Здравствуйте! Я - ваша вредина!

Прошел месяц с того момента, как я попала в аварию. Я точно не помнила, как это случилось, но обрывки воспоминаний частенько посещали меня. Зачастую это одна и та же картинка: я еду на переднем сидении новенького форда, мама за рулем, а потом резкий неприятный звук, удар… и больше ничего. Я помню, как открыла глаза уже в больнице. Рядом сидела молоденькая девушка в белом халате, она читала книгу. На вид ей было лет двадцать, может двадцать два. Интересно, зачем она здесь? - Наконец-то! Очнулась? – прервала она мои мысли, - сейчас доктора позову. « - Позову доктора, - повторила я про себя, - стоп, доктора?» Я стала с волнением осматриваться, голубоватые стены, белый потолок, у противоположной стены стояла кровать с металлическим каркасом, такие стоят в больницах. «О, прекрасно, значит, больница, - зло подумала я, - а какого лешего я здесь делаю?» Я попыталась подняться, но неприятные ощущения в груди меня остановили. « - Ох, черт! – кривясь от боли, мысленно возмущалась я». - Привет, как твоё самочувствие? – улыбаясь, спросил мужчина, заходя в палату, - мы ожидали твоего пробуждения гораздо позднее, но ты молодец. - Здравствуйте, я немножко не понимаю, что здесь делаю и … - Не переживай, спрашивай по порядку, я на все постараюсь дать ответ, - он продолжал улыбаться, хоть в данной ситуации для меня это было не уместно. - Почему я в больнице? - Ты что-нибудь помнишь? - Нет, и именно поэтому спрашиваю, - нетерпеливо выпалила я. - Ты попала в аварию, - снисходительно отвечал доктор. Я замолчала, пытаясь вспомнить саму аварию. Ничего у меня не получалось, и, похоже, молчание начало затягиваться, так что верный служитель клиники вновь взял слово: - Прости, забыл представиться, мое имя Зак Браун. - Мистер Браун, а с кем я была в момент аварии? – немного подумав, спросила я. - Ты была с мамой, - уже серьезно ответил доктор. - Как она? – резко спросила я. - Эмм, - замялся Браун, - хм, как же правильней сказать… - Неужели она, как всегда забыла меня? Неужели она опять не пришла ко мне, потому что у нее «дела»? - злость начала подкатывать к горлу. Воздуха в легких не хватало, но переводя дыхание я вновь почувствовала резкую боль в груди, - Почему мне дышать больно? Почему все тело болит? - У тебя небольшое сотрясение, несколько трещин в ребрах, перелом левой руки и буквально парочка ссадин, - сведя брови, говорил врач, - но это скоро пройдет. - Как скоро? Долго мне тут загорать? - Я думаю, что месяца вполне хватит, - вставая со стула, говорил Браун. Я вдруг поняла, что веду себя ужасно, что Зак Браун не виноват в том, что со мной случилось. - Простите, пожалуйста, за мое поведение, я исправлюсь, - с раскаянием проговорила я. - Ничего, всякое бывает. Браун постоял несколько секунд у открытой двери, словно колебаясь, и, видимо придя к решению, вернулся, сел на стул и глубоко вдохнул. - Машина шла на достаточно высокой скорости, и, скорее всего, твоя мама не справилась с управлением. Машину выкинуло в кювет, – серьезно говорил Браун, - когда приехала скорая было уже поздно. Тебе, можно сказать, повезло. Доктор внимательно вглядывался в мое лицо, но вдруг резко встал и направился к двери. - Можно мне болеутоляющее? - хрипло выдавила я, когда Браун приоткрыл дверь. - Хорошо, сейчас зайдет медсестра – проговорил доктор и вышел из палаты. Мне долгое время нельзя было вставать с кровати, так что времени на воспоминания было море. Почему-то мне не вспоминались счастливые моменты нашей жизни с Николь, хотя их было не мало, но как назло, в мою голову лезло только то, что мне было бы лучше забыть, и от этого становилось еще больнее. Мне вспомнилось, как Николь подозвала меня к себе и сказала: - Мария, мне не нравится, как…, - она замолчала - Что не нравится, мама? – с любопытством спросила я. - Давай договоримся, когда никого нет поблизости, ты будешь меня называть Николь, или Камилла, договорились? - А зачем? – не понимая, спросила я. - Это такая игра, ты уже совсем большая девочка, но сможешь ли ты играть в эту сложнейшую игру? – с улыбкой спросила она. - Я смогу! Я уже совсем большая! Мне ведь уже скоро целых пять лет! – хвасталась я. - Мама, а долго мы будем играть? - Как ты должна меня называть? – она прищурилась и пригрозила пальцем. - Николь, а долго мы будем играть? - Я скажу тебе, когда игра закончится, а сейчас беги к себе в комнату. Шлепая к себе, я радовалась этой новой игре, но мне она была не совсем понятна. Но со временем смысл этой игры дошел до моего сознания: Николь было не приятно, когда я называла её мама. Мои мысли метались где-то в прошлом, выуживая самые болезненные воспоминания, от которых становилось гадко на душе. Они были «прекрасным» дополнением к физической боли, которая была моим верным спутником почти весь этот месяц в больнице. Я пыталась вспомнить тот день, когда мы попали в аварию. И постепенно картинка того дня восстановилась у меня в голове. - Мария, просыпайся, давай вставай, - радостно кричала Николь с первого этажа, - сегодня мы с тобой устроим шоппинг, давай вставай и спускайся завтракать! - С добрым утром, сейчас встану, - сонным голосом ответила я, одним глазом косясь на будильник. Пока я умывалась, мою душу истерзали различные сомнения, ведь мама не любила ходить со мной по магазинам, она всегда ходила либо с подругами, либо с Миллисент. « - У Николь хорошее настроение сегодня, - думала я, топая по ступенькам». Завтрак прошел за веселыми разговорами и шутками. - Ну что, поехали что ли? – задорно спросила Николь, убирая тарелку в посудомойку. - Угу, чекундошку, - дожевывая пончик, промямлила я. В машине громко играла музыка, и мы подпевали, хоть и не попадали в такт, путали слова, но мы смеялись, и снова пели, снова путали слова и снова смеялись. Подъезжая к гипермаркету, Николь нахмурила брови, но через некоторое время скорчила премиленькую гримасу, и умоляюще проговорила: - Машенька, солнышко, пообещай мне, ну, пожалуйста, пообещай, что сегодня ты себе купишь какое-нибудь платьице! - Хорошо, но от новых боксерских перчаток я ни за что не откажусь, - уверено ответила я, но очень удивилась, от такого ласкового отношения мамы. - Ой, да пожалуйста – скорчив лицо согласилась она, но уже не так радостно. Николь заглушила двигатель, и мы направились к входу в магазин. Я шла немного быстрее и, почувствовав, что моя спутница отстала, остановилась подождать её. Я обернулась и засмотрелась на Николь, тогда она приковывала к себе взгляды, вообще-то она всегда выглядела очень красиво, но в тот день она выглядела особенной, прекрасной. На ней было чудесное бирюзовое платье, которое выгодно очерчивало все изгибы её изящной фигуры, в общую картинку плавно вливалась небольшая элегантная сумочка, а туфельки на каблучке были просто идеальны. У мамы были красивые рыжеватые волосы, при свете солнца они казались бронзовыми. В тот день они были распущены и красивыми волнами ложились на плечи, как всегда очень грациозной Николь. - Ты сегодня особенно прекрасна! – восторженно выдохнула я. - Спасибо, я надеюсь, что сегодня и из тебя сделаю конфетку! – улыбаясь, отвечала Камилла. « - Ну это уже вряд ли, – подумала я, стараясь не расплыться в кривоватой усмешке». Мне никогда не нравилось шататься по магазинам, не нравилось, когда кто-нибудь пытался изменить меня, когда насильно заставляли одевать не то, что хочется мне. Николь много раз пыталась состряпать из меня леди, но все её попытки заканчивались провалом. Да, признаю, пару дней все-же я носила юбочки, мило всем улыбалась, но потом вновь напяливала на себя футболки, джинсы, кеды, хватала скейтборд и уносилась с соседскими мальчишками играть в войнушку. - Николь, тогда может, начнем со спортивного отдела, а потом уже …? – с надеждой в голосе взмолилась я. - Ну уж нет, ты ОДНА зайдешь в свой спортивный отдел после того, когда мы купим тебе платье! – с недовольством отвечала она, уже ища взглядом какой-нибудь особо яркий бутик. Мы заходили в разные отделы сотни тысяч раз. И везде нас встречало обилие красок, которое бросалось в глаза и чуть ли не заставляло щуриться, как при ярком летнем солнце. Там были тонны одежды на любой вкус и цвет. Мама с удовольствием вливалась в эту атмосферу, она набирала полную охапку вещей и улетала в примерочную. Николь перемеряла за тот день тысячу вещей, и почти каждая сидела на ней как влитая. Итак, после первых двух или трех отделов у нас были заняты все руки, мама была счастлива и лишь не визжала от восторга. А вот я была на грани истерики. В каждом из этих отделов Николь запихивала меня в примерочную, заставляла напяливать на себя вещи и крутиться перед зеркалом. С самой кислой миной я делала то, что она просила. И, готова спорить, Николь испытывала от этого всего истинный кайф, хоть и было заметно, что мое неудовольствие её раздражало. На мне почти все вещи смотрелись смешно и непривычно. Однако если что-нибудь смотрелось хорошо, то Николь это сразу покупала. - Машенька, эта прелестная юбочка тебе так идет! – восторженно вопила она, - Мы её берем! И так множество, и множество раз. - Мам, а как ты относишься к лакричным конфетам? – увидев киоск со сладостями, живенько заинтересовалась я. - Фу, не люблю их, они такие противные, - с отвращением отвечала она, - но, я сегодня очень счастлива, ведь ты прикупила себе несколько хорошеньких вещиц, так что … - Спасибоньки огромное! – прокричала я, уже направляясь к киоску. После того как в наши гардеробы пополнились, как минимум, сотней различных вещей, а среди них было уже и не одно и не два миленьких платьица для меня, я с милой улыбкой обратилась к Николь: - Мам, а мам, пошли со мной в спортивный отдел? Это для меня очень важно, ты же знаешь, пошли, а? - Ладно уж, пошли, - с недовольством ответила она, кривя губы. В спортивном отделе я оживилась. С огромным удовольствием ноги несли меня в примерочную, где я с особым наслаждением примеряла футболки, штаны, шорты, и прочие потрясающие вещи на мой совсем не дамский вкус. Мама с грустной улыбкой смотрела, как я радостно напяливаю на себя бейсболки и кеды. После того, как я накупила кучу спортивной одежды, мы перешли в отдел с инвентарем, где к тщательному выбору подверглись самые разные боксерские перчатки. Наконец, я определилась с выбором. И, что странно, мне даже не понадобилось уговаривать Николь на новое кимоно - она лишь отмахнулась от меня, мол, бери что хочешь. Из магазина мы выходили заваленные пакетами, которые то и дело норовились выскользнуть из наших рук. Но зато на лицах сияли самый довольные улыбки, у мамы - потому что она любила такие походы, а у меня – потому что я все же не осталась без снарядных перчаток. То-то сегодня парням с тренировки начищу подбородки! И еще и печень нащупаю! - Почему-то я уверена, что ты довольна лишь покупкой боксерских перчаток, - с грустью заметила Николь. - Ты права, – весело отвечала я, поправляя на плече шнурок предмета моего восхищения - алые перчатки. - Парень ты и есть! – вынесла приговор моя мать, выключая сигнализацию. - Нет, мам, давай не сейчас! – умоляюще простонала я. - Да ну тебя! – отмахнулась она. Мы еле запихали все покупки в машину. Когда мама садилась в машину, я заметила, что она уже не улыбалась. - Мам, ты чего? Не расстраивайся, я ведь стараюсь быть женственной. - Да ну тебя! Я пристегивалась и думала, почему же у мамы так быстро изменилось настроение. Мы уже выехали на дорогу и направились в сторону дома. Я мельком бросила взгляд на грозную водительницу и краем глаза заметила, что стрелка спидометра стояла... о боже! Почти сто восемьдесят! - Николь, ты бы пристегнулась – пробубнила я. - Отстань, что за привычка командовать?! - Нет никакой привычки! Посмотри, куда ты гонишь? – возмущалась я, уже потеряв хорошее настроение. - Что за привычка командовать? Ты не лучше других! Сама разберусь! Молчание поглотило машину, но искорки раздражения летали по всюду. Мне было обидно, что Николь вновь злиться, что я опять не знаю причину очередной ссоры. - Ты ведешь себя как парень! Ты одеваешься как парень! Тебя больше интересно подраться, чем, чем… - прервала молчание Николь, - Почему нельзя быть как все девочки? Почему тебе проще напялить кимоно и унестись в спорт зал, чем сходить на танцы? - Да потому что, я не хочу зависать на никому не нужных фуршетах, я не хочу посещать всякие вечеринки, мне не нравится вид напыщенных людей, которые считают себя богами! Такое не по мне! Это для тебя! Вот ты так и живи! - Но кто же тебя заставляет быть пацанкой? Почему бы просто не начать становиться более женственной? – выходя из себя, уже кричала Николь. - Да потому что надоело! Ты заставляла меня делать то, что мне не нравится, ходить в музыкальную школу, ходить танцевать, ты одевала меня как куклу! Помнишь, ты сказала, что я должна быть идеальной? А как ты говорила, что я должна быть не такая, как другие девочки? – с яростью отвечала я. - Ты хотела – так получай! Я не кукла, я отличаюсь от них! - Хуже тебя нет никого! – подвела итог Николь. Мы молчали. Никому не хотелось говорить. Я с ужасом смотрела в окно: на быстро несущихся мимо машин, на меняющуюся картинку, на мелкие капли, которые стали стучать по лобовому стеклу. Я не боюсь скорости, но я не люблю, когда ездят в плохом настроении с ТАКОЙ скоростью. Мой взгляд постоянно обращался к спидометру, стрелка медленно подползала к отметке двести тридцать! - Сбавь скорость, пожалуйста, – спокойно попросила я. Но вопреки моим ожиданиям, просьба была проигнорирована. Больше никто не начинал разговор. Мама продолжала молчать, я тоже не хотела ничего говорить. Я была зла на неё: она опять мной недовольна, опять против моего стиля жизни! Я устала и прикрыла глаза. Резкий и неприятный звук заставил меня вздрогнуть и автоматически зажать ладонями уши, я резко повернула голову, что бы посмотреть на маму, в этот момент произошел удар.… И все. Все. Больше ничего. Просто темнота… Смотря в потолок, я прокручивала в своей голове этот день еще, и еще, мне было больно вспоминать его, но я не могла остановиться. Мои глаза щипало, комок подступал к горлу, но я боялась разреветься, мне было страшно показать свои чувства. Я часто моргала, но это не помогало, пришлось прикрыть глаза, чтобы не разреветься, но предательская слезинка заскользила по щеке. Рядом, на прикроватном стульчике сидела Вэнди, скорее всего, она заметила мою слезу, потому что она спросила: - Тебе больно? Может принести снотворное или обезболивающее? - Нет, не больно, ничего не нужно, я просто, - хрипло отвечала я, - просто вспомнила, … Я просто вспомнила маму. - Расскажи мне. Расскажи мне, какая она была? – осторожно попросила Вэнди. - Я не знаю, как начать, - грустно улыбаясь, начала я, - она была, как все богатые леди: вечно занята, всегда красивая, всегда с ложной улыбкой. Я редко её видела, мы мало общались. Она всегда хотела, чтобы её семья была лучше всех, чтобы нас все знали… Нет, Вэнди, нет, я не могу про нее говорить, прости… - Ничего. Не надо, - извиняясь, прошептала моя медсестра, - ты главное помни её… За всё время, которое я провела в этом унылом месте, меня навестили лишь один раз, это пришла мамина сестра - Миллисент. И пришла она ко мне, дабы принести мне кое-какие вещи, так сказать, вещи первой необходимости. Её визит был краткий. Она зашла в палату, пару раз притворно поохала, назвала меня бедной и несчастной девочкой, пожелала здоровья и удалилась. Больше в больницу она не пришла. Мне не шибко везет на родственников, и даже с единственным оставшимся у меня родственником, с тетей Миллисент, я была не в самых теплых отношениях, но правильнее сказать - с ней мы были на ножах. Мы яростно ненавидели друг друга. Она меня за мой характер. А я ненавидела её постоянное притворное дружелюбное обращение ко всем людям, но что самое гадкое, так это то, что за спиной она сразу принималась унижать тех, кому только что улыбалась. Но кроме тетки у меня ни кого не осталось, бабушка умерла, когда мне было лет десять, а отца и его родственников я ни разу не видела, да я даже не знала имени своего «папочки». Пару раз я пыталась разузнать у мамы, кто мой отец, но всегда нарывалась на пылкий ответ типа: « - О, твой отец прекрасный человек, он великий человек, и ты его узнаешь, да ты непременно с ним познакомишься, но только тогда, когда этого будут требовать обстоятельства!». Но вот, я лежала в больнице и не знала, что будет дальше: куда меня отправят, после того как я приду в норму? Мне было страшно думать о будущем. Я несколько раз в день прокручивала в своей голове фразу: « - Ну вот, обстоятельства требуют, прямо-таки настаивают!». Но ничего не происходило. Мне было стыдно кому-либо признаться, но тогда, мне очень хотелось, что бы рядом, на прикроватном стульчике сидел мой папа, а не медсестра. Чтобы он поддерживал меня, чтобы что-нибудь рассказывал, не важно что, а чтобы просто говорил. Мне повезло с моей милой сиделкой-медсестрой, с Вэнди. Она мне нравилась, она поддерживала меня, читала мне книги и газеты, она была для меня всем. Вэнди заставляла меня жить, заставляла меня есть, заставляла пить лекарства, она стала моим другом. Мы познакомились с ней после первого посещения доктора, хотя когда я первый раз открыла глаза в больнице, рядом была именно она. После того, как доктор покинул кабинет, в дверь тихонечко вошла Вэнди. - Я поставлю тебе обезболивающее, - успокаивающе произнесла она. - Угу, - прохрипела я. Мне щипало глаза, я хотела зареветь, но не могла, мне всегда было неприятно, когда кто-нибудь видел проявление моей слабости. - Я постараюсь поосторожней, но все же будет немного больно, - словно извинялась Вэнди. - Ничего страшного, - вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы. Мое раздражение усиливалось. Мне не хотелось кого-либо видеть, я хотела остаться одна, и кричать, кричать… - Меня зовут Вэнди, я буду за тобой присматривать и помогать, до тех пор, пока ты не поправишься, - она словно проигнорировала мою неприязнь и злобу. Со временем я полюбила её. Нам легко было общаться: Вэнди понимала меня, она молчала, когда я не хотела говорить, и говорила со мной тогда, когда это было необходимо. Все дни тянулись мучительно долго. Каждый день был похож на предыдущий. Мне казалось, что время замирает или превращается в тугую массу и больше не может двигаться, ведь когда тебе не разрешают вставать, развлечений не так уж и много. Меня спасало лишь присутствие Вэнди. Через шесть дней, после того, как я очнулась, мне разрешили садиться, еще немного позже мне разрешили встать с постели. У меня не было очень тяжелых травм, но дышать было больно, а со сломанной левой рукой первое время было тяжеловато и непривычно. После того как я встала, Вэнди по-прежнему оставалась со мной. Она продолжала присматривать за мной. - Вэнди, а что со мной будет, когда меня выпишут из больницы? – поинтересовалась я, приглаживая отросшую челку. Она доставала до кончика носа и тем самым действовала мне на нервы. - Я ждала, когда ты спросишь. Пару дней назад в больницу заходил мистер Ливан. Ты его знаешь? - Фредерик Ливан? Да, я его знаю. Он мамин юрист. Вроде бы. - Он приходил узнать, когда можно будет навестить тебя. Он сказал, что твоя мама оставила завещание, и что его зачитают в твоем присутствии, после выписки, в его офисе. - Не знала, что Николь составила завещание… - задумчиво протянула я. - Ой, чуть не забыла, мистер Ливан просил у тебя спросить, может ли он прийти к тебе в больницу? – спросила Вэнди. - Конечно, я буду рада, если он зайдет! - Я передам ему, - улыбаясь, пообещала Вэнди, - Смотри, во всех газетах только и говорят об Мстителях! – она протянула мне газету, которую только что листала. - Н-да, столько шуму подняли! Не вижу смысла шуметь об этом, ведь уже почти месяц прошел с того момента, как они спасли землю! – листая газету и очень скептически говорила я, поминутно сдувая челку, лезшую в глаза. - А что было бы, если у нас не было бы Мстителей? Да нас бы всех поубивали бы! – с пылом говорила Вэнди. - Не думаю, не было бы Мстителей – не было бы «захватчиков»! – пыталась я парировать. - Почему ты так к ним относишься? - Мне кажется, что все они очень уж гордые и заносчивые! – гнула свое я. - Если ты истинный герой, то ты …, смотри, а Халк ничего такой! – листая газету, делала я выводы. - Мне нравится зеленый цвет. - А кто твой герой? - Хм, может это – Халк … или Капитан Америка …, да, это так, они скромняжки, они мои герои! - мне вдруг стало весело, да и тема показалась крайне интересной. - А кто твой герой? Я заметила, что Вэнди начала краснеть, и чтобы избежать неприятной для нее ситуации, сказала: - Не хочешь отвечать, тогда не отвечай, так даже интересней! Прошло пару дней с моего разговора с Вэнди о Мстителях. Все эти дня я размышляла о том, кто же герой Вэнди. Странно, что она покраснела, чего тут такого? Миллиарды людей открыто кричат на улице, что-то типа: «Ах, Клинт Бартон! Я тебя люблю!» или «О, великий Тор, я поклоняюсь тебе!», и они даже не стесняются камер, ну а в принципе, чего тут такого? Ладно, все же, быть чьим-нибудь фанатом – это личное дело каждого. Меня бесил и тот факт, что люди, со своим вечным стремлением засунуть свой нос в не свое дело, узнали большинство настоящих имен героев. Пресса же, публикуя, не подумала, что, быть может, секретному агенту будет крайне неудобно, если его будет узнавать каждый-поперечный. Или тот же Халк: что, если ненормальным людям захочется посмотреть на его гору мышц вблизи, что будет, если его выведут из себя? Ладно, захотелось Старку славы, да пожалуйста, преклоняйте перед ним колено, но других-то зачем трогать? Я стояла у окна, опираясь здоровым локтем на подоконник, все размышляя о героях, об их фанатах. Я представляла Халка и Капитана Америку в жизни, какие они, а вдруг они простые и веселые ребята? Я улыбалась своим мыслям, когда представила, как я подхожу к человеку и такая: «- Здравствуйте, о Брюс Беннер, я ваша огромная фанатка!» Он такой, зеленея мне отвечает: « - Отвалите от меня! Я очень, и очень З-л-о-о-о-о-й!!!!». Я, вроде бы, даже хохотнула вслух. - Хей, привет, я ищу тебя повсюду, - сказал мужской голос у меня за спиной, " - Брюс Баннер!" – мимолетно подумала я, но вот шиш мне - Узнала меня? - Да, Здравствуйте, мистер Ливан, - оживилась я. Мама работала с ним, точно не знаю, но вроде бы он помогал ей с фирмой или что-то вроде того. А может быть и прикрывал её, ведь помимо бизнеса, Николь вела программу на каком-то канале. Фредерик Ливан умел располагать к себе, зачастую это зависело от его доброго характера, но чаще всего оттого, что он всегда выглядел доброжелательно. У него были каштанового цвета волосы и такого же цвета пышные усы. Но в его некогда шикарной шевелюре уже виднелась седина. В его потускневших глазах все еще был виден задорный огонек жизни. В тот день на нем был строгий костюм, но странного мутновато-зеленого цвета. - Как твое самочувствие? – вежливо интересовался он, внимательно осматривая мои бинты. - Спасибо, еще пару дней и я перестану быть мумией! Честное слово, вон тот парнишка, который сидит у телевизора в зоне игр, меня шугается, а когда первый раз увидел, вообще зарыдал! – весело рассказывала я. - Когда тебе снимут гипс с руки? – с веселой улыбкой спросил Ливан. - Завтра, а послезавтра меня должны выписать! - Знаешь, я имею допуск к вам в дом, и завтра я поеду туда за документами, хочешь, чтобы я привез тебе каких-нибудь вещей? - О, тогда я буду вам очень признательна! Тетя привозила ко мне вещи, но честное слово, она просто издевается надо мной! Как вы считаете, красное платье не сильно вульгарно будет смотреться с гипсом? - Да, это будет очень вызывающе! Тогда вещи я тебе завтра завезу, договорились? Что тебе привезти? - Если можно, то что-нибудь из спортивного, футболки там, джинсы, кроссовки. Все лежит в шкафу - он такой, побольше других. На дверце еще пояс висит, темно-зеленый. И захватите, умоляю, мой mp-3 плеер со стола! - Хорошо, я захвачу, - улыбнулся Ливан, - Как тебя тут кормят? - К чему такой вопрос? – очень удивилась я, вспоминая кашу с ломтиками фруктов, которая была на завтрак. - Нам же нужно о чем-нибудь поговорить, другой темы я пока не придумал, – так же улыбаясь, продолжал Фредерик, - может, ты спросишь меня о чем-нибудь? Что тебя интересует? - Мистер Ливан, а куда меня отправят после больницы, - серьезно спросила я. - Вэнди – это твоя сиделка, так? Она за тобой приглядывает? - поинтересовался юрист. - Да, но только она не сиделка, она – медсестра, – отвечала я, - но какое это имеет значение? - Не большое, но именно она привезет тебя ко мне в офис, сразу после того, как тебя выпишут. Туда подъедет и твоя тетя. Я зачитаю завещание твоей мамы. Дальнейшие действия будут зависеть от содержания завещания. - А что именно будет зависеть от содержания завещания? – продолжала допытываться я. - Будет зависеть, куда ты отправишься. Тебя отвезут либо в распределитель, либо в интернат, а может быть и так, что твое воспитание передадут твоей тетё – Миллисент Шендер. - Ага, теперь мне полегчало, - иронично заключила я. - Не переживай, все будет отлично. Мистер Ливан пробыл со мной в больнице около получаса. Все это время мы разговаривали, шутили, смеялись. Но было заметно, что он сочувствует мне, он все время старался ненавязчиво меня подбадривать. Может это глупо, но с такими людьми, как Фредерик Ливан не хочется острить, нет желания поддеть собеседника или изыскано нагрубить ему. Нет, с ним хочется просто разговаривать, с ним хочется шутить и быть искренним. Мистер Ливан снова посетил меня, как и обещал, на следующий день.