Суровые вожатские будни

Сегодня Надежда Михайловна дала мне замечательную возможность поспать на час дольше, так как на планерку сегодня шла она. То есть, говоря простыми словами, вожатые и воспитатели ходят на планерку по очереди. Даже такие мелочи не меняются в этом лагере! Красота! Так что я со спокойной совестью завела будильник на половину восьмого и настроилась на сон. Проснулась я как раз по будильнику и поняла, что выспалась. Я не стала задерживаться в кровати еще на столько же, так как рисковала тем самым опоздать на начало работы. Краем глаза я заметила, что Джеймса в комнате уже не было. По характерному беспорядку, царившему на его кровати, было ясно, что проснулся он и отсутствует здесь с недавнего времени. Однако я встала, переоделась, заправила кровать, взяла все необходимые вещи для совершения водных процедур и пошла на выход из корпуса, предвкушая новый лагерный день. На улицу мне спокойно не суждено было выйти. Как только я переступила порог корпуса, откуда-то справа вылетел развеселый Джеймс, так же держа в руках умывальные принадлежности, а на его плече покоилось полотенце. -- Доброе утро! – радостно воскликнул он и заразительно засмеялся, видимо, заметив мой испуг. А я действительно испугалась, так как это было слишком неожиданно. Я даже схватилась за сердце, а оно у меня таких шуточек может не выдержать в следующий раз. Да и сделано это было больше для виду, чтобы Джеймс понимал, что играет с огнем. Я не сразу пришла в себя. Мне потребовалась пара мгновений. А когда все же осознание происходящего пришло ко мне, я решила отплатить ирландцу почти тем же. -- Ирландская ты рожа! Беги! – с этими словами я положила все, что держала в руках кроме полотенца, на столик и сорвалась с места. Такая реплика была даже для меня не очень культурной. Но мне, я думаю, простительно, так как это было сказано на эмоциях. Любой другой сказал бы слова похуже, но даже в таких ситуациях я умею держать себя в руках. Джеймс стартовал раньше меня, и такой возможности не имел, так что ему пришлось убежать от меня по добру по здорову вместе с тем, что он держал. Добрых пять минут мы бегали с ним вокруг корпуса и били друг друга полотенцами. Шутили и дурачились, одним словом. Вот и пробежку небольшую с утра устроили, как раз взбодрились. Отличное начало дня! Однако не стоит забывать, что мы взрослые люди и приехали сюда каждый работать, а не подавать детям дурной пример на вроде этого. Наверное, тоже поняв это, Джеймс объявил перемирие. Я была с ним солидарна. Мы, пожав друг другу руки, разошлись я – к большому умывальнику за корпусом, а Джеймс – в сам корпус. Спустя десять минут я вернулась в корпус и застала Джеймса уже переодевшимся и заправившим кровать. Он сидел на своем спальном месте и задумчиво смотрел в стену. Я положила свои умывальные принадлежности в тумбочку и тоже села на кровать. Я молчала, думая о предстоящем дне, ну, и немного о вчерашнем. -- Какие планы на сегодня? – внезапно подал голос Джеймс. Я перевела на него взгляд и задумалась. -- Я не в курсе пока каких-то конкретных планов, но об одном точно знаю, что сегодня нам нужно начать оформлять отрядный уголок. – оповестила я его об одном главном на мой взгляд плане. – У многих отрядов, я заметила, уже есть плакаты, нам нужно их догонять. Джеймс, сделав озадаченное лицо и снова став смотреть на стену, что находится позади меня, кивнул. -- Извини, -- он снова подал голос. – Если я правильно понимаю, то отрядный уголок… Это то, что нарисовано на ватмане с большими цифрами? Насколько я поняла, под «большими цифрами» он подразумевал номер отряда. Я улыбнулась, радуясь в душе понятливости иностранца, видящего эту лагерную атрибутику только день. -- Именно, Джеймс. Ты делаешь большие успехи. – похвалила я его. – Как говорят у нас, схватываешь все налету. Сам актер тоже улыбнулся и кивнул мне в знак благодарности. Люблю таких людей, открытых и непринужденных. С ними разговаривать одно удовольствие, я уж не говорю о совместной работе и жизни. Через пару минут в дверь постучали. После моего разрешения войти в комнату вошла веселая Надежда Михайловна. Она рассказала, что планов на сегодня особо никаких нет, единственное, у кого нет отрядного уголка – сделать, желательно за вечер. А также она поведала одну ошеломляющую новость: этот и следующий потоки объединяют в один, так что вместо двадцати одного дня мы живем здесь все сорок два. С одной стороны я огорчилась или скорее потряслась. Кто выдержит в лагере сорок два дня? Уверена, что половина отряда, да даже лагеря уедет, не отбыв и первый полноценный поток. А с другой… Целых сорок два дня, месяц и неделя с лишним рядом с Дином. Но, кажется, мне и стольких дней будет мало… В восемь утра, как обычно, на весь лагерь заиграл гимн России. Это означало, что нужно будить и строить перед корпусом отряд, чтобы отвести его на зарядку. Этим мы втроем и занялись. Не прошло и пяти минут, дети были построены перед домиком и пересчитаны, даже несколько раз для верности. Всю дорогу до столовой я перебирала в голове всевозможные названия отрядов, которые знала, пыталась придумать под каждое какой-нибудь девиз, но, увы, с утра моя голова практически всегда работает плохо, поэтому я решила оставить это дело до того момента, когда мы придем домой, там я позаимствую у Надежды Михайловны ее брошюрку и подберу что-нибудь эдакое. После зарядки я доверила отряд Джеймсу, а сама пошла в дом творчества, чтобы попросить ватман для создания отрядного уголка. Ибо не дело это, быть без главной отрядной атрибутики. За это нас могут легко отчитать. Весь обратный путь я провела за размышлениями все над тем же – отрядным уголком. Внезапно для себя я вспомнила ту далекую смену, наше отрядное собрание по поводу названия отряда. Будто наяву мой товарищ выкрикнул: «Титаник!», а наш вожатый Стас – черновую речовку, которая в последствие и осталась с некоторыми внесенными в нее корректировками. Кажется, теперь я точно знаю, как будет называться наш отряд. Улыбнувшись своим мыслям, я продолжила путь домой. Весь оставшийся путь я думала по поводу эмблемы отряда, основного рисунка и всем в этом роде. Поток моих мыслей прервал Дин, которого я заметила на крыльце его корпуса. Он стоял, облокотившись о перила крыльца и смотрел куда-то вдаль. Видимо, едва он заметил меня, он улыбнулся. Я поймала на себе его взгляд и, только несколько смущенно, тоже улыбнулась. -- Привет. – сказали мы одновременно, что меня смутило еще больше, и я закрыла ватманом свои щеки и опустила глаза. И на кой черт же ты меня попался? -- Вся в делах уже с утра пораньше? – послышался голос того же, и, судя по выражению, он улыбался. – Умница. Я же смутилась уже дальше некуда и просто кивнула на его слова. Я больше не стала разбираться и задаваться вопросом, почему так реагирую на этого человека. К пониманию происходящего я пришла еще вчера. Сейчас я хотела много чего сказать ему, хотелось просто поговорить с Дином, ведь сегодня с ним мы практически не пересекались и не разговаривали в принципе, но моим желаниям положила конец Вика, вожатая этого отряда. Ей срочно понадобилась помощь новозеландца, поэтому нам пришлось попрощаться до поры до времени. Я же облегченно выдохнула и, довольная и окрыленная вместе с тем этой встречей, пошла домой. Я настолько погрузилась в свои мысли и переживания, что не сразу заметила, как дошла до корпуса, и меня окружили дети, которые наперебой предлагали всевозможные отрядные названия. Я очень порадовалась этому и поняла для себя, какие у меня организованные дети, однако ни одного слова я в этом балагане не поняла, поэтому дала знак помолчать. -- Давайте по одному, хорошо? – попросила я. – Вас много, а я одна. Дети сразу же замолчали, и Джеймс, как-то загадочно улыбаясь кивнул, дай бог памяти, Артёму. Тот подошел ко мне с телефоном и показал картинку каких-то страшных, злых и полуоблезлех собак. Я сразу перестала улыбаться и с неким непониманием посмотрела на мальчика. Тот даже не понял, что такой вариант мне не пришелся по душе. -- Давайте «Варги»! – казалось, мальчика ничуть не смущал мой красноречивый взгляд. Я перевела взгляд с Артёма на улыбающегося Джеймса, и у меня не осталось сомнений, что это название предложил он. -- Извини, Артём, но с таким отрядным уголком нас выгонят всех отсюда к этим же самым варгам. – я улыбнулась, показывая всем своим видом, что я свожу это все к шутке. Мальчик пожал плечами и пошел к своим. По его виду я поняла, что тот ничуть не расстроился. Зато расстроился Джеймс, судя по тому, что его улыбка стала несколько грустной. Я улыбнулась ему тоже, только виновато, и развела руками, говоря всем своим видом, что такое название нам точно не подойдет. Мы долго решали вопрос названия отряда, пока в конечном итоге не остановились на "Титанике". Джеймс все равно был расстроен и на все мои вопросы отвечал как-то сухо. Я чувствовала себя виноватой перед ним, что не приняла его предложения. Но, сами поймите, что такую идею и задумку трудновато реализовать. Я не стала больше лезть к своему коллеге, а стала ждать, когда его настроение к нему снова вернется. Отправив детей заниматься своими делами, дежурных – в столовую накрывать на стол, я примостилась к Надежде Михайловне вместе с ватманом и коробкой принадлежностей для творчества – я собиралась начать делать наброски нашего будущего отрядного уголка. Пару минут мы молчали. Я смотрела на ватман, размечала карандашом, где будет располагаться основной рисунок, где – номер отряда, где – название, а где – список и должности ребят; а Надежда Михайловна снова читала что-то в своей брошюрке. -- Ты помнишь мои вчерашние слова? – внезапно спросила коллега, не отрываясь от чтения. У меня от неожиданности дрогнула рука, и грифель карандаша сломался от сильного нажима. Конечно, я помнила эти слова. -- Держи их на расстоянии, детка. – ее тон был просящим. Я сделала над собой усилие, чтобы поднять на нее взгляд. Она смотрела на меня так же, как и говорила. – Я ни в коем случае не говорю тебе не общаться с ними. Общайся, ради Бога, практикуй язык, но не более того. В памяти тотчас всплыла ситуация у душа с Дином, наша с ним прогулка перед сном, утренняя встреча. Я перевела взгляд на свои наброски и стала как-то нервно чиркать что-то на ватмане поломанным карандашом. -- Марина, я не желаю тебе зла, напротив. Послушай меня, пожалуйста. Они – знаменитости, ты – обычная студентка. У вас разные статусы, роды деятельности, вы из разных стран, вы… -- она не договорила по причине того, что я нагло ее перебила. -- Надежда Михайловна, -- это обращение вышло тоже каким-то нервным, и мой карандаш отправился в коробку к остальным орудиям для творчества. – Спасибо, что заботитесь, даете мне совет, но... – я выдержала паузу, ибо думала, чем я продолжу свое предложение, ведь перебила я ее просто потому, что мне не хотелось слушать больше ничего по этому поводу, и в моей голове всплыла одна замечательная песня. -- …Один итальянский певец пел, что любовь не имеет ни расы, ни границ, ни возраста. И я с ним соглашусь. А сейчас, извините, разрешите откланяться. – с этими словами я встала со своего места и спустилась с крыльца, а после направилась к столовой. Только потом я поняла, что ляпнула. Этими же словами и строчкой из песни я подтвердила ее догадки о том, что влюблена. Влюблена безответно в своего коллегу-знаменитость из Новой Зеландии. Я уже этого сама себе не отрицала, я смирилась. Но в то же время я ругала себя за то, что буквально выставляю свои чувства напоказ. Да.. Делать наоборот я, увы, так и не научилась. Незаметно для себя я пришла к столовой. Войдя вовнутрь, я без труда нашла своих подопечных, помогла им закончить с дежурством, а после еле как заставила себя набрать номер воспитателя, чтобы оповестить ее о накрытом столе. Не прошло и пяти минут, как в столовую заявился мой отряд. Заключающим был грустный до сих пор Джеймс. Мы заняли каждый свое место и стали молча завтракать. Я не могла смотреть ни на одного коллегу, ни на другого. Перед одним я чувствовала вину, а перед вторым некую неловкость и раскаяние за грубость. За все время трапезы я не обмолвилась с ними ни единым словом и не перебросилась ни единым взглядом. Покончив со своим завтраком, я молча встала, задвинула за собой стул, дала указание командиру отряда убраться на совесть, и ушла в домой под прикрытием того, что скоро будет обход медиков – проверка корпуса на чистоту – нужно привести «жилье» в порядок. Настроение было испорчено однозначно. Даже музыка, проигрываемая из колонки Ди-Джея, ничуть меня не подбадривала, а наоборот, вгоняла в уныние. Сейчас мне никак не хотелось проходить мимо корпуса, в котором живет Дин, поэтому я мысленно нашла для себя окольный путь до дома и пошла домой согласно ему. Дома я заняла себя уборкой. Таким способом я всегда отвлекалась от бытовых проблем и переживаний. Но, увы, в этот раз отвлечься не получилось. В голове то и дело всплывали вчерашние и сегодняшние слова Надежды Михайловны, и я сделала для себя вывод: она права, как ни крути. Только, жаль, что это понимала разумная часть меня, которая приехала в этот лагерь работать, а не крутить роман с иностранцем. Подметя в корпусе, я взяла ведро и направилась к колонке, дабы набрать в него воды. Мой отряд уже вернулся из столовой и, наверное, поняв, что в домике ведется уборка, остался в беседке. Уже стоя и ожидая, когда этот процесс окончится, я заметила, как Джеймс вошел в корпус. Внезапно для себя я вспыхнула, как спичка, взяла ведро и быстро направилась туда, откуда пришла. Так оно и было, Джеймс преспокойно лежал на кровати, а его обувь находилась прямо на входе. Я просто стояла и смотрела на это недоразумение, стараясь держать себя в руках. Я мысленно просила ирландца не начинать разговор, иначе я точно сорвусь. Но, наверное, тот этого и добивался. -- Не обращай на меня внимание. Я просто полежу. – он улыбнулся мне, сказав это. «Он просто полежит! Нет, он просто поиздевается!» -- Да? А я тебя ничуть не смущаю? – я старалась говорить спокойно, но мой голос все равно приобрел какие-то нервные нотки. -- Ничуть. – продолжал улыбаться актер. -- Ты, наверное, не понял, дорогой мой. – я решила тонко намекнуть ему на то, чем я занимаюсь, раз он не видит это по ведру, венику и швабре с тряпкой. – Я убираюсь. -- Молодец. Продолжай в том же духе. Ты мне ничуть не мешаешь. – он зевнул, должно быть, больше для вида, чтобы показать мне, что не заинтересован в этом разговоре. Тут я сдерживаться больше не могла. -- А что ты за король, чтобы лежать здесь, в то время, когда я тут за всеми убираюсь? Думаешь, мне это надо? Да была бы моя воля, я ни к чему не притронулась! – мой голос уже сорвался на крик, и я хотела остановиться, но не могла. Хотелось высказать ему все, что думаю. – А ты, неблагодарный, пришел сюда, принес грязи с улицы, так еще и разулся прямо на пороге! Жаль, ты на кровать в ботинках не лег! Никакого сострадания и уважения к слабому полу, Джеймс! Абсолютно! По ходу моего небольшого монолога брови актера поползли наверх, его лицо приобрело удивленное выражение, улыбка слетела с его лица, и сам он встал. Он убрал свои ботинки под кровать, сто тысяч раз извиняясь за это. Также он поправил покрывало на своей кровати и спросил, чем он может мне помочь. -- Ничего мне не надо от тебя. – ответила я на его вопрос, выжимая тряпку и надевая ее на швабру. – Лежи, прохлаждайся дальше. С этими словами я начала мыть полы. Джеймс решил все же мне помочь. Он занялся руководством этого процесса. Все время, что я драила, он критиковал мою работу. Где-то, по его словам, я налила слишком много воды, где-то – не так повернулась, где-то – не домыла. Это взбесило меня еще больше. Я выпрямилась, сдула выбившуюся прядь из пучка волос и гневно уставилась на Джеймса. Того, судя по озорной улыбке, забавляло это зрелище. -- Дорогой Джеймс, если тебя что-то не устраивает, -- я всучила ему в руки швабру и ногой подтолкнула к нему поближе ведро с водой. – пожалуйста, покажи мне, как правильно нужно мыть полы. – сдержанно в этот раз попросила я, ожидая нравоучений, на которые было очень интересно посмотреть. Джеймс протянул мне это орудие труда обратно. От нравоучений он отказался. -- Извини, если чем-то обидел, но ты действительно хорошо с этим справляешься. Нет смысла учить тебя этому, поверь. – попытался он меня заверить, но я, упертая натура, продолжала настаивать на своем. -- Нет-нет, покажи, пожалуйста. С твоей стороны я услышала много критики. Я привыкла учиться на своих ошибках, а не оставлять их без внимания. – я мило улыбнулась и протянула швабру с тряпкой обратно актеру, тот, в свою очередь сделал наоборот то же самое. Дальше произошло то, чему я не могу найти нормального и адекватного объяснения. Как так вышло – загадка. Одним неловким движением я зацепилась за ведро ногой, вода вылилась, я поскользнулась и упала навзничь на пол. В голове неприятно зазвенело, перед глазами была кромешная темнота, которая стояла от силы пару секунд, хотя для меня они тянулись как-то долго. Судя по звукам, в корпус кто-то забежал, но эти звуки смешались со взволнованным голосом Джеймса. -- Мой бог, Марина! Ты жива? Пришла в себя я на улице. Меня посадили рядом со столиком на крыльце. Перед собой я увидела два лица, которые раздваивались и кружились. Нет сомнений, это были Джеймс и Надежда Михайловна. -- Боже, детка, ты в порядке? – Надежда Михайловна была очень напугана, и голос ее слегка подрагивал. Голова дико болела и кружилась, постепенно я почувствовала, как мне становится плохо из-за головокружения, и, чтобы предотвратить дальнейшие последствия, я закрыла глаза и откинула голову на перила крыльца. -- Аня, строй отряд! – скомандовала все еще взволнованная и испуганная, что читалось по голосу, который я услышала над собой, Надежда Михайловна. – Выдвигайтесь, я вас догоню. В этот момент во мне проснулась вожатская ответственность, и я распахнула глаза, как по прошествии нежелательного сна после будильника, который вместо пяти минут затянулся на двадцать пять. Я снова увидела перед собой перепуганного воспитателя и Джеймса, но их лица уже не так сильно ходили кругом, как пару мгновений назад. Решив, что мне уже намного лучше, я предприняла попытку встать, но пошатнулась, и ирландец придержал меня за плечи, а после аккуратно усадил обратно. -- Тебе нужно полежать. Просто необходимо. – заботливо, но все же еще взволнованно произнесла Надежда Михайловна. Джеймс жестами «спросил», нужно ли меня отвести в комнату (видимо, сам в меру своего возраста понимал, что делают в таких случаях), на что женщина кивнула ему и даже благодарно улыбнулась. -- Нет, Надежда Михайловна, мне нужно быть с отрядом! – упрямо сказала я и снова встала с места, но мужчина и тут меня придержал, а я из-за нахлынувших эмоций смахнула его руки. – Я приехала сюда работать, а не лежать! На меня в институте возлагают большие надежды! Я должна оправдать авторитет моей бабушки в этом лагере! Все это время Надежда Михайловна пыталась вставить хоть слово в мой небольшой монолог, но я тараторила так быстро, что женщина просто смирилась и не стала больше лезть. По окончании моей речи она кивнула Джеймсу и кивком указала вглубь корпуса. Я снова хотела возразить, но она смерила меня таким строгим и холодным взглядом, что мне не оставалось ничего, кроме как оставить все эти попытки и, держась за иностранного коллегу, пойти в комнату. Несбитт молча уложил меня на мою кровать, а сам сел на свою, став пристально смотреть на меня. Я видела это боковым зрением, сама же смотрела в потолок и раздумывала о минувшей ситуации, взвешивала все «за» и «против», искала виноватых и правых и поняла, что виновата-то тут именно я, оказывается. Нужно было совладать с эмоциями и не вымещать зло на Джеймсе. Он ведь все же старше меня, подсказывал чисто из благих побуждений, а я, неблагодарная, не приняла этого. Как так получилось, я не знаю, но с какого-то момента своих размышлений я переключила взгляд на Джеймса. Он все так же пристально смотрел на меня широко распахнутыми глазами, что меня улыбнуло – это зрелище было довольно забавным, но в то же время было как-то не по себе, плюсом напряженная тишина создавала какую-то неприятную атмосферу, которую я хотела разрядить, но на ум ничего не приходило кроме одного шансона Александра Дюмина. Я осторожно приняла сидячее положение и тоже уставилась на иностранца в упор, как он на меня. Я даже представила себе эту картину со стороны: сидят два дурака, смотрят друг на друга и молчат. Странное зрелище, согласитесь. -- Тебе… Хорошо? – неуверенно спросил Джеймс, нарушив тишину. А я же, пользуясь моментом, запела вышеупомянутый шансон. -- «Не смотри ты на меня в упор, я твоих не испугаюсь глаз, Так давай продолжим разговор, начатый уже в который раз» «Эти глаза напротив чайного цвета» стали еще шире, а черные брови медленно, но верно поползли наверх, что меня рассмешило основательно. Я рассмеялась и упала обратно на кровать. Джеймс что-то сказал, а я его не услышала, но сказано это было с таким неподдельным испугом, что раззадорило меня еще больше. Как говорится, до слез. -- Может позвать медперсонал? – кажется, это фраза была продолжением ранее сказанных им слов. Благо на этот раз озвучена она была в момент моего полного успокоения, когда я точно могла совладать с собой и своими эмоциями. Отдышавшись и вытерев слезы, я просто смотрела в потолок от некого опустошения. Голова уже не болела и уж точно не шла кругом. Мне было хорошо, даже замечательно. -- Ох, Джеймс, как же ты меня рассмешил. – обратилась я к своему коллеге, протянув последнее слово, дабы показать, насколько он оказал на меня своего рода влияние. Ответа к моему удивлению не последовало. Поначалу я думала, что ирландец просто находится в шоковом состоянии от увиденного, потому не стала заострять на этом внимание. Да, Марин, напугала бедного иностранца, а ведь он уже немолодой, если судить по внешности. -- Все, Джеймс, отходи от шока, со мной все… -- я повернулась в сторону спального места иностранца и не увидела его. -- …В порядке… -- завершила я фразу и поняла, что все это время Несбитта не было в комнате. У меня началась паника. Неужели он все же пошел в медпункт за медсестрой? Но ведь со мной действительно все хорошо, зачем отвлекать ее от работы, которой и так куча? -- Боже, Дже-е-еймс… Ну заче-е-ем… -- проговорила я и закрыла лицо руками. Буквально спустя пару минут в корпусе послышались шаги и женские голоса, которые направлялись в сторону нашей комнаты. Отняв руки от лица, я увидела двух женщин средних лет в белых халатах. Одна из них держала чемодан с, нет сомнений, медикаментами. В знак приличия и доказательства, что со мной все хорошо, что нет повода им быть тут, я приняла сидячее положение, из которого потом собралась встать, чего выполнить мне было не суждено. Не сказать, что я боюсь врачей, но и не боюсь – тоже не скажу. Все равно при виде белых халатов у меня начинается непроизвольный мандраж, которому нет объяснения. Родители говорили, что я в детстве была очень впечатлительной и по некоторым причинам часто добровольно-принудительно посещала больницу, где, к слову говоря, обитают эти люди. Их, по словам родных, я боялась, как огня. Видимо, психологическая травма детства проявляется и сейчас, в 20 лет, в совершенно осознанном возрасте. -- На что жалуемся? – спросила та, что держала чемодан с медикаментами, ставя свою ношу на мою тумбочку, предварительно очистив для этого дела пространство от моего телефона, наушников и зарядки на ее поверхности. Вторая же присела на кровать моего коллеги, открывая какой-то журнал и что-то там записывая. Видимо, журнал учета пациентов. Не знаю, честно, как у них называется это явление, и вам врать не буду тоже, мне оно не надо. Честно сказать, врать этим замечательным людям, знающим и выполняющим свое дело, у меня не было ни сил, ни желания, да и в принципе я не так воспитана, чтобы вешать взрослым лапшу на уши. -- Сейчас – ни на что. – как на духу ответила я, честными глазами смотря на медсестру. Та сменилась в лице, сейчас она смотрела на меня недоверчиво, наклонив голову в бок и вздернув одну бровь. Почему-то меня это насторожило, что я решила рассказать ей, а точнее им, всю печальную историю от начала до конца. Женщины слушали меня внимательно. Та, что сидела напротив, так же продолжала что-то записывать в свой журнал, а первая присела на край моей кровати и периодически кивала, смотря мне в глаза серьезно, но в этом взгляде я смогла уловить нотки сочувствия и сопереживания. -- …И когда я пришла в себя на крыльце, -- продолжала я. – Не могла понять, где – пол, а где – потолок. Медсестра внезапно показала мне один (подчеркиваю) палец и задала самый обыденный вопрос, который только можно было задать в этой ситуации. -- Сколько пальцев я показываю? -- Один. – не задумываясь, ответила. – Я же говорю, мне уже лучше. Я осознаю все происходящее вокруг, мне не нужна помощь. – уверила я ее, даже улыбнулась. – А, скажите, пожалуйста. Вас кто-то попросил прийти ко мне? Женщина, не сразу, но кивнула и повернулась к своей коллеге. Я не поняла, был ли это ответ на мой вопрос, либо же на предыдущие слова. Следующее, что она сказала, прозвучало для меня, как приговор, отчего меня будто прострелило. -- Сотрясение. Небольшое, но сотрясение, раз была кратковременная потеря сознания. По лучшему счету ее нужно положить в стационар. От услышанного у меня все затряслось, меня бросило в холод, паника обострилась. Меня никак нельзя никуда класть! Я не успела полноценно отработать здесь и недели, о больничном не может быть и речи! -- Нет, пожалуйста! – я подскочила на месте. Медсестра, та, что серьезная и беседовавшая со мной до этого момента, переключила внимание с коллеги на меня. Вид ее был неумолим, и я поняла, что это конец. По натуре своей я очень ранимый человек, меня легко задеть, потому и сейчас как по обыкновению ком подкатил к горлу, на глаза стали наворачиваться слезы, которые я не хотела сейчас показывать, но внезапно я поняла, что этим самым можно было бы надавить на жалость медсестры. "Ну и манипулятор ты..." -- эти слова в моей голове прозвучали почему-то голосом бабушки, отчего я почувствовала перед ней некую вину. Но с другой стороны мне было все равно на свой внутренний голос. Здоровье, конечно, важно, но на данный момент для меня на первом месте стояла работа, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы меня ни в какой стационар не положили. Женщина сменилась в лице, теперь оно, выражение ее лица, было недоуменным и непонимающим. Вторая все так же продолжала что-то записывать. По-видимому для нее такие своего рода истерики были не в новинку. Я хотела продолжить свои уговоры, у меня даже были для этого аргументы, но я не могла почему-то сказать ни слова. Сами понимаете, что в таком состоянии трудно что-либо говорить. Поэтому я сидела и молчала, с надеждой смотря на медсестру, думая, что она поймет меня, как мне важна работа здесь, что я не могу бросить ее, только-только начав. На Джеймса я была очень обижена. Сто процентов, это его рук дело. Именно рук -- я имею в виду объяснения жестами, что здесь стукнулась головой одна чокнутая, и ей нужна помощь. Увижу -- убью его! -- Сотрясение -- серьезная вещь. -- послышался что ни на есть самый обыденный голос с кровати напротив. Да, видимо, я была права, что та женщина повидала немало таких сцен, как, например, моя. -- Если не хочешь осложнений, тебе стоит пойти с нами. Ты недельку полежишь в изоляторе, а как только тебе станет лучше, вернешься к работе. "Джеймс, предатель!... Пригрела змею на груди!" -- отчаянно подумалось мне. Я почувствовала, как слезы потекли по щекам, а чувство обиды на ирландца только усилилось. Ведь, нет сомнений, это он позвал сюда медиков. Не знаю, каким чудом, но мне удалось (слезно) уговорить женщин оставить меня здесь. Конечно, как и полагается в такой ситуации, мне был прописан строгий постельный режим и никаких переутомлений, как можно больше прогулок на свежем воздухе и постараться обойтись без стресса. После ухода медсестер в корпус влетел Джеймс, споткнувшись на пороге и что-то чуть не выронив из рук -- я не могла видеть, что именно, потому как это все произошло слишком быстро, а спустя какую-то пару мгновений он оказался в комнате и поставил на мою тумбочку кружку. Я приподнялась и заметила, что в кружке была вода, а на самой посуде белого цвета красовался зеленый клевер. Нет сомнений, Несбитт решил пожертвовать для меня свою кружку. Обиду сняло, как рукой. Все же Джеймс очень заботливый и внимательный. И даже есть визит тех женщин все же его рук дело, он молодец, что не растерялся в русскоговорящей среде. Я подняла на стоящего надо мной ирландца благодарный взгляд, но вскоре перевела его на кружку. Я не могла нормально смотреть на своего сожителя, понимая, как я проклинала его в душе во время его отсутствия. Я взяла холодную от такой же соответствующей температуры воды тару и поднесла ее к губам, собираясь сделать глоток, но Джеймс подал голос и не дал мне осуществить задуманное. -- Наша коллега наверное настолько обеспокоена твоим самочувствием, что подослала сюда медперсонал, и я считаю, что она поступила правильно. Мое удивление смешалось с недоумением и непониманием происходящего. Сведя брови к переносице, я поставила кружку на место, так и не отпив оттуда и немного. -- То есть, это было не твоей идеей? -- несколько пораженно получилось спросить у меня, наклонив голову вбок. Джеймс лучезарно улыбнулся и присел на край своей кровати в позу внимательного слушателя: несколько наклонившись ко мне, то есть вперед, и сцепив руки в замке. Все это вкупе подтверждало тот факт, что он ни в чем не замешан и внезапный визит медиков произошел не с его руки. Ушедшая уже обида уступила место неловкости, и я отвела взгляд от ирландца снова. Все же понимание этого не давало мне морального права спокойно смотреть в глаза коллеге. Несколько минут прошли в тишине, нарушаемой лагерными песнями с эстрады и голосами детей. Что делал Джеймс все это время, я не видела, потому как глаза закрыла вовсе и лежала эти мгновения так -- фактическое сотрясение дало свои плоды. Голова начала неприятно пульсирующе ныть вплоть до тошноты, и я каким-то чудом нашла удобную для ее положения точку, чтобы чувствовать эти симптомы не так неприятно. Наверное, я даже задремала, раз перед моими глазами пошли какие-то незамысловатые картинки, среди которых я видела такую знакомую и завораживающую улыбку с ямочками и голубые глаза, но одно чье-то прикосновение к моему плечу вытащило меня из дремы. Моментально, как мне показалось, открыв глаза, я снова, как и несколько минут назад, увидела над собой Джеймса, а потом уже его ладонь, где лежала пара таблеток. -- Мучает головная боль, да? -- сочувствующе спросил он и присел передо мной, взяв в свободную руку свою же кружку с водой. -- Прости меня, пожалуйста, в этом моя вина, и я хочу ее загладить. -- с этими словами он настойчиво продолжил протягивать мне то, что протягивал момент назад. Сонно и недоверчиво (потому как не знала, что у них, в Северной Ирландии, принимают в принципе) я посматривала то на протянутое мне лекарство, то на самого Джеймса. Видимо поняв мое беспокойство, Несбитт тяжело вздохнул и внушающим доверия голосом объяснил мне, что это чистой воды анальгетик, который он принимает при головных болях. Но, прежде чем его выпить, я задала еще несколько вопросов и только тогда, когда я была уверена, что меня не отравят, я приняла эти таблетки и снова улеглась, уложив голову в то же положение на подушке. Спустя несколько минут я почувствовала заметное облегчение в плане неприятных ощущений и, пока была такая возможность, настроилась на сон во второй раз. И я действительно уснула, учитывая, что все звуки природы потихоньку стихли, оставив место приятной тишине и темноте перед глазами... Когда я открыла глаза, по корпусу ходили дети и через стенку, где находилась комната девочек, громко говорили. По всей видимости я проспала немало, зато чувствовала себя заметно лучше. Голова болела, но несильно, и слегка-слегка подташнивало. Все же анальгетик Джеймса сделал свое дело, притупив в значительной мере симптомы сотрясения. Я чувствовала себя отдохнувшей и полной сил, но вот если бы не увечья, причиненные моему здоровью, я бы сказала, что состояние свое оцениваю в пять баллов из пяти. Пока только троечка. Немного позже я заметила, что была укрыта покрывалом. Было так тепло и уютно, что вылезать из этого места не хотелось, но вожатский долг звал, и я была вынуждена покинуть свое спальное место, попутно вернув то, чем была укрыта, на кровать совожатого. Все же Джеймс прекрасный человек. Наспех собрав волосы в высокий хвост, обувшись в кроссовки, я вышла на крыльцо, где застала Джеймса, сидящего за столиком, вертя пальцами карандаш, и смотрящего за бегающими перед корпусом детьми, и Надежду Михайловну, занимавшую такое же положение, что и Джеймс, снова, как и всегда, читающую свою педагогическую брошюрку. Первый повернулся в мою сторону и слегка улыбнулся, встав со стула, тем самым уступая мне место. -- Присаживайся. -- галантно произнес он и для удобства отодвинул стул, на котором сидел сравнительно недавно. На поданный голос иностранцем воспитатель опустила свою книжечку и посмотрела на меня. Пусть она тоже улыбалась, но ее лицо выражало волнение и беспокойство. -- Как ты себя чувствуешь? -- спросив это, женщина окончательно отложила брошюрку в сторону. Это показывало то, что сейчас ее интересую я. Я заняла предложенное мне место и подперла голову кулаком. -- В целом неплохо, Надежда Михайловна, спасибо, но не на пять. -- я улыбнулась, пытаясь заверить в этом коллегу. -- Сохраняешь чувство юмора, молодец! -- она рассмеялась, но вдруг сменилась в лице. Теперь оно выражало серьезность, но в то же время взволнованность и переживание. -- Что в итоге установили медсестры? Этот вопрос окончательно дал ответ, кого я должна "благодарить" за явление двух христов народу. -- Ничего особенного. Сотрясение мозга. -- пожала я плечами. -- Такое бывает, когда живешь с ирландцами. Да, Джеймс? -- спросила я с милой улыбочкой, посмотрев на иностранного коллегу. Джеймс одарил меня непонимающим взглядом, но, видимо, решил мне подыграть и также улыбнулся, кивнув. Чуть позже меня взволновал вопрос времени. Не хотелось бы проспать весь обед и ждать полдника, чтобы как-то подкрепиться. -- А который час, подскажите? -- попросила я воспитателя. Та как раз включила свой телефон, и я в него заглянула, в последствие узнав, что время близится к обеду. Удовлетворенно кивнув самой себе, я приняла прежнее положение и стала рассматривать шнурок своего кроссовка, который, как назло не был завязан и спокойно валялся на полу. Иногда страдаю такой проблемой, как Юрий Гагарин. Получается, я проспала свое любимое дело -- орлятские песни под баян. От этого стало несколько грустно и досадно, но после я поняла, что это было необходимо для моего же блага и здоровья. Не успев окончательно проснуться, я услышала зов дежурного, который оповещал, что стол уже накрыт. Поэтому пришлось встать и строить отряд для похода в столовую, заведомо зная и предполагая, что Дин спросит меня о моем отсутствии на утренней эстраде. В столовой все было, как обычно. Та же атмосфера, галдеж и пожелания приятного аппетита от отряда отряду. Как же это все дорого и близко сердцу, если бы вы знали! Я заняла свое место за столом, перед этим обернувшись назад, ища взглядом Дина, и нашла. Тот учтиво раздавал отряду хлеб. Я невольно залюбовалась этими красивыми движениями его рук и улыбкой, которой он одаривал девочек, подмигивая им при этом. Я и сама улыбнулась, смотря на это зрелище, пока кто-то из ребят меня не задел плечом. Спасибо тому, кто это был, иначе бы Надежда Михайловна вычитала мне вторую нотацию. Больше за все время трапезы я не обернулась в сторону отряда Вики и сосредоточенно поглощала свой обед. Мне нужны были витамины для скорейшего выздоровления и хорошее питание, иначе я так и останусь на ровном месте со своей проблемой. Обед прошел довольно быстро, и я хотела было уйти вслед за дежурными, чтобы время, отведенное на послеобеденную планерку, занять оформлением отрядного уголка, но заметила, как в здание столовой вошел удрученный чем-то, расстроенный и злой одновременно Эйдан. Где же он был все это время? Придется остаться. Тяжело вздохнув, я сняла стул со стола и заняла свое место. Джеймс последовал моему примеру. -- Эйдан! -- окликнула ирландца-младшего я и помахала ему рукой, когда тот обернулся, услышав свое имя. Тёрнер мне показал жест "один момент" (в этот небольшой период времени он был несколько оживленным) и пошел к своему сотоварищу. Я же решила больше в ту сторону не смотреть, чтобы не смущать Дина своим влюбленным взглядом и не вызывать подозрений у других людей. Время ожидания кудрявого парня я решила скоротать рассмотрением картин на стенах столовой, что были в поле моего зрения. На них были изображены пионеры и их рабочие будни в несколько абстрактной рисовке, но в то же время, вкупе эти все мини-сюжеты несли ощущение советских времен, пусть я их и не застала. -- У тебя были другие планы вместо нашего собрания? -- Джеймс отвлек меня от созерцания ребятишек в красных галстуках, и я посмотрела теперь на него. Его лицо не выражало ровным счетом ничего. -- А.. Да. Я хотела начать заниматься оформлением отрядного уголка, но Эйдан... -- я предприняла попытку найти его взглядом, и она увенчалась успехом. Ирландец стоял у стола отряда Вики и, что-то рассказывая Дину, активно жестикулировал, на что блондин вскинул брови, выражая этим действием удивление, и рассмеялся, хотя по всей видимости, пытался смех сдержать. Я, снова увидев эти ямочки, еле заставила себя отвернуться и продолжить начатую мысль. -- Такой грустный.. -- мой тон голоса был соответствующим. Джеймс обернулся в их сторону. Видимо решил удостовериться в правдивости моих слов и, согласно покивав головой, повернулся обратно. -- Тогда нам стоит подождать, когда они окончат разговор. -- Ну да. -- пожала я плечами и вернусь к прежнему занятию. Ребята подошли через несколько минут, заняв каждый свое место. Эйдан был теперь еще и недовольный, и это состояние ухудшалось под воздействием колкостей, отпускаемых Дином в его адрес. Тот скалился и посылал его к чертовой бабушке, пока я не начала разговор. Времени было мало, и терять впустую его мне не очень хотелось. -- Что произошло, Эйдан? Поделишься переживаниями? -- тон моего голоса был в какой-то мере настойчивым и скучающим, но вместе с этим в нем слышались нотки участия в этой проблеме. Эйдан отмахнулся от расспросов и говорить вероятно нам ничего не хотел. Дин все это время смеялся и стебался над бедным ирландцем, и мне стало его жалко. Неужели, они себя и наедине ведут так? Дин мне показался совсем с другой стороны. Только недавно утром он был милым, некоторое время назад -- учтивым и галантным, а теперь передо мной был совсем не тот Дин. Однако сейчас стояла задача узнать причину такого психологического напряжения Эйдана, а не размышлять над эмоциональными состояниями новозеландца. -- Эйдан, -- осторожно позвала я его и для верности коснулась его руки, как бы говоря, что я не несу опасности. -- Я хочу помочь тебе разобраться в происходящем. Все это время я внимательно следила за изменениями Тёрнера. Он сперва покосился на мою ладонь, а после подняв взгляд на меня. В нем я увидела ответ. Он был расположен к разговору. -- Ну? Расскажи. Ирландец уже начал говорить, как слева от меня послышался голос Дина. -- Да, расскажи, с кем тебя сравнили! Я с некой обидой и разочарованием во взгляде посмотрела на Дина и, тяжело вздохнув, снова установила зрительный контакт с Тёрнером, кивнув, намекая на то, что он может начать свой рассказ. Эйдан отзеркалил последнее мое движение. Его рука под моей неловко дернулась, но я не придала этому значения. А его случившееся видимо очень волновало. Несколько мгновений потребовалось актеру, прежде чем обиженно выпалить. -- Я так похож на черта? -- его брови взлетели, а свободная ладонь ударила по столу. Я вздрогнула от неожиданности и по инерции убрала руку от руки ирландца. -- Нет, скажите мне! Он хлопал ресницами, взгляд его был абсолютно невинным. На миг наступила тишина, но позже она была прервана, извините за выражение, диким ржачем Дина, от которого я, наверное, оглохла на левое ухо. Я посмотрела на Джеймса, надеясь хоть в его взгляде увидеть капельку участия, но тот, закрыв рот ладонью, смотрел в сторону. Плечи его подрагивали. Все это говорило о том, что старшему ирландцу тоже смешно. -- Я так и напишу в твиттере: Эйдана причислили к лику чертей. -- сквозь смех произнес Дин и вытащил телефон из кармана, в скором будущем став набирать какой-то текст. Я снова посмотрела на Джеймса. Тот так же продолжал подавлять смех. Вздохнув, я встала из-за стола и одним только кивком указала Эйдану на дверь. Тот, смерив коллег обиженным взглядом, театрально кивнул и тоже встал вслед за мной. Каким-то чудом нам удалось незаметно выйти из столовой. Все внутри меня кипело из-за обиды за Эйдана. Почему они так над ним издеваются? Он же хороший парень. Ну, пусть внешность специфическая, зато эти кудряшки, брови и глаза в совокупности создают особый шарм. -- Я похож на черта? -- задал он повторный вопрос больше в пустоту, чем мне. Я подняла голову и заметила, что взгляд у него был все тот же невинный, но теперь к нему было примешано непонимание и недоумение. -- Я похож на черта. Класс! -- эти же слова прозвучали так, будто он не хотел с ними соглашаться, что и было в действительности. -- Успокойся. -- нахмурившись, попросила я. Голова опять начала болеть, и тошнота стала возвращаться снова. Теперь я хотела как можно скорее вернуться в корпус и лечь в кровать, чтобы не усугублять свое состояние. -- Ты не похож на него ни в коем случае. -- Тогда почему мне дали эту роль? -- актер остановился и требовательно уставился на меня. Я последовала примеру актера и остановилась тоже. Только мой взгляд выражал боль и усталость, чего я не скрывала и не стремилась скрыть. -- Какую роль? Кто тебе ее дал? -- как-то измученно получилось у меня спросить, и я прикрыла глаза после очередного "импульса", отдаваемому в черепную коробку. -- Какая-то светловолосая женщина худощавого телосложения с короткой стрижкой. Она сказала, что намечается День Нептуна, и я отличный кандидат на роль черта. В моей больной голове сразу же сложился паззл: Эйдан попал под раздачу ролей к предстоящему празднику. -- Я поняла! -- я сразу же оживилась и одарила актера ободряющей улыбкой. -- Ты не представляешь, какая честь тебе выпала! -- я взяла его за предплечье, потому как меня хорошенько пошатнуло. Еще один симптом стал проявляться: головокружение. Дальше я рассказала ему, что ему предстоит просто подыграть Нептуну и покидать вожатых в воду, но мой рассказ был прерван следующим: Тёрнер подхватил меня на руки, и я не успела даже ойкнуть. В какой-то степени я была ему очень благодарна. Вертолеты перешли на новый уровень, теперь сосны ходили по кругу с хорошей такой скоростью, и появилось ощущение, будто я нахожусь в тумане. Мне было так плохо, как еще не было за весь сегодняшний день, и, чтобы немного предотвратить это, я закрыла глаза и уткнулась носом в плечо Тёрнера, обняв его за шею. В нос тут же ударил запах дорогого парфюма и чего-то еще, я не смогла понять. Всю дорогу я не помню, я не пыталась открыть глаза, чтобы хуже мне не стало. Я помню только темноту и размеренное покачивание в виду того, что я была на руках у Эйдана. Продолжительное время он молчал, видимо понимал, что мне не до разговоров, но, как оказалось, ближе к дому (это я поняла, поскольку все же решила посмотреть, где мы находились), он спросил. -- Тебе нехорошо? -- тон его голоса так и говорил, что Тёрнер переживает. С такой заботой и волнением было сказано это, что я не хотела врать ирландцу. -- Да.. -- измученно произнесла я и удобнее устроила голову на его плече, смотря с высоты его роста на асфальт. -- Чуть-чуть осталось. Потерпи. -- заботливо сказал он, и вскоре занес меня в корпус под озадаченные взгляды детей и воспитателя. Дальше я указала, куда меня следует уложить, что в последствие Эйдан и сделал. Я поблагодарила его за оказанную помощь и попросила больше не расстраиваться по поводу полученной роли. Ирландец, подмигнув мне, вышел из комнаты, закрыв дверь. И закрыв глаза буквально на секунду, я уснула. Проснулась я, когда за окном порядком стемнело. Джеймса тоже в комнате не наблюдалось. На тумбочке стоял стакан с компотом и пряник. Все говорило о том, что полдник я пропустила. Я достала телефон из-под подушки и посмотрела на время. Оно подсказывало мне, что скоро нам нужно идти на ужин. Это удручило меня совсем, когда я осознала, что сегодня особо-то ничего не сделала, и, чтобы подвести итоги минувшего дня, я должна знать, какую работу мы проделали с ребятами. Этого же я не знала. Голова продолжала болеть, туманное состояние присутствовало, но, скорее это было от недавнего пробуждения, нежели как проявление последствий сотрясения. Сперва я не рискнула встать с кровати, но потом все же аккуратно приподнялась сначала на локте, а потом и встала вовсе. В голове стало пульсирующе ныть с новой силой, от чего я стиснула зубы и закрыла глаза. Настолько было больно. Но делать нечего, нужно подавать ребятам хороший пример, на то я и вожатая. Приведя себя в порядок, я вышла на крыльцо. Надежда Михайловна беседовала с воспитателем из соседнего корпуса, Джеймс что-то лепил на стену. Это меня немного улыбнуло. Несбитт немного раскрепостился, и это радовало. Но было такое ощущение, что подобного рода что-то сегодня происходило. День сурка какой-то. Моя коллега перевела на меня сочувствующий взгляд. Ее примеру последовала вторая женщина. Теперь таким взглядом на меня смотрело четыре глаза вместо двух. -- О-о-ой... -- протянула та, что гостья. -- Какая ты бледная... -- она покачала головой. -- Намучилась, беднушка. -- поддержала ее Надежда Михайловна. -- Как спалось, детка? Мы тебя будить не стали. Ты так хорошо спала. Откуда не возьмись позади меня появился стул. Я недоуменно посмотрела на него, а потом наверх, и оказалось, его откуда-то притащил Джеймс. Я что, сплю на ходу? -- Поспала хорошо, спасибо. Что буду делать ночью теперь, не знаю. -- с улыбкой произнесла я. -- Наверное с Белой бабой чаи гонять и рисовать отрядный уголок. Вторая женщина рассмеялась, я тоже. Все же забавно это вышло, но, увы, это была суровая реальность. Надежда Михайловна достала из-под стола сверток ватмана и гордо протянула его мне. -- С Белой бабой будешь только вести чаепитие, от отрядного уголка освободи ее. Я развернула бумагу и увидела уже готовый отрядный уголок. Моему удивлению не было предела. На ватмане был изображен гордо плывущий Титаник и рассекающий льдины в океане. Айсберг -- причина беды -- была оставлена позади корабля. На фоне -- звездное небо, что отражалось в воде. Снизу, на волнах, были расписаны имена и фамилии ребят, мое имя, Надежды Михайловны, Джеймса и командира отряда были несколько выше, к чему была пририсована матросская фуражка. Это как бы показывало, что мы главные, насколько правильно я поняла. В правом верхнем углу было написано название отряда, а в левом его номер и девиз. Я неверяще смотрела на эту работу, а улыбка как-то сама появилась на моем лице. Честно признаться, я даже растрогалась, но слезы смогла сдержать. Боже, какие же у меня умные и золотые ребята! Я подняла полный восторга взгляд на Надежду Михайловну. Та улыбалась теплой улыбкой и тоже смотрела на меня. Я же была просто безмерно счастлива. Хотелось отблагодарить эту женщину, сказать много чего хорошего, расцеловать каждого ребенка, но вместо этого я сказала простое, но ёмкое: -- Спасибо. -- это прозвучало настолько искренне, насколько я могла сказать в тот момент. -- Огромное спасибо. Наша гостья тоже, улыбаясь, смотрела на меня, а позже переключилась на свою коллегу, что сейчас ответила мне просто кивком. Я поняла ее без слов. А слова мне и не требовались. -- Зная, насколько ты пеклась за это дело, мы не могли его оставить на самотек и ждать твоего пробуждения. -- все же подала голос воспитатель. -- Дети очень ответственно подошли к этому, и -- она кивнула на ватман, который я до сих пор держала в руках. -- Результат ты видишь сама. Я снова против воли опустила взгляд и, рассматривая картину, кивнула в ответ на ее слова. Действительно, результат я вижу. -- Но работа еще не окончена. Завтра с утра вырежем небольшие незамысловатые фигурки и напишем на них должности каждого члена отряда, также отрядные мероприятия и речовку. Это мы приклеим рядом с ватманом на стену, -- она указала рукой на место, где будет висеть уголок. -- И получится своего рода аппликация. -- она снова посмотрела на меня, но в этот раз вопросительно, как бы ожидая моего вердикта. Я сразу же закивала, дав свое согласие, потому как идея эта мне очень напомнила о детстве, да и выглядело это бы необычно. В этот момент раздался телефонный звонок. Звонили нашей гостье. Как оказалось, ее отряд уже накрыл на ужин, и она, попрощавшись со мной и Надеждой Михайловной, отправилась в соседний корпус. Из невольно подслушанного разговора я узнала, что зовут ее Светлана Ивановна, и она воспитатель 12-го отряда. На вид ей чуть больше, чем Надежде Михайловне. Будет немного покрупнее ее и повыше. Каштановые волосы, удлиненное каре с пробором посередине. Чуть позже и нашему воспитателю позвонил кто-то из подопечных, сообщив, что наш стол тоже накрыт и ожидает нашего прихода. Я, только услышав эти слова, попросила Джеймса помочь мне собрать ребят в кучу. Когда отряд был построен, мы все вместе отправились в столовую. Для верности я держалась за руку Джеймса, чтобы внезапный приступ головокружения меня "не уронил" на асфальт. Войдя в столовую, я очень удивилась, что на третье давали то ли кефир, то ли ряженку, однако была весьма рада этому -- я ярый любитель кисломолочного. Заняв свое место и пожелав приятного аппетита коллегам, а также отряду, получив на это скромное "Спасибо" и "Thank you" от Надежды Михайловны с Джеймсом и такой же ответ, только громкий и дружный от детей, я принялась как можно скорее поглощать свой ужин, чтобы приблизиться к самому вкусному -- ряженке, все же это была она по словам воспитателя. Заметив, что некоторые дети отодвигают от себя стаканы, я подала знак: -- Кто не любитель -- милости прошу поставить третье блюдо сюда. -- я мило улыбнулась и кивком указала перед собой. Тотчас человека три, безмерно радостные и счастливые, примчались к нашему столу со стаканами. А уж как я была счастлива, что мне досталась дополнительная порция любимого напитка, не передать словами. Внезапно я встретилась со взглядом Надежды Михайловны. Он так и говорил: "Детка, столько ряженки на ночь? Да ты с ума сошла!". Если выражаться по-русски, у воспитателя были глаза по пять копеек. Я улыбнулась ей и пожала плечами, как бы говоря, что все будет в порядке. Позже я посмотрела на Джеймса. Тот даже завис с ложкой у рта и боязливо поглядывал на мои четыре порции ряженки. Я заверила его, что мне ничего от этого никогда не бывает. Иммунитет, так сказать. Несбитт заторможенно кивнул и продолжил свою трапезу, не сводя глаз с моих стаканов. Интересно, если у Джеймса такая реакция на это, то какова она будет у Дина и Эйдана? Я против воли обернулась назад и заметила, что Дин скучающе смотрел куда-то в сторону и барабанил пальцами по столу, но внезапно он повернулся в мою сторону и улыбнулся. Я смущенно улыбнулась в ответ и поспешила отвернуться и опустить голову, чтобы не выдавать коллегам и детям свои явно красные щеки. Я решила оставить самое вкусное напоследок. Когда отряд ушел, мы с Джеймсом по обыкновению остались. Он -- один, а я -- в компании четырех стаканов ряженки. Ребята, которые Дин и Эйдан, не заставили себя ждать, как днем, и прискакали буквально сразу же после ухода отряда в корпус. Эйдан излучал радость и веселье, Дин тоже. Я была этому рада, что Тёрнер все же перестал грустить и наконец пришел в себя. Я улыбнулась им и отодвинулась немного в сторону со своим стулом, чтобы дать возможность О'Горману занять свое место. К моему удивлению, он коротко обнял меня за плечи, приветствуя меня при этом. Я смутилась этим действиям, но взяла себя в руки и, как мне показалось, получилось у меня это хорошо. -- Ого, где ты столько взяла? -- послышался ошарашенный голос Эйдана напротив. -- Ты лишила детей ужина? Ты совершила преступление, и я должен тебя наказать. -- это было сказано по-театральному умно, после чего последовал дружный смех ирландца и новозеландца. -- Да нет. Я не виновата, что дети не очень любят ряженку. -- пожала плечами я и притянула к себе один из стаканов, покрутив его на месте вокруг его оси. -- А я люблю. Поэтому не думаю, что перевод продукта будет для рабочих столовой рациональным выходом. -- с этими словами я залпом выпила содержимое стакана. Какое блаженство, если бы вы знали. -- Ой, а можно мне один? -- спросили слева и протянули руку к моему "богатству". Я легонько ударила Дина по ней и сгребла в кучу остальные три стакана и посмотрела на актера исподлобья. -- Нет, нельзя. -- Зла-а-а-ая. -- обиженно протянул блондин и сложил руки на груди, изображая это эмоциональное состояние. Я шутливо показала ему язык, после чего взяла еще один стакан. Джеймс все это время молчал и с шоком в глазах смотрел на меня. -- Я не злая. А то, на что ты посягнул, было награблено честным трудом, потому выпить полагается все это мне. -- с этими словами я, уже не так быстро и немного прерываясь, выпила второй стакан. Я чувствовала, что остальные два пойдут не так хорошо, как первый, но и отдавать их было делом последним, поэтому я решила как можно быстрее от них избавиться, пока мой организм не стал "бить тревогу". -- Не мучайся, давай, мы тебе поможем. Осталось еще два. Нас... -- Эйдан окинул стол взглядом и ненадолго задержал его на ирландце-старшем, продолжил, снова переведя его на меня. -- Двое. Стакана тоже два. Ты не выпьешь это сама. Так давай мы... -- тот тоже протянул свою загребущую руку к моей добыче, и я сделала то же самое, что и с Дином. -- А спорим, выпью? -- я перегнулась через стол, смотря с вызовом в его черные глаза, сощурившись. Эйдан немного помедлил, но позже я заметила искорки в его глазах. В них тоже появился вызов. -- Давай. На что? Я задумалась, и оглядела помещение, пытаясь поймать хоть какую-то мысль. Что было бы полезным перед сном? Конечно же пробежка. Да, точно! Спорим на пробежку. -- На круг вокруг лагеря. Без срезов. -- поставила я такой своеобразный ультиматум. -- Идет? -- я протянула ему руку. -- Идет. -- не задумываясь, ответил Эйдан и взял мою руку в свою, соглашаясь на условия спора. -- Дин? Разбей. -- попросила я блондина, повернувшись в его сторону. -- Не вопрос! Ты же проиграешь. -- сказав это, он, собственно, разбив наши руки. -- Я ставлю на Эйдана. Я перевела взгляд на Тёрнера, ехидно улыбающегося, сведя его в последствие на Джеймса. -- А я.. А я за Марину. -- по его голосу было понятно, что он от шока еще не отошел. Потребность в выигрыше захватила меня с головой, появилось какое-то приподнятое настроение и предчувствие поражения актеров. Я притянула к себе третий стакан и, только поднеся его к губам, вспомнила, что я не озвучила последнее главное условие. -- Если выиграю я -- я указала на себя. -- Вокруг лагеря бежите вы с Дином. А если выиграете вы с Дином, то бегу я. -- с чувством выполненного долга я снова поднесла стакан к губам. -- Заметано. -- почти в один голос прозвучало напротив и слева. Я, кивнул им, приступила к выполнению спора. Третий стакан, как я и предполагала, пошел не так хорошо, как первый и второй. Мне приходилось останавливаться пару раз, чтобы спокойно поглотить ряженку и перевести дыхание. В это время я слышала, как Эйдан и Дин наперебой кричали что-то побуждающее к поражению, что меня наоборот подбадривало. Я хитро улыбнулась и одним глотком допила то, что оставалось в стакане. После, даже не дав себе передышки я залпом, это вышло чудом, выпила четвертый стакан и со стуком поставила его пустой на середину стола, облизнув губу. -- Ну? -- ехидно, как и Эйдан пару минут назад, улыбаясь, спросила я, смотря на Дина и Эйдана. Их взгляды выражали недоумение и непонимание происходящего. Как по команде они кинулись смотреть вовнутрь пустого стакана и найти там опровержение их поражения. Выглядело это забавно, как два взрослых мужчины, чуть ли не дерясь и стукаясь лбами смотрят в стакан. -- Она монстр... -- пораженно прозвучало справа от меня. -- Нет, Джеймс. -- со вздохом произнесла я, смотря со злорадством на Дина и Эйдана. -- Это годы тренировок. Ну? Кто из нас бежит? Эйдан и Дин подняли головы и смотрели на меня то ли обиженно, то ли зло... Я не поняла этого взгляда. После, переглянувшись друг с другом, они вылезли из-за стола и направились к выходу. Дин по дороге ругался с ним, мол, кто тебя за язык тянул соглашаться на спор? Дальше шла народная мудрость, которая гласит: "Кто спорит, тот...", а конец проговорите про себя сами. Я же восприняла это как камень в мой огород из уст Дина. Что же, раз он такого обо мне мнения, я ужесточу персонально для него правила. Выйдя из столовой, я построила бегунов на черте, что было частью разметки баскетбольного поля. -- Условия таковы: Эйдан, ты бежишь отсюда прямо по тропинке и тропинкам крайним, что будут в поле твоего зрения. В конечном итоге вернешься сюда. А ты, Дин -- я несколько обиженно посмотрела на него. -- Бежишь по-над забором всей территории. Я заметила, как его глаза округлились, а Эйдан хитро захихикал. Ты сам вырыл себе такую яму, дорогой. Не дав ничего сказать актерам, я скомандовала: "На старт! Внимание! Марш!", и парни убежали. Я чувствовала, как меня переполняет радость и гордость за себя. А также некое злорадство. Это, конечно, не есть хорошо, но и сравнивать меня с... Тоже нехорошо. -- Джеймс? Пойди, проверь исполнение условий. -- попросила я ирландца, на что отказала не получила. Я осталась стоять на месте и ожидать бегунов на линии старта. Джеймс тоже отправился выполнять мое поручение. Только я хотела присесть на скамейку рядом, как внезапно рядом со мной появилась девушка чуть выше меня с осветленным каре, пронзительными голубыми глазами, что сейчас смотрели вдаль несколько отстраненно и задумчиво. Ее поза была закрытой, что говорило, что личность эта не очень разговорчива. Одета она была в черную футболку с принтом Локи из Мстителей, джинсовых шортах и обута в кроссовки серебряного цвета. Интересный стиль, ничего не скажешь. -- Хорошее решение наказать детей за провинность. -- ее голос был холоден, и я почувствовала себя крайне неуютно с этой персоной. -- Приходится прибегать к таким методам, чтобы хоть как-то повлиять на них. -- пожала плечами я, тоже смотря перед собой. Я не стала вдаваться в подробности, что эти двое вовсе не дети. Меньше знаешь, как говорится, крепче спишь. Да и подошедшая особа доверия, если честно, мне не внушала. Девушка никак не отреагировала на мои слова, и мне захотелось, чтобы Эйдан и Дин поскорее вернулись, и мы удалились с площадки, но, увы, они стартанули относительно недавно. -- Я Марина. -- я снова посмотрела на нее и несколько неуверенно произнесла данные слова, протянув руку руку незнакомке. Нужно было как-то разрядить установившееся между нами напряжение. Девушка покосилась на мою руку и вздернула бровь, а после снова посмотрела перед собой. -- Дарья Павловна. -- ответила она с безразличием. -- Вожатая восьмого отряда. Я кивнула, намекая на то, что поняла ее и стала рассматривать асфальт. От того, что я узнала ее личность, легче не становилось. В ее компании по-прежнему было холодно и неуютно. Она показалась мне какой-то высокомерной, из-за чего на контакт идти не особо хотелось. -- Но можешь звать меня просто Дашей. -- тон голоса девушки несколько потеплел, и я подняла на нее взгляд. Она улыбалась. Причем так ярко, что я тоже улыбнулась ей в ответ. -- Приятно познакомиться. -- сказала я, улыбаясь. -- Взаимно. Кстати, первый поток со вторым объединили. По какой причине -- неизвестно. Завтра встречаю своих подопечных. -- как бы мимоходом сказала Даша. Я же, знав об этом, ничего добавлять не стала. -- Если захочешь меня найти, я живу вон там -- она указала куда-то влево. -- В отреставрированном корпусе. Короче говоря, в белом доме -- пристанище Белой бабы. Мои глаза округлились -- будучи ребенком я мечтала попасть туда, но в виду того, что там был склад, и все двери были забиты, возможности такой я не имела, а тут выпала такая удача. Конечно, теперь этот корпус вряд ли будет манить меня так сильно, как в детстве, но все же, посмотреть на его планировку изнутри, пусть и с капитальным ремонтом теперь, было бы весьма интересно. -- Спасибо за приглашение, я как-нибудь навещу тебя. -- я благодарно и искренне ей улыбнулась. -- А ты где обитаешь? -- последовал такой вопрос. -- А я... -- я обернулась в сторону, где находится мой корпус, и указала левее указанного Дашей направления. -- Там. Последний корпус на краю с номером "5". Даша понимающе закивала, смотря в указанном мной направлении. -- Знаю, где это. Там был мой первый вожатский опыт. Не столь удачный, но запомнился мне на всю жизнь. Первый блин комом, как говорится. Она сказала "Первый вожатский опыт", значит, здесь она точно не впервые, и явно старше меня на несколько лет. Вот, еще одна небольшая новая информация об этой персоне, отмечу ее про себя. -- Ну да. -- проговорила я в ответ на ее слова. -- Мой тоже первый, надеюсь, все пройдет хорошо. -- Все возможно. -- пожала плечами Даша. -- Спасибо тебе за знакомство, я пойду пройдусь. Вспомню былое. Удачи в новых начинаниях. -- Спасибо. -- поблагодарила я новую знакомую. На такой веселой ноте мы попрощались. Смотря Даше вслед, я сделала вывод, что не такая уж она и высокомерная, как показалось мне сперва, а весьма интересная девушка. Просто она старше, вот и все объяснение такого поведения, плюс более спокойная и уравновешенная в отличие от меня. Будет интересно пообщаться с ней. Спустя несколько минут, что я нарезала круги по площадке, на горизонте появился Эйдан. Тот, казалось, даже ничуть не устал, и вполне спокойно прибежал ко мне, став прохаживаться со мной рядом, ведь после бега нельзя останавливаться, а необходимо восстановить дыхание. Чуть позже с из-за угла столовой выполз красный, как вареный рак, Дин и упал на скамейку, тяжело дыша. Мне стало его немного жаль, но в то же время не будет намекать, что я не стою... Самого отвратительного. Оттуда же вышел Джеймс, оповестив меня, что спор был выполнен на совесть, никто из них не смухлевал. -- Еще будете спорить со мной? -- как бы подведя итог, спросила я у парней. Эйдан, потягиваясь, ответил, что посмотрит, а Дин замотал головой. Говорить он был не в состоянии. -- Замечательно. Тогда предлагаю разойтись по отрядам. -- с этими словами я двинулась в сторону своего корпуса, даже не посмотрев больше на Дина. Он меня сильно оскорбил своими словами. Дальше рассказывать особо нечего. Все, как по плану, мы провели подведение итогов, дождались детей с дискотеки, раздали им второй ужин и дождались ночной обход. Новую знакомую я больше не встречала. Видимо, та готовилась ко встрече со своим отрядом и прогуливалась по темноте. Иначе, просто, негде, раз мы не пересекались. ...И вот я лежала в кровати. Свет давно был выключен, в корпусе устаканилась абсолютная тишина. Казалось бы, прекрасная атмосфера, чтобы уснуть спокойно и проспать до следующего утра. Но мне не спалось как минимум по двум причинам: я проснулась ближе к семи, и в голову лезли воспоминания о белом доме, в чердак которого мы кидали шишки, чтобы разбудить призрак Белой бабы. Эх, детство. Какая же беззаботная и наивная пора. Хотела бы я вернуться на десять лет назад, и снова бегать вокруг того страшного корпуса, придумывать всякие небылицы, связанные с ним и его обитателем, пугая этим отряд и других детей. Но, увы, его не вернуть, придется просто предаваться теплым воспоминаниям и ностальгировать. Ближе к трем часам ночи меня сморил сон. Мне приснилось детство, как раз те моменты, проведенные у белого дома в компании сотоварищей. Мы бегали по заднему крыльцу того самого корпуса, кидали шишки на чердак и форточку... Мне не хотелось просыпаться, и я ловила кайф от этих ощущений -- ощущений детства. Которое уже никогда не вернуть...