Ты готов сойти с ума?

Исина волокут. Грубые руки, облачённые в слепящие белизной рукава халатов, крепко держат его под мышками. Руки повсюду. Сотни, тысячи, миллионы рук — все одинаково холодные, чужие, ненавистные. По их венам не течёт жгучая кровь — в них царство равнодушия. Лица этих врачей никогда не полыхали румянцем, их вены не вздувались от негодования, а ладони не потели от жуткого волнения. И это чертовски правильно. Ведь так — б е з о п а с н о. Исин не поднимает головы — он уверен, что ничего, кроме пресловутого отвращения, не сможет отыскать в глазах волокущих его людей (а что ещё могут думать сотрудники психиатрии об убийце?..). Но он не прав. Безликим людям нет никакого дела до очередной взбесившейся шавки. Исин босой. Он осознаёт это, когда оказывается сидящим на стуле в каком-то смутно знакомом кабинете, будто это уже случалось с ним раньше, будто каждое следующее слово, каждый вопрос уже известны — проклятое дежавю. — Ты помнишь, как оказался здесь? Исин рассматривает свои ступни, чуть ёжась от прохлады, но кивает головой — по инерции раз пять, словно игрушка-собачка на панели разгоняющейся машины; в глухой тишине он вытягивает правую руку перед собой и внимательно осматривает её со всех сторон. Ещё недавно она была потрясающе бордового цвета. Засохшая кровь стягивала кожу, едва сковывала движения, но имела необыкновенно притягательный цвет... как и огромные лужи в музее искусств. — Ты помнишь, кто ты? Конечно, помнит. Он помнит всё. Крики, нестройные алые струи, стекавшие с изуродованного тела и безумные в своём тупом страхе глаза господина Чхве, отказавшегося принимать его новую работу. Что же господин Чхве тогда говорил? Ах да, он же визжал, точно мерзкая свинья на убое, когда Исин резал его. Безвольно падает рука, будто лишаясь сил, а Исин, немного поиграв пальцами правой ноги, прочищает горло, но всё равно хрипит: —Всё так же прохладно. Хорошо... Значит, щели ещё не заделали. Исин произносит это даже слишком внятно, отрывисто, с большими паузами, громкими молчаниями, но его никто не думает перебивать. Сегодня он помнит всё, но его память начинает отсчёт где-то в сентябре прошлого года и оканчивается нынешним днём. О том, чтобы помнить и завтра, Исин не думает. Он с удовольствием отказался бы и от памяти вообще, если бы единственное имя не держало его на этой грешной земле, где он был отнюдь не первым на очереди в Рай. Кто-то перед ним тяжело и как-то обречённо вздыхает. Исин поднимает голову и встречается взглядом с усталыми, еле теплящимися, словно далёкий огонёк медленно гаснущей свечи, глазами. Исину кажется, что ещё чуть-чуть, ещё немного, и он точно вспомнит, где же видел это лицо. Но ему не дают. Грубо поднимают со стула, словно безжизненную и безнадёжно пропащую куклу, и так же, под мышки, волокут прочь из кабинета. Исин не знает куда, но уверен, что ему там понравится. Он тут же забывает об уставших глазах-огоньках, и, лишь когда их обладатель уже не может ничего расслышать, с губ Исина слетает нечаянно всколыхнувшее память: — Чанёль.

✳✳✳

Как только закрывается дверь, Исин с грохотом опускается на пол, поджимает колени, обхватывая их руками, и оглядывается по сторонам. Он мысленно приветствует стены, шепча каждой трещинке в них тихое привет... И улыбается, блаженно счастливо. Чанёль. Исин ещё помнит его. На скрипучей кровати лежит сменный комплект одежды — какая-то пижама в крупную морскую полоску. Превозмогая непонятно откуда взявшуюся ломку во всём теле, Исин поднимается и медленно вытягивает руку вперёд, чтобы дотянуться. Но до кровати ещё добрый метр, и начисто промытая медсёстрами рука хватает лишь воздух. Исин не понимает, что происходит, но секунда — и он падает, совсем не чувствуя ног. Тело пробирает крупная дрожь, и становится невыносимо холодно. Исин обхватывает себя руками и зажмуривается. Э т о происходит снова. — Лиюнь... Лиюнь... мне так холодно... где же ты, Лиюнь? — тихо зовёт он и начинает поскуливать, точно побитая собака. Всё тело ломит и холодит так, что дышать с каждым разом становится только сложнее. Исин перестаёт трястись, когда слышит знакомый звон. — Лиюнь, мне больно... Ты не знаешь, что со мной? — шепчет он в пустоту, распластавшись на полу в лечебнице с лучшей звукоизоляцией во всей Корее и полным отсутствием возможности как выбраться наружу, так и попасть внутрь. Внимательные глазки камер неотрывно следят за всем, что происходит в палате и передают картинку и звук по тонким кабелям прямо в кабинет лечащего врача. Тот снова вздыхает, переводит взгляд на своего нового ассистента — молодого Ким Чонина, который тут же задаёт вполне логичный вопрос: — Кто такая Лиюнь? Чанёль откидывается на спинку кожаного кресла, облизывает пересохшие губы и чуть слышно проговаривает: — Его жена. Она задохнулась во время пожара в их мастерской в сентябре прошлого года. Всем в больнице известно, что Исин — не рядовой безумец. Один из лучших специалистов страны, прославленный доктор Пак Чанёль, уже полгода не может отыскать в теле Исина своего некогда лучшего друга. Дежурные врачи продолжают внимательно следить за пациентом, всматриваясь в колыхающееся всеми своими пикселями изображение и пытаясь понять, на что же тот начал так странно реагировать. Но разве динамики и мощнейшие записывающие устройства могут уловить, как лёгкий звон в голове Исина, похожий на мелодию старинной музыкальной шкатулки, сменяется певучим женским голосом? — Нам пора, — звенит этот голос, и Исин успокаивается, переворачивается на один бок и тихо шепчет: — Я знал, что ты здесь, Лиюнь. Верно, нам пора домой, — Исин блаженно прикрывает глаза и чуть заметно кивает головой. Ослепительная вспышка взрывает прежнюю недвижимость больничной палаты и быстро исчезает, унося за собой привычное спокойствие дежурных. Чанёль не верит своим глазам, приникая к экрану. Удивление сменяется прерывистым дыханием, он поспешно хватается за служебный телефон, вбивает нужный номер и, когда на том конце раздаётся недовольное покашливание, оглушительно кричит: — Проверьте палату номер двадцать три! Живо! Доктор Пак со злостью бросает трубку и обессиленно падает в кресло, замечая ошарашенное лицо своего ассистента, неуверенно бормочущего: — Это… как такое возможно?.. Но Чанёль не слышит его. Исина нет в палате. Он исчез. Снова.