Связующий браслет

На сей раз она твёрдо намерена не дать ему торжествовать, надеется прогнать эти горделиво-насмешливые искорки из его глаз. Дукат горазд на выдумки, фантазия подсказывает ему, как ошеломить её, увлечь, проникнуть за барьер спокойствия и непроницаемости, который она так кропотливо выстраивает – и всякий раз барьер ломается, как хрупкая скорлупка варёного яйца таспара. Дукат учил её за обедом, как правильно есть этот излюбленный кардассианский деликатес, и солоно-острый вкус, поначалу смущавший Напрем, незаметно для неё самой полюбился ей, свою порцию она доела с большим аппетитом. Потом они бродили по узким улочкам, перебирали сувениры на прилавках – стеклянные браслеты, настоящие бумажные блокноты, шёлковые шарфы и пояса. Но сейчас уже стемнело, в синеватом блеске ламп лицо Дуката кажется чужим, непривычным. Жесткие пальцы гладят её локоть сквозь тонкую ткань, поднимаются выше, и Напрем невольно вздрагивает. Она отказывалась. Ей казалось, что она и впрямь не хочет ничего этого, что разумнее всего вернуться в номер и лечь спать. Но что-то есть неуловимое, влекущее, дурманящее в цветочных запахах Райзы, в солёном ветре с побережья. Она позволила Дукату увлечь её сюда, под крышу, и теперь его руки обнимают её, прядь его волос щекочет её висок. Что ж, пускай. Что бы он ни задумал, она сохранит контроль над собой. Она сжимает губы, заранее готовая не проронить ни звука. Сейчас это не так уж трудно – ровно, размеренно дышать, оставаться спокойной. Но по мягкой улыбке в уголках губ Дуката она догадывается – всё только начинается, и от этого и жутко, и сладко. Вот оно, вот… внутри будто что-то обрывается, и она инстинктивно сжимает пальцы Дуката, откидывает голову ему на плечо. За матовым стеклом её никому не увидеть, но кажется, будто на неё смотрит толпа, и никуда не скрыться. Напрем жмурится. Напрем вновь открывает глаза, глотая воздух. Взлёт – и всё замирает на тоненькой-тоненькой ниточке, все её желания и страхи, все сомнения и надежды. Падение – это больше, чем можно вынести, это слишком, она распахивает рот в беззвучном крике, она не помнит уже, где она, что с ней… И снова взлёт. И опять падение – вниз, вниз. И опять. Она всё-таки вскрикивает, падая в синюю, пронзённую огнями густоту. Так хорошо – кричать. Не сдерживаться. Не думать. Мир вновь обретает неподвижность, и она почти лежит на груди у Дуката. Грудь тяжело вздымается под её щекой, пальцы гладят её запястье. - Пошли, - наконец произносит он, отстраняет её, легко поднимается и подаёт ей руку. Напрем опирается на эту руку с благодарностью: коленки всё ещё дрожат, в висках шумит. Она сохраняет равновесие не без труда, и Дукат приобнимает её за талию, помогая спуститься со ступенек. Вокруг шумят, смеются, толкаются. - Я вижу Зиял, - устало выдыхает Дукат. Кажется, и для него это не прошло даром. Напрем подносит руку к виску, стирает капельки пота. - Да, вон она, у фонтана. Опять, кажется, рисует, а могла бы покататься, - Напрем улыбается. – Честное слово, мне неудобно перед собственной дочерью. Дукат наклоняет голову, заглядывая ей в глаза. В тёмных зрачках искрятся смешинки: - Но тебе же понравилось? - Трудно отрицать факты, когда они налицо, - Напрем смеётся в ответ. – Но не надейся, что ты ещё раз затащишь меня на эту бешеную карусель.