Телохранитель для Гермионы

Штурма не случилось, чему Гарри был искренне рад. Был велик шанс, если бы все-таки пришлось брать поместье, потерять Гермиону и заложников. Он научился мириться и жить с чувством вины, если во время операций Аврората страдали невинные — борьбы без потерь не бывает. Но делал все, чтобы избежать напрасных жертв. Гермиона всегда была невероятной умницей. Он отдавал ей должное: большинство своих приключений в юности помогла пережить ему именно она, лучшая подруга и сестра. Гарри вспоминал себя в школе и содрогался — маленький раздолбай, который лез в каждую щель, словно бессмертный. Сейчас он — мужчина, который не умеет ничего, кроме как отдавать приказы и воевать. Временами он чувствовал себя по-настоящему одиноким. Хотя давно перестал мечтать о семье и детях. Не с его характером и работой… Подруга утверждала, что он просто закрылся в своей броне рака-отшельника и не дает шанса никаким отношениям, кроме временных — переспали и разбежались. Ну что же, Гермиона права. И он это признавал. У него были огромные проблемы с доверием, и каждое новое разочарование в женщинах подтверждало это. На самом деле, Гарри был бы рад почувствовать хоть что-то кроме азарта охотника и скуки, после того, как добивался желаемой цели. Но он научился читать в человеческих душах, и чаще всего за прекрасной оболочкой очередной красотки находил пустоту, тщеславие, расчетливость и неприкрытую алчность. Поиски идеальной принцессы затянулись на одинокие десятилетия, но Гарри не хотел серьезных отношений без настоящего и глубокого чувства. Марион разбудила в нем что-то… Может, мечтательного мальчишку, которым он был когда-то? Но ее глупость разбила все иллюзии. Едва ли он мог простить ей такое отношение к самому дорогому — дружбе с Гермионой. Гарри разозлился, и сильно. Он ей еще ничего не обещал, а она уже строит козни за спиной. Поэтому расставание с Марион прошло без сожалений. Оценив трезвым взглядом их недоотношения, Гарри увидел, что просто пожелал обмануть сам себя. Самообман не лучший фундамент для чувств. Видя, какой искренней радостью сияют глаза мальчишки Малфоя при одном упоминании имени любимой, невольно чувствовал себя сухарем. Или, того хуже, стариком, уже не способным ощутить всю прелесть и полноту взаимного чувства. Гермиона много храбрее его, Гарри Поттера… Она не боялась рисковать там, где отступал он. Гарри старался не вмешиваться в любовные романы подруги, чтобы не накалять сплетни, веером кружившиеся вокруг их отношений. Они были столько лет вместе и так хорошо понимали друг друга, что многие считали их отношения не только дружбой. Гарри отдавал себе отчет, что завидует, наверное, все же по-доброму любви Гермионы и ее мальчика. Несмотря на въевшийся негатив и неприязнь к самой фамилии «Малфой», он не мог не заметить, насколько Скорпиус отличается в лучшую сторону и от отца, и от деда. Если к лорду Малфою он испытывал здоровую толику недоверия и неприязни с каплей уважения, то бывшего школьного врага не мог даже презирать толком. Драко Малфой превратился в совершенного червяка… Размазня, а не мужчина. Противно было пачкать руки об такое. Да, никого из них не пощадила жизнь. Всем крепко досталось, но стоило так опускаться из-за полудетских обид? Все, что Драко Малфой считал незаслуженно получили они — это плод долгого труда. Они пахали до черных кругов перед глазами и не за былую славу получили высокие посты и власть. Поттер был уверен, что Азкабан окончательно сломает бывшего недруга. К сожалению, у Хорька начала основательно подтекать крыша. Ну, туда ему и дорога. Сейчас были проблемы поважнее: он уже предчувствовал недолгое, но скандальное разбирательство в Визенгамоте по поводу престарелой леди Роули и ее подвигов. По-хорошему, старой перечнице грозил Поцелуй. Нападение на, фактически, второе лицо в государстве, шантаж, убийство, укрывательство разыскиваемых преступников, финансирование террористической организации, использование запрещенной магии… Плюс количество жертв и пострадавших. Гарри глотнул виски, чтобы унять нездоровую злость. У Гермионы было разбито лицо, когда она вышла. Он сделал последний глоток и убрал стакан и бутылку — нажраться можно и позже… Сейчас нужно было работать. И все-таки подруга его удивила — огреть свою тюремщицу подсвечником, а потом отобрать ее же палочку. И, использовав на Роули Империо, заставить снять защиту с дома. И еще расстроиться из-за троих эльфов, которых пришлось прикончить, так сказать, во избежание. Похищенным детям подправили память и вернули семьям. И с их родителями поступили также, стирая все, что могло привести к открытию Магического мира. Отдел Тайн, как стервятники, роются в арестованном поместье, которое в скором времени перейдет в собственность Министерства Магии вместе со всем содержимым. Вот кто обожает выгребать весь жар чужими руками, так это невыразимцы. Даже больше, чем тащить все, что плохо и хорошо лежит, в свои, похоже бездонные, хранилища.  — Гарри, у нас внештатная ситуация, — призрачная сойка влетела через стену. — Тюремный уровень. Тебе лучше подойти. Поттер встал и взмахом палочки убрал все важные бумаги. Он спешил, потому что Диана Спенсер не та, которая будет напрасно беспокоить уставшее начальство и разводить панику на пустом месте. Гарри ценил ее прежде всего за спокойный и очень уравновешенный характер. Она служила около четырех лет без единого замечания, безукоризненно выполняя все должностные инструкции. Идеальный аврор. Несколько наград и похвальных грамот. И он подумывал ее повысить до должности командира штурмовой группы. Диана отлично бы справилась, как и со всем, что он ей поручал. Возле камеры, в которую поместили леди Роули, наблюдалось столпотворение, которое он разогнал одним раздраженным взглядом. Стоило войти, и он едва подавил готовое сорваться нецензурное слово от открывшей картины. Блядь… Только этого не хватало.  — Кто сегодня дежурил? Диана кивком головы указала на трясущегося от испуга мага в серой форме надзирателя. Оказалось, он проспал сигнал тревоги и не успел вытащить заключенную из петли.  — Снимите ее и еще раз осмотрите все, — Гарри потер переносицу. — Я хочу быть уверен, что она сама и ей никто не помог. Отчет мне в устной форме через полчаса. Диана, за мной… Стоило закрыться двери кабинета, Поттер не сдержал себя и выругался самым неприличным образом. Самоубийство наделает много шума в прессе. И придется объясняться с Кингом…  — Диана, следов использования магии не было? — он сел в кресло, окинув усталым взглядом стоящую навытяжку молодую женщину.  — Нет, как и следов физического насилия, — Спенсер качнула головой и смущенно посмотрела в пол. — Я полностью уверена, что это самоубийство. Как всегда, рядом с Гарри Поттером она чувствовала себя неуютно. И страшно волновалась. Пусть за годы работы научилась подавлять непроизвольную дрожь, стоило увидеть начальника. Конечно, Диана уже не была той краснеющей и заикающейся через слово дурехой, что в начале службы. Ее спасало то, что Поттер никогда не обращал на нее внимания. Он замечал ее только в рабочем смысле. Не улыбался и не шутил, как с этими клушами из секретариата. Вот и сейчас он сидел такой серьезный, чуть откинув голову в своем кресле. А у нее потели ладони. Хотелось подойти, коснуться морщинки на лбу, убрать ее лёгким прикосновением. Коснуться губами чувственно очерченных губ. Зарыться пальцами в непослушные волосы. Но Диана никогда и ни за что на такое не решится. Все знали девушек Поттера — все как на подбор утонченные красавицы. Она в сравнении с ними — что букет роз и армейский нож с потертой ручкой.  — Можешь идти, — устало приказал он. — И жду твой рапорт в ближайший час. Уже в коридоре она прислонилась к стене и заморгала часто-часто. Не хватало, чтобы ее увидели плачущей. Нет, из кабинета Главного в каком только состоянии не выходили провинившиеся. Но она, по общему мнению, была любимицей строгого Поттера, и ее расстроенный вид вызовет много ненужных вопросов. Успокоившись, она поспешила к своему столу — рапорт не напишет себя сам… *** Оказаться дома было чудесно… Гермиона делала маленькие глотки подогретого со специями вина. И признавала, что стала старовата для таких приключений. Нервы уже не те. Ужасно трусила, когда брала тот треклятый подсвечник и заносила его над головой Роули для одного единственного удара. Обернись она, и все бы закончилось на месте… Уже оказавшись в безопасности, она позволила себе спрятать заплаканное лицо на груди у Гарри. В его сильных руках можно было позволить себе и слабость, и подступающую истерику. Гермиона улыбнулась. Кроме того, ее слезы заткнули тот вулкан гнева и возмущения, который лучший друг готов был на нее извергнуть. Нет, она конечно осознавала, что неприятный разговор еще впереди. Гарри так легко не простит ей самовольства и того, что она сама предложила себя в качестве заложника. Не будь он так рад, что она вернулась целой и невредимой — самолично прибил бы… Как грозил однажды. Гермиона полулежала на груди у Скорпиуса, ощущая, как он поглаживает ее руки и плечи.  — Знаешь, я ведь готов тебя придушить, — заявил он совершенно серьезно, а в серых глазах пылала злость и остатки тревоги. — Гермиона, хватит улыбаться! Бурю удалось унять слезами и обещаниями, больше похожими на клятвы, больше никогда не рисковать так собой. Она чувствовала себя сильно уставшей, но заснуть не могла. Пришлось объясняться даже с Живоглотом. Последнего умилостивить до конца так и не удалось. Гермиона посмотрела на большую подушку у окна, на которой свернувшись дремал рыжий котище. Глотик дулся на нее так сильно в последний раз тогда, сразу после Войны. Ей тогда не удалось отправить его вместе с родителями в Австралию. Но и взять собой в скитания не было возможности. Весь тот год он прожил в семье Уизли. И решил, что хозяйка его бросила. Живоглот был не просто котом. Он был ее другом много лет. И без полукнизла она уже не представляла жизни. На почве злости на нее Глотик даже примирился со Скорпиусом. Осталось выяснить: примирение временное или, все же, это постоянный мир?  — Он места себе не находил, ободрал портьеры у тебя в кабинете, порвал бумаги и обвивку на креслах, — произнес Скорпиус, проследив за ее взглядом. Он поцеловал ее в висок и теснее прижал к себе. — И сожрал часть твоих бумаг из папки «Важное»… Гермиона дернулась с намерением хорошенько наподдать одному разбойнику, усатому и хвостатому. Бумаги — это святое. Но Скорпиус легко ее удержал и, не обращая внимания на недовольный писк, перевернулся, вжимая ее в диван.  — Согласись, ты заслужила наказание? — прошептал он, касаясь губами уха и пробираясь рукой за ворот халата. Гермиона подалась вперед и поцеловала его. Чувствуя, как комок напряжения отпускает. Выгибаясь под знакомой тяжестью. Пережитый страх ушел куда-то далеко, было важно только то, что происходит сейчас. Скорпиус еле слышно выругался, пытаясь справиться с поясом ее халата и своими штанами одновременно. Она, улыбнувшись, оттолкнула его руку и распустила узел.  — И все равно, я тебя еще не простил, — сдавленным голосом произнес Скорпиус, целуя ее в ключицу.  — Но ведь злишься уже меньше? — Гермиона встала и потянулась. — Вина? — она встала и, как была обнаженная, пошла к столику.  — Я знаю, чего ты добиваешься, — проворчал он, принимая бокал. — Гермиона, может все-таки поговорим? Она вздохнула. И что он надеется услышать? Что она сожалеет? Да. Но снова поступила бы так же. Потому что есть вещи, важнее одной жизни.