Ледяная гроза

И мне и мужу своему Ты будешь памятна вдвойне: Была ты неверна ему, И демоном была ты мне.

       -Можно тишину в зале? — Голос профессора грянул как гром среди общего хаоса Большого Зала. Начало октября в Хогвартсе ознаменовалось известием о показательном балу для министерских крыс, приуроченному к Хеллоуину. Седьмой курс, оставленный на повторный год обучения, должен был подготовить такое себе представление, с вальсом в финале.       Предполагалось, что от каждого факультета выберут по 10-12 пар, которые подготовят танцевальные номера, а лучшая команда получит призовые очки для своего факультета. Будто выпускников волновали не экзамены в конце года, а то, какие флаги будут развеваться в школе, когда они ее закончат. Бесит. Все это такое раздражающе наигранное. Планы удариться в учебу перечеркиваются жирной линией. В мгновение заставляя жалеть о возложенных на себя обязанностях старосты. Гадость.       Картинки, где Грэйнджер бегает за нерадивыми студентами, пытаясь собрать всех к репетиции, вскипали в возбужденном мозгу. Список предстоящих дел уже был мысленно написан на длинном фолианте и аккуратно уложен на полку с повестками дня. Конечно, кому как не ей заниматься всей этой дрянью. Взгляд всегда сухой и строгой женщины, с затянутыми в тугой пучок на затылке, седыми волосами уперся куда-то в район моего лба. Да понятно, что я. Можете даже ничего не говорить о надежде и ответственности возложенной на мои хрупкие, но титанические плечи, о том, что если не я, то больше никто.       Слышала. Знаю. Ненавижу.        Страх быть такой, как профессор, в одной и той же мантии 8 лет кряду, сковывает по ночам. Меня уже называют ее уменьшенной копией. Здорово, просто супер.        Ха, дожилась, язвлю сама себе. Хорошо, хоть не вслух. Гермиона уже знала, что будет танцевать с Гарри. Вальсировал он довольно-таки неплохо, да и опыт у него имелся.        Решила это, конечно, не она. Брюнет просто словил ее в коридоре, сразу после того, как стало известно о задании министерства, и любезно оповестил, что он ее партнер. -Спешу сообщить, что в сценарий предстоящего события внесены некоторые корректировки в общественных целях, заданные министерством. Вальс в завершении бала будет общим, танцевать с партнерами из своего факультета запрещается, списки пар будут оглашены на этой неделе.        Секундная тишина, которая взрывается всеобщим вскриком недовольства. Профессор МакГонагалл спешит ретироваться от взбудораженных учеников, пока те до конца не осознали услышанного. В воздух полетели стулья и чьи-то шляпы, подброшенные, впрочем, не от счастья, а скорее сбитые с макушек кулаками, которые теперь сверкали повсеместно. Началась нешуточная потасовка, которую разнимать будто никто и не собирался.        Гермиона стояла посреди этого побоища и пыталась вникнуть в полученную информацию, пока до нее долетали оскорбления студентов с разных факультетов, для которых танцевать вместе было самым большим унижением в жизни. Ей даже стало смешно, когда она представила себе танцующих Рона и Пэнси Паркинсон.        Ему, конечно, могла попасться и какая-нибудь безобидная пуффендуйка, но Гермионе хотелось понаблюдать за стремительно багровеющим Уизли, чья дрожащая рука ложилась бы на талию слизеринки. Конечно, это было жестоко, но никто не мог сдержать смешки, вспоминая неловкое признание рыжего, стоявшего зачем-то на одном колене перед этой форменной змеей.       После войны парень первый решил забыть о разногласиях между факультетами и признаться Паркинсон в давно одолевавших его сердце чувствах, которые последняя, естественно, не приняла. Что не удивило никого, кроме самого виновника «торжества унижения», как эту ситуацию позже прозвали слизеринцы. И хотя Уизли сильно возмужал к своему совершеннолетию, наведался в магическую стоматологию и выровнял зубы, ему было далековато до аристократов, кружащих вокруг красотки Пэнси.        Шикарная длинноногая модель, да еще и чистокровная — магнит для обеспеченных сынков богатых родителей. И кого волнует, что этих сынков у нее было не меньше сотни? Разве чистокровная может быть грязной шлюшкой? Конечно нет. Так и думали во всем Хогвартсе, пока один незадачливый третьекурсник не застал ее в пыльном кабинете травологии, сразу с тремя юношами 7 курса. И занимались ребята вовсе не пересадкой корней мандрогоры. Новость эта разлетелась по школе со скоростью золотого снитча. Девушки злорадствовали, а парни, успевшие побывать наедине с уже неблаговидной дамой, становились в очередь к мадам Помфри, на проверку таких жизненно важных детородных органов.        В любом случае, остатки былой славы и гордости у нее еще оставались, и отказ бедняге Рону поднял ее в глазах однокурсников с уровня выгребной ямы до плинтуса первого этажа школы.        Гермиона так и стояла, истерически посмеиваясь, пока ей не влетела шальная затрещина от белобрысого когтевранца. Тогда она решила как можно скорее бежать в гостинную гриффиндора, которая в тот момент казалась ей настоящим сосредоточением тишины и спокойствия, в сравнении с Большим Залом.       Осень выдалась холодной в этом году. Сентябрь встретил проливными дождями, а октябрь постоянно пасмурным небом и пронизывающим до костей холодом. Природа не радовала буйством сезонных красок, скорее наоборот, угнетала однообразностью ландшафтов, покрытых однородной бурой массой как-то несвоевременно прогнившей травы и листьев. Дорога к озеру давно была отрезана из-за размокших грунтов, такая же история была и с дорогой к лесу, к Хогсмиду да и вообще ко всему.        На метлах летать было запрещено из-за сильных порывистых ветров, так что перемещаться по территории вокруг Хогвартса могли исключительно учителя на фестралах. Никому не нравилось чувствовать себя в заточении, общее настроение студентов ухудшалось с каждым днем. Гермионе же напротив нравилось сидеть у старинных окон замка, укутанной в теплый плед, с какой-нибудь древней книгой.        Еще на 5 курсе она нашла потаенную ото всех комнатку за гобеленом на 3 этаже. Похоже, это был чей-то кабинет, забытый и потерянный уже много лет. Девушка приходила сюда в свободное время и просто забывала обо всем. В какой-то момент ей стало надоедать общество бесконечно несерьезного Рона, несобранность ее однокурсников, порывы к геройствам Гарри, с которым они встречались уже два месяца.        Не то, чтобы она была от него без ума, но она понимала, что с ним ей будет хорошо и спокойно. Он был перспективным, обеспеченным, целеустремленным, не говоря уже о его личностных качествах. К тому же, она знала его всю жизнь, ей было нечего бояться рядом с ним. И все же ее не покидала мысль, что где-то она поступает неверно. Гермиона давно не была наивной романтичной дурочкой, но вера в поцелуи под луной до дрожи в коленках еще теплилась глубоко в душе. С Гарри ей было спокойно и `нормально`. Для себя она решила, что так и должно быть в хороших, серьезных отношениях. Ее все устраивало, по крайней мере, она повторяла это себе как мантру каждое утро.       Укутавшись в теплый плед и закинув ноги, прямо в туфлях, на софу, гриффиндорка принялась читать свои последние конспекты по зельеварению. Мерно постукивали напольные часы с огромным маятником, свет камина плясал причудливые танцы на стенах гостиной. Аккуратные пальчики водили по строкам фолианта, а в сосредоточенном взгляде карих глаз отражалась настольная лампа. Тихо. -Я отказываюсь! — Рон орал как резанный, сбивая по пути канделябр с кофейного столика он несся в спальню мальчиков. Следом за ним семенил и едва ли не падал со смеху весь раскрасневшийся, как рак, Гарри. — Смешно тебе? Я не стану этого делать, не стану и все тут!       Девушке удалось провести в тишине всего каких-то полтора часа, которые, она надеялась, продлятся чуточку больше. Но эти два безумия ворвались как всегда, с присущим безобразным шумом. Почти сразу за ними стали появляться такие-же шумные семикурсники, которые считали своим святым долгом подойти к Рону, держась за бок, и постукать его ладонью по плечу. Будто говоря: «Хэй бро, мы с тобой конечно, но, прости, ты такой смешной сейчас». Как дети малые, ей Богу. -Но ведь никто и не спрашивает твоего согласия! — У парня из глаз уже начали течь слезы. -И плюс, я уверен, на самом деле ты очень даже не против. Я же прав, ну!       Рыжий Уизли уже кинулся с кулаками на друга, когда Гермиона встала между ними, разведя руки в стороны и зажмурив глаза. Ну так, на всякий случай. -Что случилось? Рон! Успокойся уже! — Ого как голос сорвался в крике. Давно я не воспитывала мальчишек. -Что случилось? ТЫ. СПРАШИВАЕШЬ. ЧТО. СЛУЧИЛОСЬ??!! -Да, спрашиваю, Рональд. И советую тебе не язвить, насколько я помню, боевыми чарами я владею все еще лучше тебя. — Вспомнила наш первый поединок на уроке у Гарри. У Рона тогда такой вид был, почти как сейчас. Губы невольно расплываются в улыбке. Так, главное самой не прыснуть от смеха. -Его распределили танцевать вальс в паре с Лавандой. — Гарри разве что по полу не катался. Смешнее было разве что лицо Рона, которое давно слилось с его ярко-красным свитером. Так вот оно в чем дело. Боится, что Браун снова с него не слезет. Не понимаю его, она стала настоящей красавицей. Немного лишнего веса делает ее даже милее. -Ладно тебе, Рон. Что в этом такого? Радуйся, что не с Пэнси. — Я тут же пожалела о сказанном, потому что гостиная взорвалась оглушительным криком и общим гоготанием. Уизли отпихнул руку друга и взбежал по резным ступеням в спальню. Я решила, что сейчас лучше не трогать его. Пусть успокоится.       Хм, значит, списки уже огласили. Интересно, с кем меня поставили? Надеюсь, он хоть немного умеет двигаться и не отдавит мне все пальцы на репетициях. В общем то я еще в сентябре заметила парочку симпатичных когтевранцев и вполне себе сносных пуффендуйцев. Нет, я помню, что у меня есть Гарри, но поглазеть на таких повзрослевших однокурсников разве теперь запрещено? Вот и я так не думаю. Нужно все-таки узнать с кем мне предстоит провести каждый вечер текущего месяца. Заправляю выбившуюся прядь слегка вьющихся каштановых волос за ухо и выхожу из общей гостиной.        В коридорах школы все настолько родное и знакомое, что я могу пройти из одного ее конца в другой с закрытыми глазами. Протянув руку чувствую шероховатость грубого камня, которым облицованы стены Хогвартса. Таинственное место. Ты можешь прожить здесь всю жизнь и так и не узнать всех секретов, таящихся в темных уголках потайных коридоров. Это зачаровывает, захватывает, пленит каждую клеточку твоего тела. Сколько радости и горя повидали эти залы? Сколько слез было пролито у этих витражных окон? Удивительно. Каждый сантиметр здесь пропитан многовековой историей.       Шаги отдаются гулким эхом, все студенты сейчас в гостиных обсуждают последние новости, связанные с Хеллоуином. А мне не хочется возвращаться в шум. Так хорошо сейчас. Спокойно. И все же клокочет внутри такой тихий голосок. Чего он хочет? Я знаю чего. Того, к чему я привыкла с детства. Того, что я так полюбила и с чем срослась.        Опасность. Рисковать своей жизнью, совершать сумасшедшие поступки, путешествовать с одной палочкой в кармане, без надежды выжить. Этот адреналин заполняющий кровяные сосуды, вскипающий под кожей. Безбрежная бурлящая река. Огонь в глазах и сжатые до боли кулаки. Так скучаю по этому. Ритм, заданный с 11 лет, сбавляет обороты. А ты все так же пытаешься бежать и успеть, а уже некуда. Уже не нужно. Можно лечь спать в теплую постель. Взять в руки любимую книгу и выпить горячего чая. Можно встать утром и пойти на завтрак. Беспокоится исключительно по поводу предстоящей контрольной по зельеварению.       Прогоняю давно угнетающие меня мысли прочь. Все так смешалось внутри. Радость от того, что все хорошо, и это шило, от которого невозможно усидеть на месте. Взгляд упирается во что-то и фокусируется. Незаметно для себя, пришла к нужной доске объявлений. Скольжу указательным пальцем по спискам студентов и нахожу себя на 16 месте в паре с … Брэдом Байронс. Брэд Байронс? Кто это вообще? Ага, пуффендуй. Чудно, хоть не слизерин. Даже интересно посмотреть на него. И первая репетиция сегодня в 8! Ого, так скоро. Решаю произвести хорошее впечатление и отправляюсь в спальню принарядиться.

***

      Придурки. Ущербные уродцы. Надо было меня поставить в пару с этим отребьем. Даже смешно. Джинни Уизли и Драко Малфой танцуют вместе. Кому сказать — не поверят. Хорошо, отец не застал этого позора. Что скажет Нарцисса? Хотя, может удастся скрыть от нее этот идиотский бал. Зарываюсь длинными пальцами в волосы на затылке.       Нужно хорошенько насолить сегодня рыжей, вдруг повезет и она сама откажется танцевать. Ха, не откажется. Будет ловить каждый взгляд и прикосновение. Можно будет повеселиться. И меня передергивает от одной мысли об «увеселениях» с куцей гриффиндоркой. Как она вообще попала в списки партнерш? Допускается исключительно 7 курс, так что пошло не так? Впрочем, неважно. Какой-то месяц перетерпеть и забыть.        Пытаюсь себя успокоить на пути к подземельям. Найти бы сейчас Асторию и сбросить напряжение, накопившееся за день. Вспоминаю ее точеную фигурку и чувствую волну возбуждения. Гринграсс хорошо работает ртом с красивыми пухлыми губами. Сомневаюсь, что они у нее такие от природы. Но какая мне, к черту, разница? Главное, что они всегда распахнуты для меня. И еще для парочки слизеринцев с рубашками по десятку галлеонов за штуку. А кто говорил, что чистая кровь — гарантия чистоты аристократок? Но это не мешает тебе ее трахать. Не так ли, Драко?       Тоненький голосок проснувшейся гордости дает о себе знать. Затыкаю его так быстро, насколько могу и переключаюсь на волну с голой Асторией. Плавные изгибы талии и бедер, аккуратная грудь и эти красивые, но такие холодные глаза. Они за свою хозяйку говорят, что ты не первый и не последний теряешь контроль в этом прекрасном творении Создателя. Становится смешно от иронии жизни. Вот она, красота, в твоих руках, но на такой краткий миг. И вот ты видишь эту красоту в чужих объятиях и она теряет весь свой лоск.       Подземелья встречают духотой и сыростью. Зато теплее, чем в остальной части замка. Пламя факелов на стенах подрагивает и трещит, слышаться капли, падающие и разбивающиеся в далеких темных коридорах. Шаги гулким эхом отбиваются от грубого серого камня. Останавливаюсь и, прислонившись к стене, достаю пачку магловских сигарет. Привез эту привычку из Европы, о чем ни капли не жалею. Солнечные дни, проведенные с Нарциссой в Италии вызывают улыбку. Гастрономический рай даже для искушенных богачей, а про горячих итальянок и говорить ничего не надо. Погружаюсь мыслями в приятные воспоминания и выпускаю дым из легких. Хорошо.       Резко отталкиваюсь от камня, когда чувствую, как по спине пробегает что-то мелкое и мерзкое. Крохотная сороконожка. Гадость, ненавижу насекомых. Слежу за движением нарушительницы моего покоя. Вот она, скрывается в стыке облицовочных плит, а вот она уже в другом шве, и вот, и еще. Так их тут целая армия. Отхожу к противоположной стене и произношу заклинание: «Люмос Максима!». Глаза распахиваются от шока, когда я направляю сильный луч света на стену напротив. Миллионы сороконожек, пауков, жуков разных цветов и размеров движутся в одном направлении. Провожу глазами линию траектории их движения — она уходит вглубь подземелий. В те коридоры, где уже много лет никто не живет и даже не проходит мимо. Есть желание пойти вслед за гадами, но время уже поджимает. Нужно еще успеть принять душ до репетиции.

***

      Тяжелые дубовые двери отлично скрывают шум царящий в Большом Зале. Столы и скамейки сдвинуты к стенам, а большие желтые свечи горят максимально ярко. Уверенным шагом направляюсь к центру, где стоят Блейз, Пэнси и Гойл. Разговор начатый до моего появления моментально заканчивается и меня начинают спрашивать о моих делах, настроении, самочувствии. Раздражает и льстит одновременно. Пэнси липнет к Блэйзу, но посылает мне недвусмысленные взгляды. Один Гойл честно залип в носки своих танцевальных туфлей, показывая полное безразличие к происходящему вокруг, или же неспособность понять это происходящее. Значения это не имеет.       Проворачиваюсь кругом и осматриваю толпу студентов. Девушки вырядились, как на свадьбу. У каждой на голове мудреная прическа, а на ногах шпильки. Как они собираются на них танцевать? Чертовы идиотки. Ухмыляюсь женской тупости и в этот самый миг в нос, как-то слишком резко, ударяет какофония запахов. Каждый субъект мужского пола посчитал своим долгом вылить на себя весь запас парфюма на год. Становилось все больше людей, еще больше отвратительных запахов и чужого дыхания. Душно. Примерно через полчаса, хотя для Драко это показалось целой вечностью, появилась женщина средних лет. Подтянутая, с тугим пучком на затылке и неброским макияжем. — Добрый вечер всем! Меня зовут мадам Россини и я буду Вашим хореографом. Давайте все найдем свои пары и я посмотрю с чем мне предстоит работать! — Очень бодрый и громкий голос перекрыл царящий шум и заставил студентов быстро искать свои пары. В глаза бросилась рыжая копна волос, которая неслась в мою сторону. Пробирает волна раздражения, когда ее рука поднимается в приветственном жесте. Целый флакон омерзительно приторных духов заставляет брезгливо сморщить нос. От нее не скрывается этот жест и она стыдливо краснеет. Пытаюсь совладать с собой и молча становлюсь рядом, стараясь вдыхать воздух с противоположной от нее стороны.        Вот все встали в четыре ряда по 6 пар. Осматриваю присутствующих. Взгляд натыкается на одиноко стоящую грязнокровку Грэйнджер. Мысленно ухмыляюсь. Что? Никто не захотел мараться о гриффиндорскую заучку? Девушка резко поворачивает голову и встречается со мной своими темными, почти черными глазами. Сразу же отворачиваюсь и сосредотачиваюсь на мадам Россини, чей тонкий силуэт уже порхает между рядами студентов, выставляя каждого на подходящее ему место. Боковым зрением замечаю грязнокровку в двух парах слева от меня. Все еще без партнера. До слуха долетают обрывки разговора гриффиндорки с хореографом. -Его, похоже, сегодня не будет. Я не знаю причины, мы с ним еще не знакомы. -Хорошо, дорогая. Не волнуйся. Чтобы ты понимала о чем речь, мы найдем тебе партнера в конце репетиции, из присутствующих, и вы пару раз прогоните то, что мы успеем сегодня выучить. — Добродушная мадам Россини заставляет девушку заулыбаться, обнажив ровный ряд белых зубов.       Соболезную бедолаге, которому доведется сегодня оставаться после репетиции и танцевать с этой дурой, одна мысль о которой вызывает неконтролируемую злость и свербеж в ладонях.       Мадам Россини становится на помост, где обычно находится стол учителей и показывает движения для парней и девушек отдельно. Свет приглушается и в зал льется тонкая мелодия. Мне приходится взять Уизли за руку, которая безостановочно дрожит. То ли от волнения, то ли от чего-то еще, во что мне вникать совершенно неинтересно. Когда я разворачиваю ее к себе лицом, чтобы взять за талию, замечаю ее краснючее, как вареный рак, лицо. Почти скалюсь от удовольствия, понимая, что это я так на нее влияю.        Мы начинаем вальсировать. Двигается она отвратительно, даже если не сравнивать ее со мной, ведь меня учили этому с 5 лет. Мне всегда казалось, что у каждого должно быть хоть какое-то чувство ритма, а у девушек хоть какая-то частичка пластики. Очевидно, что я ошибался. Держу в руках настоящее бревно. В поле зрения попадает Грэйнджер, которая в комичном жесте держит руки в воздухе, будто на плече у своего невидимого партнера. Она кружится так плавно, обрисовывая ровные круги вокруг других студентов. Маленькие ножки на невысоких каблуках словно парят в воздухе и так невесомо скользят по паркету. Засматриваюсь на эту красоту и даже забываю, на кого именно смотрю.       Репетиция заканчивается и мадам Россини просит остаться грязнокровку и Поттера. Никто и не сомневался, ни одно «важное» дело не обойдется без золотого мальчика. Уже протягиваю руку к дубовой двери, когда меня останавливает чей-то оклик. Поворачиваюсь и вижу извиняющееся лицо шрамированного, обращенное к Грэйнджер и просящее лицо хореографа, смотрящее мне в глаза. Скрещиваю руки на груди и делаю максимально презрительную мину, двигаясь в сторону сокурсников. -Что, Грэйнджер, так хочется меня потрогать? — С удовольствием наблюдаю, как разгорается пламя злости в глазах Поттера. -Ты что несешь? Она моя девушка, придурок! — Оу, так ей все-таки удалось охмурить этого недоростка? Только открываю рот, чтобы пустить в него пару язвительных замечаний, как меня перебивает мадам Россини, раскинувшая руки в примирительном жесте. -Не хочу ничего слышать. У мистера Поттера сейчас тренировка, а Вы, мистер Малфой, становитесь в пару к мисс Гермионе Грэйнджер.       Брезгливо морщусь и подаю грязнокровке руку. За все года нашего знакомства она всего один раз прикоснулась ко мне, когда ее кулак разбил мой нос. И слава Мерлину, второго такого раза я бы не пережил, и дело вовсе не в разбитом носе. И вот ее рука неуверенно ложится в мою. От нежности этого движения по телу бежит ток, заставляя меня удивленно распахнуть глаза. Кошусь на Грэйнджер, у которой такое же ошеломленное лицо. И что это, нахрен, было?