Когда что-то пошло не так...

Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи ещё хоть четверть века — Всё будет так. Исхода нет. А. Блок

      Маша бежала долго, не разбирая дороги. Уже давно кончился тот район, который она знала, а она все продолжала петлять по кривым незнакомым улицам. Мимо мелькали совершенно одинаковые небоскребы, казалось, что она бежит по замкнутому кругу, как белка в колесе. В голове было сейчас абсолютно пусто. Она не отдавала себе отчета, куда бежит и зачем, где будет ночевать сегодня. Бежала, пока были силы. Не могла остановиться ни на секунду. Знала, что пока бежит, мысли не смогут прийти к ней в голову. Их сдувает встречный поток воздуха. Казалось, что она может бежать еще очень долго. Но нет, сил ей придавало лишь истерическое возбуждение. Неожиданно чуть не сбила с ног кого-то.       — Тише, госпожа, человека собьете! — да, это был тот, которого в парке называли «Ваней» и «иродом». Все тот же Ваня со своими странными словечками, безжизненным, механическим голосом, белыми волосами и мутно-серыми глазами. Она узнала его сразу. Узнала и остановилась как вкопанная, тяжело дыша. Ваня еще тогда, в парке ей очень не понравился. Что-то было в нем отталкивающее, что заставляло держаться настороже. Вдруг он сразу сменил тон и добродушно усмехнулся:       — Да не бойся ты меня. Не кусаюсь. Ну, вижу, тебе плохо. Не расстраивайся, жизнь — она еще та рулетка.       Эти слова утешения, сказанные незнакомым человеком, стали последней каплей. Маша разрыдалась. Понимала, как глупо это выглядит, не хотела плакать на глазах у постороннего человека, не хотела показывать ему свое, личное. Не получилось. Рыдала громко, истерически, размазывала слезы по щекам. Он утешал ее, как мог. Дал носовой платок, поднес к ее губам бутылку с водичкой. И, представьте себе, через пять минут все еще всхлипывающая Маша уже шла с Ваней под ручку по темным улицам, вернее не шла, а давала ему себя вести, повиснув на его руке и еле переставляя ноги. Разве так давно она его знала? Наверное, если бы не страшное потрясение, обрушившееся на нее в этот день, беспомощность и полное одиночество, никогда бы не стала она так доверять первому встречному. Да и сейчас в голове сидела какая-то мысль, даже не мысль, а только движение в сторону мысли. О том, что она упустила какую-то деталь, очень важную, но совершенно не получается вспомнить, какую. Бессвязно и непоследовательно Маша рассказала Ване какие-то отрывки из своей истории. Что ей сейчас нужно было? Хоть один человек, который не стал бы уверять ее, что круглое — это квадратное, а зовут ее не Мария Белая, а Алиса Сапожкова. Ваня и был таким человеком, более того, он еще ее слушал и жалел, проявлял сочувствие.       Долго петляли они по пустынным улицам, пока не подошли к тому самому парку, в котором Маша так неудачно провела этот день. Она узнала это место. Мозг включился, ей стало страшно. Нащупала в кармане спутник. А толку то? В Галаполицию разве что позвонить. Родители уехали, а друзья (да-да, по привычке она называла их друзьями) были не в кондициях. Маша решила надеяться только на себя и постараться выведать планы Вани.       — Куда мы идем?       — Ну, я же вроде как на работе, отошел просто на время в магазин продуктов купить. А так я сегодня дежурю в парке, мой напарник спит в сторожке, а я буду всю ночь не спать, — словоохотливо пояснил он.       Пока вроде ничего страшного не случилось, и Маша немного успокоилась.       — Слушай, я тут знаю место одно интересное, «Философский грот» называется. Много, много разных тайн он знает. Это очень уютное место, можно посидеть спокойно, отдохнуть, чайку выпить, поразмышлять о жизни. Я уверен, тебе он тоже может помочь разобраться в твоей истории. Хочешь, пойдем туда?       «А куда мне еще идти? Пойду с этим заботливым человеком, ведь он желает мне добра», — кивнула, не сказав ни слова. Почти перестала бояться. Переживания немного ушли на второй план. Пропустила мимо ушей слова о тайнах философского грота. Услышала только про чай. Ощутила, что силы уже на исходе.       Вместе с Ваней они прошли вглубь парка, свернули с дорожки. Там, в зарослях кустов, была невысокая каменная стенка, заросшая ползучими растениями. Все это Маша рассмотрела при свете Ваниного фонарика. В бледном свете весь парк казался загадочным и таинственным волшебным царством. Каждый листик имел четко очерченную грань. Казалось, что снова вернулась зима и деревья покрыты снегом. Но нет, было удивительно тепло.       Ваня нажал скрытую кнопку, открылся проход. Они зашли (дверь при этом бесшумно закрылась), спустились вниз на несколько ступеней и оказались в месте, которое Ваня называл «Философский грот». Это была комната с полукруглым сферическим потолком. Стены комнаты были отделаны светло-бежевой отшлифованной до блеска каменной породой, на них красиво выделялась структура в виде затейливых узоров. Посередине располагался огромный, но невысокий стеклянный аквариум, по форме напоминающий небольшое озеро. Он как бы разделял комнату на две половины. Аквариум обрамляло множество горшков с экзотическими растениями. В ближней половине комнаты стояли два плетеных стула и столик. Ваня предложил Маше сесть. Когда сели, ноги приятно утонули в ковре. Маша сразу же посмотрела на противоположную стену комнаты. Полукруглый свод освещался мягким светом и бросался в глаза. Стена была пустая.       — Да, ты правильно смотришь, — начал Ваня. — Прежде чем мы увидим картины «Философского грота», я должен немного рассказать об этом месте.       Что и говорить, Ваня был очень обаятельным человеком, несмотря на свой странный, немного безжизненный голос. Он говорил мягко, очень ненавязчиво и как-то незаметно умел завоевывать доверие собеседника. Вот и сейчас, Маша сидела в плетеном кресле, потихоньку пила из чашки ароматный чай из лесных трав и впервые за этот тягостный день чувствовала себя вполне сносно. Она приготовилась слушать.       — Хотя… С чего же начать? Вот ты, например, вообще знаешь, что такое счастье? — неожиданно обратился этот человек к Маше.       — Арик, — от неожиданности язык сам сказал правду. Сразу спохватилась и поправилась: — Ой, мамочки, я заговариваюсь. Ну, в общем, понятно, семья, муж, дети.       Вспомнила. Рана была так свежа, что сразу начала кровоточить. Вспомнила, что надеяться уже не на что — Арик с Наташей. Горло сдавил спазм, на глаза навернулись слезы.       — Все, теперь он с сестрой, все пропало. Я не знаю, вот чем я хуже Наташки? Почему же так не справедливо? Она достойна счастья, а я нет… — начала жаловаться сквозь едва сдерживаемые рыдания.       — Счастья? Да, наверняка ты рисуешь в своем воображении это счастье — прогулки в парке, разговоры по душам, потом признание в любви, первый поцелуй, робкий, осторожный, застенчивый. Глухой и частый синхронный стук двух сердец. Дорога до дома, клятвы верности и вечной любви, нежное прощание, продолжающееся более получаса. Вечерняя прохлада, пение птиц, стрекот кузнечиков. Запах лета. Сладкие грезы о будущей жизни в уютной девичьей постельке. Потом долгие и радостные хлопоты в волнительном ожидании, и, наконец… Тот самый день. Белокаменная церковь с высоким сводом. Внизу — полумрак. Откуда-то сверху падает свет. Посреди церкви — статный, мужественный жених, невеста в белом невесомом платье. Хрупкая, фарфоровая, почти прозрачная, похожая на ангела, слетевшего на землю. Слегка бледна, волнуется, теребит в руках кончик пояса. Он держится сухо и прямо. Губы сжаты. На лице проступает предательская бледность. Волнуется и он. Как будто со стороны доносится пение хора. Преобладают женские высокие полетные голоса. Песнопения церковных молитв. Слова слышно прекрасно, но они не долетают до сознания главных участников этого таинства, остается только мелодия. Для них сейчас есть только он и она. Голоса плывут под сводом то тихо и нежно, то весело и раскатисто. Все есть в этих песнопениях — и весенний расцвет первой любви, и раздолье веселой свадебной пляски, и нежная колыбельная матери. Кольца, венцы, слова обетов. Что потом — впоследствии вспоминается смутно. Наверное, поздравления родных, шумное застолье, во время которого они духом не присутствуют. А дальше что? Дальше — спокойные годы долгой и счастливой семейной жизни в уютном гнездышке. Радость материнства. Бессонные ночи возле детской кроватки? Не трудно, если есть семья, любящий муж, а главное — он, твой ребенок. Воспитание и забота о детях. Дом, полный уюта, спокойный ужин за столом, над которым приглушенно светит лампа с красным абажуром. Налаженная рутинная жизнь. Потом — зрелая старость, веселый гвалт многочисленных внуков, то и дело прибегающих за лаской к убеленным сединами бабушке и дедушке. Что еще забыл? Ах да, они жили долго и счастливо и умерли в один день.       Ваня закончил и вопросительно посмотрел на Машу. Та сидела, положив руки на колени, зачарованная рассказом. Уже почти не находилась в этой реальности, смотрела куда-то вдаль. Перед ее мысленным взором проносились описываемые Ваней картины. Наконец, очнулась от своих мыслей. Уже не сдерживала рыдания, сказала спокойно, скорее задумчиво:        — Эх, Ваня, как прекрасно ты рассказываешь. Где найти мне это счастье? Возможно ли оно для всех, или только для избранных, вроде Наташки? Где-то затерялось на свете мое счастье, да и есть ли оно вообще на свете?       Рассмеялся. Грубо, резко, неожиданно. Сразу развеял еще висевшую в комнате дымку счастливой картины. Маша в страхе отпрянула.       — Счастье, говоришь, гуляет? А из меня, Маш, неплохой писатель бы получился. О, как завлекло тебя. А что думаешь, сложно разве было картину такую нарисовать? Да это все люди еще сто тысяч лет назад придумали. Но к жизни реальной эта картинка отношения не имеет. Людишки утешают себя, как могут, вот и напридумывали басней всяких. Да вот забыли объяснить молодой части человечества, что вранье это все, от слова совсем. Не веришь?       Маша мотнула головой. С ужасом смотрела на эти мгновенные перемены в человеке. А Ваня продолжал все более напористо:       — Сестру свою видела сегодня? Вот тебе и прелюдия. У меня тут грот философский картины показывать умеет. Как из будущей, так и из прошлой жизни. Неужели, забыла? Тебе назад перемотать?       Когда смысл фразы дошел до Маши, в голове раньше всяких мыслей всплыла сегодняшняя омерзительная сцена. В ужасе закрыла лицо руками. Вскочила, попыталась найти выход, но ведь с закрытыми глазами этого не сделаешь, правда? Споткнулась о край ковра. Снова упала в кресло.       — Смотри, смотри! — голос уже почти приказывал. Не смея его ослушаться, Маша опустила руки и устремила взгляд вперед, на полукруглый свод. Сразу очутилась в другой реальности.