Холодное сердце

Ох, мама, мама… Почему ты не можешь понять, что я давно уже не ребенок? Что не нужны все эти продовольственные компании, которые ты организовываешь, едва мне стоит показаться у вас на пороге. Не нужны обширные пакеты с «супчиками, запеканками и котлетами». Я устала уже их выбрасывать. Мама, они портятся! Понимаешь, я не успеваю все это съедать… Утром я пью кофе и сразу же ухожу на работу, а вечером… Вечером я опять пью кофе… Вот такая вот ситуация, мама. - Катюш, ты пирожки забыла! - кричит она мне вслед. Я вздрагиваю, останавливаюсь на лестничной площадке. Ставлю пакеты на пол. После короткой борьбы со своим лицом, привожу мимику в порядок, и даже улыбаюсь, когда оборачиваюсь и беру те самые пирожки, которые «случайно» забыла. - Спасибо, мамуль, - говорю я, целую ее в щечку. - Пап! - машу папе рукой, он машет мне в ответ, и скрывается в кухне. Традиционный ритуал выполнен. Дверь закрывается. И я выдыхаю, дышу полной грудью. Уф-ф-ф… Тяжелая это все-таки работа — навещать родителей! Столько затрат требует: и душевных и физических! Нет, я, конечно, люблю своих родителей! Очень! Безумно люблю! Вот такими, какие они есть: с их убеждениями и предубеждениями, с наивностью, с верой в правду и в то, что главное в человеке — честь и честность. Но вся проблема в том, что они, похоже, любят меня совсем другой. Той — девочку-переростка с нелепыми косичками и гигантскими комплексами за круглыми очочками. Они любят ТУ девочку. И у меня иногда создается такое впечатление, что меня то они не просто не любят, совсем не знают или не узнают. Смотрят порою с удивлением, присматриваются, и не могут понять, кто это. Стоит какая-то чужая дамочка в строгом дорогом костюме, пьет заморский кофий и жалуется на промозглую погоду в Лондоне, из которого вернулась только что... Нет, это не их Катенька! Их Катенька не могла стать такой… Такой! И неподдельное разочарование читается на их лицах. Такое горькое, что ком подступает к горлу. И хочется что-то сказать, заверить. Успокоить. Пообещать, что все по-прежнему, что я — прежняя. Но немеет язык. И я молчу. Вот такие вот дела… Мам, я не буду прежней. Это не возможно просто потому, что, став прежней, я умру. Я втащила пакеты в багажник своей милой родной машинки, благородного черного цвета. Села на любимое сидение, прослушала чарующий звук зажигания, и рванула с места. Мой путь лежал прямо в «Зималетто» - к гниющему кульку пожитков, доставшихся мне по наследству за труды великие, к кульку, состоящему из амбиций, долгов и эволюционирующих в сторону стопроцентной синтетики коллекций. Пролистав папочку, врученную мне Виталием Олеговичем, и взломав парочку сайтов, я пришла в ужас. Волосы вставали дыбом от минусов. Да этими минусами можно было бы заморозить всю планету, включая Африку и Австралию. Из этих минусов можно бы было легко нарастить густые шевелюры всем лысым бедолагам всех времен и народов. Но я не Африка, мне минусы совершенно ни к чему. В общем, механизм под названием «мой неугомонный мозг» был запущен. Запущен, приведен в действие еще вечером, а прекратил свою работу только под утро… Что я хочу этим сказать? Ну, только то, что круги под глазами мелькают теперь в зеркале дальнего вида грозовыми тучками, а вместо светофоров мне повсюду мерещатся подушки, манящие, зовущие меня к себе: то красная, то оранжевая, то зеленая. А еще я голодна, как целая группа пышных дам в первый день диеты. Есть у родителей я себе категорически запретила, иначе мне бы подсунули еще парочку пакетов и продержали бы лишних часа полтора, подливая добавки. Живот требовательно урчал, особенно при чтении вывесок ресторанов и кафе. И я сдалась на милость первобытным инстинктам: припарковавшись неподалеку от высотки «Зималетто», зашла в небольшое кафе под подозрительно схожим названием - «У Зималетто». Выбрала столик в дальнем углу, заказала много-много всего, и решила еще раз заглянуть в свои расчеты, которые я строчила всю ночь. Кафе на мою удачу было полупустым. Как раз вслед за мной вошли еще двое мужчин и сели неподалеку, продолжая что-то напряженно выяснять. Я открыла первый лист, вчиталась, и рука моя сама собой потянулась в сумочку за калькулятором, как за поддержкой. И тут вдруг всего одна фраза, сказанная на повышенных тонах, заставила меня забыть о расчетах и вообще обо всем на свете. - Палыч, ну придет эта Пушкарева, ну соберет совет акционеров, ну скажет парочку слов, возможно, даже внесет какое-нибудь предложение. Но президентом то все равно останешься ты! И компания по-прежнему наша! Ты слышишь? Есть еще шанс! Говоривший, светловолосый, улыбчивый тип, судя по всему, был сам Роман Дмитриевич Малиновский. Я читала о нем накануне в интернете, видела несколько его фото, где он в обнимку с очередной протеже — моделью. Вице-президент «Зималетто» — паж и верный друг, товарищ господина президента. А вот, кстати, и он! Жданов Андрей Павлович! Точнее его затылок. Черные густые волосы, широкие плечи. Опущенные, между прочим. Видимо, господин Жданов не в духе. Интересно, интересно… И что там дальше? Я пересела поближе - на диванчик напротив. Уж лучше я их буду хорошо слышать, чем хорошо видеть. - Шанс один… Прямо, как у утопленника. - Андрюха! А ну прекрати петь эту арию великого мученика! Давай лучше подумаем! - Проходили. Это мы уже проходили. Малиновский, тебе не надоело думать, а? Ну сколько можно? Ты понимаешь, что уже все! Конец! Теперь точно конец. Я развалил компанию. Я потерял компанию. Вот она правда! И о чем тут еще думать?! - О! Друг мой, тут еще полным полно, над чем можно подумать! Например, над тем, кто такая эта Пушкарева Е.В. Мы ведь о ней ничегошеньки не знаем. Даже имени! Только инициалы — Е. В. Евдокия Викторовна? Елена Владимировна? Кто она? - Да какая разница?! - отмахнулся от него Жданов. Скрипнул стул. - Все, я ухожу. Надоело. - Сидеть! - рявкнул Малиновский и усадил друга обратно. - Ты прав. Нет никакой существенной разницы. Лизонька она или Евдокиюшка — не имеет принципиального значения. Но важно знаешь что? Палыч, она женщина!.. Ты слышишь это звук, нет? Это же каблучки стучат. А куда они стучат? В твою сторону, Андрюша! - Что ты хочешь сказать? - Только то, что получив сердце дамы, ты автоматически получаешь и все ее приданное. - Ты думаешь? Ах, как он заинтересовался! Ах, как озадачился! Даже спиночка выпрямилась, плечики расправились. Ну, орел же! Не иначе. Наметил добычу и готов лететь. - Ну, конечно! - тут же возрадовался Малиновский. - Приударишь немного. Парочку комплиментов, ресторан, гостиница. Ну, или наоборот: гостиница, затем ресторан. Это уже на твой вкус. И все! Акции у тебя в кармане. А если она еще и умна так, как говорил Виталий Олегович, то и компанию вытащит из кризиса. Палыч, это беспроигрышный вариант. Ты ничего не теряешь. И еще неплохо проведешь время. - А если… а если она замужем? Малиновский заржал в голос. - Разведем, дружище. Сначала отобьем, а потом разведем! И так, чтобы мужу ничего не досталось. Имеются у меня одни такие адвокаты. - А если… а если она… - Что? - Ну… если я не смогу ее влюбить в себя? - Палыч, ты в своем уме?! Ты давно в зеркало смотрелся? Ты вообще, даже когда просто по улице идешь, на тебя все барышни подряд липнут. Не устоит она! Поверь мне! Мы ведь имеем дело с финансовым директором. А это кто? Это забитая, нелюдимая старая дева, пускающая слюни на плакат Бреда Пита на стене над кроватью и молящаяся на физиономию Энштейна. Знаю я таких дамочек! Да она первая на тебя набросится! Ты и слова не успеешь сказать. Только посмотришь загадочно. Ну, так, как ты умеешь. И все! Крепость сдалась, белый флаг вывешен. Постель, подпись, и компания наша. Ну, что опять не так? - А если она… страшная? - А вот это уже по делу. Вот это хороший вопрос. Молодец, скушай печеньку!.. Только, Палыч, ты должен сначала определиться с кем ты спать собрался — с красотой или с обладательницей контрольного пакета акций твоей компании? Ты уж определись, что для тебя важнее! А вот это уже перешло всякие границы! Захотелось встать, схватить принесенный мне суп и вылить его этим заигравшимся мальчишкам на головы. И еще рукой по лицу размазать. И автограф свой кетчупом нарисовать. На будущее, так сказать. Когда соберутся меня акций лишать. Вот же подонки! Да как они смеют?! Как они могут говорить такое? Да еще про меня! Я кинула на стол купюру и стремительно вышла из кафе. Потому что еще секунда, и я бы не смогла сдерживаться. А открывать себя сейчас — было бы настоящей глупостью с моей стороны. Нет… С полученной информацией я поступлю по-другому. Но вы, господин Жданов и господин Малиновский, еще получите свой суп на голову. Это я вам обещаю!