Когда баррикада пала

— Почему ты здесь один? — спрашивает Мариус. Его голос дрожит, и... Наверное, он звучит жалко; как хорошо, что ему никогда не было до этого дела. Грантер смотрит на него, снисходительно и немного сочувствующие. — Возможно, и ад, и рай отвергли меня. Мариус зажмуривается. — Значит, остальные..? — В куда лучшем месте, чем мы с тобой сейчас. — Почему ты пришёл ко мне? — Мариус позволяет долго сдерживаемому до того отчаянью прорваться в свой голос. — Твоя очаровательная жёнушка меня не видит, — лицо Грантера принимает какое-то странное, нечитаемые выражение, когда он говорит о Козетте. — Кроме того, ты скучаешь. — Думаешь, я не могу отпустить вас? — и, с большим удивлением, — Тебя? — Нет, я здесь, потому что остальные заняты, я надеюсь, в раю. Почему я вообще здесь, — Грантер останавливается и устало трёт переносицу. Он вообще выглядит усталым, даже больше, чем сам Мариус. И Мариус не может не жалеть его. — Я не знаю. Это может быть наказанием за мои грехи, хотя я, признаться, в это не верю. Может быть, я просто твоя галлюцинация, не выветрившаяся с уходом морфия. Или, — добавляет он, — это всё может оказаться одной большой случайностью. В конце концов, мир так устроен: всё самое невероятное происходит по ошибке. — Я в это не верю, — говорит Мариус. — Кто-то должен быть там, чтобы помнить о нас. Грантер усмехается. — Я не буду вступать с тобой в споры о боге. Мне хватает и одного сожаления. — Какого? — Спрашивает Мариус. Ему почему-то кажется, что то, что сейчас скажет Грантер, будет важно. Не просто важно. Жизненно важно. Для него. Козетты. Самого Грантера. — Ты жалеешь о своей смерти? Как ты умер? Грустная улыбка появляется на губах Грантера. — Я никогда не буду жалеть ни о том, что умер, ни о том, как сделал это, — Он смотрит куда-то вдаль, не переводя взгляда на Мариуса. — Я жалею о том, что не боялся смерти. Это было... самонадеянно с моей стороны, не правда ли? — Спрашивает он, и Мариусу кажется, что Грантер на грани истерики. — Я думал, что смертью всё закончится. Каким бы негодяем я ни был, смерть всё простит. Я говорил Анжольрасу, знаешь, «После смерти мы оба будем равны», и я оказался неправ. Но был ли прав он? — Я думал, что мы будем вместе, как бы всё ни повернулось, — тихо добавляет он. Мариус не знает, что ответить. Он не знает, говорит ли Грантер о «вместе» с Анжольрасом, или друзьями Азбуки, или он винит Мариуса в том, что тот не умер. — Я не знаю, что делать, — признаётся он. — Я тоже, — качает головой Грантер. — Какая ирония! Все, кто знал бы, уже мертвы. Они оставили здесь тех, кто никогда не хотел принимать решения, — Он внезапно оживляется, будто сбросив с себя гнёт воспоминаний, и резко разворачивается, чтобы заглянуть Мариусу в глаза. — Сколько времени прошло с падения баррикады? — Три месяца, — шепчет он. — И ты всё ещё помнишь нас? — щурит глаза Грантер. — Тебе бы стоило забыть. — Я не могу. — Если ты не сможешь, тогда нас будет двое, — говорит уверено, не давая усомниться, — только я буду мёртв, а ты – жив. Мариус стоит потерянно, как всегда не зная, что делать. Всё это перестало иметь смысл, когда его друзья умерли. Он любил Козетту и хотел провести с ней все будущие годы, но какая-то больш`ая часть его осталась там, теряющая сознание от боли и думающая о том, что он всё-таки не жалеет. Иногда ему казалось, что это была б`ольшая часть. — Почему ты здесь? — спрашивает он ещё раз. — Мне не кажется, что ты пришёл просто так, — в горле першит от обиды и бесполезной злости, и совсем чуть-чуть – от подступающих слёз. — Я не знаю, — в голосе напротив почти нет эмоций. — Может быть, я должен догадаться. А может быть, догадаться должен ты. — Если я отпущу вас. Ты уйдёшь? — Наверное, мне придётся. — Я не хочу забывать, — Мариус всхлипывает. — Тебе не придётся забыть, — В глазах у Грантера проскальзывает раздражение, и он вздыхает. — Господи, даже с Анжольрасом было легче. Тебе нужно научиться жить дальше. Это не сложно. Гораздо легче, чем забыть. — Как я пойму, что сделал это? Я ведь живу сейчас. — Я исчезну. — Откуда ты знаешь? Ты не верил в это. — Главное, что ты веришь в это. Я, как всегда, ничего не решаю. — Получается, ты не существуешь? — Я мёртв. — Это разные вопросы. — Ни на один из которых у меня нет ответа. Мариус выдыхает. Воздух выходит из его лёгких резкими толчками, и сам Мариус дрожит, а за спокойным тоном Грантера, если постарться, можно увидеть лихорадочный блеск глаз под чёлкой. — Я постараюсь. *** Грантер поздравляет его с выздоровлением. Грантер шутит над его дедом. Грантер плачет на его свадьбе. Каждую секунду каждого дня Мариус знает – Грантер здесь, с ним. Эта мысль радует и мучает его, и он знает, Грантера тоже. И потом... Жан Вальжан уходит, Мариус уверен, точно в рай, и Козетта плачет, и Мариус плачет сам. Он держит Козетту и думает о том, как они будут жить после: как придётся утешать жену, как нужно будет съездить в Динь, как хороша, наверное, будет их дочка, и ещё о тысяче вещей, о которых нужно было думать раньше или чьё время ещё не пришло. Когда они отрываются друг от друга и Мариус оглядывается, Грантера рядом нет. *** Через много-много (по пальцам руки пересчитать можно) лет его маленькая дочь прячется под кровать и боится, что недавно умерший сосед придёт за ней. Мариус лохматит ей волосы и легко улыбается. — Призраков не существует, милая.