулыбке, низкому голосу, её даже во сне преследует запах мускатного ореха — парфюма, который Ден использует в последнее время. А ещё Юля занимается аутотренингом, настраивая себя на нужную волну. И тренируется перед зеркалом, чтобы не выглядеть потерянной, как на первом баттле, волнующейся, как на втором и жалкой, как на последнем. Она слишком горда, чтобы сделать первый шаг к примирению, а, когда спустя семь дней Ден так и не объявляется, впервые накатывает страх. А что, если это всё? Конец, финиш, дурной эпилог в их короткой истории. Она думает, что вокруг Дениса всегда крутятся юные и не самые неприступные красотки, что все его бывшие девушки могли хоть сейчас отправиться на обложку, а их так стремительно закрутившийся роман для самого Чейни ничего не значит. А ещё Юля думает, что для неё самой эти отношения значат слишком много. «Слово» и Ден. Ден и «Слово». Единственное настоящее, что есть сейчас в её жизни. Остаться без обоих — значит непроглядный мрак, долгую депрессию и ненависть к себе. Юля думает об этом, когда в сотый раз на автомате читает вслух свой батл. Распечатанный текст лежит на коленях, когда она импульсивно хватает карандаш и торопясь, едва не ломая грифель, дописывает последние строки. *** Слава богу, никаких шуток про рыбный дождь, лишний вес и обещания вечного одиночества в компании кошек. Букер настолько галантный, что Юля готова его расцеловать. Воздух в зале буквально искрится, Киви впервые чувствует толпу, её любовь и обожание. Каждый, буквально каждый, даже самый никчёмный панч, заходит на ура, и Юля понимает: победа сегодня её.  — Панч из восьми строк, — зритель достаёт очередной фант. И Юля не выдерживает. Она бросает короткий взгляд на Дена, заставляя сердце не стучать так сильно: «Крутой панч из восьми строк, как любит там Чейни…» Реакция Дениса заставляет адреналин разгоняться по венам — он и не знает, что делает с Юлей его мягкая улыбка. А ещё — она видит боковым зрением, хотя не смотрит-не смотрит-не смотрит на Дена, что он поддерживает её, только её. Что закрывает от смеха лицо руками, когда она читает, казалось бы, откровенную лажу про «Кингсту и попку муравья», что следит за ней даже во время раундов Феди, что вскидывает руки в воздух от восторга. Юля непроизвольно улыбается даже во время раундов Букера, не вслушиваясь в то, что он говорит. -… И будет ещё немало баталий в этом Колизее, — мимолётный непроизвольный взгляд на Чейни. — Мы встали на ноги и стали злее. Это расцвет империи, Питер непобедим. И я буду биться за свой дистрикт, как Китнисс Эвердин! — выкрикивает Юля и вскидывает руку в победном жесте вверх. И вот теперь не смотреть на него, держи себя в руках, не поддавайся эмоциям. И Юля держится. Как ни в чём ни бывало, ждёт решения судей, спасибо, Ден, тепло растекается по телу, сильнее сжать бутылку с водой, чтобы не выдать дрожащих рук. *** Юля отмахивается от предложений продолжить вечер, улыбается Карелину и благодарит за куртку, смеётся над шутками Славы, и ещё раз обнимается с Федей. Но всё время чувствует на себе взгляд Дена. По телу пробегают мурашки, когда он сверлит её затылок.  — Я сейчас, — она снова недослушивает Эдика, бросая его посреди фразы и убегает в туалет. Ополаскивает лицо холодной водой. Упирается руками в раковину, пытаясь привести дыхание в норму. Тихо хлопает дверь, не поднимая головы, Юля бросает: «Занято, ещё минуту»… И задыхается, почувствовав едва невесомый поцелуй в шею. И ещё один, чуть сильнее, и третий, превратившийся почти в укус.  — Юлька, — выдыхает Ден куда-то в её лопатку. — Юлька, я дурак, такой дурак. Ты меня простишь? Он резко поворачивает внезапно ослабевшее тело девушки и замирает в нескольких сантиметрах от её лица. За её спиной только шершавая стена, так что отступать некуда. «Юлька, это было просто охуенно, лучший батл из всех, и ты самая лучшая», — от Дена остро тянет сигаретами, и от одного запаха его тела у Юли дрожат пальцы. Денис сильнее прижимает её к стене и своему телу. «Простишь?», — шепчет он, целуя мочки ушей, щёки, прикрытые глаза. Чувствуя, как ладони Дена скользят по её животу, бёдрам, жадно исследуют всё её тело, Юля вспыхивает и на последних остатках разума старается убрать его руки.  — Ден, — она почти шепчет. — Ден, мы в туалете, сейчас по-любому кто-нибудь зайдёт. Чейни в ответ хищно улыбается и нежно схватив за запястья, поднимает её руки и прижимает к стене. Он медленно целует её, и Юля чуть не стонет — это удовольствие, к которому она никогда не привыкнет и от которого не хочет отвыкать. Она лишена возможности двигаться и поэтому всё, что может, ещё сильнее прижаться к его телу. — Ден, я… — Юля заворожённо смотрит, как он целует её ладони. — Ден… Она не успевает договорить, как он снова целует — томительно медленно, нежно проникая языком в рот, — и это окончательно лишает её остатков разума.  — Поехали домой, и я покажу, как тебя простила, — выдыхает она его в губы. Он довольно улыбается:  — Едем немедленно. … Они выходят из бара вместе, и все видят, что пальцы их рук тесно сплетены.