Связующий браслет

- Занят? – Напрем шагнула в кабинет Дуката, на ходу застёгивая липучки комбинезона. Дукат кивнул, не поднимая взгляда от экрана, и она досадливо качнула головой. - У меня вызов, внеплановая операция. Вернусь часов через пять, не раньше, - она пригладила ладонью волосы, в беспорядке падавшие на плечи, перехватила их лентой. – Я хотела посидеть с Зиял, пока у неё жар. Теперь уж никак. Зайдёшь к ней, пока меня не будет? Хоть разок, на пару минут. Дукат оторвался от падда, усталые глаза скользнули по её лицу. - Ей надо лекарство дать? Я не специалист по гипоуколам, лучше позвать Май. - Гипо я ей только что вколола, повторную дозу надо ввести завтра утром, - Напрем поправила ворот, торопливо одёрнула рукав. – Свет в детской на двадцати процентах, ей сейчас лучше всего поспать. Но ты зайди. Зиял скорее выздоровеет, если будет видеть, что мы рядом, не забыли про неё. Ей тяжко одной. - Баджорские фантазии, - пробормотал Дукат, поводя широкими плечами. – Каждый должен с самых ранних лет привыкать сам справляться с трудностями. Она что, жаловалась тебе? - Она не жалуется, - Напрем шагнула к двери. – Каждый раз, когда я сажусь у её кроватки, она придвигается к краю и кладёт руку мне на колено. Слушает всё, что я ей рассказываю – сказки, кусочки повестей или просто как у меня день прошёл… Потом засыпает, пальцы сползают. Она почти неделю болеет, ей даже падд дать нельзя: на глаза нагрузка. Ей нужен кто-то рядом. - Напрем, - его надбровный гребень приподнялся, - когда мне было на полтора года меньше, чем Зиял, я двадцать семь дней пролежал в Центральной клинике Лаката. Один. Два раза в день я видел врача, ещё несколько раз – медсестёр. Они приходили посмотреть, что на трикодере, и включить процедурные аппараты. Со мной они редко разговаривали. Только Делар, пухленькая такая, в кудряшках, любила поболтать… - губы Дуката тронула улыбка, но на его лицо тут же вернулось серьёзно-отстранённое выражение. – Никто не потакал моей слабости, не проявлял ко мне снисхождения, и я получил полезный опыт. За всё время моего детства я уже больше не попадал в клинику. К своему состоянию здоровья я научился относиться ответственно. - А ты попал в клинику по своей вине? – Напрем вышла в коридор, перекинула через плечо ремешок сумки. – Подрался с кем-нибудь? - Нет, - донеслось из кабинета, - у меня проглядели лихорадку Глассара. Врачей позвали, когда я начал задыхаться. Но это не меняет сути! – догнало её за дверью детской. - Конечно, не меняет, - пробормотала Напрем, наклоняясь над кроватью. Её ладонь коснулась мягких чёрных волос, и Зиял сонно вздохнула: - Мама. - До вечера, Зиял, - тихо сказала Напрем, поправила съехавший край простыни. Её указательный палец осторожно провёл по гребешку на щеке Зиял, и она направилась к выходу. Задерживаться не следовало. Рапорты глиннов Кратала и Релека явно противоречили друг другу, показания баджорцев были и того запутаннее. Дукат потёр лобный гребень, в очередной раз возвращаясь к началу. Главное – разобраться, кто всё-таки запустил в сеть Терок Нор вредоносную подпрограмму и связана ли эта проделка с листовками, подброшенными позавчера на Променад. Тракс сам должен был расследовать это дело и лишь представить документы префекту на подпись. Но Тракс лежал в лазарете с ранением, а Релеку явно не хватало служебного рвения. Разленились на станции, давно в рейдах не были. Перевести, что ли, Релека в гарнизон Дахкура? А кого на его место? Ладно, положим, Тракса скоро поставят на ноги – вот пусть он и предлагает кандидатуры. Секретарь Кубус его навещал, говорит, дело идёт на поправку… Слишком много разговоров о болезнях и ранениях, вот что. Даже Напрем то и дело своих пациентов припоминает. Да ещё Зиял… Напрем сказала – ничего опасного, почти все маленькие баджорцы подхватывают эту инфекцию, и Дукат верил Напрем. Но всё же насколько легче будет дышаться, когда Зиял поправится. Ничего. Болезнь тоже учит дисциплине, выдержке, самоконтролю. Зря Напрем так балует Зиял. Вот его, Дуката, никто не баловал. Он лежал тогда в палате – и потолок был зеленовато-серым, как будто над головой всё затянуло ряской. И стены были такими же. И часы тянулись болотной жижей до той минуты, когда пискнет коммуникатор на тумбочке и придёт несколько строк от отца. Отец был на инспекции и каждый вечер писал Скрэйну – от одного сообщения до другого ещё можно было как-то протянуть. Каждый раз, вслушиваясь в шаги за дверью, он воображал: быть может, это отец прилетел или мать пришла его навестить. Глупо, конечно. Отец не мог пренебречь службой, а мать… Мать говорила: не нужно потакать слабостям. Разумеется, она была права. Дукат открыл в падде очередной файл, запустил запись с камеры наблюдения. Опустив подбородок на руки, он наблюдал за пёстро-серой толпой, маячившей перед терминалом. Ракурс неудачный, трудно что-то разглядеть… Надо распорядиться, чтобы поставили ещё одну камеру – на будущее. Так, а вот пояснения Кварка – разумеется, «ничего не видел, ничего не слышал». На сей раз похоже на правду, вряд ли он из своего бара нос высовывал. Хотя побеседовать с ним всё-таки стоит – не для официальных записей, по душам. Опять показания баджорца. Всего несколько предложений, как будто их из него по капле выжимали. А здесь что? Ещё запись? Палец Дуката потянулся к кнопке воспроизведения, помедлил, скользнул по нагревшемуся пластику. Свернув файл, Дукат положил падд экраном вниз, поднялся и направился в детскую. В тусклом свете на подушке было видно серое личико Зиял, свернувшейся в клубок под одеялом. Дукат шагнул было назад, к двери – не хватало ещё разбудить – но веки дрогнули, и блестящие глаза Зиял уставились на него. Дукат молча подошёл к кровати, его ладонь легла на горячий лоб дочери. Зиял, казалось, затаила дыхание, пальцы в мягких чешуйках замерли поверх одеяла. - Нехорошо, - тихо сказал Дукат. – Слишком долго болеешь, Зиял. Поправляться надо. - Да, отец, - так же чуть слышно отозвалась она, рот разъехался в радостной улыбке. - То-то же, - он прочистил горло, переступил с ноги на ногу. – Может, тебе воды? Она качнула головой: - У меня… вот. На тумбочке у кровати и впрямь стояла бутылочка. - Ну, выздоравливай тогда, - Дукат неловко потрепал её по волосам и зашагал к выходу. У двери обернулся. Зиял всё улыбалась, и он подумал, что, может быть, зайдёт ещё – как расправится с рапортами. Вряд ли это нанесёт непоправимый урон кардассианскому воспитанию.