Связующий браслет

— Передай мне кружку, пожалуйста, — тихо попросил Дукат. Напрем приподнялась на локте, взяла со столика тяжёлую высокую кружку, где ещё плескалось немного красного терпкого чая. — Спасибо, — он протянул руку взять её, с довольным вздохом поднёс ко рту. Помолчал, смакуя, прикрыл глаза. — Напрем, может, ты хочешь чего-нибудь? Я могу заварить тебе имбирный чай — настоящий, не реплицированный. Ваатрик привёз вчера. Она тихонько покачала головой. — Не хочется пока, спасибо. — Имей в виду, — он негромко хмыкнул. — Напрем, а ты ужинала сегодня? Я не помню, чтобы ты вечером что-то брала из репликатора. — У меня осталось немного мюслей — Рун угощала на работе. Я перекусила. Дукат помолчал, повернулся на бок, лицом к ней. — В чём дело, Напрем? Ты настолько устала? Тебе нужно есть нормально. Медпункту не на пользу врач, который сам лечится от анемии. А я не хочу, чтобы ты теряла сознание, когда у меня совсем другие планы на ночь. Напрем с укором вздохнула. — Я нормально питаюсь, Дукат. Просто сейчас не хочется. У меня… мне не до того, мне нужно подумать кое-над чем. — Ком в горле? — Дукат приподнял надбровные гребни. — Случается. Может, скажешь, в чём дело? Вероятно, я как-то мог бы помочь. — Мог бы, — она утвердительно кивнула. — Я хочу знать одну вещь. Но в то же время я не хочу её знать. Дукат слегка покачал головой. Серые губы тронула усмешка. — Одно из преимуществ кардассианской ментальной дисциплины в том, что мы всегда можем чётко выделить, чего мы хотим, а чего не хотим. И не тратим нервный и мыслительный ресурс на бесплодные колебания. — Тем лучше для вас, — сухо произнесла Напрем. Дукат сделал ещё глоток, поставил кружку на покрывало, придерживая ладонью. Серые глаза скользили взглядом по её лицу с отстранённым интересом, выжидающе. Напрем чувствовала этот взгляд, рассматривая узор на покрывале. Ком в горле, в самом деле, копился уже много недель. И раз уж его никак не удавалось проглотить, возможно, и впрямь стоило выговориться? — Моего отца забрали в лагерь, когда мне было четыре года, — тихо сказала она. — Я почти не помню его лица. Ладони помню — жёсткие, тёплые, он меня нёс на руках через поле. И ещё — зима, а мы с Лисан сидим у него на коленях, он нас и себя закутал в какой-то пушистый платок. Мама машет руками, смеётся: «Слезьте! Тяжёлые!» А он нас обнял, не хочет, чтобы мы уходили. Она покачала головой, слабо усмехнулась. — Я потом этот платок на чердаке искала — нет его. И мама его не помнит, и Лисан. А я помню. Он был серый, с прорехой у края, и полынью пахнул. Не то, — она подняла ладонь, — не то я говорю, знаю. Отца забрали на три года, он якобы что-то украл у солдата. Только мама говорит, это неправда, просто ложко… кардассианец оскорбился на его шутку. Отец любил посмеяться. Присев на кровати, она подтянула коленки к груди. Дукат смотрел на неё внимательно. — Через три года он не вернулся. Мама ходила в город, писала запрос префекту Хедрикспула. Ответили — «пропал без вести». Что значит «пропал»? — её голос задрожал. — Убили — и даже не сказали нам, даже не записали, может. Мы до сих пор ничего не знаем. — И ты хочешь узнать. Она с силой прижала ладонь к горячему лбу. — Да. И не хочу. Потому что «пропал без вести» — вдруг это значит… сбежал? Напрем тяжело перевела дыхание. — Мне хочется думать, что отец, может, до сих пор жив, только прячется. Может, не на Баджоре. Может, он ещё придёт, — она покачала головой, сцепляя пальцы в замок. — Глупо. Но мама тоже надеется, я знаю. Она никогда не просила меня спросить у тебя об отце. — Понятно, — Дукат подпер подбородок ладонью. — Но и жить так, не зная… лучше уж правду — один раз, — она сглотнула. — Позавчера был день его рождения. И у меня в голове до сих пор ноет: хочу знать? не хочу? Она подалась ближе к нему, всматриваясь в невозмутимые черты, и Дукат слегка пожал плечами: — Если сейчас ты говоришь «нет», ты можешь изменить решение в любой момент. Напрем сглотнула, помолчала. — Я хочу разрешить этот вопрос — сейчас. Ты откроешь мне базу данных? Дукат качнул головой: — Нет нужды. Твой отец, Тора Риган, погиб спустя шесть дней после прибытия в лагерь Келлет. Несчастный случай на добыче руды — так сказано в деле. Ввинтилось, кольнуло и исчезло. Так коченеет рука или нога после укола анестетика. Крутить, резать, царапать начинает потом, когда отходишь. Напрем шевельнула губами: — Шесть дней. — Обвалилась шахта, погибло двадцать шесть баджорцев. — Дукат придвинулся к неё, накрыл ладонью её пальцы — не теплее его собственных. — Мне жаль, Напрем. — Погибли… сразу? Он помедлил с ответом. — Я не знаю. Она поднялась, торопливыми шагами прошлась к окну, обратно к кровати. — Я злилась на него — нечасто, но… Он меня так любил. И маму. И Лисан. Он должен был быть с нами, защищать нас, — она сглотнула. — Я бы подбежала к нему, он обнял бы меня, накрыл мою голову рукой. И сказал бы: «Ничего не бойся, Напрем. Я их всех прогоню». Она улыбнулась, всхлипнула. Слёзы текли. — Я очень любила слушать, как мама о нём рассказывает. Она тоже иногда плакала… но улыбалась чаще. И я знала: если он… если его уже нет здесь, то он видит нас троих из Небесного храма. Напрем присела на краешек кровати, рядом с Дукатом. — И я знала, что сама справлюсь, и буду себя защищать, и не буду ничего бояться, — улыбка вновь дрогнула. — Я сильная — сама, без того, чтобы кто-то непременно был рядом. — Так и есть, — Дукат кивнул. Она кивнула тоже, поднесла ладони к векам, стирая слёзы. Сквозь сетку пальцев, распущенных волос всё плыло, был виден только край подушки, чёрные пряди, узкий серый гребень на щеке Дуката. Потом гребень скользнул, съехал куда-то вбок. Ящик шкафа щёлкнул. Напрем отняла руки от лица. — Надо решить, — пробормотала она, — как с мамой. Если сама… да, если сама спросит, тогда скажу. А ты, выходит… ты хотел знать про меня? — Да. Дукат вновь опустился коленями на кровать, протянул ей гладкий сложенный носовой платок. Напрем всхлипнула, вздрагивая, и Дукат потянулся к ней — она дёрнулась вперёд, прижимаясь к его груди под плотной чёрной тканью формы. Тяжёлая рука обхватила её спину, ладонь прошлась под лопатками, поглаживая. Другая ладонь, такая же серая и шершавая, поднесла к её носу платок. — Давай, вот так… да. Воды? Она замотала головой, обхватила его за шею, вжимаясь в ямку гребня на груди щекой. — Скрэйн. Уже всё. Я уже в порядке… почти. Губы легонько коснулись её макушки. Дукат обнял Напрем обеими руками, откинулся на подушки, легонько укачивая её. — Вот и хорошо, Напрем. Моя Напрем.