Почти идеальная семья

      Нью-Йорк красив. Яркий, шумный, переполненный магазинами и кафе на любой вкус и кошелёк. С разноцветных баннеров улыбаются модели, актёры, приветливо машут клоуны Макдональдса и известные рекламные лица почти что всех мировых брендов. Теснящиеся магазины, набитые дорогой одеждой, снабжённой громкими именами дизайнеров и обещающими снизить часть баснословной цены вывесками, привлекают гостей со всего мира вместе с их деньгами, которые уходят от своих хозяев на удивление быстро и легко.       Неоновая вывеска небольшого бара мигает ярким зелёным с примесью синего и зазывает прохожих обещанием холодной выпивки и низкими ценами. По всему Нью-Йорку десятки таких забегаловок открываются и закрываются каждый месяц, но предприимчивый владелец своевременно выкупил два соседних помещения, отдав одно из них другу под нотариальную контору. Так маленький бар с дешёвым алкоголем, уставшими официантками и крохотной кухней, где готовили всё, что имелось в продаже соседнего супермаркета, обзавёлся своей постоянной клиентурой и стабильной ежемесячной прибылью.       Люсиль забредает сюда совершенно случайно. Забыла карту, пару раз свернула не туда и вот она уже стоит перед кричащими зелёными буквами, сжимая в руках крохотную сумочку, в которой из ценного старенький телефон, кредитка и пара купюр. Эта та часть мегаполиса, фото которой не ставят на рабочий стол и где лучше вообще не показывать технику дороже двадцати долларов. Особенно девушке. Особенно ночью. Люди здесь попроще, места подоступнее, алкоголь покрепче, а нравы пожёстче.       Выпивка и вправду оказывается холодной и дешёвой. Что-то разноцветное и коктейльное плещется в стакане, пока Люсиль пытается найти в телефонной книжке номер такси. Крис вырастает рядом с её столиком неожиданно, с шумным приветствием и холодными руками. Бывший коллега, бывший друг, да и во всех смыслах бывший. Парень погнался за счастливой американской мечтой и, заправив синенький Hyundai, рванул в шумную и дорогую жизнь, оставив за своей спиной родителей, работу, друзей и ставшие ненужными отношения.       Люсиль, кажется, не видела его целую вечность и как-то не скучала. Совсем. Но выдавливает из себя улыбку и даже перестаёт копаться в телефоне.       — Я тебя даже сначала и не узнал. Каким ветром в Нью-Йорке? — Крис вольготно располагается на стареньком деревянном стуле и сыплет кучей «каким» и «как».       Люсиль даже не пытается за ним угнаться, вставляя между вопросами не больше пары слов. Командировка. Нормально. Да вроде в порядке.       Диалог как-то не завязывается. Люсиль почти долистала до номера такси, почти допила свой «Шёпот ветра» и почти устала от старого знакомого. А Крис перехватывает себе и её часть разговора, начиная отвечать на свои же вопросы. Он всегда умел красиво говорить. Люсиль слушает его внимательно, стараясь не сильно отвлекаться на коктейль и список контактов.       Работа, машина и жена. По фото в кошельке вроде ничего. Двое детей и кот. Не золотистый ретривер или лабрадор, скачущий по зелёному газону с теннисным мячиком в зубах, а серый кот. Пушистый и толстый. Крису не хватило совсем чуть-чуть до идеала.       Люсиль допивает коктейль и замечает, что на руке, держащей бокал с виски, нет кольца. Вторая также скорбно пустует без символа любви и верности. В голове не укладывается: жена есть, рассказ о счастливой семейной жизни тоже, а кольца нет. Крис говорит что-то про размеры и ювелирный, но Люсиль подмечает и синяки под глазами, и полупустой бумажник, и кипу бумаг с нотариальной конторы, поспешно убранную в сумку.       Шаблон о счастливой американской семье сам собой рвётся.       Они расстаются с обещанием непременно встретится. Где-нибудь. Когда-нибудь.       Такси увозит Люсиль в отель, где она проспит до самого утра, поспорит с чересчур жадным администратором и забудет ежедневник. А после едва не опоздает на самолёт. И в тот момент, когда улыбчивая стюардесса объявит о том, что необходимо пристегнуть ремни безопасности, Люсиль будет думать о почти что идеале, его почти что идеальной семье и своей просто не идеальной жизни.       Ей уже почти тридцать, но она всё ещё далека от возможности рассказывать всем такую же историю за кофейным столиком, показывать целый ворох фотографий и переучиваться всё делать левой рукой, чтобы что-что, но кольцо было видно сразу.       То, во что она впуталась, и отношениями-то можно назвать с натяжкой. Красавец из бара, остроумный, язвительный и до чёртиков сексуальный. Она заболела им едва ли не сразу. А после ещё и схлопотала осложнение в виде привязанности к его громкому смеху, запаху, рукам и просто к нему. И теперь, кажется, уже никак не вылечиться.       Она решилась. Подписалась на срочную командировку, собрала вещи и ушла. Без скандалов и ссор. Без истерики. Просто на выдохе выпалила:       — Я устала, Ниган.       Люсиль смотрела на кремовый цветок на обоях и пыталась поудобнее перехватить сумку. Она не ждала, что он станет её останавливать, просить остаться, не ждала хоть чего-то похожего на то, о чём женская половина их редакции любит разговаривать во время обеда. Но ей этого хотелось. Её никто никогда не просил остаться.       — Когда самолёт? — Ниган даже не делал вид, что удивлён. С таким видом он обычно провожал её в магазин.       — Завтра в восемь.       — Тебя проводить?       — Нет. Не нужно. Меня отвезут. — Люсиль не сказала кто. Специально. Но ему-то откуда знать, что это её одноклассница, а не какой-нибудь парень со свободным временем и машиной. Люсиль не выносила наигранную ревность, но когда настоящая съедала изнутри, то она позволила себе в ответ бросить хоть что-то, пусть и ненавистное.       Ниган пожал плечами и отвернулся. Это злило.       Может, другой бы и не понял, но Ниган не другой. Он точно понял. Это Люсиль не поняла его реакции. Ей начало казаться, что она вообще так и не научилась его понимать.       — Ниган, я не вернусь.       Она уже у порога. Уже почти ушла. Неужели даже ничего не скажет?       Ниган обернулся, посмотрел на неё как-то странно, словно она не с сумками у порога стояла, а с миссионерскими брошюрами в руках, и, усмехаясь, снова отвернулся. А Люсиль схватила сумку и ушла. Дверью не хлопнула. Ещё чего. Будет она истерить. Ниган же не выносит истерики. На секунду ей хотелось вернуться и всё-таки немного выйти из себя. Ведь теперь она не выносила Нигана.       Так Люсиль думает, когда сидит в маленьком баре в компании почти что идеального мужа, когда пристёгивает ремень безопасности в самолёте и когда трясётся в такси по сырому после дождя асфальту. Ей тоже хочется свою семью, мужа с её фотографией в бумажнике, свой дом, машину и собаку с котом. Люсиль почти уверена, что ей совсем не хочется Нигана.       Она не проверяет телефон на пропущенные звонки и смс. Она смотрит исключительно время, просто на обычных часах не всегда правильное. Ей звонила мама, пару раз подруга, и банк прислал сообщение. Но Люсиль не расстраивается. Ей-то теперь всё равно.       Ниган приходит через день после её приезда. Стоит в дверях и смотрит на неё, прижимая руку к правому боку. Ни цветов, ни конфет, ни даже извинений.       — Держи. Малышня в школу принесла. Из меня выйдет не очень хороший хозяин. А ты вроде хотела. — Ниган протягивает ей белого котёнка. Маленького и пушистого, смешно перебирающего в воздухе лапами.       Он ведёт себя так, словно ничего и не было. Ни сумки, ни ухода, ни тихого хлопка двери и неизвестного провожающего.       Люсиль так и замирает в своей чёрной футболке и белых шортах. Хорошо хоть сувенирную майку с сердцем и крупным буквами «NY» не надела. А Ниган так и держит за шкирку котёнка, который, кажется, сейчас умрёт от испуга.       — Да, спасибо. — Она и правду хотела себе кота, даже как-то говорила об этом. А он запомнил. Люсиль прижимает к себе зверька, и почему-то ей становится стыдно, когда Ниган спускается с крыльца. Она приглашает его в гости чисто по-дружески. Просто ради приличия. Он же котёнка ей принёс.       Когда уже взрослый белый кот мирно посапывает на подушке, а из ванной доносится шум воды, Люсиль понимает, что уже никогда не вылечится. Она больше не ездит в командировки, не собирает вещи и совсем не устаёт. Но всё же иногда думает о том, как вылезала из окна своей спальни по ночам, как летела в самолёте с опьяняющим чувством свободы внутри и как в летнем кумаре дешёвого бара слушала историю о почти что идеальной семье. Она думает об этом с лёгким сожалением под шум вечерней мелодрамы, разогревая успевший остыть за долгий вечер ужин. А после к ней подходит Ниган и обнимает так, что едва не трещат рёбра.       Он уходит по утрам, шумно собираясь и скидывая с себя примостившегося ночью кота. А Люсиль остаётся одна в ворохе одеял и колком ледяном аромате. Ночью она неизменно поджимает пальцы ног, не сильно царапает мужскую спину и, кажется, пару раз умирает. А утром её согревает свежезаваренный кофе, голодный белый кот, мужская улыбка и хриплое: «Увидимся вечером». Ниган впитался в её жизнь во всём. Друзья говорят, что она стала слишком домашней.       Влюбилась. Подруга сочувственно смотрит на неё и советует уходить. Только в этот раз насовсем. А Люсиль и не хочется. Жизнь у неё никогда не была идеальной. А любовь вышла так и подавно. Немного странная, горькая и абсолютно непонятная ни для кого из её родственников и знакомых. А если она уйдёт, то после, сидя в старом кресле-качалке, с грустью в прокуренном голосе будет рассказывать дочери, что был в её жизни один человек. Люсиль не хочется говорить, что он был. Ей хочется говорить, что он есть.       Ниган знает Люсиль лучше, чем она сама. Он знает, что она не уйдёт от него и что никогда бы не ушла. А теперь это знает и Люсиль. Знает, что, когда Ниган станет ворчливым и дряхлым стариком с прокуренным голосом, она будет рядом. Такая же старая и немощная. Они будут жаловаться друг другу на тупое правительство, местную молодёжь и вместе выбираться за продуктами каждое воскресенье.       И если когда-нибудь она встретит чуть-чуть не добравшего до идеала Криса, то ей будет что рассказать. У неё есть муж, есть кот, машина и дом. У неё есть своя почти что идеальная семья.