Танец не для слабых

      Улыбка озаряет её лицо, и все прохожие улыбаются ей в ответ. Она встречается со своими друзьями и коллегами по работе, каждый день просиживает часы в офисе, разбираясь с отчетами для директора фирмы и проверяя наличие товара. Она стала любимчиком окружающих благодаря своему неиссякаемому оптимизму, но только Грейвз замечает, как сильно осунулось её лицо за последние месяцы и как радужка вокруг глаз стала намного темнее.       Она постоянно приходит к своей младшей сестрёнке и вытаскивает Куинни из плохого настроения, развлекая и радуя своей поддержкой, обнимает её и помогает с подготовкой к свадьбе. Из часа в час она успокаивает Якоба, что всё будет замечательно, ведь иначе и быть не может, так как ничто не сможет испортить свадьбу двух любящих сердец и только Персиваль знает, с каким трудом даются ей эти слова.       Они отменяют свадьбу и аргументируют это тем, что просто не хотят всей этой мишуры, что счастливы и без огромной церемонии, что для того, чтобы быть вместе официальные документы не нужны, ведь они влюблены друг в друга до беспамятства и это не изменится. Она смеётся со своими друзьями из-за того, что слишком поздно они с Грейвзом поняли это: всего за пару недель до свадьбы, — но кроме Персиваля никто не понимает, как больно старшей Голдштейн.       Она каждый день приходит в их квартиру и сползает по стенке, а он, возвращаясь раньше обычного, подхватывает её на руки и переносит в их спальню. Каждую ночь она практически не спит и он вместе с ней, прикладывая к её голове влажное полотенце во время лихорадки, и обнимая, когда пытается плачущую в истерике девушку. Он всё чаще берёт отгулы и объясняет своим подчинённым это тем, что невероятно скучает по своей любимой, а пока у неё длительные выходные, то случаем надо пользоваться, но никто из сотрудников не замечает засевших под глазами начальника тёмных кругов и непривычно мятой рубашки. Вечно одетый с иголочки, в брюках с идеально наглаженными стрелками, белоснежной рубашке и строгом пиджаке, в данный момент стал появляться перед подчинёнными слегка неухоженным и пусть у всех это вызывает некие подозрения, но никто ничего не скажет, ведь директор счастлив.       А он действительно улыбается каждое утра, когда боль в костях Порпентины утихает и она погружается в сон на несколько часов. А он действительно радуется, когда проснувшись от ярких лучей солнца, она поворачивается к нему, крепко обнимает и нежно целует потрескавшиеся губы, а затем шепчет как сильно любит. Он определённо чувствует себя счастливым от того, что в этот день она еще будет с ним. И он готов провести с ней каждую следующую минуту, но Тина против. Она не хочет, чтобы окружающие знали о том, что знают только трое: Персиваль, врач и она. Она не хочет проводить дома свои последние дни, хотя не может больше и секунды быть отдельно от любимого. В её голове снова и снова проносится тот их первый разговор после последнего посещения врача. — Мне страшно, Персиваль, — тогда эта фраза звучала так обреченно, а сейчас она о ней даже и не хочет вспоминать, ведь это, наверное, самое глупое — бояться своей смерти. — Я рядом. Я всегда буду рядом, — он держал её дрожащую от страха в своих руках, целуя в висок и пытаясь донести до неё, что вместе они со всем справятся. — А если у нас ничего не получится? — она поднимает на него свои заплаканные глаза и сердце мужчины пропускает несколько ударов. В них уже не горят огни радости и нет того озорного блеска, что был еще час назад. Он повторяет, что они справятся, но знает, что это ложь, хотя и надеется на лучшее. — А если я не смогу ходить? — снова спрашивает она, еще сильнее вздрагивая, крепче хватаясь за мужскую рубашку. — Я всё сделаю для того, чтобы ты смогла, — тихо произносит Грейвз, но каждое слово даётся ему всё тяжелее и тяжелее. — А если всё же не получится? — Тогда мы будем летать, — он улыбается и знает, что нужно делать дальше: подхватывает девушку на руки и начинает кружить в коридоре больницы. — Ты будешь летать, и я буду делать это вместе с тобой       Сейчас, лёжа в постели и наблюдая за уснувшим возле неё Персивалем она понимает, что пусть у них и не было на свадьбе фразы «и в горе, и в радости», пусть у них вообще не было свадьбы, но её любимый мужчина сделал то, от чего отказывались многие мужья: в сложный момент он подарил своей женщине счастье. — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — тихо произносит она, когда он просыпается, вздыхает и ловит на себе вопросительный взгляд, полон нежности. — Поэтому мы с тобой и будем счастливы, — он снова улыбается, хотя его сердце разрывается на части: он не будет счастлив без неё и Голдштейн это прекрасно знает. — Я хочу, чтобы ты забыл меня потом, чтобы тебе не было больно, — она просит его забыть, а в глазах только от одной мысли об этом появляются слёзы. — А я хочу на побережье Тихого Океана. — Что? — Я на побережье хочу. Собирай вещи. Через час выезжаем, — он покидает крепкий кокон ёё объятий и направляется за чемоданом, складывает в него всё необходимое, оставляя любимую недоумевать.       И сейчас она нежится в его объятиях и лучах палящего солнца, и правда не понимает, за что ей достался такой человек, а Персиваль, словно читая её мысли, берёт девушку на руки и несёт в тёплую воду. — Зачем ты это делаешь? — спрашивает она, когда они возвращаются в номер. Он всё также не отпускает её руку, словно стоит ему это сделать и она раствориться в воздухе. — Что это? — Всё, — она окидывает взглядом номер премиум класса с видом на океан, их сплетённые вместе руки, а затем останавливается на его глазах. — Считай, что это наш медовый месяц, — он кладёт правую руку ей на щеку, а левой притягивает ближе к себе. — Вам же здесь нравится, миссис Грейвз? — он шепчет на ухо, а последние два слова застревают в её голове. Она высвобождается из объятий и закрывается в ванной, пытаясь заглушить водой всхлипы. — Зачем, Персиваль? Ты же знаешь, что будет больно! — не сдерживается Тина, а уже через два часа в местном дворце бракосочетания он надевает ей на палец кольцо и снова повторяет те слова, что недавно довели её до истерики.       Они возвращаются в номер и Порпентина понимает, что больше не хочет терпеть, она стягивает футболку с любимого и ровно с этого момента ночь принадлежит только им двоим. И это был первый раз за последние несколько месяцев, когда боль отступила, оставив место наслаждению, но эта ночь почему-то слишком коротка…       Весь следующий день они проводят в найденном недавно на побережье укромном местечке, смотрят на волны, бьющиеся об берег, смеются и пытаются представить реакцию родных после их возвращения, только Грейвз улавливает в воздухе какие-то странные колебания, но он никогда не скажет об этом своей возлюбленной, ведь впервые за долгое время она выглядит по-настоящему счастливой, поэтому он лишь целует её нежные пальчики, поднимаясь вверх по руке к шее, а затем к губам, заставляя девушку рассмеяться, ведь чувствует, что сегодня слышит её смех в последний раз и в последний раз видит её улыбку. Не смотря на плохое предчувствие, на этом пляже они отдаются своему желанию, ведь молодожёнам можно делать всё, что угодно, ведь они имеют на это право. — Я люблю тебя, жена моя, — он страстно целует её, гладит по волосам. — Я счастлива, муж мой, — отвечает Тина, придвинувшись к нему еще ближе.       На этом же пляже они и засыпают: Тина, лёжа на груди своего мужа и запрятавшись под его футболкой, Грейвз — крепко её обнимая, но просыпается только один Персиваль. Он не может пошевелиться и не хочет этого делать, целует холодные губы любимой и по его щеке скатывается скупая мужская слеза, он поднимается и берёт на руки бездыханное тело супруги, еще крепче прижимая её к себе и надеясь, что это просто кошмарный сон, что утром он проснётся в объятиях Тины и они отправятся выбирать ей свадебное платье. Он умоляет, чтобы это был просто сон и идёт в одному лишь Богу известном направлении, но когда солнце начинает садиться, он падает у воды на колени, продолжая всё также сжимать в руках хрупкое женское тельце. В голове проносятся воспоминания об их разговорах о детях, о том, как маленькие ножки будут стучать по полу, как ребёнок будем спрыгивать с рук матери и бежать к отцу, когда тот будет возвращаться домой после работы. Почему-то именно сейчас он впервые отчетливо представляет их детей: храбрую девчонку и слегка нагловатого паренька, но их образы растворяются в воздухе.       Грейвз смотрит на свою футболку и понимает, что больше никогда не наденет белые цвет, ведь единственное светлое, что было в его жизни, его счастье, так нагло вырвали из рук, оставив лишь горечь воспоминаний. Мужчина смотрит на уходящее солнце и в последний раз улыбается, шепча последние слова, что он сказал ей: — Я люблю тебя, жена моя, — и на его губах играет горькая усмешка, но в голове отчетливо звучит голос его Тины: «И я люблю вас, муж мой». И эта фраза навсегда останется в его памяти, пусть и вымышленная, но она, словно соломинка света в большом океане тьмы. Лишь только через десять лет, просматривая старые вещи, он найдёт выписку из больницы, сделанную несколькими днями ранее их похода к онкологу: «Порпентина Голдштейн. Седьмая неделя беременности». На его глазах снова выступят слёзы, а потом, выйдя на улицу, он посмотрит на небо и тихо произнесёт: — Поздравляю, родная, нашему ребёнку сегодня исполнилось девять лет.