(Не)Хорошая жизнь

— Душно, — тихо пожаловалась блондинка, отпуская руку Локи. Люси поспешно буркнула тихое «отойду ненадолго» и прошмыгнула в сторону открытого балкона. Вечер был в самом разгаре. Огромное количество алкоголя, обворожительные парни, девушки в изысканных платьях и приятная музыка. А еще голоса. Много-много голосов, сливающиеся в единый шум, из которого абсолютно ничего нельзя было понять. Голова гудела, и единственное, чего сейчас хотелось — уйти куда подальше, скрывая подкатывающий к горлу комок. Видеть Его в этой толпе было особенно невыносимо. Вдохнув свежий июльский воздух, Хартфилия заметно приободрилась и подошла к самому парапету, опираясь на него и глядя вниз. Отсюда, с летней резиденции очередного богача, закатывающего увеселительные вечера, открывался и правда волшебный вид. Небо, затянутое тяжелыми тучами, висело совсем низко, поглощая верхушки гор, виднеющихся неподалёку. Лишь одинокий огрызок месяца выглядывал над головой, скудно освещая мир под собой. Как давно ей успели осточертеть эти вечера? Эта показуха богатства? Лживые улыбки, наигранный смех — надоело! Все надоело! И даже это чертово черное платье, стягивающее корсетом грудь — да, оно особенно осточертело. Люси ослабила завязки корсета и, наконец, вдохнула воздух полной грудью. Послышался отдаленно знакомый запах свежего ледяного бриза. Рука блондинки непроизвольно шмыгнула в аккуратный кармашек на боку. Почему она продолжает таскать с собой этот медальон? Почему никак не может выбросить куда подальше, выбросив заодно и мысли о Нем? Как банально. Ровно год назад тот, у кого был вторая половинка железного медальона, официально объявил об их разрыве. Объявил и… исчез. Минимум объяснений, максимум обвинений и полный ступор. Признаться, Люси ждала его возвращения. Самоуверенно считала, что не пройдет и двух недель, как он вернется с извинениями. Даже продумывала, как феерично откажет ему, победоносно ухмыляясь. Но прошла неделя, вторая, месяц, ухмылка постепенно сползала с лица Люси, а вот вместо старого ощущения свободы появилось какое-то скребущее чувство…сожаления? Одиночества? Ей отчаянно стало не хватать чего-то безумно важного. И Люси уперто не желала признавать, что этим чем-то был именно Он. Первые дни она думала, что легко выкинет его из своей жизни ровно так же просто, как сделал это он. Сотрет контакты, тем более он все равно ей не отвечал, удалит диалоги в соцсетях и совместные фотографии — особенно тяжело далось последнее. Единственное, от чего она не смогла избавиться, сейчас приятно холодило руку. Сколько раз за последний год она порывалась выкинуть его? А сколько раз пальцами обводила резной узор? Сколько раз в бессилии швыряла в стены, в пол, кидала в угол, а после вновь поднимала? Люси не могла сказать точно, но счет перевалил за сотню. Словно в этом кусочке металла жив был еще тот Нацу, совместные дни с которым до сих пор считались лучшими в ее жизни. Весь вечер Его запах преследует ее. Ей кажется, что даже сейчас он где-то совсем рядом, буквально метрах в десяти, стоит за ее спиной. Воспоминания нахлынули вслед за знакомым запахом. Вот, сейчас он подойдет и легко приобнимет ее за талию, укладывая подбородок на макушку. Свободной рукой она провела по голове с нажимом, словно воспроизводя ощущения. Скрип двери от порыва ветра заставил Хартфилию вздрогнуть, обернуться и совсем по-детски спрятать руку с кулоном за спину, словно ее застали за чем-то неприличным. В дверях, опираясь на дверной косяк, стоял тот, кого она хотела видеть тут меньше всего. Тот, чей чертов запах преследует ее весь вечер, заставляя верить в собственное безумие. — Не против, если я составлю компанию? Он издевается? Нет, он определенно издевается над ней! А эта ухмылка… Кончики ушей Хартфилии пылают алым. И он прекрасно знает, что это значит. За два года вместе он изучил ее практически до мелочей, как и то, что ее смущение и волнение всегда выражаются таким образом. Она растерянно кивает с опозданием и шумно втягивает его запах. Что-то, а парфюм у него и правда удивительный. Он крутит в руках фирменный брелок-ключи от спорткара. Подбрасывает вверх и ловит раз за разом, ухмыляясь. — Как был выпендрежником, так им и остался, — буркнула Хартфилия. — Тебе уже 27, а все еще ведешь себя, как ребенок. Он вновь и вновь подкидывает брелок, а потом разом откидывает его чуть назад, за парапет, опирается на последний спиной и сгибается, вытягивая руку назад. Сердце Хартфилии пропускает удар. -Буу! — крикнул Драгнил, хватая брелок и ловко возвращаясь в вертикальное положение. Хартфилия стояла, бледная, поджавшая губы, и с непониманием слушала его безудержный хохот. — Ойй, брось, а тебе 26 и ты до сих пор Хартфилия, — беззлобно бросил он, улыбаясь, но отлично зная, насколько сильно воздействие возымеет его фраза. — Д-да я вообще не одна! Я с Локи, ясно тебе? — вспылила блондинка, и кончики ее ушей опять заалели. Ударил по больному, гаденыш. И плевать, что у Локи через два месяца помолвка не с ней, единственное, что сейчас красным знаменем горело в глазах Люси — «Я не хуже». — А что у тебя с Лисанной? — в отместку бросила она, стараясь вернуть себе равнодушный вид. Даже натянула на лицо дежурную полу-улыбку. Но глаза… глаза выдавали ее с лихвой. В них плескался страх. «Скажи, что у вас ничего нет. Скажи, что у Тебя никого нет. Скажи!» — кричали они, но Нацу… Нацу отвел глаза. — У нас, — он нарочито подчеркнул это слово и облизнулся, — все хорошо. Что-то внутри оборвалось, гулко бухнулось вниз и отдалось тупой ноющей болью в груди. Она ждала этого ответа. Ждала и боялась его хуже чумы. Хартфилия тоже отвела взгляд, отвела его вниз, чтобы Драгнил не распознал ее эмоций. — Рада за вас. От Люси разило неискренностью. И Нацу чувствовал это лучше кого-либо. Чувствовал, но предпочитал делать вид, что все так и должно быть. А она стояла и шумно втягивала воздух, словно его ей катастрофически не хватало. Наконец, она поняла, что же за примесь была в его запахе. Сигареты. Словно в подтверждении ее мыслей, рядом послышалось тихое клацанье зажигалки, шумная затяжка, а совсем скоро в лицо ударило облачко белого дыма дорогих сигарет. Хартфилия закашлялась и замахала руками, делая шаг назад. — Курить начал? — Как видишь. Там, на балконе, этих двоих, кажется, абсолютно не прельщали шум и голоса. Не было ни пения птиц, ни шума завывающего ветра. Лишь Люси, обойдя Нацу и встав в стороне от сигаретного дыма, шумно вздыхала после каждой затяжки Нацу. Тот задумчиво смотрел куда-то вперед, вперив взгляд в несуществующую точку на горизонте. Ехидная улыбка, словно очередная маска, так и замерла на его лице, не меняясь с течением времени. Как давно её Нацу превратился в это?.. Верное, не её. Уже не её. Он выпустил в воздух над собой густую струю табачного дыма и перевел на Люси затуманенный отсутствующий взгляд, от которого той безумно хотелось спрятаться куда-нибудь. Прошелся взглядом по фигуре, остановился взглядом на запястьях, тщательно закрываемых рукавами, слишком длинными для столь жаркого месяца. — Как жизнь? — прозвучал синхронный вопрос со стороны обоих. Люси подняла голову, пересекаясь взглядом с Нацу. Секундное молчание, кричащее, неловкое, слишком громкое, чтобы его затягивать, и глаза, в которых трепетала взаимная просьба. Только вот просьба чего?.. — Хорошо, — такой же синхронный ответ и недоверие в глазах. Ухмылка. Вторая. — От хорошей жизни не начинают курить. — От хорошей жизни не прячут летом запястья за длинными рукавами. И снова в точку. Блондинка уязвленно поджала губы и шумно выдохнула. Его проницательности могла позавидовать только его непробиваемая бестактность. — Просто порезалась, — процедила она, скрипя зубами и стараясь оттянуть рукава еще ниже. Под ложечкой неприятно засосало. — Когда? — спросил Драгнил тоном, не терпящим возражения. — Полгода назад, отец приехал незапланировано, успели откачать, — ответила она так, словно рассказывала о покупке хлеба, а не о попытке собственного суицида. Он фыркнул, кидая на неё недовольный взгляд, но ухмылка, словно приросшая к его лицу, так и не исчезла. Люси инстинктивно потянулась к его лицу, словно хотела опустить уголки его губ вручную, но, опомнившись, одернула руку. Нацу изогнул бровь и хмыкнул вновь. — Как забавно выходит. Люди о такой жизни мечтают, а ты вены режешь. — А ты куришь. — Нашла, что сравнить! — вспылил он, сам не понимая, откуда берется эта злость. На кого он злится? С чего он злится? Напряжение в воздухе стало буквально ощутимым. Настолько, что, казалось, его можно было резать ножом. — А когда это стало волновать тебя? — спросила Хартфилия, поднимая на него взгляд и изгибая бровь в вопросе. Впервые за весь вечер с его лица сошла эта идиотская ухмылка. Он нравился ей больше куда больше таким. Таким, раздраженным, с искрами в глазах, сжимающим кулаки и… настоящим? Да, определенно. Глаза в глаза. Близко, непозволимо близко для тех, кто считаются бывшими. Нацу, разъяренный, играющий желваками, метающий взглядом молнии, не способный объяснить собственную злость даже себе самому, возвышающийся над девушкой на голову, и Люси, уперто глядящая исподлобья, хмурящая тонкие брови и поджимающая губы. Он не помнил, когда на него последний раз кто-то осмеливался смотреть так же, не отводя взгляд. Хотя нет, отлично помнил. Год назад. Ровно год назад. Седьмого июля. Их ссора. Последняя ссора. Летящие в стену тарелки и ее губы, дрожащие, не проклинающие. Глаза, карие, большие, покрасневшие, так и не заплакавшие. За два года он ни разу не видел ее слёз. Не увидел и той ночью. Ее голос срывался, Нацу буквально чувствовал комок, подступивший к его горлу. И его обуревала эта злость. Эта непонятная, ничем не обоснованная злость. Принципы. Гордость. Он даже пытался заставить себя возненавидеть её, потом — забыть, после — заменить другими. И вот сейчас, спустя два года, она вновь стоит тут, впивается в каждый миллиметр его кожи взглядом, заставляющим что-то в его сердце знакомо ёкнуть. Так, как не ёкало ни с кем. Тишину нарушил телефонный звонок, и Люси была вынуждена отвести взгляд и приняться искать телефон, все еще сжимая руку в кулаке. Драгнил победоносно усмехнулся, почувствовав какую-то странную горечь маленькой победы. — Что такое, тебя твой хахаль потерял?! — как можно язвительнее протянул он, глядя, как стремительно расширяются глаза блондинки. Губы ее мелко вздрагивают, глаза краснеют, а у Нацу появляется стойкое чувство дежавю. Вторая рука ее разжимается, а сама блондинка, словно забыв о десятисантиметровой шпильке, срывается с места и устремляя прочь. — Что, стоит ему только вякнуть, и ты сразу бежишь, как верная шавка? — крикнул он ей вслед, вкладывая в слова весь свой яд и чувствуя, как бурлящая внутри ярость проходит и на смену ей приходит мерзкий осадок. В свете Луны, неожиданно выглянувшей из-за серых туч практически полностью, Драгнил увидел на земле что-то блестящее и поднял с земли кулон. Что-то в груди защемило. Защемило настолько отчаянно, что захотелось взвыть. Этого не может быть. Год, прошел целый год, не может быть, чтобы она до сих пор хранила этот чертов кулон! Нацу был более чем уверен, что она вышвырнет его куда подальше после всего того, что он предпринял. — Да черт бы вас всех побрал! — проскрипел он через зубы, с силой ударив кулаком по стене. Позже, очутившись дома, он дождется, пока уляжется спать Лисанна, и медленно, словно все еще решаясь, достанет из самого дальнего ящика вторую половину медальона, сложит их вместе и с придыханием проведет пальцами по двум выгравированным драконам. И ему впервые за последние восемь лет с момента смерти отца до жути захочется напиться. Драгнил включит телевизор, ненароком натолкнется на канал с новостями и окончательно выпадет из колеи. Молоденькая блондинка с абсолютно отрешенным лицом известит о тяжелой аварии с участием отца Люси. Стакан, на две трети наполненный виски, выскользнет от онемевших рук и полетит вниз, орошая янтарными каплями выгравированные фигурки драконов. *** Не спалось. Нацу то и дело ворочался с одного бока на другой, скидывая с себя руки Лисанны, присутствие которой в его кровати и вовсе отчего-то начало раздражать. Причем не просто раздражать, нет, конкретно бесить, поэтому совсем скоро Драгнил переместился на кухню. Лениво размешивая чайной ложкой давно остывший кофе, он смотрел, как там, за окном, продолжает жить этот огромный муравейник. Их город не затихал ночью. Порой ему казалось, что после заката он, напротив, оживлялся, просыпался ото сна и начинал жить своей собственной жизнью. Нацу цокнул языком и тихо фыркнул себе под нос. Это не его мнение. Так говорила Она. Говорила далекие два года назад, когда они часто проводили вечера на крышах небоскребов. Она не любила дорогие рестораны. Нет, не так. Люси они приелись. Как и прочие атрибуты богатой жизни. Её нельзя было подкупить дорогими подарками. Она не висла у него на шее и не прыгала в постель ради очередного «хочу». Его торс обвили тонкие ручки, а в макушку уткнулся носик. Запоздало повеяло приторным ароматом ванили. — Я проснулась, а тебя нет. Мне так хо-о-олодно без меня, — приторно протянула Лисанна, и Нацу был готов поспорить, что она обиженно оттопырила губу, словно маленькая девочка. Драгнил вдруг с нескрываемым раздражением убрал ее руки со своего торса и вскочил с места, начав поспешно одеваться. Все должно быть не так. Не так! Он бежал от нее год. Бежал, прятался, то ли от нее, то ли от самого себя. Пытался забыть, вычеркнуть из жизни, заменить… И вот она, замена! Лучшая, кого он смог выбрать! Та, от которой его сейчас воротит и хочется просто развернуться и уйти. Драгнил начал поспешно одеваться, не обращая внимания на нарастающую истерику Лисанны. Плевать. Абсолютно плевать. — Чтобы к полудню тебя тут не было, — коротко бросил он, запихивая в карман бумажник и ключи. Телефон он нервно крутил в руках. — Ключ завезешь Грею. *** Драгнил достал зажигалку, пару раз прокрутил ее в руках и закурил. Сильная затяжка, очередная порция никотина, которая на некоторое время успокаивала нервы и позволяла сосредоточиться. Густая струя дыма улетела вверх, растворяясь в темноте ночи, и Нацу растерянно вперил взгляд в пустое небо. В небольшом городишке, в который когда-то его возил отец, небо было другим. Оно было полным звезд, словно на картинке, а не таким, безликим, засвеченным огнями большого города. Когда это все закончится, они обязательно переедут в город поменьше. Драгнил застыл от собственной мысли, переведя взгляд на тлеющий кончик сигареты. Они? Почему они? Какие такие они? А после усмехнулся и качнул головой. Вот так выбиваешь целый год ее из головы, а потом оказывается достаточно одного вечера, чтобы вспомнить все то, что с таким трудом забывалось. Чтобы опять думать «мы». Нацу сделал еще одну глубокую затяжку и устало выпустил в воздух белую тучку дыма. Последняя призрачная надежда вытеснить Люси из своей головы сигаретным дымом таяла на глазах. Через минуту он уже искал информацию о больнице, в которую был направлен отец Люси. Через две тушил окурок пальцами — он никогда не чувствовал жара огня. Через пять заводил машину, а через полчаса уже стоял у больницы. 3:15.  — Так поздно никого не пропускаем, — басом возразил охранник, перегораживая проход Драгнилу. Впрочем, ненадолго. Хватило одного увесистого «напоминания» о темпераменте розоволосого, чтобы тот был пропущен.  — Вы приходитесь родственником пострадавшему? — монотонно поинтересовалась блондинка в приемной.  — Зять, — гаркнул Драгнил, уже зная, где находится Хартфилия. Кажется, даже тут он чувствовал ее запах. Цитрус, апельсин. Даа, единственный апельсин в его жизни, который он любит. Этаж. Второй. Третий. К черту лифт, он гораздо быстрее доберется на своих двоих. Шестой этаж. Только у дверей он остановился, согнулся, уперся руками в колени и принялся судорожно глотать воздух, словно выброшенная на берег рыба. Облизнув пересохшие губы, Нацу провел пятерней по волосам. Нет, в таком виде нельзя. Еще подумает, что он к ней спешил. «Летел, а не спешил», — услужливо подсказал ехидный внутренний голос, и Драгнил шумно фыркнул. Положил дверь на ручку и зашел внутрь. Рядом с операционной, осунувшись, сидела она. Сидела, вперив невидящий взгляд покрасневших глаз в стену напротив. Его сердце вдруг пропустило удар. Этот взгляд… до боли знакомый. Он помнит его у себя самого после смерти отца. Когда он прошел мимо нее, она даже не повела взглядом, не отвела его от несуществующей точки, отчего ему вдруг показалось, будто сам он нематериален. Драгнил сел рядом и шумно втянул воздух. Запах апельсинов смешивался с привычным запахом больницы. Запах хлорки, медикаментов и спирта. Запах крови, слез и смерти. Хартфилия вздрогнула, словно только заметила Нацу тут. Подняла на него рассеянный взгляд, приоткрыла губы, чтобы что-то сказать, но изо рта у нее вырвался только сдавленный всхлип.  — Тшшш… — тихо прошептал розоволосый, приобнимая девушку и прижимая головой к своей груди. Запах, родной до одури, подействовал успокаивающе, и вскоре девушка уже лежала головой на его коленях, устало прикрыв глаза. Все, что он мог сейчас сделать — побыть рядом, медленно проводя широкой ладонью по ее голове, успокаивая, словно маленькую девочку. Не ему ли было не знать, что за этой железной Хартфилией, не проронившей ни слезинки, таилась та самая хрупкая маленькая девочка, которая сейчас больше всего боялась остаться одной. Одной в огромном злом мире. Девушка, устало прикрыв глаза, подложила под щеку ладонь и тихо выдохнула.  — Зачем ты пришел? — поинтересовалась она, сглатывая образовавшийся в горле комок. Как бы ни хотелось ей избежать этого вопроса, как бы ни было страшно задавать его, но без этого нельзя.  — Я… Он сперва опешил, после слегка стушевался и дернул плечами. И правда, зачем он пришел? «Потому что иначе не мог, » — ответил он сам себе, но вслух этого произнести не посмел.  — Я хотел извиниться, — после шумного вздоха процедил он. — Когда ты уходила, не знаю, что на меня нашло, я наговорил, правда не знаю, что нашло, — сбивчиво начал он, но она лишь медленно подняла вверх указательный палец, призывая к тишине. Повисла тишина, нарушаемая лишь тихим сопением блондинки.  — Люси, — тихо позвал ее Нацу, и та нехотя приподняла тяжелую, словно налившуюся свинцом голову. — Ты кое-что забыла… Его руки нырнули под ее шею, и вскоре Хартфилия почувствовала приятный холодок на ключице. Ее половинка медальона снова была с ней. А она и не заметила, как выронила ее.  — Спасибо, — едва слышно прошептала блондинка, приподнимаясь на локтях и скользя взглядом по силуэту парня. Из-под расстегнутой на две пуговицы рубашки виднелась… вторая половина медальона. Что-то в груди обоих приятно екнуло ностальгией. Словно и не было этого года, словно и не было последнего месяца до расставания, нервного, дерганного, полного взаимных недомолвок и недовольств.  — Да не за что, — широко улыбнулся Драгнил, почесав затылок. Ее губы тронула легкая, едва заметная улыбка, потому что не улыбнуться в ответ она была не в силах. Особенно на эту улыбку. Настоящую улыбку её старого Нацу. А после Хартфилия вновь улеглась у него на коленках, так, как любила делать еще в самом начале их отношений. Еще несколько секунд, и на ее хрупкие озябшие плечи легла толстовка. Никаких слов, действия всегда говорили куда лучше самого Драгнила. Закутавшись в любимую толстовку Нацу и прикрыв глаза, Люси шумно втянула носом до одури приятный запах и, впервые за последние двое суток, уснула. *** Холодно. Хартфилия поежилась, зажмурилась и лениво приоткрыла глаза, упираясь взглядом в белую стену. Села, инстинктивно провела ладонями по озябшим плечам в попытке согреться. Часы на стене показывали половину шестого. Сонная улыбка сползла с лица, а руки безвольно повисли вдоль тела. Не было. Никого не было в этом чертовом коридоре кроме нее. Где-то в районе груди неприятно кольнуло. Неужто все приснилось? Рука коснулась медальона на шее. Нет, не сон. Непонимание сменилось горечью. И это все, что он выдержал? Два часа в ее компании и все, исчез, словно и не было? Пришел лишь для того, чтобы отдать то, что она уронила. В горле запершило. Люси медленно поднялась и подошла к окну. Там, за окном, просыпались жители незасыпающего города. Операция должна подходить к концу, волнение оттого лишь усиливалось. К горлу подступила тошнота, ко всему прочему где-то в груди скреблась обида. А она-то, наивная, думала!..  — Правду папа говорил, что люди просто так не возвращаются. Появляются ненадолго лишь потому, что не нашли замену. И пришли переждать, пока не появится кто получше, чтобы потом опять уйти. А ты потом сиди да собирай осколки едва склеенной души…  — Ты чего там бормочешь себе под нос? — послышался голос со стороны лестницы, и в дотошный запах больницы ворвались два новых запаха. Обладатель первого приближался к ней, а вот второй…  — Я тебе кофе принес. Как ты любишь, с тремя ложками сахара. Да, именно, волшебный запах кофе.  — И авось это ты мою толстовку скинула? Люби-имую, между прочим, — с наигранной детской обидой проворчал Драгнил, поставил два стаканчика кофе на подоконник и поднял толстовку, лежащую аккурат возле небольшого диванчика в коридоре. На плечи вновь легла толстовка, а на талию — кольцо из рук. Тепло. Очень. Он примостил свой подбородок поверх ее головы, так, как любил делать раньше.  — И куда эти люди спешат в такое время, вот вообще не понимаю? — протянул он, сжимая кольцо из рук и прижимая блондинку ближе к себе.  — Глянь на того парня. Да-да, на вон того, споткнувшегося на ровном месте, — ткнула пальчиком в стекло блондинка. — У него галстук криво завязан. И пиджак не по погоде теплый. А еще идет вроде как медленно, но при этом заметно нервничает, руки заламывает. И видишь, из-под кармана топорщится что-то. Коробочка? Может, предложение собирается делать?  — Кому может прийти в голову делать предложение в такое время? — лениво поинтересовался Драгнил, зевая, но при этом, — Люси это спиной чувствовала, — улыбаясь. Она отпила первый глоток горячего кофе и улыбнулась в ответ. Не соврал, все, как она любит. И ведь не забыл. Помнит.  — Нацу, — тихо позвала она, но тот отлично услышал ее и слегка ослабил кольцо рук. Девушка повернулась и задумчиво подняла голову, пересекаясь с ним взглядом. Люси поднялась на носочки и за цепочку вытащила его медальон наружу, состыковывая со своей половиной. Подошли столь идеально, словно никогда и не разделялись. Глаза их снова пересеклись, только теперь никто не спешил отводить взгляд. Расстояние исчезало быстро, и стоило ему сократиться до непозволительно малого, стоило Люси ощутить дыхание Драгнила на своих губах, как со стороны операционной послышался щелчок открываемой двери. *** Нацу впервые видел ее слезы.  — Спасибо, спасибо большое, з-за все огромное спа… спасибо, — сквозь всхлипы благодарила Люси, неуклюже стирая черные дорожки от слез. Высокий темноволосый мужчина устало улыбнулся, протер линзы очков, кивнул и скрылся за дверью, ведущей к лестнице.  — Тише, тсс, все уже закончилось, — убаюкивающе прошептал Драгнил, аккуратно приобнимая дрожащую девушку и поглаживая по голове. — Всё уже позади, все хорошо. Она опять всхлипнула и вдруг разрыдалась с новой силой, выпуская все, что накопилось в ней за долгое время. Пальцами она сминала рубашку парня, словно боясь его отпустить.  — Я… мне так страшно… я так боялась… страшно…не хочу… одна опять, не хочу!.. — неразборчиво бормотала она, всхлипывая раз за разом. Нацу чувствовал, как намокла его рубашка в районе ключиц, и прижал к себе девушку немного сильнее, привычным движением укладывая подбородок ей на макушку.  — Все будет хорошо. Обещаю, — тихо добавил он. Короткий поцелуй в макушку. Тепло. Сильные руки, дарящие чувство успокоения и защищенности.  — Не исчезай больше, — вдруг попросила она, видимо, решив, что стоит выплеснуть из себя все, что тревожило ее. — Не хочу… Они все не такие. Они не понимают. К ним нет ничего. Не могу. Не могу, понимаешь? Не могу без тебя… — вновь всхлипнула она, слабо замолотив кулачками по его груди.  — Я рядом, — шепнул он коротко. — И я никуда не уйду больше. Ни сейчас, ни после. Никогда. Люси не видела, но могла абсолютно точно поклясться, что он улыбается. Она чувствовала это. Руки ее сперва безвольно повисли вдоль туловища, а после обняли парня, утыкаясь носиком в ключицу. Сквозь окошко пробивались алые лучи рассвета, согревая бледное помещение красками отчаянного лета. Тепло. Спокойно. Хорошо. ***  — Всё-всё, никаких отговорок, врач сказал, что такими темпами ты и сама рядом окажешься на койке.  — Пусти-и-и, Нацу, ну пра-а-вда, — тихо хныкала Люси, безвольно болтаясь на плече. Он остановился посреди крыльца, поставил ее на землю и вновь посмотрел на нее сверху, нависая. А после неожиданно присел на корточки, взяв ее за руки. В глазах его, непривычно глядящих на нее снизу, было что-то такое… безумное теплое, знакомое до приятного покалывания внизу живота, и Хартфилия вдруг поняла, что абсолютно не способна сопротивляться ему. Особенно в такой момент. На лице ее появилась легкая улыбка, а после блондинка даже тихонько хихикнула, когда сухие теплые губы прикоснулись к тыльной стороне ладони. Позже, лениво натягивая на себя и спящего Драгнила одеяло, Люси вдруг прижмется к его спине, зарываясь носом в макушку розовых жестких волос. Прижмется и признается, наконец, себе самой, что никогда не смогла бы ужиться ни с кем другим.  — Ехидный, вредный, несносный, вспыльчивый… — тихо выдохнула она, расплываясь в блаженной улыбке и обнимая его крепче. — Мой.